— Папа, я не понимаю! Просто не понимаю, как такое могло случиться!
Кажется, я сплю и вижу дурной сон. И отчаянно хочу проснуться, спастись от этого кошмара. Даже временами щипаю сама себя за запястье, вот только боль ничего не меняет. Страшный сон не заканчивается, а то, что ноет и болит в груди, гораздо сильнее.
— Я же еще днем разговаривала с ним. Он прекрасно выглядел, вообще не был похож на больного человека. Совсем нисколечко, я бы заметила!
Смотрю на отца сквозь пелену слез, впиваюсь взглядом, надеясь услышать хоть какое-то объяснение. Мне это очень нужно сейчас!
— Так бывает, детка. Ты же слышала, что сказал врач. У Михаила была запущенная стадия. Неоперабельная.
— И никто ничего не знал?! Даже ты?! — я подскакиваю с дивана и начинаю мерить шагами комнату. Разве может человек болеть так, чтобы никто не заметил? Вообще никто! Неужели мы все были настолько слепы?
— Сонечка, он хотел, чтобы никто не знал. И все сделал для этого.
— Но почему?! — в который уже раз прокручиваю в голове нашу встречу. И сегодняшнюю, и в предыдущие дни. Вспоминаю то, как выглядел Михаил Валентинович, как говорил, перебираю засевшие в памяти фразы. Теперь его намеки воспринимаются совсем иначе, но разве я могла подумать о ТАКОМ? И да, в последнее время он немного похудел, но на вопросы об этом отшучивался, что просто решил привести себя в форму. Если бы я только знала!
Отец с горестным вздохом пожимает плечами.
— Думаю, не хотел нас волновать. Раз сделать ничего было нельзя, хотел дожить свои дни в привычной обстановке. Рядом с близкими людьми, а не на больничной койке. Я его понимаю…
Умолкает, отводя взгляд, но его мысли так очевидны сейчас. Корит себя за то, что недосмотрел. Не использовал хоть какой-нибудь шанс что-то изменить.
Папа как будто постарел на десяток лет за один вечер. Серое лицо, углубившиеся морщины — и удручающая, опустошающая тоска в глазах. Мне становится стыдно: требую от него объяснений, а ведь он и сам шокирован ничуть не меньше моего. Еще бы. Потерять лучшего друга, так нелепо, так быстро. Подхожу к нему, утыкаясь лицом в грудь.
— Безумно жаль… Я даже не осознавала, как сильно его люблю… до этого момента.
Отец стискивает меня в объятьях.
— Мы слишком часто что-то понимаем, лишь когда становится слишком поздно… — он, как маленькую, гладит по голове.
— Не представляю, как сказать об этом Дане. Он ведь ничего еще не знает, — внезапно осеняет меня. Мы вернулись в дом Ярославских уже больше часа назад, а его нет до сих пор. И захлебывающаяся от слез Ирина тоже так и не смогла до него дозвониться.
— Куда же подевался этот поганец?! — с возмущением восклицает папа. — Как можно в такой момент шляться непонятно где?!
— Не говори так! Он не виноват! — внутри все опять скручивается от боли, но теперь уже за Даниила. Бедный мой мальчик, как же он это перенесет?
— А ты еще пожалей его! Он ведь даже не попрощался с отцом!
— Я тоже не попрощалась, — стираю очередную дорожку слез, сорвавшуюся из глаз. — И ты. Никто не попрощался, пап… Если бы Даня был в курсе, что его отец болен, точно находился бы рядом. И сделал все, что мог!
— Ох, Сонечка, не знаю, что и думать, — горестно восклицает папа. — Мне то прибить хочется твоего Даню за его выходки, то сердце от жалости разрывается. Глупый мальчишка, он же однажды все поймет и не простит себе этого! Да поздно будет локти кусать!
— Андрей Сергеевич, вот любите же вы свои крылатые словечки везде вставлять! Хоть бери и учись! Я так не умею, у меня ночью язык вообще почти не шевелится.
Прозвучавший в гостиной ехидный смех воспринимается почти дико. Трудно представить что-то более неуместное сейчас. Вздрагиваю и подрываюсь навстречу Дэну. Ни я, ни отец не заметили, как он вошел. Вернулся, наконец. Только ни о какой радости по этому поводу не может быть и речи: мне страшно до жути от того, что предстоит ему рассказать.
— А по-моему, ты вполне красноречив, — хмурится отец, разглядывая парня. — Где тебя носило, Даниил? Пьяный опять. И на часы ты смотрел? Ночь давно…
— Не пьяный, а выпивший, — ухмыляется в ответ Дэн. — И на следующий ваш вопрос отвечу: да, смотрел на часы. И что? Я уже большой мальчик, не обязан ложиться спать в девять. А вот вас не ожидал здесь увидеть так поздно, — он поворачивается ко мне. — Соня, что ужин затянулся? И вы мне сегодня вместо бати решили нотации прочитать? — оглядывается по сторонам. — Где он, кстати? Отправился в кабинет за ремнем для непослушного сынка?
Отец что-то шипит сквозь зубы, но я умоляюще сжимаю его ладонь. Не время ссориться. И пусть Даня тысячу раз не прав, вразумлять его тоже не время. Потому что… потому что надо сказать совсем о другом. Вот только найти бы для этого силы…