Посмеиваясь над папиными угрозами, я возвращаюсь в спальню и захожу как раз в тот момент, когда спящий в моей постели парень открывает глаза. Тут же жмурится, углубляя морщинку между бровями, потом медленно обводит взглядом комнату и останавливается на мне.
— Доброе утро, — смотрю на него и не могу сдержать улыбки. Такой трогательно-смешной сейчас. Растрепанный, сонный, немного помятый. Но одновременно невероятно красивый. Самый эффектный из всех парней, что встречались в моей жизни.
— Не такое уж оно доброе, — хмурясь, отзывается Дэн. — Голова раскалывается.
Значит, угадала. Сажусь на краешек кровати, протягивая ему таблетку и сок. Ярославский вопросительно приподнимает бровь.
— Я что, разговаривал во сне? Ты как узнала, что мне нужно что-то выпить?
Пожимаю плечами: это совсем не трудно. Особенно когда любишь человека и хочешь, чтобы ему было хорошо. Уверена, ему тоже не сложно было бы догадаться о чем-то подобном в отношении меня.
— Просто подумала, что тебе может понадобиться. После вчерашнего.
— Какая ты у меня предусмотрительная… — он берет таблетку и почти залпом осушает стакан. Снова хмурится. — А вчера… как я себя вел?
— Нормально, — меня веселит его растерянность, но смеяться все же не решаюсь: не хочу обидеть. — Я бы сказала, что вполне прилично, если не думать о том, что уселся пьяный за руль.
— Ну, не пьяный, Сонечка. Не очень трезвый.
— Все равно, — я забираюсь с ногами на кровать, обнимая его за плечи. — Дань, пообещай мне, что больше не будешь так делать. Пожалуйста! Это же опасно, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!
— Трусишка, — он касается губами моего виска. — У меня все под контролем.
Если бы… О каком контроле может идти речь, если он сегодня уже не может вспомнить, что делал накануне?
— Пообещай, Дэн! — я не отстану, пока не услышу то, что нужно. В других вещах готова уступить, но не сейчас. Не в таком важном вопросе.
— Ладно-ладно, обещаю… — вздыхает. — Вот не жалеешь ты своего мужчину! — проговаривает укоризненно, поддевая пальцем бретельку моей сорочки и спуская ее с плеча. Гладит кожу, задевая ногтями, слегка царапает, и от этого по телу расходятся импульсы тока. Вот как ему удается так сильно воздействовать на меня? Всего-то коснулся кончиками пальцев, а уже мозг как будто плавится, и ни о чем другом, кроме его близости, невозможно думать.
— Сонь, ты зачем это нацепила? — рука хозяйничает дальше, тянет ткань с другого плеча, поглаживает открывшиеся полушария груди. — Красавица… — обводит затвердевшие вершинки, и я непроизвольно сжимаю бедра. Закусываю губу, чтобы не застонать, потому что низ живота прошивает сладкая судорога. — Замерзла что ли?
Его голос становится ниже.
— Знаешь, что лучше всего помогает от похмелья?
— Я уже дала тебе таблетку, — бурчу в ответ, стараясь унять смятение.
— Секс с любимой женщиной, — смеется Дэн и смыкает пальцы на моем запястье.
Крепко — не вырваться. Правда, и желания вырываться у меня нет. Я соскучилась и переволновалась, а после его слов перед глазами все плывет в окаймлении розовых облаков. И я себе самой напоминаю сладкую вату, податливую и готовую прогнуться под любое его движение.
Смотрю на восставший член, увеличивающийся прямо на глазах, и медленно сглатываю. У него что, это постоянное состояние? Ведь ночью, во сне, было то же самое… Разве такое возможно?
Дэн не дает времени на размышления. Тянет к себе, укладывает рядом и захватывает в кольцо сильных рук. Губы жмутся к виску, оставляют дорожку из поцелуев до самого уха, и он шепчет, покусывая мочку.
— У тебя там все зажило? Не болит?
В мозгах — такая же сладкая вата. Я почти ничего не соображаю. Мотаю головой, будто со стороны наблюдая, как он проворно стягивает с меня тоненькую рубашку. Слишком проворно для загибающегося совсем недавно от головной боли. Или Дэн прав, и секс в самом деле лучшее лекарство?
— Дань… — я делаю еще одну попытку поговорить, но он затыкает мне рот жадным, голодным поцелуем. Раздвигает губы языком, проникая внутрь, и все вопросы куда-то улетучиваются.