Марат меня даже заботливо по спине стучит, помогая побыстрее оправиться от шока. Едва я обретаю способность снова говорить, как хрипло уточняю, думая, что мне послышалось:
— Что ты сейчас сказал? Мамой?
— Да. Временно, разумеется, — поздновато пытается смягчить удар мужчина.
— Ты с ума сошел?!
— Разве ты не идеально подходишь на эту роль? — слабо улыбаясь, шутит Марат.
Но его беспечность меня возмущает!
— Ты видишь меня впервые в жизни! Да, я спасла твоего ребенка, но это ведь не значит, что ты можешь вот так легко мне доверять Платона! Вдруг я хочу ему навредить, или плохо справляюсь с детьми, или, не знаю, пытаюсь втереться к тебе в доверие! — восклицаю я сердито.
— Полина, — снова этот усталый жест, когда Марат потирает переносицу пальцами, — пожалуйста, будь тише.
Я замолкаю и поджимаю губы. Разве не резонные вопросы я задаю ему? Кто вот так просто попросит стать матерью своему ребенку женщину с улицы? Ведь, по сути, для Платона я ей и являюсь!
— Давай так. Я не буду посвящать тебя во все подробности, но поверь, у меня нет выбора. Лучше тебя сейчас я никого не найду. Тем более, что досье на тебя уже у меня на руках. Все, что я предлагаю тебе — оформить со мной фиктивный брак и стать таким образом мамой для Платона.
Не верю, что он говорит это. Не верю, что это вообще происходит со мной! Мне предлагает выйти замуж первый встречный на следующий день после того, как я спасла его ребенка из мусорки и сбежала от шайки бандитов, спрятавшись в чемодане! Я точно не схожу с ума? Со всем происходящим в моей жизни я уже не уверена, что нет.
— Ты знал, где меня искать, да? — решаю начать с этого, — Ты ведь не зря оказался именно возле той адвокатской конторы.
— Верно, — даже не стал отпираться Марат, — Мой приятель запеленговал сигнал твоего сотового как раз когда ты ехала в автобусе. С того момента мои люди за тобой и следили. Я приехал немного раньше момента, когда ты вышла. И ты даже не представляешь, как я был зол.
Я молчу некоторое время, разглядывая завитки крема на шоколадном пирожном.
— Те люди, — говорю я тихо, — те, что искали ребенка. Они твои?
Вскидываю глаза на Марата и тот отрицательно качает головой.
— Нет. Но среди них, к счастью, был мой давний должник. Он-то и сказал твои данные.
— Как здорово, — сухо говорю я. — И я ни о чем не могу спросить? Кто эти люди, зачем им ребенок?
Снова отрицательное качание в ответ.
— И как мне вообще проверить, что Платон твой сын?
— Поверить мне на слово. И заглянуть в мои документы — он записан у меня в паспорте.
Мне даже сказать нечего, так все гладко звучит со стороны Марата. Но зато ему есть, что сказать.
— Поверь, наш брак выгоден обоим. Те люди продолжат искать моего сына и тебя. Я знаю, что у тебя есть семья, а значит, им тоже могут угрожать. Эти люди ничем не гнушаются, поверь мне. Но как только ты возьмешь мою фамилию, они отстанут от всех твоих близких, не посмеют их тронуть. Я смогу защитить и тебя, и их.
— Ты не смог защитить даже собственного ребенка, — не выдержав, говорю я.
Марат сжимает крепче зубы и в глазах его мелькает внезапно столько боли, что я понимаю: он корит себя за пропажу сына. Считает полностью виноватым, а тут еще я так давлю на больную мозоль.
— Извини, — я тут же сдаюсь, поспешно прося прощения у отца, который недавно едва не потерял ребенка. — Не стоило мне так говорить.
— Ты права, — твердо произносит Марат, — я не защитил Платона так, как был должен. Очень хорошо, что ты оказалась рядом с ним в тот момент. Поэтому я и прошу тебя остаться рядом еще, пока я не улажу всю ситуацию, в которую ты оказалась втянута. Я разберусь с твоими проблемами, а ты поможешь мне с ребенком.
— Я… не знаю, — потирая шею, бормочу в ответ, — Я ведь учусь в институте. Это надолго?
— Я не могу сказать точно. Но за институт можешь не беспокоиться, я могу оформить тебе академ.
— Нет, исключено. Я не хочу пропускать учебу.
— Тогда продолжишь заниматься дома, а как только все закончится, сдашь предметы. За пропуски и зачеты не переживай, я обо всем договорюсь. Ну и, конечно же, я оплачу твои… эм… услуги. Я не бедный человек, так что можешь не переживать, сумма будет внушительной.
— Возьмешь меня замуж и еще заплатишь за это? Вот это мне повезло. — С невеселой иронией шучу я, а потом серьезно спрашиваю: — Я ведь могу подумать?
— Можешь.
— Отлично.
Между нами повисает неловкое молчание. Я отхлебываю кофе и наконец спрашиваю еще кое-что, что меня волнует:
— Где его мать, Марат?
— Это долгая история, — уходит он от ответа.
— А похоже, что мы куда-то торопимся? — иронично фыркаю я.
Мужчина вздыхает, откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.
— Ее нет. Это все, что тебе стоит знать.
— Тоже не расскажешь? — догадываюсь я и получаю снова отрицательное качание головой в ответ.
— Но она жива и с ней все в порядке, — успокаивает меня Марат.
— И на том спасибо, как говорится. Я могу побыть с Платоном пока?
— Естественно. Сейчас мы оба будем с ним, пока его не осмотрят, а сразу после этого вернемся домой.
— Домой?
— Да. Не знаю, в курсе ли ты, но обычно муж и жена живут под одной крышей, — насмешливо вздергивает бровь Марат.
— Мы еще не женаты вообще-то, — возражаю я демонстративно.
— Это довольно легко исправить, — в тон мне отвечает мужчина.
Хмыкнув, я перевожу взгляд за окно. Да уж, насыщенные выдались эти два дня, ничего не скажешь… Боюсь даже представить, что меня впереди ждет, с такими-то сюрпризами от жизни.
Мы возвращаемся к кабинету, куда унесли Платона, и я первой стучу в дверь, а после заглядываю внутрь.
— Можно? Я… мы… — бормочу я и растерянно оглядываюсь на Марата, потому что чувствую, как тот толкает меня аккуратно внутрь.
— Мы родители ребенка, — безапелляционно заявляет он.
Конечно, глупо было бы сейчас пытаться объяснить посторонним людям, кто мы друг другу и почему я, будучи посторонним человеком, пытаюсь влезть в кабинет и узнать о состоянии Платона, поэтому я и не возражаю. Только немного краснею и смущенно заправляю за ухо выбившуюся из хвоста прядку волос.
Замираю неловко у входной двери, но Марат не дает мне стоять где-то на задворках: приобняв за плечи, заставляет идти рядом, а потом усаживает на стул у стола врача.
— Я осмотрела малыша, проверила его лечебную карту, осталось лишь пройти опрос. Снимок легких будет готов через несколько минут, мы должны исключить, что никакого воспаления легких у ребенка нет. Сами понимаете, это младенческий возраст и такое заболевание может быть очень опасно, — сказала врач, отрываясь от заполнения документа на компьютере.
— А где Платон? — спрашиваю я первым делом, потому что ребенка в кабинете нет.
— Моя медсестра унесла ребенка на ингаляцию. У Платона есть небольшие хрипы, я подозреваю бронхит, но очень надеюсь, что это всего лишь проявление кашля и серьезного воспаления, как я уже говорила, нет. Ребенок переохлаждался в последнее время?
— Да.
— Насколько сильно и долго?
— Довольно серьезно, — честно говорю я и зарабатываю долгий настороженный взгляд женщины.
— Вы знаете ведь, что в зимнюю погоду с младенцем такого возраста лучше не гулять долго на улице? В лечащей карте Платона указано, что при рождении у ребенка были проблемы с развертыванием легких. Прежний педиатр говорил вам о том, что очень важно не допускать никаких болезней у малыша? Это может плохо на нем сказаться.
— Полина, дорогая, пожалуйста, попроси администратора на ресепшене проводить тебя к Платону, — неожиданно говорит Марат, обращаясь ко мне. — Я пока сам поговорю с врачом.
Я растерянно оглядываюсь на мужчину и встречаюсь с его прямым непоколебимым взглядом.
— Ладно, — соглашаюсь я.
В конце концов, кто я такая, чтобы спорить с отцом ребенка? Хоть мне очень интересно услышать, что же именно скажет в итоге врач. Но ладно… спрошу у Марата, когда мы снова увидимся.
Администратор и правда провожает меня в физиотерапевтический кабинет. Платона я забираю себе на руки и сама держу ему маску у лица, а когда процедура заканчивается, надеваю снова теплые вещи на ребенка и возвращаюсь к стойке регистрации. Здесь приходится на время отдать малыша Марату, чтобы одеться, а потом мы выходим на улице.
Так как толком поговорить после моего возвращения не выходит, я спрашиваю сразу, стоит нам выйти наружу:
— Что сказал врач? И почему ты не хочешь оставить ребенка в больнице?
— К счастью, у Платона нет никакого воспаления. Мне дали целый список рекомендаций, так что можешь не переживать. Ингаляции и уколы я могу обеспечить сыну и дома. Под присмотром моих людей он будет в полной безопасности.
— Но ведь я не умею делать уколы! — разволновалась я. — С ингаляцией еще разберусь, но уколы такому маленькому ребенку делать…
— Рядом будет опытная медсестра, она сама всем будет заниматься. Не беспокойся, естественно, я бы не доверил Платона неопытной девушке. Здоровье моего сына важнее всего, — Марат замечает в зеркале заднего вида мой взгляд и поспешно добавляет: — Неопытной в плане медицины, конечно.
Я ничего не отвечаю, но не потому, что мне нечего сказать. Просто Платон в этот момент подает голос. Малыш ворочается в моих руках и разражается плачем.
— Возмущается, — улыбается слабо Марат.
В этой улыбке и голосе мужчины явно читается облегчение. И действительно, сын рядом, он не заболел серьезно, а лишь простудился, и ничего плохого с ним не успело произойти. Тут любой родитель обрадуется.
— Его кормить пора просто, вот и требует, — заметно мягче говорю я, укачивая малыша.
— Скоро уже приедем и Платон сможет хорошо поесть, — говорит Марат, а после интересуется: — Откуда ты научилась так хорошо обращаться с детьми? Вроде в досье информации о том, что у тебя они были, нет. Или я чего-то не знаю?
— У меня же сестры, — пожимаю я плечами. — Помогала маме, когда они маленькие были, они же двойняшки, поэтому ей одной тяжело было с ними справляться. Вот и научилась.
— Бесплатная няня из старшего ребенка, ясно, — хмыкает Марат.
— Не надо так, — прошу я глухо. — Папа погиб, когда мама была еще беременной. Авария на производстве. Конечно, ей не на кого было полагаться, кроме меня, родственников у нас немного, и те не особо стремились помогать. Она до конца срока работала, а потом через три месяца снова на работу вышла, потому что кормить нас нужно было.
В машине повисает молчание. Мне не нужно извинений, достаточно, чтобы Марат просто не высмеивал мое прошлое, но мужчина, видимо, умеет признавать ошибки и не видит в этом ничего зазорного.
— Прости, — говорит он. — Я действительно не хотел тебя обидеть.
— Но обидел, — отрезаю я и с этой минуты отдаю все внимание только плачущему Платоше.
Легко осуждать, когда не знаешь ничего о том, что произошло.
Спустя полчаса мы заезжаем в какой-то элитный поселок, судя по тому, какие особняки выглядывают из-за высоких заборов. Еще и на въезде контрольно-пропускной пункт с охраной, чтобы не пропустить никого лишнего внутрь поселения, кроме его жильцов. Малыша мне удалось успокоить и, пока держу его на руках, украдкой разглядываю проплывающие мимо дома. Конечно, я уже поняла, что отец Платона совсем не простой человек, но даже не предполагала, что настолько.
Еще через несколько минут машина въезжает в открывшиеся ворота, и я наконец могу увидеть место, в котором мне предстоит жить какое-то время. Помимо огромных размеров двухэтажного дома, внимание привлекает настоящая снежная горка. Хотя, может, это просто снег так надвигали?
Нас встречает охрана. Один из рослых плечистых мужчин открывает мне заднюю дверь, еще один что-то вполголоса докладывает вышедшему из машины Марату.
— Проходи в дом, Полина, — дослушав, обращается ко мне Марат, — там тебя встретит моя экономка, а я зайду чуть позже.