Мама для выброшенного ребенка

Глава 22

Охрана следует позади в нескольких шагах, пока я неторопливо прогуливаюсь с коляской по небольшому парку. Скорее это даже не парк, а небольшой лесочек с натоптанными местными жителями дорожками. Я вышла наружу под предлогом прогулки, но почему-то не додумалась до очевидной вещи — никто одну меня не отпустит. Уж точно не после того, что произошло недавно с Платоном.

Я шагаю неторопливо по тротуару и стараюсь не слишком подозрительно оглядываться вокруг, якобы любуясь красотами. Больше, чем уверена, что пока я в сопровождении двух рослых мужчин, Женя и на пушечный выстрел не подойдет. Те наверняка проинспектированы на такой случай и сами ее не подпустят близко. Но терять шанс увидеться с бывшей Марата я не хочу, поэтому спустя минут двадцать останавливаюсь и оборачиваюсь к следующим позади охранникам:

— Я забыла бутылочку для ребенка. Пожалуйста, может кто-нибудь из вас принести?

Мужчины переглядываются и один из них предлагает:

— Может быть стоит вернуться домой?

Я качаю отрицательно головой:

— Нет-нет, Платону надо побыть на свежем воздухе. После болезни он очень нужен. Просто подойдите к Катерине, скажите про бутылочку и она все поймет. Только пусть завернет ее во что-нибудь, чтобы не остыла.

Я чуть улыбаюсь и, развернувшись, снова шагаю вперед, неторопливо толкая коляску перед собой. Внешне я выгляжу мило и бесхитростно, я это знаю, да и кто вообще решит, что я вру по поводу бутылочки для ребенка? Но хоть этого и не заметно, внутри меня трясет от адреналина. Я никогда не врала даже по малейшему поводу, а тут, фактически, целая афера просто для того, чтобы дать маме ребенка увидеться с ее малышом… Если меня раскусят… Если Марат узнает, мне точно конец. Он не даст больше даже встретиться с Платоном, ясно же дал понять вчера, как категорично настроен. Поэтому и нужно как-то скрыться от охраны хотя бы на пять минуточек, чтобы Женя могла повидать сына недолго, а я узнала о том, почему Баев так себя ведет.

Если честно, после разговора с ним у меня до сих пор мурашки по телу. Мужчина был в таком бешенстве, а если учесть, что я все-таки не очень хорошо его знаю, то теоретически от Марата можно было ждать чего угодно.

По скрипу снега позади я понимаю, что один из охранников все-таки ушел домой за бутылочкой со смесью, а это значит, что у меня есть каких-то десять минут. И то в лучшем случае! А ведь за это время надо успеть куда-то спровадить и второго, иначе вообще ничего не выйдет. Вот только что делать с ним, я так и не могу придумать, как ни стараюсь. Одну меня добровольно точно никто не оставит — у них ведь приказ от Марата, меня они не послушаются. Но попытаться все-таки стоит.

Мысленно прикинув, что первый охранник уже ушел достаточно далеко, я оборачиваюсь.

— Я забыла, что надо еще взять салфетки и гигиеническую помаду. Иначе у Платоши губы могут потрескаться на морозе. — Говорю первое, что приходит в голову. — Может догоните… эм-м… своего коллегу и скажете ему?

— Я могу позвонить и сказать.

Черт! Твою же… я так отчаянно пыталась придумать хоть какой-то выход, что про телефон напрочь забыла. Быстро натянув дежурную улыбку, чтобы не вызвать подозрений, я киваю:

— Точно. Пусть захватит обязательно.

Черт, черт, черт! Как же это глупо… и что теперь делать?

Но не успевает охранник и номера набрать, как вдруг его голос становится серьезным:

— Этот тип какой-то подозрительный, возвращаемся.

— Что? — растерянно оглядываюсь я и, проследив за взглядом мужчины, вижу впереди замершего незнакомца. Тот стоит метрах в ста и глаз с нас не сводит.

Сердце екает и я, вцепившись мертвой хваткой в ручку коляски, уже готовлюсь ее разворачивать, как слышу позади грохот падающего тела. Стоит только увидеть валяющегося под ногами охранника, как дальше я действую буквально на инстинктах: хватаю Платона на руки и, прижав к себе, срываюсь с места в сторону дома.

— Стой ты! Полина! Все нормально! — окликает вдруг меня знакомый голос и я, еле затормозив на заледенелой дорожке, замечаю Женю.

— Сюда, скорее! — она машет мне слева, из-за разлапистых веток елей, укрытых шапками снега.

Оглянувшись, чтобы удостовериться, что никто лишний нас не увидит, я тороплюсь к девушке, прижимая к себе Платона. Женя придерживает ветви, чтобы снег не свалился на меня или малыша, и я, занырнув в надежное укрытие, со всех сторон скрытое деревьями, перевожу дух. Сердце колотится, как сумасшедшее от адреналина. Может кто-то и привык переживать более экстремальные ситуации, но для меня такое — слишком.

— Это ты охранника вырубила? Что ты с ним сделала??

— Да не переживай, живой он. Пока тот отвлекся, я его это… по голове… вот он и отключился.

Я растерянно оглядываюсь, хоть за ветвями ничего и не увижу. Надеюсь, с мужчиной все в порядке и тот только ушиб головы получил. В любом случае, времени у нас — в обрез. Спохватившись, что все еще прижимаю ребенка к себе, а Женя вдруг замолчала, я неловко кашляю.

— Вот… как и договаривались… только недолго, пожалуйста, — тихо прошу я.

Женя тянется к Платону, берет его на руки и ее губы дрожат. Малыш разглядывает ее с интересом, бровки нахмурены. Он всегда такой серьезный, когда изучает что-то внимательно. Я с замиранием сердца слежу за происходящим, даже еле дышу. Ребенок впервые видит свою маму, маму, которую у него отняли с самого рождения — тут даже у самого черствого человека ёкнет.

— Сразу бы так, цыпа, — раздается позади меня грубый голос.

В этой идиллии он звучит, как гром среди ясного неба. Вздрогнув, я оборачиваюсь и сталкиваюсь почти нос к носу с Назаром.

— Ты же говорила, что будешь одна! — хмуро замечаю я, переводя взгляд на Женю.

Девушка улыбается. Слезы на ее глазах как-то разом высыхают, и улыбка становится не нежно-радостной, а насмехающейся.

— Планы поменялись.

Земля уходит из-под ног от догадки, что мелькает лишь на периферии, но от нее одной = становится нехорошо.

— Отдай Платона! — я рвусь вперед, запоздало понимая, что так легко попалась в ловушку.

Мне не дают сделать и шага. В шею впивается что-то острое и тонкое, и буквально через секунду тело становится слишком тяжелым. Ноги подкашиваются сами собой и, теряя сознание, я падаю в притоптанный снег, не успев даже добраться до ребенка. Женя бросает меня прямо среди деревьев, но я ползу следом. Кажется, что проходит огромное количество времени, что я борюсь с нечеловеческой слабостью невыносимо долго и я как минимум должна догнать их, но на деле я лишь вываливаюсь из сугроба на тротуар.

Последнее, что я вижу — то, как Женя садится в машину вместе с Платоном на руках и та срывается с места, увозя в неизвестность ребенка. Ребенка, которого я совсем недавно спасла, а сейчас сама принесла горе-мамаше, купившись на такой глупый спектакль и пожалев ее.

Силы покидают тело окончательно, и я проваливаюсь в темную поглощающую пустоту.