Мама для выброшенного ребенка

Глава 20

Моя догадка о том, что передо мной мать Платона, подтверждается почти сразу. Девушка выходит вперед и протягивает мне руку.

— Я Евгения, можно просто Женя. Мама Платона, — представляется она негромко.

Протягивать ладонь в ответ я не спешу. Вместо этого разглядываю изможденного вида незнакомку. На вид ей около двадцати пяти, может чуть больше, но больше возраста ей добавляют залегшие под глазами тени, видимо, от недосыпа и усталости. Выходит… она все-таки переживает о том, что сын не с ней?

— Чего вы от меня хотите? — показательно сложив руки на груди, спрашиваю я.

— Пожалуйста, не будь так враждебно настроена… — просит Женя и заискивающе улыбается, — прости, если Назар тебя напугал.

Я перевожу взгляд с девушки на стоящего за ее спиной Назара. Мужчина, в отличие от Евгении, дружелюбным не выглядит, сверлит меня недобрым взглядом.

— Я знаю, что сейчас ты с ним… с Маратом и с моим сыном. Я… я просто хочу узнать, как он. — Не дождавшись от меня ответа, говорит мама Платона.

Поджав губы, я повожу плечами:

— Я не могу об этом говорить.

— А что так? Память отшибло? Может тебе помочь? — ухмыляется Назар.

— Прекрати, Назар! — тут же восклицает Женя и шагает ко мне, складывая в мольбе ладони, — пожалуйста, просто выслушай меня, ладно? Это займет всего минут пять. Хорошо? Давай просто сядем за столик в фудкорте и поговорим. Не знаю, что обо мне нарассказывал Марат, но все это неправда! Пожалуйста…

Моя решительность после ее слов тает со скоростью снега в теплый весенний день. Наверное, будь Баев разговорчивее, расскажи мне хоть немного подробнее о том, что на самом деле произошло между ним и бывшей, раз она оставила ребенка, я бы не пошла на это. Но… в душе все еще царило недоверие к словам о том, что какая-то мать может вот так просто оставить своего ребенка… Несомненно, такие женщины бывают, но верить в то, что такому замечательному солнышку, как Платон, досталась именно такая мама, не хотелось от слова совсем.

— Хорошо, — помедлив, все же соглашаюсь я. — Только недолго, у меня… дела.

Спустя пять минут мы находим свободный столик на краю зоны, где расположены различные ресторанчики. Назар остается поодаль, но я даже с расстояния чувствую, как его взгляд сверлит затылок. Женя нервными движениями лезет в сумочку, достает пачку салфеток, но не чтобы вытереть что-нибудь. Девушка принимается рвать бумагу на мелкие кусочки, при этом пальцы дрожат так явно, что скрыть этого не удается.

— Прости. Я просто… так успокаиваюсь. Когда руки чем-то заняты, — неловко улыбнувшись, говорит Евгения, заметив мой взгляд, — в последнее время я вся на нервах. Если тебя напрягает…

— Все нормально, — поспешно заверяю я.

Если честно, мне не терпится услышать версию девушки о расставании с Маратом. Пока что Женя никакой жалости не вызывает, да и дрожащие руки могут оказаться просто спектаклем.

— Ты говорила, что все, что рассказывал о тебе Марат — неправда, — решаю я сама перевести разговор в нужное русло, — но ты ведь даже не в курсе, что именно он о тебе говорил.

— Да уж представить могу, — грустно хмыкает Женя, — наверняка что-нибудь о том, какая я плохая мать, что сама отказалась от сына и бросила его, такая бессердечная. Верно?

— А как на самом деле обстоят дела? — уклонившись от ответа, я задаю новый вопрос.

— Как? — хохотнув, Женя подается вперед и глаза ее загораются лихорадочным блеском. — Он отнял у меня сына, вот как обстоят дела! Спрятал его, буквально выкрал сразу после родов! Я даже увидеться с ним не смогла!

Услышанное огорошивает настолько, что я, замолкнув, пялюсь во все глаза на девушку.

— Я пыталась уговорить его хотя бы повидать сына, но Баев вообще предпочел игнорировать, что у Платона есть мать! И то, что Платоша оказался в баке, не случайно — я должна была его забрать!

— То есть? — от услышанного мне становится нехорошо. То есть это было спланировано? Это не Марату хотел кто-то насолить, а просто мать ребенка подговорила бывшую работницу вынести малыша и оставить в баке?

Поневоле я вспоминаю, как нашла Платона, едва одетого. Рядом никого не было, это абсолютно точно. Да и за то время, что ребенок был у меня, его начали искать слишком поздно, он бы замерз в таком виде, если бы весь этот период находился на улице! И вот это было спланировано?

— Подожди, — прерываю я открывшую было рот Женю, — я нашла Платона чуть ли не голышом! Почему было просто не договориться с няней, чтобы она отдала тебе ребенка с рук на руки? Мы же, черт возьми, не в криминальном фильме! Не следил же Марат за каждым твоим шагом!

— Она и должна была его отдать мне.

— Ты же сказала, что Платон не случайно в баке оказался.

— Да… то есть… сначала все так и должно было быть: няня забирает у меня деньги и отдает ребенка мне в руки. Но потом она вдруг позвонила и стала требовать сумму в два раза больше, чем раньше! А у меня просто не было таких денег. Я начала вызванивать знакомых, пыталась оформить кредит, но мне сказали, что такие деньги без обеспечения и так быстро мне никто не даст… Она пригрозила выбросить Платона, как ненужный мусор, если я их не привезу через час!

Несколько секунд я молчу, переваривая информацию, а потом задаю резонный вопрос:

— Если дело повернулось так, почему ты не позвонила Марату?

— Я позвонила другому своему знакомому… он пообещал помочь найти ребенка.

— Но денег не дал?

— В тот момент она уже выкинула малыша… так она мне сказала. И прислала фото… подожди…

Женя снова лезет в сумочку, копается в ней недолго и, выудив телефон, спустя полминуты находит нужное изображение. Сразу после этого девушка кладет смартфон передо мной. Я разглядываю фото Платона на дне мусорного бака и у меня в душе все сжимается, стоит только вспомнить тот день и лютый мороз, стоящий на дворе.

— Там счет шел на минуты… твой Назар искал бы уже неживого ребенка, — глухо говорю я.

— Мы искали его! Искали так быстро, как могли! — оправдывается Женя.

— Почему ты не позвонила Марату? — настаиваю я на своем. — Здесь ведь речь буквально шла о жизни и смерти!

— Как ты не понимаешь?? Я бы потеряла возможность вернуть сына вообще!

— Ты сына могла потерять! — рявкаю я во весь голос.

На нас оборачиваются посетители и приходится взять себя в руки и стиснуть кулаки, чтобы сдержаться и не привлечь еще больше внимания.

— Я знаю… знаю… — бормочет Женя, глотая слезы и заикаясь, — но в тот момент… попытайся меня понять. Он ведь отнял его у меня, я… даже на руках ни разу его не подержала… Это мой малыш, а я… я откачиваю молоко из груди и думаю о нем. Хорошо ли он кушал, что именно кушал, не болеет ли он. Я ничего не могу делать, все из рук валится.

Я сглатываю горький ком, глядя на заплаканную изможденную женщину.

— Я… сожалею… — выдавливаю еле слышно. — Может, стоит поговорить с Маратом? Может он все же разрешит тебе встречаться с сыном?

Женя всхлипывает и горестно мотает головой.

— Нет. Он уже сказал. Я пыталась недавно снова добиться с ним встречи, но его охрана просто вышвыривает меня, стоит только подойти ближе, чем на километр к дому. Я не шучу. Ты вот шутила про слежку… так вот, Баев даже ко мне людей приставил, они следят всюду. Вчера я пыталась доехать до его офиса. Когда вышла из такси, меня аккуратно под локоток взяли и — в сторону, в сторону. Бугай метра два длиной. Ты, говорит, если жить хочешь, топай отсюда, иначе найдут тебя в канаве со свернутой шеей. Попробуешь в газеты рыпнуться или скандал поднять — пожалеешь.

Я слушаю рассказ и не могу поверить… образ Марата, тот, что сложился в голове за все дни, что мы знакомы, совсем не вяжется с таким бессовестным ублюдком, отобравшим ребенка. С другой стороны, он ведь сказал, что мать не хочет и знать Платона, а тут вот она, заплаканная и с синяками под глазами от бессонницы… Да и он ясно дал понять свою неприязнь, с такой злостью говорил о бывшей. Неужели он и правда так поступил?

— Я… не знаю, что сказать. Я могу попробовать поговорить с Маратом, чтобы он разрешил встретиться с малышом, но…

— Не надо, — обреченно мотает головой Женя, — Он не разрешит. Пожалуйста, просто дай мне с ним увидеться. Я не прошу его забрать, просто хочу увидеть. Хоть на пять минуточек! Ты ведь сама женщина, ты должна меня понять! Пожалуйста, прошу тебя…

Я замолкаю, во все глаза глядя на девушку и не зная, что сказать. Женя смотрит на меня с невыразимой мольбой, губы девушки дрожат и по щекам текут слезы. Она выглядит так, будто вот-вот и у нее случится нервный срыв.

— Н-не знаю… Женя, пойми меня, я не могу вот так… я ведь, по сути, посторонний человек, я не могу принимать такие решения, — выдавливаю я тихо и виновато заглядываю в глаза.

Надежда в глазах Жени гаснет, а кажется, как будто в человеке последний фитилек потушили. Она опускает голову, обреченно кивает.

— Да… да, ты права… это ведь, в целом, не твое дело. Хата с краю и все такое… извини, — бормочет девушка едва слышно и мне становится еще паршивее от своего ответа.

Евгения вытирает поспешно слезы, лезет в сумочку и, отыскав ручку, быстро черкает что-то на обрывке бумажной салфетки.

— Вот… знаешь, мой номер. Если вдруг передумаешь. Или можешь прислать хотя бы фото моего малыша. Я буду… буду очень благодарна, — почти шепчет она. — Извини, что отняла время.

Подтолкнув ко мне бумажку, Женя встает и, задвинув стул, уходит в сторону выхода. За ней сразу же идет Назар. Я провожаю взглядом девушку и у меня мурашки по коже бегут.

А что, если все, что она сказала — правда? Практически для любого мужчины бывшая — просто мегера, они ее последними словами назвать готовы. Вдруг Марат на самом деле из тех, кто мстит женщинам, что ушли от него первыми? Я, конечно, не знаю истинной причины, по которой они расстались, но какой бы она ни была, отбирать ребенка и не давать матери видеться с ним — это слишком. Что, если милый и внимательный Марат лишь сначала, а потом становится ревнивым тираном и деспотом?

С тяжелой душой я возвращаюсь назад в салон.

— Ну где ты пропадаешь, Полиночка? Я уже тебя потеряла, — всплеснув руками, возмущается мама, — столько времени прошло, а мы платье еще не выбрали.

— Выбрали. Давай возьмем последнее, что я примеряла, — не в силах и дальше мерить платья, предлагаю я.

— Но тебе же оно не понравилось!

— Я подумала и решила, что оно лучше всех на мне смотрится, — заявляю я решительно и, повернувшись к консультанту, прошу: — упакуйте его, пожалуйста.

Получив еще и одобрительный кивок моей мамы, девушка торопится подготовить платье к продаже. Я расплачиваюсь за него картой, выданной мне Маратом, едва убедив маму не тратить на него свои последние сбережения. Понимаю, что ей хочется сделать мне подарок, но лучший подарок для меня — знать, что в семье все хорошо. Уж я в курсе, как тяжело маме достались эти деньги и как долго она копила, откладывая буквально по копеечке.

Уже в машине мама осторожно трогает меня за руку.

— Что случилось, дочь? Ты сама не своя.

Я отвлекаюсь от разглядывания домов, проплывающих за окном машины, и натягиваю старательно улыбку.

— Да просто голова разболелась. Мы так долго в магазине были, там душновато немного.

— Ты права, у самой немного побаливает, — соглашается мама и настороженно уточняет: — Это точно все? Тебя ничего больше не беспокоит?

Мне хочется хмыкнуть, потому что моя любимая мамочка как всегда очень проницательная. Только вот лучше ей не знать, о чем на самом деле я думаю, и что Марат вполне может оказаться не прекрасным принцем из сказки, а самым настоящим чудовищем.

— Нет, мам, все правда хорошо, — заверяю я и сглатываю горький комок.

Хотелось бы верить, что все и правда так, но пока реальность говорит совсем об обратном.