Мама для выброшенного ребенка

Глава 24

После слез и истерики я чувствую себя опустошенной. Просто лежу, отвернувшись к стене и корю себя за все, что произошло. Я знаю, что я виновата. И я не прощу себя, если с Платоном что-то произойдет.

— Полина, я сварила бульон, выпейте, пожалуйста, — вдруг слышится рядом негромкий голос Катерины.

Я даже и не слышала, как она вошла.

— Не хочется, — бубню я тихо, не шевелясь.

Не хочется ничего. Ни шевелиться, ни пить бульон, ни вообще существовать. Из-за моей глупости может пострадать ребенок. Невинный малыш, который и без того натерпелся, к которому я привязалась, будто к своему собственному. Я и знать не могла о том, какая тяжелая у этого крохи судьба с самого рождения. Стоит только вспомнить о словах Марата, о том, как нашли Платона, всего истощенного, брошенного и ненужного, душу просто выворачивает. Мне будто физически больно, настолько тяжело об этом думать.

Выходит, Жене ее малыш вообще был не нужен, раз она так легко оставила его в каком-то притоне. Но стоило только брату забрать его, как она тут же объявилась и принялась шантажировать. А говорит это только об одном — сестра Баева пойдет на все ради того, чтобы получить деньги. Она уже вышвырнула один раз Платона на мороз, когда не получила желаемого, не пожалеет и теперь. Остается только надеяться, что Марат не допустит подобного, но для этого как минимум придется выполнить требования Жени. Выполнить, даже не получив гарантий, что ребенок после этого окажется дома…

Я зажмуриваюсь и горячие слезы стекают по щекам вниз. Какая же я дура, дура, дура! Баев прав насчет меня, прав будет даже когда из дома выставит. Я не заслужила быть рядом с Платоном, раз вот так легко подвергла его опасности…

— Полиночка… вам надо поесть.

Вздрогнув, я поспешно стираю слезы. За всеми этими мыслями я даже не заметила, что Катерина не только не ушла, но и села рядом. Лишь сейчас, опомнившись, я ощущаю ее теплую ладонь на своем плече.

— Мне не хочется… правда не хочется, — отказываюсь я, но пожилая экономка не сдается так просто.

— Нужно. Полина… — зовет она мягко и мне приходится обернуться, потому что Катерина молчаливо ждет моей реакции. Мы встречаемся взглядами и женщина понимающе приподнимает уголки губ. Она смотрит на меня без осуждения, только с сочувствием.

— Знаете… когда я похоронила сына, мне казалось, что весь мир померк, — говорит вдруг Катерина и я застываю от внезапного признания, — моего единственного ребенка сгубила не неизлечимая болезнь, не катастрофа, не что-то такое… неизбежное, на что ты и повлиять-то не можешь. Раньше мне казалось, что такие беды ты всегда предчувствуешь. У матери с ребенком ведь особая связь…

Катерина невесело улыбается и качает сокрушенно головой. Не выдержав, я сажусь на постели и стискиваю ее сухую худенькую ладонь в своей, заглядывая в глаза с участием. Видно, с какой тяжестью дается этой женщине вспоминать настолько нелегкое прошлое.

— Коля тогда из армии вернулся. Радость такая — раньше ведь два года служили! Девушка его дождалась и день стоял такой погожий, весенний… Он прямо весь светился. Собирался предложение сделать, колечко привез, — Катерина замолкает ненадолго, а потом, опустив голову, продолжает глухо: — Я тогда дома у отца Марата работала, самому Марату еще лет пять было… Мне звонят вечером… так и так… никто не виноват, несчастный случай…

Я немею. Мне даже представить сложно, что перенесла Катерина и кажется кощунством сейчас говорить что-то. Все равно никто не сможет понять женщину, потерявшую своего ребенка, через какие страдания ей пришлось пройти.

— Не знаю, как я тогда выжила. Даже не помню те дни, будто в тумане все. Семья Баевых мне очень помогла, конечно, но все это — деньги, бумажки эти, ничто, когда ребенка теряешь. Когда такое случается, все неважно становится, ты всё отдать готов, лишь бы вернуть, спасти, уберечь…

Снова ненадолго повисает тишина, но потом Катерина продолжает рассказ:

— Марат мне очень тогда помог. Пришел как-то в мою комнату, книжку свою любимую приволок — как сейчас помню, «Большое собрание сказок». Тяжелая была, как он пыхтел, когда ее тащил! — женщина тихо смеется, хотя в глазах стоят слезы, — «Тетенька Катя, хочешь, почитаю тебе?». «Ну почитай, говорю». Так мы и спелись, как брошенные души. Мать его не особо детьми интересовалась, отец весь в работе да заботах. Ему одиноко и мне одиноко. Так вместе и выжили.

Опустив глаза, я слушаю, торопливо стирая влагу со щек.

— Я это к чему говорю, Поля, — тихо бормочет Катерина, накрывает мою ладонь своей и заглядывает в глаза, — в такое тяжелое время вместе держаться надо. Через силу, но делать что-то, есть, двигаться. Иначе — крах. Я знаю, как ты к Платону привязалась, видела. Ты же над ним, как коршун, никого не подпускала, берегла от всех.

— Зачем вы это говорите? — мой голос дрогнул и я, поспешно прочистив горло, прохрипела, — все это неважно уже. Берегла да не уберегла. Сама же его этой нерадивой мамаше отнесла в руки. Сама же, своими руками…

— Не время сейчас голову пеплом посыпать. Сейчас нужно друг друга поддерживать и Платона искать. Вместе, Поля. Ты ему тоже нужна, — женщина ласково треплет меня по волосам и, погладив по щеке, добавляет, — не только Платону. Марату тоже нужна.

Я мотаю головой.

— Неправда, — всхлипываю, — он видеть меня не хочет, я знаю.

— Он тебе это сказал?

— Мы разговаривали и… он так смотрит… Он ненавидит меня, я знаю. Понимаю, он прав, но… нет, я не могу к нему пойти. Мне страшно… страшно, что он выгонит, что я даже не узнаю, что с Платошей, нашли ли его.

Катерина тихо хмыкает:

— Ты же знаешь, как говорят? У страха глаза велики. Отсиживаясь в комнате, никому не поможешь, да и легче тебе от этого не станет. Попробуй помочь, вдруг ты все-таки видела что-то такое, что действительно поможет?

Я уже хочу возразить, но тут по телу будто озноб проходит и я, вскинув глаза, встречаюсь взглядами с Катериной. Она ведь права, эта немолодая экономка и, похоже, единственный близкий Марату человек.

Забыв о бульоне, я спешно благодарю Катерину и вскакиваю с постели. Походка еще нетвердая после той дряни, что вкололи мне по милости Жени, но я решительно направляюсь к кабинету Баева, откуда слышны громкие голоса. Я не стучу, а сразу распахиваю дверь. Взгляд исподлобья, темный, жгучий, вонзается в меня почти сразу, и разговор тут же замолкает, стоит появиться мне.

— Ошиблась дверью? — сухо интересуется Марат.

Я поджимаю губы. Не время ссориться, время вскрывать все карты, что есть на руках. Даже если они не в твою пользу, потому что речь идет о чем-то большем.

— Я уже встречалась с Женей раньше. Назар поймал меня в уборной, когда мы ездили с мамой выбирать платье, и потом появилась Женя. Тогда мы и разговаривали с ней, в торговом центре, — сообщаю я храбро информацию, о которой недавно в присутствии Марата даже думать боялась.

— Отлично, что ты решила мне это сообщить, — откинувшись на спинку кресла, складывает руки на груди Баев, — вот только нужно было делать это раньше.

— Можно посмотреть по камерам, на какой машине они приехали. Или хотя бы отследить возможные зацепки, — тут же говорю я и взгляд Марата меняется.

Баев разворачивается к сидящему по правую руку от него мужчине и, хлопнув по столу, отрывисто приказывает:

— Высылай людей. Пусть изымут все записи и просмотрят каждую секунду. Заплати всем, кому нужно, чтобы сделать это без шума и пыли. И быстро. На кону жизнь моего сына.