Мама для выброшенного ребенка

Глава 18

После ужина я тороплюсь проверить Платона, но одной мне остаться совсем не дают. Следом хвостом идут мама с Маратом, переговариваясь о чем-то, а я только диву даюсь! Это как же быстро она общий язык с Баевым нашла, хотя до этого вроде как не так уж и дружелюбно была настроена!

Толкнув дверь в детскую, я сталкиваюсь с экономкой, которая как раз собирается выходить.

— Малыш заснул, — докладывает она, глядя мне за плечо на Марата.

— Спасибо большое, Катерина, — благодарю я, чем поневоле заставляю перевести внимание на себя. Пусть привыкает, что о ребенке она и мне теперь должна рассказывать, а не только папе.

Экономка, сдержанно кивнув, выходит из комнаты, пропуская Баева вместе с мамой.

— Вы спите раздельно? — заметив сложенное одеяло, лежащее на краю диванчика, удивляется она.

Не успеваю я рта раскрыть, как меня опережает Марат:

— Мы спим в одной спальне, просто Полина переживала за ребенка. Платоша простыл, болел, вот она и решила пару дней поспать с ним рядом. Я вам так благодарен за дочь, Лидия Семеновна! Полиночка приняла Платона, как своего ребенка, относится к нему трепетно и нежно, с такой заботой!

— Ну что вы, — смущается мама, — Полина всегда любила детей и очень много мне помогала, присматривала за сестренками, когда я задерживалась на работе.

— Вы ее прекрасно воспитали. Она добрая и отзывчивая, сейчас такое редкость.

Я вскидываю брови. Неужели мама так легко поведется на все эти дифирамбы и даже не заметит откровенной лести? Даже хмыкаю едва слышно, уже признавая провал, и встречаюсь с Маратом скептичным взглядом, мол, ты это серьезно? Да кто в такое откровенное подхалимство вообще поверит?

— Спасибо, — произносит мама неожиданно мягко и я, переведя на нее полный недоумения взгляд, замечаю, как она старается сдержать слезы.

— Мама? — растерявшись, зову я.

— Все хорошо, Лидия Семеновна? — Баев подступает ближе и заглядывает в мамины глаза с искренним сочувствием.

— Да… да, все хорошо. Просто… я воспитывала своих девочек одна, всегда старалась вложить, что они должны быть честными, хорошими людьми… Это очень ценно слышать, что мои усилия не прошли даром, что Полина выросла хорошим человеком.

— Вы действительно хорошо постарались, — заверяет ее Марат и вдруг встает совсем рядом с ней и обнимает за плечи. И моя недоверчивая обычно мама, относящаяся к мужскому полу более чем настороженно, вдруг становится совсем как будто юной девочкой, кивает, пока Баев успокаивающе гладит ее по волосам.

Эта картина так обезоруживает, что я так и стою, застыв, посреди комнаты, не зная, что сказать или сделать. Никогда прежде мама не позволяла себе и слезинки проронить, как бы сложно не было, всегда держалась, как кремень, а тут вдруг позволила себе такую слабость, как плакать перед мужчиной. Она даже при нас не плакала и всегда говорила, что плакать перед кем-то, значит, признавать себя слабой и бессильной.

— Ой, что-то я совсем расклеилась, — мама отстраняется с неловкой извиняющейся улыбкой, торопливо стирает остатки слез и оборачивается ко мне.

— Ничего, немного поплакать никому не помешает, — слабо улыбнувшись, подбадривает Баев и тоже пялится на меня.

— Все хорошо, — запоздало успокаиваю я, — тебе не о чем переживать, мам.

Видимо, чувствуя неловкость за свой порыв, мама торопливо переводит тему:

— Ладно, наверное нам стоит уйти уже из детской и не беспокоить сон Платоши. Он вон как сладко сопит.

Как по команде, мы синхронно поворачиваемся с Маратом к кроватке, и я не могу сдержать улыбки. Малыш, засунув в рот кулачок, спит с такой блаженной и довольной моськой! Надеюсь, ему снится что-то приятное. Этот ребенок заслужил самые хорошие и добрые сны.

Все вместе мы выходим в коридор и теперь уже здесь между нами повисает сконфуженное молчание. Хотя такое ощущение, будто Баев его совсем не чувствует, потому что без какого-то напряжения спокойно объясняет:

— Катерина уже приготовила спальню для вас, Лидия Семеновна. Вон та дверь, в конце коридора. В ванной есть чистые полотенца, халат, гигиенические принадлежности, пользуйтесь ими не стесняясь. И, конечно, чувствуйте себя, как дома. Если что-то нужно, обращайтесь к Катерине, она заведует всей хозяйственной частью, поэтому поможет с любым вопросом.

Мама смущенно улыбается и кивает в благодарность.

— Доброй ночи вам обоим, — желает она, но к своей комнате идет так медленно, что не остается и шанса улизнуть в детскую. Приходится зайти в спальню Марата, а тот, как назло, шагает позади и дверь сразу же закрывает.

Обойдя меня, Баев задергивает шторы и неторопливо снимает пиджак. Заметив, что я все это время стою у порога и, насупившись, наблюдаю за ним, мужчина вскидывает брови:

— Ты на что-то злишься?

— Из-за тебя нам придется ночевать в одной спальне! Конечно я злюсь! — выпаливаю я, и тут же решительно говорю: — Дождусь, пока мама заснет и вернусь в детскую.

— Хочешь, чтобы она пристала к тебе с расспросами о том, что между нами не так, раз ты спишь в детской? Это ведь вызовет подозрения.

— Скажу, что все еще переживаю за Платона и не смогла уснуть, пока к нему не пришла, — повожу я плечами, легко придумывая объяснение.

— Допустим, — бросив пиджак на кресло, склоняет голову Марат и расстегивает запонки, — а что потом?

— В каком смысле?

— Ну ведь очевидно, что твоя мама приехала сюда не на пару дней и пробудет здесь какое-то время. Как будешь объяснять, почему все ночи подряд проводишь не с мужем?

— Ты мне еще не муж!

— Пока что. Но, если ты помнишь, твоя мама в курсе, что мы живем вместе и спим вместе. Во всех смыслах. Ты же не хочешь показать ей почти перед самой свадьбой, что между нами какой-то разлад?

Я вспыхиваю, но возразить мне нечего. Марат прав, как ни крути, мама ведь заметит и потом придется как-то выкручиваться, придумывая отговорки. А учитывая, что врать я особо-то и не умею, она меня мигом расколет!

Пока я кусаю губы, размышляя обо всей этой ситуации, Баев тем временем вытягивает рубашку из брюк и принимается неторопливо расстегивать пуговицы. Мое внимание привлекает оголяющийся все больше с каждой минутой крепкий торс и в горле застревают слова возмущения. Я пялюсь на заметные кубики пресса, вырисовывающуюся рельефную грудь и плечи, взгляд замирает на темной дорожке волос, убегающей вниз, за ткань брюк. Становится жарко и стыдно, я быстро перевожу взгляд на лицо Марата, но вздрагиваю, как от пощечины, потому что мужчина смотрит на меня с плотоядной ухмылкой. И тут я понимаю, что Баев заметил, что все это время я разглядывала его полуголого! Меня затапливает такое смущение, что лицо и уши моментально становятся красными — я чувствую, как сильно они горят.

Резко отвернувшись, я стараюсь придать голосу как можно больше негодования:

— Ты что делаешь?!!

— Раздеваюсь, — с ехидцей произносит Баев и так очевидную вещь.

— Я в курсе! Почему при мне? Даже не предупредил, я бы отвернулась!

— Мне показалось, тебе понравилось. Ты так смотрела… — бархатистые соблазнительные нотки разбавляет ирония, которая так явно слышится в тоне Марата. Он еще и издевается!

Я снова порывисто разворачиваюсь на пятках, но сталкиваюсь нос к носу с Баевым — тот буквально в полушаге от меня, нависает горой, подавляет своей аурой и смотрит таким темным многообещающим взглядом, словно голодный зверь, перед которым добыча.

— Знаешь, что? Давай спать! Завтра рано вставать, — не выдержав, я делаю шаг в сторону и позорно сбегаю прямо к огромной кровати, которую уже подготовили ко сну. И очень хорошо, потому что я юркаю под одеяло и укрываюсь им до самого подбородка, только глаза и остаются на виду.

— Даже не разденешься?

— Размечтался!

— Брось, думаешь спать одетой будет удобно?

— Мне — да!

— Я серьезно. Могу дать тебе свою футболку. Она больше и спать в ней будет куда комфортнее.

Немного подумав, я все-таки сдаюсь:

— Ладно. Но только сразу отвернись, чтобы я переоделась.

Марат снова улыбается с иронией, но я стараюсь не обращать внимания на это. Мне главное быть одетой и чтобы этот наглец руки ко мне не тянул!

Получив из рук Баева просторную футболку, я проверяю, отвернулся ли он и быстро натягиваю ее поверх одежды, а уже потом снимаю свою блузку. Неудобно, да, но рисковать я не собираюсь! Вдруг Марат специально сейчас обернется? Но он ведет себя очень уважительно и покорно ждет, пока я не сложу вещи стопкой и не улягусь назад под одеяло. И лишь когда я окликаю, Баев оборачивается. Я тут же отвожу глаза, потому что он принимается расстегивать ширинку.

— У тебя никогда никого не было, да? — этот вопрос звучит так неожиданно, что я едва не дергаюсь.

— Не твое дело, — беззлобно отрезаю я, — не собираюсь обсуждать с тобой подробности моей интимной жизни.

— Интимной жизнь называют, когда она есть, — хмыкает Баев, забираясь под одеяло.

Я на всякий случай отодвигаюсь подальше.

— У тебя есть? Вот и чудесно, обсуждай ее, вон, с Киром или каким-нибудь другим другом, — бубню я, снова укрываясь почти с головой, — И не смей лезть на мою половину кровати! Это с виду я добрая, а полезешь — ногой пну так, что мало не покажется! Сам знаешь, куда. Понял?

— Понял, понял, — усмехается весело Марат, — забавная ты девушка, Полина.

— Рада, что поднимаю настроение. Смех продлевает жизнь, — бурчу я.

Забавная? Ну ясно, значит вообще меня всерьез не воспринимает. Это почему-то откликается внутри неясной обидой. Не то что я на что-нибудь надеялась, все-таки кто Баев и кто я, но все же… Неужели я настолько глупая и обычная, что просто его смешу?

Решив не зацикливаться на этих размышлениях, чтобы еще больше не портить себе настроение, я переключаюсь на мамин приезд. И тут же в голове всплывает сама собой сцена, где мою вечно железную маму успокаивает Марат, с которым она и знакома-то всего-ничего.

— Не понимаю… — тихо произношу я вслух.

— Что именно? — тут же отзывается Баев.

— Почему мама сегодня расплакалась в детской… ты же так откровенно подлизывался.

— Я говорил совершенно искренне.

— Ну да, конечно, — фыркаю я недоверчиво.

— Я серьезно так считаю. А что касается твоей мамы… Она ведь сказала, что воспитывала вас одна. Мужчин в ее жизни не было, вот она и привыкла нести все на своих плечах. Думаю, она просто порадовалась за тебя и вспомнила, как ей было тяжело и горько. Вот и расчувствовалась.

— Да… да, наверное… — шепотом признаю я.

У самой в горле комок становится. А ведь правда, мама давно одна… практически всю свою жизнь. Да, я была с ней рядом и помогала, а сейчас помогают сестренки, но это ведь не то. Наверное, ей бы хотелось надежное плечо рядом, с которым можно пережить все невзгоды, чтобы кто-то защищал, оберегал. Чтобы как за каменной стеной…

— У тебя замечательная мама, — негромко говорит Баев.

— Знаю, — бормочу я, разглядывая в темноте очертания мебели, а потом тихо добавляю: — спасибо.

Марат не говорит ничего в ответ и не спрашивает, за что я ему безмерно благодарна, потому что все равно я не смогу описать словами, за что именно говорю это спасибо.

— Кажется, ты ей понравился, — стараясь разбавить гнетущую тоску внутри, говорю я.

— Еще бы, — хмыкает Марат самодовольно и мне тут же хочется его треснуть вместо похвалы, — я отличный мужчина, надежный, верный. Со мной, как за каменной стеной.

Я фыркаю на такую саморекламу и Баев угрожает:

— Вот увидишь, что это все правда!

А я что? А я и не против. Жалко только, что весь этот брак просто фарс, фальшивка. Штамп в паспорте, за которым ничего нет и не будет, а значит и супруги мы фиктивные. Жалко. И хорошо, что об этом не знает моя любимая мама.