Мама для выброшенного ребенка

Глава 23

Марат

Новость о том, что охранника вместе с Полиной и пустой коляской нашли в парке, застает меня прямо в конференц-зале. Звук на телефоне обычно отключен, чтобы не отвлекаться во время доклада, но в этот раз я забыл о нем. Будто сама Вселенная решила понасмехаться, в который раз за короткое время оповестив, что мой сын снова пропал.

Я срываюсь домой сразу же, лечу по дороге на машине на немыслимой скорости, нарушая все правила, какие только можно. В голове только одно: это не может быть правдой. Не может быть, что Платон снова неизвестно где. Какого черта??! Как так вышло?! В этот раз вокруг должна была находиться охрана!

Именно охрана и получает выволочку первой, стоит только влететь на полной скорости сквозь едва успевшие открыться ворота. Парни оправдываются, но это смотрится нелепо. Здоровые лбы упустили ребенка! Все вылетят с волчьим билетом, только разыщу сына, и сразу сменю штат.

— Она сейчас в спальне, врач ее уже осмотрел, — докладывает Катерина сразу, когда я вхожу в дом, — врач сказал, что ей вкололи не одну дозу какой-то гадости, раз она до сих пор не может прийти в себя.

Я стискиваю крепче челюсть. Еще и Полина пострадала по моей вине. Нужно было запретить ей выходить за пределы участка, пока все не успокоится.

— Это опасно?

— Доктор взял кровь на анализ, но пока что предварительно сказал, что все хорошо, организм справляется. Он вколол ей что-то, но у девочки все равно не спадает жар. Вы… будьте с ней не таким строгим, — вдруг мягко просит Катерина.

Не успеваю я спросить, о чем это она, как меня окликает вошедший внутрь начальник охраны.

— Марат Маратович.

Игорь Семенович, отвечающий за всю безопасность семьи, нарывается на мой злой взгляд. Хочется схватить его за грудки и как следует встряхнуть, но это потом. Сейчас главное — новости о сыне.

— Есть что-нибудь?

— Да. Кое-что есть. Вам стоит взглянуть самому, — говорит Игорь и протягивает мне разблокированный смартфон, — это телефон Полины.

Я молча хмурюсь и быстро пролистываю короткий диалог. «Это Полина. Я выйду с Платоном гулять в парк возле дома в 18:30» — читаю я и на душе становится погано.

— Мы пробили номер, — сообщает Игорь, хотя я уже и так догадываюсь, кому строчила моя милая будущая женушка. Начальник охраны лишь подтверждает мои догадки, называя имя: — Это Евгения.

Скрипнув зубами, я пробегаю глазами переписку еще раз и возвращаю помощнику телефон. Вот, значит, как. Недаром вчера всё выспросить пыталась о прошлом. Решала, предавать меня или нет. Вот же… пригрел еще одну змею на груди.

— Вы уже нашли что-нибудь? Куда увезли Платона, на чем? Женька выходила на связь?

— Пока что нет. Мы активно работаем, Марат Маратович, но камер в том месте не было. Ищем очевидцев, но главный свидетель, конечно же, Полина.

Я ухмыляюсь. Ну конечно же, куда без нее.

Внутрь забегает Катерина и, запыхавшись, выпаливает:

— Она очнулась!

Я жестом показываю дернувшемуся было к лестнице Игорю, что поговорю с Полиной сам, и быстро направляюсь наверх. Пришло время серьезно поговорить с еще одной предательницей. Ни мне, ни Платону что-то не везет на женщин — каждая все побольнее ужалить норовит. Но ладно я, а вот ребенок… за сына, пусть и не родного, я никогда не прощу.

******

Полина

В комнату входит Марат и я вся сжимаюсь, комкаю одеяло, подтягивая его выше к груди. Голова еще тяжелая и мысли, ворочаются, как вата, но я вспоминаю абсолютно четко то, что произошло совсем недавно. В горле встает горький комок и его едва удается проглотить, потому что слезы так и подкатывают к глазам. Что же я натворила… хотела как лучше, пожалела эту горе-мамашу, а в итоге Платон оказался в лапах у людей, которые неизвестно что с ним сотворить могут. Остается только надеяться, что Женя все-таки сына в обиду не даст.

Марат ставит стул задом наперед рядом с моей кроватью, садится на него и складывает руки на высокой спинке. Его грозное молчание вкупе с тяжелым буравящим взглядом делают только хуже. Хочется броситься в ноги и просить прощения, вот только вряд ли Баев простит.

— Уже известно что-нибудь о том, где Платон? — прочистив горло, хрипло спрашиваю я.

— Нет.

Голос Баева сухой и холодный, он практически цедит этот короткий ответ. Атмосфера в комнате накаляется, словно сгущается воздух. Я хоть и полусижу, опустив голову и пялясь теперь на одеяло перед собой, все равно чувствую, что Марат вот-вот готов сорваться. Он прав, я знаю, я ведь так виновата. Но все равно страшно до ужаса.

— Знаешь, каким образом Платон оказался в мусорном баке?

Вопрос звучит неожиданно, но уже ясно, что весь разговор ничего хорошего не сулит. Решившись, я снова поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Баевым. Его глаза прожигают меня, он сцепил крепче челюсть, так, что желваки ходят по скулам. Едва держится.

Я отрицательно качаю головой, не в силах произнести ни звука.

— Его мамаша, моя идиотка-сестра, сама его туда выкинула.

На несколько секунд повисает растерянное молчание. Я явно не была готова услышать именно это. Сестра? То есть Платон его племянник? Племянник, а не родной сын??

— Что? — сиплю я пораженно.

— Мы давно не общались, — взгляд Марата устремляется вдаль, куда-то поверх моей макушки, — она считала, что я виноват в смерти отца, что прибрал всё наследство к рукам и ничего не оставил ей. Но папа умер от сердечного приступа и по завещанию она получила всё, что хотела, я даже сам ей сверху денег отсыпал. Думал, что Женька перестанет хоть так считать меня во всем виноватым. Вот только та связалась с плохой компанией и пошла по наклонной. Как ты понимаешь, денег от такой «шикарной» жизни скоро не осталось, и она посчитала, что я дал ей мало, обокрал ее… Звонила, угрожала, шантажировала, клянчила, что только ни делала. А потом вдруг пропала. Когда я узнал, что у нее есть ребенок, Платону была пара месяцев. Его забрали органы опеки из какого-то притона, где он лежал в грязных обмотках, голодный и едва живой. Моей сестры рядом с ним не было.

Я молчу, не в силах произнести ни слова, таращась на Баева во все глаза. Мужчина выглядит мрачным, и я очень понимаю его: такое вспоминать больно и неприятно.

— Я забрал его, оформил документы, Платона долго выхаживали… — между тем продолжает Марат, — сестра потом объявилась, конечно. Стала плакаться, рассказывать мне, что она изменилась, что ей плохо без ребенка, она ведь его любит и хочет воспитывать, что совершила ошибку. Я купился, идиот. Пустил ее в дом. Сначала всё было хорошо, Женя и правда много времени уделяла Платону, а потом… стоило мне немного ослабить контроль, когда показалось, что всё идет хорошо, выкрала его. Позвонила, сказала, что либо я отдаю ей весь бизнес, либо она вышвырнет ребенка из окна или сделает с ним что-то плохое. Я отказался, конечно… просто не подумал, что женщина… мать… действительно способна сотворить подобное со своим ребенком. — Голос Марата становится глухим, он замолкает надолго, только желваки по скулам ходят. — Просто не хотел идти на поводу у наркоманки…

Затихнув, я во все глаза смотрю на мужчину. Так вот, в чем дело… вот, в чем вся правда. Если бы я только знала! Если бы только Марат решился мне все рассказать…

— Когда она мне прислала фото Платона на дне мусорного бака, едва одетого, я чуть с ума не сошел. Я поднял всех, кого только мог, поставил на уши весь город… И когда узнал, что с ним всё в порядке, что ребенок у тебя, жив и здоров, я… был так счастлив. Как будто это не просто мой племянник, а действительно мой сын. А теперь он снова в руках матери, которая продать его готова за дозу, лишь бы цену побольше предложили… — заканчивает Марат и, подняв на меня глаза, добивает: — Я зря доверился тебе. Зря подумал, что с тобой Платон будет в безопасности и впустил в свой дом.

— Марат, я…

— Замолчи, — глухо требует Баев.

— Я не знала всего этого! Она сказала, что ты отобрал у нее ребенка силой, что она просто хочет хотя бы одним глазком на него взглянуть! Я… я просто хотела, как лучше… — в слезах шепчу я, закрывая рот ладонью, чтобы сдержать рыдания, — прости… прости меня…

Я прошу прощения, хотя понимаю, что сама себя вряд ли прощу, если с Платоном что-то случится. Мне страшно от одной только мысли, что он где-то там, с психичкой-мамашей, которая действительно на всё, что угодно способна!

Марат поднимается со своего места, сдержанно возвращает стул на место и, не глядя на меня, произносит:

— Как только тебе станет лучше, ты уйдешь из этого дома. Больше не хочу видеть тебя никогда в жизни.

С губ срывается скулеж, жалкий и тихий. Нет, только не это! Я ведь никогда не смогу увидеть Платона.

— Почему ты не рассказал мне правду с самого начала? — по щекам катятся слезы, но я подаюсь вперед, стискивая в пальцах крепче одеяло, — Почему? Ведь тогда я бы не думала, что ты просто выкрал ребенка у матери и не даешь ей с ним видеться. Тогда я бы… я бы никогда не купилась на ее ложь…

— Потому что сестра-наркоманка — это не то, чем стоит гордиться? Потому что тогда бы могла отнестись к Платону плохо? Потому что ты чужой человек и это не твое дело? Выбери сама, что тебе нравится, — хмыкает с невеселой иронией Баев. — Сейчас уже нет разницы, правда не поможет найти Платона.

— Я бы не поступила так глупо, если бы знала обо всем…

— Если бы ты мне верила с самого начала, а не каким-то посторонним людям, все точно бы сложилось иначе, — резко отрезает Марат.

— Было столько людей, кто хотел навредить Платону! Я не верила вообще никому! Даже тебе!

— Да, вот только разве я хотя бы раз сделал плохо ребенку? Или я ужасно относился к тебе? Кажется, я даже повода не давал мне не верить… но гребаная женская солидарность, да? Ты решила, что я изверг и тиран, что отобрал ребенка у матери. Фактически ты права, конечно, я ведь и правда его отобрал и не давал видеться. Ну а ты, мать Тереза, наконец-то восстановила справедливость! — сорвавшись, рыкает Баев.

Он опрокидывает стул одним махом и я, пискнув, закрываю голову руками и зажмуриваюсь. Но Марат даже не собирался меня бить или делать что-то плохое — развернувшись, он быстро выходит из комнаты, с грохотом захлопывая за собой дверь. И теперь, оставшись одна, я сползаю вниз, закрываю лицо ладонями и наконец даю волю истерике.