Месть

ГЛАВА 10

Ну, что ты об этом думаешь? — спросила Кирстен, откидывая назад свои густые волосы и отрывая взгляд от бумаг, разбросанных на столе. — По-моему, для затравки больше всего подходит миф о Зевсе и Титаниде.

— А по-моему, история Персефоны, — ответила Элен.

— Нет, — Кирстен тряхнула головой и отломила кусочек холодной пиццы. — Это великолепная история, но недостаточно захватывающая, и начинать надо не с нее.

— Ладно. Тебе видней, — сказала Элен, зевая. — Не хочу быть занудой, Кирстен, но мне кажется, что ты слишком ко всему придираешься.

— Знаю, но почему бы не стремиться к совершенству?

— Но это гигантская работа, — рассмеялась Элен, указывая рукой на стол. — Ведь никто до сих пор не давал современной интерпретации греческих мифов. Да и кто возьмется писать сценарий?

— У меня есть на примете несколько кандидатур, — ответила Кирстен. — А над историей Титаниды я сама начала работать. Когда закончу, дам тебе почитать. А теперь перейдем к Артемиде и Ориону. Как я представляю себе это…

— Кирсти! Уже почти полночь. Умоляю тебя, давай передохнем!

— История Артемиды и Ориона просто потрясающая! По одной версии — той, которую я собираюсь использовать, — она его в конце концов убивает.

— Знаю, но если ты не остановишься, я убью тебя. Мы сидим над этим круглосуточно целую неделю! Нельзя ли, ради разнообразия, переключиться на что-нибудь поинтересней?

— Если тебя интересует распад семьи Лоренса, то никакой передышки не будет, — возразила Кирстен.

— Понимаю, ты погрузилась в эту работу, чтобы спрятаться от действительности, — сказала Элен.

— Нет! Я делаю это, чтобы снова наладить свою жизнь.

— А откуда, черт возьми, ты собираешься получить на это все огромные суммы денег, если Диллис Фишер пресекает на корню все твои стремления?

— Если бы мы только что не говорили об Артемиде, я назвала бы эту метафору неудачной, — заметила Кирстен. — Но в нашей ситуации сойдет и такая.

— Кирстен, послушай меня! Ты можешь убедить весь мир, что разрыв Лоренса с Пиппой ничего для тебя не значит, но…

— Элен, я не хочу это обсуждать. К тому же Джейн при тебе сказала: завтра он летит в Италию, чтобы уговорить ее вернуться. И ему, наверное, это удастся, так что…

— А если не удастся?

— Оставь меня в покое! — заорала Кирстен.

— Но ты ведь все еще любишь его?

— Допустим. Но после того, что было у меня с Дзаккео… Ты же видишь, что второй мужчина бросил меня ради Пиппы Макалистер!

— Да. Наверное, тебе снова хочется убить ее, а? — улыбнулась Элен.

— Так оно и было, но только в первый момент. Я поняла, что больше никогда не позволю себе увлечься, особенно Лоренсом. Когда тебя отвергают, это больно, Элен. Кроме того, это причиняет психологический ущерб, пожалуй, необратимый…

— Я знаю, но…

— Вернемся к Артемиде и Ориону, — прервала ее Кирстен. — Думаю, ты отлично исполнишь роль Артемиды, а Джон Колуэт — Ориона.

— Кажется, ты намечала для меня роль Титаниды?

— Да, но что мешает тебе взять обе роли?

— Только то, что это никогда не произойдет.

— Почему ты ни во что не веришь? — закричала Кирстен.

— Потому, что тебе не дадут этого сделать, Кирстен! Никогда. Понимаешь?

— Так чего же ты хочешь от меня? Чтобы я внушила себе, что мы с Лоренсом сможем начать все сначала? Мы же знаем, это еще менее вероятно, чем этот сериал!

— О Господи, я не знаю, чего от тебя хочу, — вздохнула Элен, погрузив пальцы в свои черные кудри.

— Ложись спать, Элен. И постарайся завтра проснуться в хорошем настроении.

— А что же с Джейн? Как ты полагаешь, в каком настроении она будет завтра?

— Прошу тебя, Элен, не напоминай мне об этом, — Кирстен почувствовала, как сжалось у нее сердце. — У меня не было выбора. Мне пришлось напомнить Джейн, что Лоренс устроит ей скандал, если она будет тайком приходить сюда. Я сделала это для ее же блага.

— Она очень расстроилась. Мне даже стало жалко ее.

— Думаешь, мне не жалко? Но пока Кемпбел пишет в своих статьях, что я виновата в семейных проблемах Лоренса, нельзя поступить иначе. Ты, конечно, заметила, что Джейн просто без ума от Лоренса. Чем еще можно объяснить, что она так близко к сердцу приняла его разрыв с Пиппой? Тем что Лоренс страдает, а она жалеет его. Она боготворит этого человека, но у нее не хватит сил выдержать его вспыльчивый нрав. И, поверь мне, Лоренс выставит ее, узнав, что она приходит сюда.

— Наверное, ты права. Но она и к тебе страшно привязалась.

— Это пройдет.

— Ладно, делай, как знаешь. Я иду спать. И, прошу тебя, не засиживайся.

Когда Элен ушла наверх, Кирстен налила воды в чайник. Она так устала, что, кажется, могла бы проспать целую неделю. Но Кирстен знала: стоит ей коснуться подушки, сон как рукой снимет.

Она тяжело вздохнула. Элен сейчас утомляла ее, но Кирстен не хотела расставаться с ней, ведь одиночество в такой момент было бы очень тягостно. Элен заставляла ее взглянуть правде в глаза, а именно этого Кирстен не хотелось. Но Элен не заставит ее признаться, как она испугана. Потому что, поддавшись страху, Кирстен вновь может попасть туда, где оказалась пять лет назад после разрыва с Лоренсом. А во второй раз она этого не выдержит.

Смерть Пола, ненависть Лоренса, травля Диллис, предательство Дзаккео — все это тяжко давило на нее. Она помнила, что происходило с ней тогда. Сейчас уже поздно бороться с чувством незащищенности — оно овладело ею, а может, никогда до конца и не покидало ее. Но Кирстен все еще пыталась скрыть это. Пожалуй, больше всего ей хотелось, чтобы Лоренс помирился с Пиппой, ибо если они расстанутся, ей не обрести покоя. Кирстен твердо знала это.

Пиппа притулилась в углу огромного кожаного дивана в гостиной Дзаккео, прижав колени к груди. Лоренс стоял посреди комнаты, мрачный, как туча. Она и Дзаккео причинили ему боль, разрушили его жизнь. Пиппа знала, что Дзаккео, как и она, глубоко переживает это.

Лоренс только что спросил ее, долго ли продолжалась ее связь с Дзаккео и, не желая больше лгать ему, Пиппа во всем призналась. Это тянулось почти два года. Она видела, как тяжело ранило Лоренса ее предательство, она угадывала его мысли. Он ей верил, не сомневался в ее любви и верности. А она сломала все, на чем держалась его жизнь, и оставила его растерянным и опустошенным. У нее было тяжело на сердце. Пиппа допускала, что когда-нибудь раскается в этом, однако, что бы ни говорил, как ни страдал Лоренс, она твердо решила не возвращаться к нему. Она пришла туда, где ей хотелось быть, куда, как она знала последние два года, в конце концов ей придется уйти. Она лишь ждала подходящего момента.

Лоренс подошел к окну и посмотрел в сад, залитый дождем. Он едва сдерживал гнев, но Пиппа видела, что он борется с ним. Ей хотелось подойти к нему, обнять и успокоить его, но она понимала, что сейчас это неуместно. Лоренс должен свыкнуться с мыслью, что отныне ему придется обходиться без нее и самому справляться со своими бедами. Какой бы ни была его жизнь, Пиппы в ней не будет.

— А что будет с Томом? — спросил он.

Сердце Пиппы сжалось от боли.

— Что будет с ним? — прошептала она.

Лоренс резко повернулся к ней.

— Да, что будет с ним? — вскипая гневом, повторил он. — Ведь он твой сын. Твоя плоть и кровь.

— Он также и твой сын, — ответила она и, поскольку Лоренс продолжал молча смотреть на нее, добавила: — Он в большей степени твой, чем мой. Так было всегда. — Но на глаза ее навернулись слезы.

— Прошу тебя, Пип, — умоляюще сказал он, — ты любишь его так же, как я, и хотя бы ради него давай попытаемся начать все сначала.

Пиппа уткнулась лицом в колени, но Лоренс заметил, как она едва заметно покачала головой.

— Я этого не понимаю! — воскликнул Лоренс, ударив кулаком по стене. — Мне казалось, что мы любим друг друга! Я думал, что ты так же счастлива, как я. Объясни, ради Бога, почему ты не сказала мне, что несчастна?

— Я была счастлива, — сдавленным голосом проговорила Пиппа. — Я любила тебя, Лоренс. Я и сейчас тебя люблю, но не так, как… — Она замолчала. Ревность захлестнула Лоренса, и он закрыл глаза.

— А как же объяснить то, что было у нас перед моим отъездом в Штаты? Черт возьми, Пиппа, по-моему, мы тогда все себе возместили. Мы были так близки, что…

— Нет! — воскликнула она. — Мы не были близки! Разве ты не понял, что произошло тогда? Ведь это был единственный раз за всю нашу жизнь, когда ты так занимался со мной любовью! Все эти годы я понимала, что ты сдерживаешь себя со мной и постоянно хочешь ее. В тот раз я до конца осознала это, Лоренс. Я всегда это предполагала, но в тот день до меня дошло: то, что было у нас, совсем не похоже на то, что было у вас с ней. И ты по-прежнему жаждешь этого, Лоренс. Ты хочешь ее сейчас ничуть не меньше. Похоже, ты бережешь себя для нее. Ты не раз говорил, что никогда не простишь ее, но я-то знаю, Лоренс, ты жаждешь простить ее! Так почему бы тебе…

— Нет! — заорал он, и Пиппа отпрянула от него, когда он бросился к ней. — Ты не можешь обвинить меня в этом, Пиппа! Я тебе не позволю, слышишь? То, что у меня было с Кирстен, закончилось, осталось в прошлом! Ты единственная женщина, которую я хочу, и всегда ею останешься. — Ослепленный гневом, он не заметил, что Пиппа не произнесла имени Кирстен. Однако Пиппа это заметила и, печально улыбнувшись, взглянула на него. — Тебе следует понять, — орал он, — что, если я не давал себе с тобой волю, то лишь потому, что берег тебя. Ты такая хрупкая и так дорога мне, что я боялся причинить тебе боль… — Он вдруг горько рассмеялся, подумав о Дзаккео. — Боже, какой же я дурак. Как я во всем заблуждался!

— Посмотри правде в глаза, Лоренс, — спокойно сказала Пиппа. — Ради Бога, примирись с этим и перестань мучить себя.

Лоренс схватил ее за руку и заломил ее назад. Пиппа вскочила.

— Ты продолжаешь гнуть свою линию! — заорал он. — Ты все еще пытаешься убедить меня, может быть, и себя, что я люблю кого-то другого. Этим ты хочешь облегчить свою вину! У тебя ничего не выйдет, Пиппа, я люблю тебя. Я всегда любил тебя, и что бы ты ни говорила, это ничего не изменит. Ты — мать моего сына… — Он вдруг осекся и отвернулся. Думать о Томе было сейчас невыносимо. Но ему так хотелось бы сейчас увидеть любимую мордашку, взять сына на руки и сказать ему, что в этом проклятом мире их никогда ничто не разлучит.

— Я оставила его, потому что ему с тобой лучше, чем со мной, — сказала Пиппа. — Только не думай, пожалуйста, что мне легко было это сделать. Поверь, Лоренс, я люблю его так же, как любая мать любит своего ребенка. Но я неспособна дать ему все, в чем он нуждается. Не спрашивай, почему. Я просто неспособна. Поэтому я поступила так, как лучше для него, а я уверена, что так для него лучше. Он твой сын, Лоренс. Он любит тебя, и мы оба знаем, что если бы ему предложили сделать выбор, он, вернее всего, выбрал бы тебя.

На губах Лоренса появилась язвительная усмешка.

— И, конечно, это не потому, что здесь он вам мешал бы? Что Дзаккео не пришел бы в восторг, если бы здесь появился трехлетний малыш и усложнил его жизнь?

— Все верно, — спокойно сказала Пиппа. — Том создал бы определенные затруднения. Но если бы я сочла, что ему здесь будет лучше, я привезла бы его с собой.

— Через мой труп! — крикнул Лоренс.

Пиппа отвернулась, уставившись невидящим взглядом на картину, висевшую над камином. Пока тянулся этот разговор, небо заволокли тучи, и в комнате стало почти темно. Ей хотелось, чтобы все поскорее кончилось и Лоренс ушел. Ей еще никогда в жизни не было так тяжело, но она не сомневалась, что поступила правильно.

— А тебя не волнует, что он спит с Кирстен?

— Наверное, не больше, чем тебя, — отрезала она.

— Значит, тебе это абсолютно безразлично! — воскликнул он. Напряженная нижняя челюсть и сжатые кулаки выдавали его отчаяние.

— Ты ошибаешься, — сказала Пиппа, отметив про себя, что второй раз в жизни связывает свою судьбу с мужчиной, который любил Кирстен Мередит. Правда, подумала она, Дзаккео не любил Кирстен. Он просто скоротал с ней время до ее приезда. — Мне это не безразлично, — продолжала она. — Но я справлюсь. Хочешь знать, почему? Да потому, что Дзаккео не лжет мне. Он рассказал мне о том, что произошло между ними, о том, что к ней чувствует, то есть сделал то, чего ты, Лоренс, не делал никогда. Ты неспособен на это.

Потеряв самообладание, Лоренс схватил ее, поднял с дивана, и встряхнул с такой силой, что казалось, ее нежные косточки вот-вот хрустнут под его пальцами.

— Идиотка! — прорычал он. — Проклятая идиотка! Ты разрушаешь нашу семью, разрушаешь все, что было между нами, из-за какого-то призрака! Ее нет, ты слышишь меня? Она ушла из моей жизни, из моей памяти. Мне нечего рассказать тебе о ней, потому что рассказывать не о чем. Все, что я имею, все, что делаю, — только для тебя. У меня нет потребности спать с кем-то еще, потому что все, чего я хочу, есть в тебе. Может ли Дзаккео сказать тебе то же самое? Убеждена ли ты, что он будет верен тебе? Неужели ты не знаешь, какая у него репутация? Уж не думаешь ли ты, что он переменится? Или ты считаешь себя такой особенной, что можешь…

— Да, Лоренс, — сказал Дзаккео, — она особенная.

Лоренс круто повернулся, Пиппа высвободилась из его рук и, пошатываясь, вернулась на диван. Увидев, как Лоренс шагнул к Дзаккео, она вскрикнула и бросилась между ними. В этот самый момент в воздухе мелькнул кулак Лоренса. Он угодил ей в висок и Пиппа рухнула на пол.

Потрясенные Дзаккео и Лоренс застыли в ужасе. Лоренс первый склонился над ней, взял Пиппу за плечи, приподнял ей голову и в отчаянии прошептал ее имя.

Ресницы Пиппы затрепетали, и она открыла глаза. Очевидно, от удара она потеряла сознание. Но когда она посмотрела на Лоренса, он почувствовал, что его сердце разрывается на части. За несколько секунд, пока ее глаза отыскивали Дзаккео, Лоренс понял по выражению ее лица, как она глубоко переживает случившееся.

— Пип, извини меня, — беспомощно сказал он. — Клянусь, мне очень жаль.

— Все в порядке, — пробормотала она, протягивая руку Дзаккео, стоявшему на коленях по другую сторону от нее. И когда она потянулась к нему, Лоренс, наконец, осознал, что это необратимо.

Опустив ее на пол, он поднялся и стоял, глядя на них. Теперь ее голову поддерживал Дзаккео и словно охранял ее своим мощным телом. Он что-то бормотал ей по-итальянски, и когда Пиппа подняла руку, чтобы погладить его, Лоренс почувствовал себя чужим. Он отступил на шаг, увидев, как его жена тянется к другому мужчине, ища утешения. Он не верил своим глазам. Значит, так будет отныне и навсегда. Этот мужчина будет теперь поддерживать его жену, любить ее и лелеять. В его объятиях она найдет свое счастье и его любовь нужна ей.

Чувство утраты почти лишило Лоренса способности двигаться, но он все-таки повернулся и пошел к двери. Перед его глазами снова возникло личико Тома. Лоренсу захотелось поскорее вернуться к нему, и он почувствовал, как слезы навернулись на глаза. Он с этим как-нибудь справится, возьмет себя в руки, но как быть с Томом? Как он объяснит трехлетнему ребенку, что его мамочка никогда не вернется? Как скажет, что мамочка не очень его любила и поэтому не захотела остаться с ним? Нет, этого он никогда не скажет Тому.

Уже на пороге он услышал, как Пиппа окликнула его. Обернувшись, он увидел, что Дзаккео помогает ей подняться.

— Лоренс, прости меня, — прошептала она.

Лоренс опустил голову.

— Я знаю, сейчас тебе трудно поверить мне, но когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня за это.

На губах Лоренса появилась мрачная улыбка.

— Нет, Пиппа. Ты ошибаешься. Я никогда не сделаю этого.

— Сделаешь. И Кирстен тоже.

Лоренс посмотрел ей прямо в глаза.

— В этом ты тоже ошибаешься. И надеюсь, когда-нибудь поймешь, как сильно ошибаешься.