Месть

ГЛАВА 1

Честное слово, меня это не интересует, — сказала Джейн.

— Да почему же? У него куча денег, бездна обаяния, самая модная машина… На какой машине он ездит, Лоренс? — спросила Пиппа, обернувшись к мужу.

— Кто его знает, — пробормотал Лоренс, прихлебывая кофе и не отрывая глаз от утренней газеты.

— Во всяком случае, машина у него шикарная, — настаивала Пиппа. — К тому же и одевается он превосходно.

— Я его видела всего один раз, — хмыкнула Джейн. Ее бледное лицо залилось краской. — Он меня даже не заметил. Так что, прошу вас, Пиппа, не говорите ему ничего. — Пытаясь прекратить этот неприятный для нее разговор, Джейн тоже уткнулась в газету.

— Гм-м, — продолжала Пиппа. — Пожалуй, он слишком занят собой. Таким, как он, нужно время, чтобы кого-нибудь заметить. Но мы над этим поработаем.

Джейн протянула руку к Тому, трехлетнему сыну Пиппы и Лоренса, чтобы отобрать у него кусок поджаренного хлеба. Пиппа, наблюдавшая за Джейн, ощутила смутное раздражение, хотя дружелюбно относилась к этой девушке. Непонятно почему, но она чувствовала за Джейн почти такую же ответственность, как и за Тома, хотя это не входило в число добродетелей Пиппы. Это было свойственно Лоренсу.

И все же стройная Джейн временами раздражала Пиппу. Однако Том обожал ее и Джейн отвечала ему тем же. Пиппа считала, что ей здорово повезло с няней. Заметив, что Пиппа наблюдает за ней, Джейн смущенно хмыкнула. Она жила в этой семье более трех лет, но Пиппе так и не удалось отучить ее от этой возмутительной привычки. Тут Пиппа напомнила себе, что ей незачем сосредоточиваться на недостатках Джейн. К чему вообще ей думать о Джейн, когда у нее и без того полно дел?

Поняв, что ее на время оставили в покое, Джейн снова принялась за чай и перевернула газетную страницу. Она любила время завтрака, когда вся семья — а она считала себя членом этой семьи — собиралась за столом на кухне своего кенсингтонского дома и не спеша проводила там полчаса. Тесноватую кухню наполняли аппетитные запахи поджаренного хлеба и свежесмолотого кофе. Как обычно, по радио передавали музыку, хотя в это утро ее было едва слышно из-за сумасшедшего щебета птиц, доносящегося сквозь распахнутые застекленные двери, и оживленной беседы Тома со своим воображаемым приятелем. Хотя Том всю свою короткую жизнь прожил в Англии, у него был почти такой же американский акцент, как у отца, а порой он пользовался и столь же красочным лексиконом, за что всего несколько минут назад получил замечание.

— Лоренс! Подумай, с кем бы нам познакомить Джейн, — неожиданно обратилась к мужу Пиппа. — Может, с твоим исследователем? Он ведь, кажется, холостяк, не так ли?

— О Пиппа, перестаньте, прошу вас! — простонала Джейн. — Клянусь вам, я не хочу ни с кем знакомиться.

— Но девушке следует развлекаться, — возразила Пиппа. — Противоестественно запирать себя в четырех стенах в обществе одного Тома.

Джейн улыбнулась, увидев, как огромные глазищи Тома уставились на нее.

— Что нам делать с мамочкой? — спросила его Джейн. — Как нам заставить ее смириться с отказом?

— На твоем месте, Джейн, — заметил Лоренс, откидываясь на спинку кресла, — я бы попросил Пиппу не совать нос в чужие дела.

Пиппа повернулась к Лоренсу. Джейн теперь не видела лица Пиппы, зато видела, как Лоренс смотрел ей в глаза. Джейн вдруг почувствовала, будто исподтишка следит за чужой жизнью, и повернулась к Тому, который возил игрушечный поезд вокруг тарелки.

Она занялась Томом, а Пиппа собрала со стола посуду и отнесла ее в раковину, на ходу обсуждая с Лоренсом дела, предстоящие им на этой неделе. Лоренс встал, дожидаясь, пока Джейн приведет в порядок Тома, и подхватил его на руки. Джейн с улыбкой наблюдала за ними, ей нравилось смотреть, как Том играет с отцом. Для него не было большего удовольствия, потому что он обожал Лоренса. Пиппа могла исчезнуть на несколько дней, что она иногда и делала, но Том никогда так не скучал без нее, как без Лоренса. Это было в общем-то неплохо, поскольку Пиппа, как свободный издатель, моталась за авторами по всей Европе и уезжала из дома гораздо чаще, чем ее муж, кинопродюсер, который в перерывах между съемками работал в основном дома. Джейн проводила много времени в обществе Лоренса и ей порой казалось, что она, пожалуй, знает его лучше, чем Пиппа. Она была хорошо осведомлена о его профессиональных делах, поскольку Лоренс частенько проводил совещания дома. От Джейн не укрывалось, когда к Лоренсу проявляла чрезмерное внимание какая-нибудь актриса, гримерша или журналистка, ведь именно ей приходилось отшивать их. Джейн казалось, что Лоренс никогда не изменял Пиппе, но она не порицала осаждающих его женщин. Лоренс со своей роскошной черной шевелюрой, пронзительно синими глазами и обворожительной улыбкой был самым красивым мужчиной из всех, кого Джейн когда-либо видела. Высокий, атлетически сложенный Лоренс с таким юмором относился к себе и своей внешности, что Джейн считала его эталоном мужчины, безупречным во всех отношениях.

К счастью для Джейн, она уже пережила период влюбленности в него, однако это тянулось целых два года. Теперь, видя его, Джейн не испытывала этих мучительных приступов обожания и больше не страдала, скрывая это. Она тяжело пережила унизительность этой ситуации, сознавая, что не может заинтересовать Лоренса. Не будь она няней его сына, Лоренс, вероятно, попросту не замечал бы ее, но даже понимание этого, увы, не охлаждало ее чувств. Не влияло на них и то, что Лоренс был настолько старше ее, что годился ей в отцы.

Но, наконец, все это прошло. Джейн не могла бы сказать, когда именно это случилось, когда она перестала испытывать эту мучительную боль. Просто около года назад она вдруг поняла, что освободилась от этого. Это удивило и обрадовало Джейн, но отчасти разочаровало. Если раньше при виде Лоренса ее охватывало возбуждение, то теперь, когда все изменилось, для нее наступили серые будни. Она утешала себя тем, что при ней остался Том — копия Лоренса, с такими же, как у отца, проделками и капризами, с такими же блестящими черными локонами и обворожительно синими глазами. Как знать, может, в недалеком будущем у Тома появится братик или сестричка, к которым она столь же страстно привяжется.

Теперь, когда Том удобно пристроился на руках у Лоренса и супруги начали обсуждать свои планы, Джейн снова раскрыла газету, взяв себе еще ломтик поджаренного хлеба. Вдруг она замерла. С ней происходило что-то странное. Она не могла бы объяснить этого, хотя такое случалось с ней не впервые. Увидев кого-то, она внезапно осознавала, что этот человек сыграет очень важную роль в ее жизни, и это было совершенно необъяснимо. Совсем непостижимым казалось Джейн то, что это ощущение вызвала у нее газетная фотография Кирстен Мередит, с которой она никогда не встречалась.

— Кажется, старик Дэрмот снова катит на нее бочку, — заметила Пиппа, заглянув в газету через плечо Джейн. — О чем он пишет на сей раз? Нет, пожалуй, мне не хочется об этом знать. Кстати, ты передала Лоренсу, что он вчера звонил?

— Да, — ответила Джейн, вздернув носик.

Пиппа рассмеялась. Люди редко внушали Джейн антипатию, но Дэрмота Кемпбела она невзлюбила по-настоящему, хотя он, к ее огорчению, стал за последние два года слишком частым гостем на Скаут Эдвардс Сквер.

Как только Пиппа отвернулась, Джейн незаметно сунула газету в боковой ящик стола, решив почитать ее потом, когда все уйдут.

Несколько минут спустя зазвонил телефон, и Джейн взяла трубку.

— О, здравствуйте, миссис Макалистер, — сказала она. — Да, Том здесь. Нет, у нас на сегодня не планируется ничего особенного… — Она повернулась к Тому: — Хочешь поговорить с бабушкой?

— Бабуся Мак! — радостно завопил Том и помчался к телефону.

Джейн всегда забавляло, что Том называет «бабусей Мак» мать Лоренса, элегантную и высокомерную американку. Менее всего она походила на «бабусю», но несомненно Тея Макалистер и ее внук были очень привязаны друг к другу. Дон Макалистер, отец Лоренса, был по происхождению шотландцем. Он рано ушел с дипломатической службы в Вашингтоне, где Лоренс провел детство и откуда уехал учиться в Оксфорд. Теперь Дон Макалистер перебрался в Лондон, желая жить рядом с внуком.

Пока Том болтал с бабушкой, на кухню вернулся Лоренс, и Джейн заметила, что у Пиппы нарастает напряжение. Она знала, что Пиппа не любит Тею Макалистер. Самой Джейн Тея нравилась, но она понимала причину неприязни к ней Пиппы. Властная Тея слишком сильно проявляла свой собственнический инстинкт по отношению к сыну и внуку, а это не могло нравиться ее невестке. Но Пиппу раздражало не только это. Недавно она поведала Джейн, что эта «проклятая женщина» заставляет ее, как это ни смешно, чувствовать себя в чем-то виноватой.

— Дело не в том, что я в чем-то провинилась, — жаловалась Пиппа. — Но она смотрит на меня так, будто в чем-то обвиняет.

Джейн не сказала ей, что и она замечает, ибо, по ее мнению, это было типично для всех свекровей.

— Вот что, — начала Пиппа, сложив тарелки в посудомоечную машину. — Мы так и не решили проблему: кого пригласить для тебя на вечеринку в следующую субботу?

— О, черт бы меня побрал, неужели ты снова принялась за свое? — простонал Лоренс. — Почему бы тебе не оставить девочку в покое, а?

— Оставлю, если ты что-нибудь предложишь, — отрезала Пиппа.

— Я ухожу, — сказал Лоренс. — Кому-то из нас нужно заняться работой.

— Да разве ты не всегда занят? — обиженно возразила Пиппа, но Лоренс, промолчав, вышел из кухни и быстро поднялся в свой кабинет.

К облегчению Джейн, Пиппа перестала обсуждать кавалеров и переключила внимание на Тома. Закончив разговор с бабушкой, тот подбирался к телевизору.

— Ты когда-нибудь свалишь этот проклятый ящик себе на голову, — рявкнула Пиппа, звонко шлепнув его.

Том, взглянув на нее, прижал руки к груди.

— И не гляди на меня так, — раздраженно сказала Пиппа. — Я говорила тысячу раз, что ты слишком много смотришь телевизор, хотя тебе это запрещено. А теперь собери свои игрушки, пока кто-нибудь не сломал себе шею.

Едва Пиппа отвернулась, обиженный Том обреченно опустился на колени, едва сдерживая слезы. Джейн спокойно помогла ему уложить игрушки в ящик, а Пиппа между тем гремела чем-то на кухне. Все в доме давно привыкли к перепадам настроения Пиппы, которые обычно предшествовали ее отъездам. Завтра Пиппе предстоит лететь в Италию и пробыть там до конца недели. Хотя Пиппа и утверждала, что не знает за собой никакой вины, но, проводя вдали от Тома много времени, испытывала угрызения совести. Поэтому сын раздражал ее. Хотя в последнее время, по наблюдениям Джейн, больше всех ее раздражал Лоренс. Джейн замерла, когда Пиппа с горящими от гнева фиалковыми глазами и искаженным гримасой хорошеньким ротиком неожиданно повернулась к ней.

— Да как смеет этот мерзавец так говорить со мной! — заорала она. — Можно подумать, что в этой семье один он работает. Да как же я забыла, что только его карьера имеет значение! Мою он считает прихотью, которую незачем принимать всерьез. Ну ладно, я скажу ему, что сделаю с ним, если он будет относиться ко мне свысока! — Оттолкнув Тома, она помчалась вверх по лестнице.

Подхватив Тома на руки, Джейн вынесла его в сад и усадила на качели, надеясь, что с такого расстояния ребенок не услышит неизбежного скандала. Джейн не сомневалась, что все успокоится так же внезапно, как началось, ибо Лоренс утихомиривал разбушевавшуюся Пиппу так же легко, как и приводил ее в ярость. Пиппа не могла устоять перед ним. Представив себе изумленное лицо Лоренса при виде разъяренной супруги, ворвавшейся к нему в кабинет, Джейн нежно улыбнулась и стала раскачивать Тома.

— Ради Бога, Пиппа, да что ты такое говоришь! — воскликнул Лоренс, швырнув ручку на письменный стол и повернувшись к жене. — Ты на все слишком остро реагируешь и сама это знаешь!

— Вот оно что? Ну ладно, раз так, скажу тебе, что у меня есть для этого повод. Ты разговариваешь со мной, как с полной идиоткой, да еще в присутствии Джейн! Потом ты выплываешь из кухни, словно Великий Продюсер, а на всех остальных тебе наплевать. При этом ты еще имеешь наглость заявлять, что мне следует постучать, прежде чем войти в твой кабинет. Может, ты забыл, что это также и мой дом!

— Дверь была закрыта, я просто не хотел, чтобы меня беспокоили. Я и сейчас не хочу, чтобы меня…

— Ну так тебе не повезло! Я уже здесь, и ты, черт возьми, извинишься передо мной.

Лоренс пожал плечами, так и не поняв, в чем провинился.

— Ну хорошо, извини меня, — улыбнулся он. — Теперь успокоилась?

— Ах, ты снова начинаешь? — кипятилась Пиппа. — Что я тебе, ребенок?

— Так перестань вести себя, как ребенок.

— Ладно, но ведь и ты должен вести себя, как подобает мужу!

— Лицо у Лоренса напряглось. Он знал, что она скажет дальше, но, черт возьми, не собирался ей потворствовать. За последние шесть месяцев эта сцена повторялась неоднократно, а сейчас его ждали другие, более важные дела.

— Продолжаешь в том же духе, не так ли? — провоцировала она. — Ты слишком занят, чтобы уделить немного времени жене и сыну. Тебе просто хочется сидеть здесь в тишине и покое. Ну, ладно, прости, что помешала, но, нравится тебе это или нет, а мы, будь уверен, поговорим начистоту.

— Пиппа, почему бы тебе не уложить чемоданы и не узнать по телефону, на какой рейс для тебя забронированы билеты?

Лоренс едва успел уклониться от запущенной в него книги.

— Больше этого не делай, — спокойно сказал он.

— Я хочу, чтобы ты наконец заметил меня, черт возьми! Хочу, чтобы ты посмотрел на меня и выслушал…

— Я уже выслушал, Пиппа, и все понял. Ты не хочешь переезжать в Штаты. Поэтому мы остаемся здесь.

— Мы остаемся здесь, потому что я тоже работаю, — заорала она. — Что, черт побери, мне делать в проклятом Голливуде? Я ненавижу это место и всех тамошних фальшивых людишек…

— Я уже сказал: мы остаемся здесь.

— И теперь ты меня за это наказываешь: ты запираешься здесь и не выходишь отсюда с утра до полуночи. А я не могу больше этого выносить, слышишь? Я не намерена с этим мириться!

— Пиппа, я торчу здесь, потому что должен работать. Видишь ли, выпустить на экран фильм в этой стране — почти невыполнимая задача. Ты, конечно, помнишь, что случилось в прошлый раз? Я не могу допустить, чтобы такое повторилось. А теперь уходи, займись своими делами, а меня оставь в покое.

— Я ничуть не сомневаюсь, что если бы сюда зашел Том, ты бы не выставил отсюда своего драгоценного сына! Ты не выносишь только присутствия его матери…

— Но его мать — существо разумное. А вот ревновать к собственному сыну — это патология, Пиппа.

— Да как же не ревновать? Стоит ему глазом моргнуть, как ты исполняешь все, что он хочет. Что же мне делать, Лоренс? Как привлечь твое внимание? Скажи, у Элисон такие же проблемы? Ее ты тоже игнорируешь? Ну, конечно, но она приползает к тебе снова. Все они так поступают, правда, Лоренс? Всем нам нужен ты, а тебя на всех не хватает. Кто же должен страдать? Твой сын? Нет, только не он. И не твоя проклятая мать. И, безусловно, не любовница. Ее ты выслушиваешь, когда ей хочется поговорить с тобой, или вы только трахаетесь? Вы занимаетесь этим здесь, в этой комнате, когда меня нет дома? Нет, я уверена, что не здесь, ведь твой обожаемый Том может войти сюда, а этого ты не можешь допустить! Ты думаешь обо мне, когда ты с ней, Лоренс? А о ней, когда ты со мной, вспоминаешь? Или ты постоянно думаешь только о своих драгоценных фильмах? Не сомневаюсь, только они и дают тебе удовлетворение. Одна мысль о катушках кинопленки наверняка вызывает у тебя такую эрекцию, какой не добиться ни одной женщине…

Лоренс молча с грустью наблюдал, как она взвинчивает себя, зная, что остановить ее невозможно. Она должна выговориться, потом начнет противоречить себе, запутается и, наконец, разразится слезами.

Пиппа уже не впервые обвиняла его в любовной связи с Элисон Фортескью, дизайнером. Он всегда работал вместе с ней. По его мнению, Пиппа знала, что между ними ничего нет, однако он подозревал, что его жена не прочь убедиться в обратном. Лоренс этого не хотел. Он любил Пиппу так же, как пять лет назад, когда они поженились, но оба они заметили, что в последнее время стали отдаляться друг от друга. Лоренс старался преодолеть это. Несмотря на возникавшие проблемы и беспричинные вспышки раздражения Пиппы, им было хорошо вместе с самого начала. Поэтому он всего через три месяца после знакомства с Пиппой сделал ей предложение. В Пиппе было все, что он искал в женщине, — прежде и теперь. Может, подумал Лоренс, увидев, как из глаз ее полились слезы, ему следует попытаться лучше понять ее? Должно быть, Пиппа права, говоря, что он не принимает всерьез ее работу, отчасти она сама виновата в этом.

Он встал с кресла, подошел к двери и запер ее. Взяв Пиппу за плечи, Лоренс прижал ее к стене и заглянул ей в глаза. Боже, иногда она казалась ему такой хрупкой и беззащитной, что он боялся задушить ее, дав волю своим чувствам. Конечно, все это бред, но Лоренс не сразу привык к тому, что такая нежная женщина способна выдержать натиск его буйной страсти. За все эти годы он не раз незаметно разглядывал ее, отыскивая синяки, которые, казалось, не мог не оставить в кульминационный момент. Даже теперь Лоренса иногда поражало, что его сокрушительный напор не оставляет следов на ее теле.

Она подняла на него глаза — гневные, озадаченные, — и Лоренс с удивлением заметил в них странное одиночество.

Он наклонил голову, и когда они слились в поцелуе, крепко прижал ее к себе.

— Скажи, что это неправда, — прошептала она. — Я имею в виду Элисон.

— Ты сама знаешь, что это неправда, — тихо ответил он.

— Поцелуй меня еще, Лоренс. Обними покрепче.

Он сжал Пиппу и впился в ее губы. Они долго целовались, чувствуя, как нарастает желание, и ожидая момента, когда один из них не выдержит и начнет привычный ритуал соития. Сейчас не выдержала Пиппа. Соскользнув вниз по телу Лоренса, она расстегнула «молнию» на его джинсах. Опустив голову, он увидел, как Пиппа взяла его член, почти достигший эрекций, и со стоном обхватила его губами. Она спустила джинсы до колен и, вцепившись ногтями в ягодицы, еще крепче сжала его член.

Пиппа знала, что ему это нравится, и довела бы его до кульминации, но он поднял ее на ноги и снова завладел ее губами. Она тихо постанывала, чувствуя, как Лоренс, задрав ее коротенькую юбку, прижался к ней.

— Спусти вниз мои трусики, — прошептала она. Лоренс почувствовал, как она слабеет, и крепко поцеловал ее. Просьба Пиппы разожгла его, а это еще более возбудило ее. Он спустил ее трусики до середины бедер и запустил пальцы в курчавый треугольник светлых волос.

— Я люблю тебя, — пробормотал он, закрывая глаза.

Она откинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но едва он открыл глаза, снова прижала его к себе.

— Возьми меня, — простонала она. — Войди в меня. Глубже!

Она перешагнула через упавшие трусики, и Лоренс, поддерживая Пиппу под ягодицы, поднял ее. Она обвила ногами его талию, и он, прижав Пиппу к стене, вошел в нее. На мгновение он снова ощутил ее хрупкость, но постарался не думать об этом. В сущности, он не испытывал к Пиппе неуемного вожделения, но чувствовал к ней глубокую нежность, более захватывающую, чем страсть.

Однако интимная близость с ней отнюдь не решала их проблем. Лоренс знал, что Пиппа никогда не простила бы его, уговори он ее переехать в Соединенные Штаты, но если они останутся в Англии, его карьера, несомненно, пострадает, а может, и вообще закончится.

На следующее утро Лоренс повез Пиппу в аэропорт. Тома тоже взяли с собой, хотя, поразмыслив, Лоренс понял, что делать это, пожалуй, не стоило. Пиппа нервничала, как всегда перед отъездом. Как ни пытался Лоренс убедить ее, что они прекрасно проживут без нее пару дней, он понял, что Пиппа, несмотря на это, чувствует себя виноватой. Их расставание было гораздо нежней, чем обычно. Лоренсу даже показалось, что Пиппа готова отказаться от поездки.

— Не хочу покидать тебя, — сказала она со слезами на глазах. — Знаю, что это глупо, но все равно не хочу.

Она молча взглянула ему в глаза, но Лоренс понял, что у нее на уме.

Он покачал головой.

— Я не могу этого сделать, дорогая, — тихо проговорил он. — Зачем мне просить тебя не уезжать? Это должна решить ты сама — только ты.

— Конечно, — ответила она, пытаясь улыбнуться. — О, Господи, Лоренс, почему ты всегда так рассудителен?

— Значит, такой уродился, — улыбнулся он. — А теперь, может, поцелуешь меня?

Она неловко наклонилась вперед, потому что за нее цеплялся Том, который в отличие от отца готов был просить ее остаться. Однако оба знали, что едва Пиппа передаст его отцу, Том обрадуется, предвкушая, что Лоренс до конца недели будет принадлежать только ему.

— Ты понимаешь, как болит у меня сердце, когда я оставляю вас? — Пиппа улыбнулась и испытала легкую ревность, увидев, как Том привычно ухватился за руку отца.

— Конечно, понимаю, — ответил Лоренс. — Мне ведь тоже грустно оставлять вас вдвоем.

— Я тебя не стою.

— Не стоишь, когда плохо ведешь себя.

— Я и в самом деле бываю противная?

— Да уж, случается.

— Не позволяй мне разрушить наши отношения, Лоренс.

— Думаешь, я могу это допустить?

— Я люблю тебя.

— Знаю. Я тоже люблю тебя. Мы прорвемся, дорогая, найдем выход, вот увидишь.

Лоренс с непроницаемым лицом провожал ее взглядом, пока она шла по коридору к выходу на посадку, а сердце у него сжималось от боли. Он вздохнул. Странные существа — женщины, иногда совсем непонятные. Ну как поступить мужчине, если любимая им женщина не может сама принять решение и хочет, чтобы это сделал за нее муж? Ведь потом она будет всячески сопротивляться его решению! О Боже, как же ответить на этот вопрос?

Прежде чем отправиться в Лондон, Лоренс решил купить газету. Время близилось к полудню, и большую часть утренних выпусков уже раскупили. Он увидел лишь бульварную газетенку, которую купил бы, если бы не заметил фотографии Кирстен Мередит. Он насупился и стиснул зубы. Нет уж, увольте, об этой женщине он не желал ничего читать, он не хотел даже думать о ней. Подхватив Тома на руки, Лоренс зашагал к автомобильной стоянке.