Глава 13


Клементину шел, не оглядываясь, торопясь убежать от своей собственной жизни. Он принял решение и, значит, должен был осуществить его. Оставшаяся позади жизнь могла окликнуть его в любую минуту голосом Шерли, запахом дома, чем-то родным, привычным, она могла расставить ему ловушку, и он спешил, чтобы не попасться в нее. Двадцать лет тюрьмы не прошли для него даром, он научился жить в разлуке со всем, что было ему дорого и мило, и теперь словно бы сам себя отправлял в тюрьму, готовясь утешаться мыслью, что Клара, Шерли, да и все остальные, будут жить на воле спокойно и счастливо.

У него не было крова, не было куска хлеба, и нужно, в первую очередь, о них позаботиться. Клементину не позволял себе думать о Кларе, чтобы не расхотеть жить, и думал только о насущном; о работе, которую непременно себе найдет, и о том, где бы ему приютиться, прежде чем начать искать работу.

На ум ему пришел Бруну, и он отправился к нему.

— Располагайся, живи, — дружелюбно ответил хозяин на неожиданную просьбу госта о приюте.

Бруну и сам побывал в самых разных переделках и не спрашивал, что случилось, просто помогал, если мог. А сейчас ему и вовсе было не до вопросов: он готовился к открытию своей выставки, волновался, нервничал. Нервничал из-за выставки, нервничал из-за Марты. Он не мог смириться с тем, что такая женщина остается с человеком, которого он, Бруну, считал обманщиком, который столько раз предавал ее. Всеми доступными ему способами пытался Бруну раскрыть Марте глаза на ее муженька, но пока ни в чем не преуспел. Марта выслушивала его, бывало, что-то выясняла у Сезара и продолжала свою сложную семейную жизнь. По отношению к Бруну она была безупречна, ни разу не подвела его, всегда была готова помочь и выслушать. Она была ему настоящим верным другом. А он… Он хотел большего...

В день открытия выставки Сезар подошел к Марте и сказал:

— Я все понимаю, Марта, ты помогаешь Бруну, он много сделал для Гильерми, находится в трудном положении, я все понимаю. Но мне кажется, ты сделала уже достаточно. Подумать только, организовала выставку совершенно неизвестного художника! И где? У нас, в Бразилии, где всем наплевать на искусство! Это дорогого стоит, и теперь тебе пора отдохнуть. Не ходи на вернисаж, Марта! Что тебе там делать?

— Ты ревнуешь. Сезар? — спросила она с ледяной улыбкой. — Не стоит. Бруну — мой друг, мы делили с ним горе, а теперь разделим и радость. Я пойду одеваться.

Увидев Марту, Бруну расцвел — она не подвела его и на этот раз, а он так боялся, что Сезар ее не отпустит. Красивая, элегантная, она была лучшим украшением его выставки и задавала особый тон изысканности и утонченности. А выставка нравилась публике, которая оценила дарование неизвестного скульптора. Люди подолгу стояли перед его скульптурами, восхищаясь, задумываясь, споря. Похоже, выставка могла стать сенсацией сезона. А для Бруну сенсацией стало появление Сезара. Подумать только, Сезар Толедо пришел на выставку! Его мгновенно окружили репортеры, и он с улыбкой сказал:

— Мне очень нравятся работы Бруну Майя, они отличаются большим вкусом и несут в себе неповторимый отпечаток стиля художника. Его открыла нам Марта Толедо, и разве нужна лучшая рекомендация? Извините, но я спешу поприветствовать виновника торжества!

Бруну очень сухо принял поздравления Сезара, но в душе он был счастлив. К нему пришел успех, настоящий успех, и этим успехом он обязан Марте.

Если глаза Бруну потускнели при виде Сезара, то глаза Марты заискрились.

— Вот такого Сезара я люблю, — сказала она, — доброго, справедливого.

— Сезар один, он не меняется, — важно произнес муж и рассмеялся: — Пойдем отпразднуем твой успех. Я рад и за тебя, и за Бруну.

— С удовольствием, — ответила Марта, и, попрощавшись с виновником торжества, они с Сезаром удалилась.

Марта радовалась успеху Бруну, но эта радость не уменьшала ее тревоги. И она поделилась ею с мужем, как только они уселись за столик дорогого и модного ресторана.

— Больше всего меня волнует теперь Александр, дорогой, — начала она.

— Опять? — Брови Сезара поползли вверх. — Он что, снова вернулся к Сандре?

— Нет, слава Богу, но она не дает ему развода. Отказывается подписывать документы.

— И это тебя так взволновало? Ты и сама знаешь, это вопрос времени.

Это «сама знаешь» больно укололо Марту, и все-таки она еще медлила с мучившей ее новостью.

— Дело в другом, — начала она и опять смолкла.

— Так что с ним такое, если дело не в Сандре? — уже с оттенком нетерпения спросил Сезар.

Марта снова замялась. Сезар уже с явным нетерпением смотрел на нее.

— У него роман с Лусией, — наконец, сказала она.

Сезар понял свою жену, и для него это сообщение было шоком.

— Ты уверена? — спросил он, нервно побарабанив пальцами по столу и помолчав.

— Они обедают и ужинают вместе, и очень скоро, я уверена, будут вместе у нее завтракать.

Марта пристально смотрела на мужа, он явно нервничал, а она подумала, что жизнь мстит всегда неожиданнее и грубее, чем люди.

— Мне кажется это неприличным, — наконец, высказал свое мнение Сезар. — Я попробую поговорить с ним.

Марта выразила свое согласие молчаливым кивком, и они принялись ужинать, подняв первый бокал за успехи Бруну.

На другой день Сезар отравился к Лусии. Он приготовил небольшую речь, которая должна была объяснить ей всю щепетильность положения, в которое она ставит не только себя, но и всех их вместе. Он тщательно готовился к этой речи, собирал слова, выражения. Они не должны были никого ранить, играть на сантиментах, эксплуатировать прошлое. Здравый смысл и разум — вот к чему он хотел привести и Лусию Праду. И не сомневался, что она способна внять его доводам, как-никак, она была адвокатом.

Но адвокат Лусия Праду в этот день в конторе отсутствовала, у нее был тяжелый рабочий день. Начался он в суде, и поводом был хлебозавод Эдмунду Фалкао, который собрались опечатать за долги. Фалкао был давним клиентом ее фирмы и, защищая интересы своего клиента, она сумела добиться другого решения от суда, хотя потратила на это немало времени.

С новым решением она поспешила на хлебозавод и успела вовремя. Еще несколько минут, и судебный исполнитель опечатал бы его дверь.

— Опечатывание предприятия отменяется, — строго заявила она судебному исполнителю, протягивая акт с печатаю. — Суд отменил решение судьи Дуарти.

Эдмунду, который вот уже битый час воевал с судебным исполнителем, загораживая вход на свой завод, с благодарностью взглянул на Лусию. Ему дали шанс, дали передышку, и он был за нее благодарен.

Наскоро простившись с Лусией, он заторопился в бухгалтерию. Вышел он очень подавленный. Им все равно грозило разорение. Спасти завод могла только мощная рекламная кампания, а она требовала неимоверного количества денег.

Мрачно стиснув зубы, он заявил матери, сидевшей в гостиной:

— Я решил жениться на Бине Коломбо!

— Наконец-то! — просияла дона Диолинда. — Бог тебя просветил! Но имей в виду, я буду против!

Она обняла своего Эдмунду и проглотила две зелененьких таблетки и одну розовую, чтобы успокоиться.

— Я рада, что мы с тобой так понимаем, друг друга и всегда заодно, — продолжала она и, наставительно подняв палец, прибавила: — Мы никогда, никогда не вернемся о квартал Пари, заруби себе это на носу! Именно поэтому я приготовила для тебя сегодня сюрприз — поле для твоих боевых действий готово. Я словно предчувствовала, что ты наконец-то решишься, и пригласила дону Сариту и Клаудиу в театр, а прислугу отпустила. Вы будете сегодня с Биной одни. На твоем месте я бы не пропустила этого момента. Может быть, мы бы застали вас в самый пикантный миг, чтобы ей нельзя было отвертеться? Что ты на это скажешь, сынок?

Эдмунду лишний раз отдал должное прыти, распорядительности и хитроумию своей матушки.

— Я думаю, что так оно и будет, — сказал он с вздохом.

— Вот и славно, — признала дона Диолинда и вытерла свои сухонькие руки, а потом прибавила: — Нет, мы никогда не вернемся в квартал Пари!

Бина была немало удивлена, узнав, что дона Диолинда пригласила Сариту в театр.

— Я думаю, она выиграла три билета в лотерею и не хочет, чтобы они пропали, — рассудительно сказала Сарита. — А раз так, то почему бы не составить ей компанию?

— Действительно, почему? — согласилась и Бина.

Как только разнаряженная компания старичков уехала, Эдмунду подсел к Бине.

— Я давно уже не свожу с тебя глаз, чаровница, — начал он, — но с меня не спускает глаз моя матушка. Как хорошо, что она уехала, и как хорошо, что ты сирота. Дам я обниму тебя покрепче, моя милая, прелестная сиротка!

— Принц! Принц! — Бина отодвинулась от Эдмунду. — Не годится так себя вести, тем более что дома никого нет. Я как-никак девица, и моя репутация может пострадать.

— Вот твоей репутацией мы сейчас и займемся! — со свирепой страстностью проговорил Эдмунду, настраивая себя на самые решительные действия.

Но тут под окном раздался крик:

— Бина! Бина! Это я, Агустиньо! Мне надо поговорить с тобой! Открой дверь!

— Вот еще черт принес! — недовольно пробормотал Эдмунду. — Не открывай! Не о чем ему с тобой разговаривать!

— Как это я могу не открыть? А моя репутация? «Понимаешь» — очень славный молодой человек и очень воспитанный, долго он у меня не засидится.

Бина отворила дверь, и Агустиньо с порога принялся оправдываться:

— Если тебе не понравилось, как я пел на открытии кафе, то только потому, что я волновался. Ты же знаешь, как я пою, я же пел тебе серенады.

— Конечно, знаю, — успокоила его Бина. — Мне очень нравится, как ты поешь. Вот сейчас и Принц скажет свое мнение.

Агустиньо не заставил себя просить дважды и, как только вошел в гостиную, запел. Эдмунду приготовился терпеливо выдержать пытку вокалом, но надолго его не хватило, слишком уж у него был страстный характер. Если бы и Бина разделяла его нетерпение, он бы выкинул незваного гостя в окно, и дело с концом, но Бина стояла, слушая страстные завывания. Эдмунду сидел, сидел, плюнул и вышел из гостиной.

Картина, которую застала дома Диолинда, вернувшись из театра, сильно отличалась от той, которую рисовало ей воображение. Она не увидела ни полураздетой Бины, ни слитых в страстном поцелуе губ, ни еще чего-нибудь еще более пикантного. Бина чинно сидела в кресле и слушала мычащего Агустиньо. Ничего более идиллического и представить себе было нельзя. А сверху доносился храп Эдмунду.

Дона Диолинда, честно сказать, рассердилась.

Зато Бина, проводив гостя и направляясь в спальню, заглянула к Сарите и сказала:

— Тетя! У меня к тебе на завтра поручение. Ты узнаешь адрес студии, где записывают компакт-диски, выяснишь, сколько это стоит, и мы запишем Агустиньо.

— Я узнаю, — согласилась Сарита, — только будет лучше, если ты возьмешь эти деньги и просто выбросишь в канаву. Хлопот меньше.

— Ты ничего не понимаешь, — ответила Бина. — У Агустиньо — мечта, а мечты должны исполняться. Вот я мечтала о богатстве и стала богатой, а на что мне деньги, если я не помогу чьей-нибудь мечте?

— Я разве против? — миролюбиво отозвалась Сарита. — Только ему самому будет обидно, когда он услышит свое пение.

— За это не беспокойся, — живо возразила Бина. — а компьютер на что? Он за тебя и споет, и спляшет, мы такое с тобой услышим, что только ахнем!

— Ну-ну, посмотрим, посмотрим, — недоверчиво покачала головой Сарита. — Ты так все расписываешь, что мне прямо-таки захотелось услышать, что получится из твоей затеи.

— Мне и самой любопытно, — призналась Бина. — Так что ты уж поезжай с утречка, чтобы мы поскорее взялись за дело.

— Не за дело, а за безделье, — не утерпела Сарита. — На кафе выбросила деньги, теперь на диск этот…

— А мне нравится, как он поет, — твердо заявила Бина. — Вот я слушала его часа три, и мне нисколько не надоело.

— Влюблен он в тебя без памяти, а ты и млеешь, и пение к этому не имеет никакого отношения, — заявила Сарита и воспользовалась случаем, чтобы лишний раз предостеречь племянницу. — Имей в виду, такое до добра не доводит. Ты себя блюди, ты у нас невеста богатая.

— Мне показалось, что у Принца на мой счет самые серьезные намерения, — зашептала Бина на ухо тетке.

— Да ты что! — ахнула Сарита. — А если и вправду, что ты ему ответишь?

— Что принимаю его предложение, — с достоинством ответила Бина.

— А как же Агустиньо? — не поверила Сарита. — Мне-то кажется, что ты к нему неравнодушна.

— Мне, знаешь, как-то всех жалко, — покачала головой Бина. — Видно, сердце у меня очень большое. И жалко, и помочь хочется. Вот я и помогу этим двум бедолагам, потому что они очень славные ребята, а замуж за Принца выйду, потому что тут и сравнивать нечего. Сама понимаешь — Принц, он и есть Принц.

Распорядившись своей судьбой наилучшим образом, Бина пожелала тетке спокойной мочи и отправилась к себе в спальню, но с полдороги вернулась, вспомнив, что рассказывал ей Агустиньо.

— Извини, тетя, но я хочу сказать тебе еще вот что: может, мы на этих дисках еще разбогатеем, потому что и кафе вовсе не безнадежное дело и скоро будет приносить доход. Там уже и посетители появились. Агустиньо клянется, что им уже и заказы делают. Вот только жаль, что Клара и Клементину поссорились. А из-за чего — неизвестно. Она уехала жить к Анжеле, а он и вовсе неизвестно куда.

Бина присела на кровать Сариты, и они до рассвета прошептались, рассуждая о Кларе и Клементину и решая их дальнейшую судьбу.


Загрузка...