Месть

Глава 17

Почувствовав на себе взгляд, Александр выпустил Лусию из объятий.

— До скорой встречи, — шепнул он ей и пошел навстречу Клементину.

— Извините, — начал Клементину.

— Пора начинать рабочий день, — рассмеялся Александр, — и приятно начинить его с таким клиентом.

Он провел его в слой кабинет, в там Клементину протянул Александру конверт.

— Помните, я говорил вам о пропавшем завещании, — сказал он. — Так вот, оно нашлось, и я принес его вам, чтобы вы его вскрыли.

Он наивно полагал, что это дело одной минуты.

— Поздравляю! Я очень рад за вас. Сейчас я напишу прошение судье и попрошу его назначить время, когда он сможет принять нас. Открыть этот конверт может только судья.

Александр вызвал секретаршу, что-то уточнил, потом сидел и писал, а Клементину рассказывал ему, как Карлиту вспомнил о ключе, как он раздобывал его, как потом они пошли вместе с Карлиту в банк и в сейфе оказались конверт и настоящие драгоценности.

— Конверт я оставляю у себя, — объявил Александр. — Как только узнаю, когда судья нас примет, немедленно сообщу. Мне кажется, вы ждали так долго, что подождать еще каких-то два-три дня для вас труда не составит.

— Разумеется, — кивнул Клементину. — Спасибо большое. Мне вообще-то...

Он не договорил, попрощался и вышел.

Сам не свой вернулся Клементину в мастерскую. Что ему было до богатства? Но оно могло вернуть ему Клару, и от одной этой мысли у него кружилась голова.

Бруну сидел в углу мрачнее мрачного. Если бы не Клементину, он, наверное, снова вернулся бы к наркотикам, но приятель постоянно был начеку, и благодаря его неусыпному дозору Бруну не ухнул в бездну.

— Говорил я тебе, что никогда не стоит терять присутствие духа? И видишь, я оказался прав, — принялся утешать приятеля Клементину. — Мне, наконец, повезло, хотя казалось, что беда прилипли ко мне так прочно, что и ждать больше нечего. А теперь мне снова можно на что-то надеяться.

— Зато мне надеяться не на что, и я оказался не прав, — сумрачно проговорил Бруну. — Выходит, что оклеветал Сезара, когда обвинил его в краже завещания. И как, спрашивается, будет относиться ко мне после этого Марта?

— Так же хорошо, как и прежде, — уверенно ответил Клементину. — Она — благородная, великодушна женщина и будет рада твоей ошибке.

— И тут же бросится в объятия Сезара! Нет! Я мечтаю об одном: уехать куда-нибудь подальше и больше ее не видеть! Мне мало одной дружбы, она дорога мне как женщина!

— Наберись терпения.

— Чтобы и дальше терпеть адские муки? — разозлился Бруну. — Я же говорю тебе, что я не могу! Не могу!

— Не устраивай истерики, — сухо оборвал его Клементину. — Сколько ты терпел? Месяц? Два? Год? Я терпел двадцать лет и терплю до сих пор, и вот только теперь, похоже, для меня, наконец, наступает избавление. А ты хнычешь и жалуешься, вместо того чтобы поблагодарить судьбу за то, что живешь не пнем бесчувственным, а любишь, надеешься, страдаешь, мучаешься.

Бруну примолк, выслушав отповедь Клементину. Он был вынужден признать, что его приятель прав.

— Прости, — сказал он, — я и в самом деле зарвался. Пока я сидел в яме, я ни на что не жаловался, просто старался выкарабкаться. А как только пошла полоса везения, стал ныть. Нет! Ты только подумай — у меня выставка! Больше того — она пользуется успехом! И Марта... Я могу каждый день видеть ее, говорить с ней.

— Вот-вот, — поддержал его Клементину. — А у меня этого пока нет. Но я не устаю ждать и надеяться.

Ему чертовски захотелось позвонить Кларе и поделиться своей радостью. Будь что будет! Он набрал знакомый номер. Подошла Шерли. Клары не было дома, она поехала к Марте. Клементину был рад поговорить и с Шерли, хотя своими необыкновенными новостями делиться не стал. И Шерли была рада услышать отцовский голос.

— Приходи к нам, я так по тебе соскучилась, — пригласила она. — Ты знаешь, мы ведь теперь с Сандрой вместе работаем, она очень изменилась и тоже будет рада тебя повидать.

Сандра изменилась? Клементину в этом очень сомневался, но прийти пообещал. Скоро. На днях.

Зато Шерли не сомневалась, что сестра изменилась, она это видела своими собственными глазами. Хотя нрав у Сандры остался прежним, она ругательски ругала Лусию, называя се старой кочерыжкой, и клялась, что ее Александр ни за что такой не достанется. Сочувствуя сестре, Шерли уговорила Клару поехать к Марте и поговорить с ней о невестке. Разговор с Александром расстроил Шерли. Но может быть, мать сможет как-то подействовать на сына?

Как в чужой, вошла Клара в дом, который когда-то считала родным. Сколько перемен произошло за не такое уж и долгое время! Переменился и этот дом. Больше всего поразила Клару царящая в нем тишина, для нее он всегда был наполнен детскими голосами: сначала росли три мальчишки, потом мальчик и девочка…

Марта сердечно обняла Клару. Она была так ей рада, так рада!

— Видишь, как у нас пусто, — начала она с наболевшего. — Вилма увезла детей. Я не спорю, она всегда была хорошей матерью, но в последнее время вела себя просто ужасно. Дети плакали, уезжая, не хотели расставаться с Энрики, со школьными топорищами, с нами. Если бы она думала о детях, она сделала бы все по-другому, но она думала только о себе, о своих обидах и вымещала их на всех нас, на Тиффани, на Жуниоре.

— Как я тебя понимаю! Я тоже очень привязана к твоим внукам, мне очень жаль, что я их не увижу, — искренне сказала Клара. — А ведь у тебя могли быть и еще внуки...

— Ты имеешь в виду Сандру? — встрепенулась Марта. — Она прошла по нашему дому как ураган. Ты просто не представляешь себе, что тут творилось.

— Почему не представляю? — засмеялась Клара. — Она у нас работает, так что я прекрасно все себе представляю, но должна сказать тебе, что страдания пошли ей на пользу, она совсем неплохая девушка.

— Сандре? Страдания? Она что, способна страдать? Не смеши меня, Клара. — Марта нервно рассмеялась.

— И страдать, и любить, — очень серьезно сказала Клара. — Она любит Александра, хотя совсем не так, как мы себе представляем любовь.

— Александру такая любовь не нужна, — быстро отозвалась Марта, — она довела его, чуть ли не до сумасшествия, а потом превратила в дикаря. Я до сих пор не могу без содрогания вспомнить, как он с ней поступил. В моих глазах его ничто не оправдывает. Как бы она ни поступила, но она — женщина. Он не смел опускаться до варварства.

Марта тяжело задумалась, и Клара с сочувствием смотрела на нее. Она знала, сколько сил положила Марта на своих детей, и вот они выросли, и проблем стало еще больше. Как же это трудно — вырастить ребенка! И как справится с этим она, Клара?

— Я всегда считала Александра самым уравновешенным из своих детей, — вновь заговорила Марта. — Но теперь вижу, что это не так. Он упрямый, неуступчивый и не понимает каких-то очень важных вещей. Теперь, например, у него роман с Лусией, и он единственный не хочет видеть, что эта его связь принесет нам всем только страдания.

— Идеальных людей нет, — вздохнула Клара, — но молодые учатся на ошибках, это я вижу даже по Сандре. Что она видела в жизни? Кто ее чему учил? Она росла в такой бедности, что просто пища и просто одежда были для нее ценностью. Живя в таких условиях, люди становятся неразборчивыми в средствах.

— Ты стала философом, Клара, — улыбнулась Марта.

— Я просто набралась немного житейского опыта, — ответила Клара. — И он подсказывает мне, что Сандра не безнадежна. При случае вспомни об этом. Марта, очень тебя прошу.

— Какой тяжелый выбор мне предлагает жизнь: Лусия или Сандра. — задумавшись, проговорила Марта, и ей показалось, что она даже знает, кого бы предпочла.

Они выпили по чашечке кофе, и Клара заспешила домой, а точнее, на работу — в кафе к вечеру бывало так много народу, что оставлять девушек одних ей не хотелось.

О своих бедах и радостях она с Мартой не говорила. Да и что она могла сказать? Что Клементину — убийца, а она любит этого убийцу?

Клементину вызвали в суд ровно через два дня, и судья в его присутствии и в присутствии адвоката Александра Толедо вскрыл завещание.

Лейла Сампану оставила в наследство Клементину да Силва всю недвижимость, акции, банковские счета, драгоценности, автомобили и марку Рафаэлы Катц.

— Боже мой! Боже мой! — только и повторял растерянный Клементину.

— Вы теперь богатый человек, — сказал ему с ободряющей улыбкой Александр. — Кончились ваши мучения. Поздравляю!

Но мучения Клементину только начинались.

Из автомата он позвонил Анжеле.

— Мне нужно с вами встретиться, — сказал он. — Непременно! Сегодня вечером. Приезжайте, пожалуйста, в мастерскую Бруну. У меня к нам очень серьезный разговор.

Анжела была заинтригована.

— Хорошо, — согласилась она. — Буду в семь.

Ровно в семь она приехала. Оглядела критическим взглядом мастерскую, которую Клементину постарался привести в божеский вид, села в предложенное ей кресло и приготовилась выслушать, что ей будет сказано. Она уже знала, что Клементину стал наследником Рафаэлы Катц.

— Вы знаете, что я люблю Клару, никого дороже на свете у меня нет, — начал он. — Я попросил вас о помощи, когда был уверен, что приношу ей несчастье. Теперь мое положение изменилось, и...

— Чего ты хочешь от меня, Клементину? — резко спросила Анжела.

— Я хочу, чтобы вы поговорили с Кларой, рассказали, что действовали по моей просьбе, убедили ее, что никакого Центра я не взрывал, потому что она мне не поверит.

Клементину улыбнулся, уверенный, что Анжела сейчас назначит время, когда поедет к Кларе. Собственно, они могли бы поехать вместе, и он бы просто подождал в машине или погулял по соседней улице. Или, пока они будут разговаривать, он мог бы купить Кларе какой-то подарок, потому что шампанское, чтобы отпраздновать случившееся чудо в кафе, наверняка найдется...

— Но ты же его взорвал, Клементину, — холодно заявила Анжела. — И я ни о чем с тобой не договаривалась.

— Как это взорвал? Что за глупость! — возмутился он.

— Тебе виднее как, — так же холодно продолжала Анжела. — Ты признался в этом сам.

Клементину вдруг услышал свой собственный голос: «Как я ненавижу Сезара Толедо! Он растоптал мою жизнь! Пусть он построит новый Центр, и я опять... опять его подорву!»

— Ты сделал это, чтобы убить свою сестру, ее сожительницу и получить наследство. Ты знал, что завещание в твою пользу, — прибавила Анжела.

— Хорошо, что хоть в этом я не признался, — горько усмехнулся Клементину. — Но вы оказались большим чудовищем, чем я себе представлял.

Он был потрясен коварством этой женщины. Будь проклят тот час, когда он взял ее в союзники!

— Магнитофоны теперь чувствительные, — издеваясь, заявила Анжела.

— Но для полиции даже этого маловато, — тоже с издевкой подхватил Клементину.

Он выхватил у Анжелы плейер и вытащил кассету, готовясь ее разорвать в клочки.

— Клару я вам не отдам! — выкрикнул он. — И пленку уничтожу!

— Это копия, — холодно сообщила гостья. — Оставь в покое Клару. Забудь о ней. А что касается полиции, то она сама разберется, улика для нее это или нет.

Клементину онемел. Он смотрел на женщину в брючном костюме, которая чувствовала себя хозяйкой положения, смотрела на него как на червя, которого может уничтожить, стоило ей только этого захотеть. Смотрел и думал. Им владело не бешенство, двадцать лет тюрьмы многому его научили, он знал, что бешенство чаще всего гибельно, а спасает холодным трезвый расчет. Он должен был победить это чудовище.

— Мне наплевать на полицию, — сказал он. — Для нее это не улика.

— Зато если кассету прослушает твоя дочь или Александр, который тебя защищал, как ты думаешь, что они скажут? Так что держись подальше от Клары.

— Я теперь богат, — сказал он. — Сколько вы хотите за эту кассету? Я заплачу любую сумму.

— Я не уверена, можно ли с тобой договариваться, — вдруг клюнула на закинутую удочку Анжела.

Клементину оживился:

— Говорите! Говорите! У вас нет оснований мне не доверять. Я всегда играл с вами в открытую.

— А это мы сейчас проверим! — протянула гостья. — Как ты добрался до завещания!? Откуда оно взялось?

— Мне помог Карлиту, — с готовностью принялся объяснять Клементину. — Он же все знает о моей сестре, о доне Лейле. Вот он и вспомнил о ключе. Ну, говорите же, говорите, сколько вы хотите за эту пленку?

— Держись от Клары подальше — вот чего я хочу, — повторила Анжела.

— А ты можешь сказать, зачем ты это делаешь? — спросил Клементину, переходя на «ты», чувствуя, что гибельная стихия ярости завладевает им.

— Я делаю это ради блага своей подруги, которая не умеет сама себя защитить! — высокомерно произнесла она. — Я не хочу, чтобы она страдала. Тебе ведь все равно рано или поздно придется вернуться в тюрьму.

— Я вернусь туда, только убив тебя! — в ярости проскрежетал Клементину.

Анжела встала и царствию выплыла из мастерской, хотя, вполне возможно, ей стало не по себе от этих угроз.

Вернувшись домой, она устроила разнос Карлиту.

— Если ты хочешь сохранить свое место, ты должен говорить обо всем в первую очередь мне! — отчитывала она его. — Я не потерплю, чтобы у тебя были какие-то тайны. Ты не смеешь выходить из дома без моего ведома и принимать здесь каких-то людей.

Карлиту флегматично слушал ее, ничего не отвечая.

— Почему ты ничего не сказал мне о ключе от сейфа? — закричала она.

«Потому что вас это не касается», — подумал он, но вслух ответил мягче:

— Я и понятия не имел, что вас это может заинтересовать.

А что касается тайн, то у него их было не меньше, чем у Анжелы, и не одна она говорила по телефону с заграницей, и точно так же, как его новая хозяйка, он не собирался своими тайнами с кем-то делиться.

— Вам звонил сеньор Энрики, — сказал он.

— Приятно слышать, — ответила она.

С Энрики ей предстояло обсудить последние взносы страховой компании, благодаря которым будет завершено восстановление Торгового центра. Но это завтра, а сегодня...

— Я знаю, ты очень скучаешь без детей, — нежно сказала она по телефону. — У меня есть предложение. Я носу слетать в Рио-де-Жанейро и поговорить с Вилмой, ты же знаешь, она иногда меня слушает. Я уверена, что на нее очень дурно влияет Жозефа, а если бы она приехала, и вы бы встретились вдвоем, да еще в интимной обстановке, я уверена, вы бы договорились.

— Честно говоря, твое предложение для меня неожиданность…

— Я же твой друг, ты всегда мне это говорил, — так же ласково продолжала Анжела.

— Я подумаю, — пообещал Энрики. — Спасибо.

Повесив трубку, он подумал, что зря Селести так боится вмешательства Анжелы. Конечно, по отношению с ней она вела себя недостойно, но известно, что влюбленные женщины способны на все, а вот его, Энрики, она еще ни разу не подводила.

Однако он не хотел огорчать Селести и решил сам слетать в Рио и еще раз поговорить с Вилмой.