В первую очередь я должна добиться правды от Сергея. Просто хочу успокоить свое сердце, быть уверенной в том, что была хоть и жестока, но справедлива. Не смогу иначе больше смотреть в заплаканные глаза свекрови. Не смогу и все. Если б я потеряла Дениса, наверное, умерла бы. Ребенок может быть хорошим, плохим, да каким угодно, но все равно он твой сын и связь эту не оборвать.
Я сунула в карман платья телефон, пауэрбанк, положила немного любимых конфеток Сергея, банку консервированного паштета. На какой-то миг у меня возникло смутное ощущение, будто бы я собираюсь в приют навестить ненужного и опасного пса. Даже книги ему не взяла, ничего из личных вещей. Да оно и не нужно. Когда, хотела бы я знать, Сергей хоть чем-то интересовался кроме женщин, выпивки и еды? Гад он редкостный и ничего больше из себя не представляет.
Я завернула за знакомую дверь своей комнаты, она немного отличается от всех остальных дверей этой квартиры — более тяжелая, добротная, такую не каждый таран взять сможет. Надеюсь, Антонина тоже не проберётся. Щелкнул засов, я накинула крючок к нему в дополнение, продела кольцо из шнурочка в две проушины. Сюда бы повесить замок! Жаль, у меня его нет. Да и так свекрови сюда не попасть, я в это верю. Хоть Антонина и напоминает демоницу, но все же только по харктеру. И я бы совсем не хотела, чтоб она узнала о секрете чарованного домика. Быть может, потом я и открою ей свою тайну, но точно не сейчас.
Мне и Дениса туда пока не провести. Сын все разболтает друзьям, опять же предупреждение Аделаиды сверлом засело в моей голове. Я так и не поняла, почему детей в волшебный мир пускать не стоит. Может, она другое имела ввиду? Теперь и спросить не у кого, одна надежда на письма Эрты Форей. Но когда я ещё до них доберусь? А пока, пусть никто ничего не знает.
Я коснулась двери артефакта, сердце замерло в который раз, мне все кажется, что дверь может не открыться. А что, если я так и останусь навсегда на Земле? Это станет настоящим кошмаром. Я очень остро понимаю Эстона, который много лет не может попасть домой, в тот мир, где он родился, где живут дроу.
Узнать бы еще, как я сама очутилась здесь, на Земле, почему родилась тут? Кто был в моем роду темным эльфом — мама или папа.
А может, я и вовсе не отсюда? Мама уже здесь, в Питере, рассказывала подруге, будто бы много лет не могла забеременеть. Отчаялась совсем, а потом у нее родилась я. И тогда они с отцом переехали из одного края страны в другой. Жили родители во Владивостоке, перебрались в Питер. Наверное, так бывает, почему нет.
Или я приемыш? Не знаю, не понимаю. Свою мать я очень любила, отца толком не могу вспомнить. Они разбились, когда я еще была маленькой, в школу и то не ходила. Была жуткая авария на пустой совершенно дороге. Кто-то даже говорил шепотом про убийство. Но кому бы понадобилось убивать двух инженеров? Смешно.
На редких оставшихся снимках я вроде похожа на обоих родителей, а может, и нет. Жаль, в то время далеко не у всех дома была видеокамера. Может, тогда мне бы больше удалось рассмотреть.
Главное, что я — дроу, и магический дар у меня есть, остальное, может, узнаю со временем, а может, и нет. Да и какая разница? Родителей других у меня все равно не будет. Настоящих папу и маму я потеряла. Есть ли еще родные не знаю, да и знать вообще-то не хочу. У меня сын есть, Антонина и теперь еще Эстон. Не то друг, не то муж, но уже точно не чужой человек. Тьфу ты, эльф еще! И Лорэль тоже мой, пусть он раб, пусть это и не совсем честно, но он тоже вроде как не чужой.
Я не стала медлить, сразу прошла сквозь особняк. Здесь, на углу моего забора, нашелся молодой мужчина в военной форме. Бедолага, что у него с шеей? Спину держит так, словно ее свело судорогой.
— Сильно болит? Упали? Может, вам вынести стул?
— Я родился... таким, эльтем Диинаэ, — парень немного закашлялся.
— Воды? Морс, кажется, есть.
— Благодарю за неслыханную щедрость, эльтем Диинаэ, — парень склонил голову, потупил взгляд, — Вы, должно быть, чего-то желали?
— Я хотела нанять карету. Но, пожалуй, открою портал.
Я немного замялась, еще раз посмотрела на несчастного. Ну нельзя же так все оставлять? Стоит, скрючившись, щеки бледные. Видно, что человеку плохо и очень.
— Вот, держите пару монет. Обязательно отпроситесь к лекарю. А если вас не отпустят? Хотите, я сама попрошу у короля, чтоб вас отпустили на все время болезни? Сколько вам платят?
— Тысячу золотых в год. Я все отправляю семье, эльтем Диинаэ.
— Большая семья?
— Мать, отец, сестры, — на щеках парня проступил легкий румянец. Похоже, что у него лихорадка.
— Загляните ко мне ближе к вечеру. Я оплачу вам год отпуска и лечение.
Легко творить добрые дела, когда у тебя есть целое состояние. Как бы еще узнать, что из этого я должна передать в качестве дани Верховной. Думаю, тысяча монет-то у меня в любом случае останется. В крайнем случае спрошу у Эстона немного денег и обменяю их на золотой слиток в банке. Так же, наверное, можно? Золото оно и есть золото. Да и этому парню нужно помочь. Надеюсь, за год он сможет хоть как-то поправить здоровье, чтоб с новыми силами приступить к своей службе. А с королем я все улажу, он человек разумный.
— Благодарю вас, эльтем, — парень совсем побледнел и, кажется, даже прислонился к забору.
— Вы же тут в дозоре? Ну, как городовой?
— Я страж королевского двора и слежу за порядком, эльтем Диинаэ.
— Сядьте на крыльцо, я никому не скажу. Прохожих на нашей улице бывает немного. Лорэль выглянет, это мой раб, спросите у него попить и что-нибудь из еды. Скажете, что я приказала.
— На все ваша воля, эльтем Диинаэ.
Парень неуверенным шагом поковылял к крыльцу моего дома. Плечи сгорблены, будто бы на них навалилась тяжесть всего этого мира. Мне искренне тяжело на него даже смотреть. И кто только догадался выпустить в дозор больного? Дали бы хоть отлежаться. Тем более, если человек с детства калечным родился, а сейчас еще и заболел. Нужно поскорее разобраться с делами и найти ему лекаря.
Я с лёгкостью открыла портал в бордель, ткань пространства просто рассыпалась под моими пальцами. Та же комната, красиво убранный стол, сцена пуста, на ней нет никого. Совсем еще юноша дежурит в углу. При виде меня он весь подобрался, чуть порозовел.
— Позови, пожалуйста, Гюрзу. Он не занят?
— Гюрза ждет вас, эльтем.
— И пусть накроют на стол, я еще не позавтракала. Булочки, кофе, джем. Что есть.
— Сию минуту все будет исполнено, эльтем.
Юноша удалился, и через пару мгновений в зал райской птицей впорхнул Гюрза. Сегодня стройный мужчина одет в облегающий черный костюм, поверх бедер затянут платок, его длинные концы тянутся к полу, звенят колокольцами. На плечах сверкают яркие обручи из золота, перевитого цепочкой драгоценных камней. Лицо все так же прикрыто до середины платком. Сегодня он золотой в цвет браслетов. Волосы собраны в длинную косу, они у него смоляные, но отчего-то отливают золотым, в тон украшений. Может, покрашено несколько прядей, а может, это из-за того, что он оборотыш.
Босые ноги невольника мягко ступают по пышному ковру. Стремительный, плавный в каждом своем движении. Кожей чувствую исходящую от него опасность.
— Счастлив видеть вас вновь, эльтем, — моментально Гюрза перетек на колени и распластался по ковру, едва не коснувшись пальцами моих туфель. Поднялся он так же быстро, как змея взлетает вверх из своих колец.
— Я тоже рада тебя видеть.
— Это огромная честь для меня, эльтем, — Гюрза чуточку склонил голову, будто бы отдал мне часть своего уважения.
Замелькали яркие одежды, стол накрывают подтянутые красавцы. Обнаженные торсы, шаровары, на бедрах широкие пояса, напоминающие видом платки. Смуглая, молочно-белая, зелёная кожа. На груди одного мелькнули золотые чешуйки. Неужели парень — дракон? На столе я уже вижу корзиночку хлеба, прикрытую белой салфеткой. От нее поднимается пар. Здесь же стоят тарелки с крохотными бутербродами, с виду они больше напоминают набор пирожных из кафе, фрукты на блюдах. Кофейник и кувшины сока тоже подали. Гюрза оглядывает стол придирчивым взглядом, жестом указывает рабам, чтобы что-то переставили, расправили складку на скатерти. Как он замечает все мелочи?
— Сергей, он…? — я не могу сформулировать вопрос достаточно четко.
— Ваш раб в полном порядке. Он сыт, здоров и будет счастлив вас видеть.
— А что с настроением?
— Полагаю, он начал смиряться со своей новой жизнью.
— Его никто не обижает?
Глупый вопрос. Вполне достойный дуры. Жертва спрашивает о благополучии своего несостоявшегося убийцы. Ну-ну! Я сама на себя разозлилась. Если б не Антонина, я бы... Нельзя давать себе право на жалость! Он чуть не лишил меня сына, саму чуть не убил. А я? Забочусь, вожусь, беспокоюсь.
— Сергеем занимаюсь лично я, эльтем. Поверьте, просто так, ради своего удовольствия, зла я ему не причинял.
— Позовите его.
— Сию минуту.
Гюрза поклонился мне с достоинством и дал знак рабам. Те ровно в ту же секунду исчезли из комнаты, остался только накрытый блюдами стол. Сам Гюрза встал в углу у стены, будто каменная статуя. Или, наоборот, хищник, готовый атаковать жертву в любую секунду.
Сергея привели сразу же. Двое охранников держат под локти моего бывшего мужа. Легкая рубашка, тонкие шаровары, поверх них завязан широкий пояс, как и на всех прочих мужчинах здесь. Шею обрамляет широкая полоса кожаного ошейника. Да и сам он бледный, чуть постройневший. Скулы заострились, щеки гладко выбриты, осталась только крохотная полоска щетины на подбородке, которая ему, несомненно, идет. Бывший причесан, ногти отполированы и аккуратно пострижены. Теперь он напоминает улучшенную копию себя самого.
При виде меня он вытянулся в струну, чуть замялся, попытался упасть на колени. Охранники отступили.
Когда-то давным-давно я мечтала о том, что Сергей вернется ко мне и сыну, будет на коленях выпрашивать прощение у нас обоих. Давно это было. Думала, что покается перед Антониной, скажет, что только он во всем виноват. Свекровь немало крови мне попила, когда говорила о том, что я сама лишила сына отца. Сама я, своим отвратительным поведением испоганила брак, вынудила ее драгоценного сына уйти.
— Не стоит, Серёженька.
— Рад вас видеть, эльтем Диинаэ, — глаза опустил. Неужели, и ему может быть стыдно? Нет, вряд ли, скорей всего все это из-за страха, не больше.
— Не могу сказать, что я рада видеть тебя. Позавтракаем?
— Сочту за честь, — бывший еще ниже наклонил голову, сделал пару неуверенных шагов в сторону стола, да так и замер.
— Мне следует опустится на колени, Диинаэ?
— Садись за стол, предлагаю поговорить.
— Как пожелаете, эльтем.
Мне стоило только придвинуться к изящному креслу, как Сергей его тотчас же отодвинул, подождал немного, помог мне устроиться за столом. Даже подушку на кресле сместил так, чтоб мне было удобнее. Заботливый муж, ни дать, ни взять. Вот, что с людьми делает страх.
Бывший сел напротив меня, смотрит, не знает, что ему делать. Переводит взгляд с одного на другое блюдо, изредка косится на Гюрзу. Похоже, от оборотня ему крепко досталось.
— Он тебя бил?
Бывший вспыхнул мгновенно и тут же сам успокоился.
— Гюрза был очень сдержан со мной. Мы вели беседы, прогулялись по саду, вышли в город. Столица мне очень понравилась, эльтем.
— Работать заставили?
— Я прибираю в общих покоях и слежу за чистотой в прекрасном саду. Это тяжкий труд.
— Кто бы мог подумать! — я не удержалась от возгласа, — Помнишь, когда Денис был совсем маленьким, ты возмущался, что в доме недостаточно прибрано? Я тогда чуть с ног не валилась. То сопли, то животик, то пеленки пора стирать. Вручную, машинки тогда у меня не было. Ты говорил, что это и не нужно. Еще и свекровь подначивал. Та все придиралась, откуда взялись пятна на твоих рубашках. И на памперсы денег тоже не было. Помнишь? На все остальное было, а на памперсы не хватало почему-то, да? И Антонина считала, что это вредно. Потом, правда, перековалась, когда ты исчез, а мне на работу пришлось выйти.
— Я был не прав. Белье руками стирать действительно тяжело. В особенности мужское. За всеми этими…
— Прочувствовал наконец?
— Вы были ангелом, эльтем.
— Скорее, дурой. Зачем все это нужно было терпеть? Не понимаю. Ты же начал ко мне придираться, когда я еще беременная была. То не так, это не этак. Зачем бережешься. Раньше в поле рожали. Я все помню, Серёж. Каждый твой попрёк помню. И то, что мне было просто некуда деваться — тоже.
Бывший поднял на меня глаза. Громадные, полные тоски, почти такие же, как у Дениса.
— Я очень виноват перед тобой, Дина. И не знаю, чем могу искупить эту вину. Что мне сделать? Я только сейчас понял, как трудно тебе пришлось. Гюрза мне все объяснил.
— Да? Неужели?
— Гюрза сказал, что мне доверили простую работу, которая выполнима любой женщиной в своем доме. И тут я понял, на что обрек тебя. Ты такого сына мне родила, вырастила его одна, воспитала.
— Антонина мне помогла. Если б не это, — я взяла небольшую паузу, вспомнила свою непростую свекровь, те самые сложные времена в моей жизни, когда кроме нее никто не помог. Ни подруги, ни близкие, вообще никто.
— То что, Дина?
— Я бы тебя убила.
— Нет, ты бы так не поступила. Вспомни, как мы любили друг друга, — теплая ладонь слишком внезапно коснулась моего запястья, я не успела отдернуть руку.
— Я любила.
— Нет, Дина. Мы. Ты была моим сокровищем. Я тебя очень любил. Помнишь, носил тебе цветы из парка, таскал яблоки осенью. Они росли на заброшенных дачах.
— Пару раз.
— А потом... Я сам не знаю, когда все закончилось. Ты забеременела, мама мне стала говорить о тебе гадости. Она думала, что и ребенок не мой, пока Денис не родился. Такой хорошенький был, помнишь? Моя точная копия.
— Он таким и остался.
— Ты ушла в декрет. Я работал, а денег не хватало. Дома вечный бардак. Я не понимал тогда, насколько тебе тяжело. Испугался в какой-то момент, поехал на вокзал. Несколько часов провел там. Все думал, ну какой из меня отец? Какой муж? Я же не могу заработать на самое простое! Даже новые штаны себе купить не на что! И уехал.
— Бросил нас.
— Нет, Дина, не бросил. Решил, что тебе так будет легче. Ты же такая красивая. Найдешь себе кого-то еще. Он и о тебе позаботится и о нашем с тобой сыне. Вы оба были как с картинки. Мадонна с младенцем, не меньше. Мама знала, где мои сбережения. Я дураком был, Дин, — Сергей наклонился, припал губами к моей ладони. Я ощутила, как потекла по моей руке его мужская слеза. Неужели всё, что он говорит — правда? Слова даются нелегко, еще тяжелее вырвать у бывшего свою руку.
— А потом ты решил меня укокошить, когда узнал о наследстве? Говори правду! Вздрогнул, сел прямо, я увидела, как искорки моей огненной магии пробежались по его рабскому ошейнику. Видно, как Сергей взвешивает слова. Как дёрнулся в углу Гюрза, готовый в любую секунду прийти мне на помощь.
— Я хотел воспитывать своего сына. Хотел уехать с ним туда, где тепло. Для этого мне бы понадобились деньги. Я надеялся, что ты дашь их нам. Или уедешь вместе со мною и сыном.
— А если нет?
— Не знаю, что бы я стал делать.
— Вот как?
— Да. Денис — мой единственный сын. Мне хотелось жить с ним на побережье. И чтоб деньги никогда не кончались. И ты бы была рядом с нами. Тогда я был бы счастлив по-настоящему.
— А я — нет, — непросто сказать это в лицо человеку, когда видишь такое раскаяние.
— Мне жаль, что все так сложилось.
— Я хочу снять видео для Антонины. Ей ты расскажешь на камеру о том, что уехал к морю. О том, что живёшь хорошо. Сыт, здоров, гуляешь по саду, работаешь. Ясно?
— Зачем тебе это, Дина?
— Не хочу, чтобы Антонина волновалась. Ей это ни к чему.
— Ты права.
Я сняла короткое видео с улыбающимся Сергеем. Здесь, в помещении и еще немножко в саду. Бывший выглядит как типичный питерский отпускник, который выбрался к морю, чтоб разогнать хандру. Бледный, глаза горят нездоровым блеском, но силится выглядеть счастливо.
Наконец его увели, и я смогла спокойно позавтракать. Кофе, немного мягкого сыра, сладкий кекс. Гюрза тенью подошёл к столу, замер чуть в отдалении. Глаза оборотня сверкают продолговатыми зрачками цвета меди. Это красиво.
— Ты хочешь что-то сказать?
— Сергей сокрушается о том, что у него не вышло вас обмануть. Он хотел жить с вами и сыном только для того, чтоб продолжить издеваться над вами всласть.
— Я догадываюсь, — произнесла я немного задумчиво. Перед глазами так и стоял тоскливый взгляд бывшего.
— А хорошо, что я его не убила. Месть моя будет долгой. Так даже интереснее.
— Вы прекрасны, эльтем, — во взгляде Гюрзы мелькнуло неподдельное восхищение.
— Пару раз в неделю пусть помогает в приюте нянчить младенцев. Только следи, чтоб не навредил никакому малышу.
— Вы знаете толк в мести, великолепная эльтем. Будь я свободен от рабского ошейника…
Гюрза с величайшим сожалением в голосе сказал это и качнул головой. Его глаза наполнились особым блеском. Прекрасный, подтянутый, жаждущий. На такого мужчину приятно смотреть и невольно забываешь о том, почему он здесь очутился.
— То что?
— Я бы ласкал и нежил вас с заката до самого рассвета. Вы бы познали блаженство. Великое, какого никогда не случалось с вами раньше. И не случилось бы никогда больше.
— Даже с тобой?
— Такая ночь может быть только единственной в жизни, эльтем. Мы бы насладились началом восхода светила, я обнял бы вас, усадил у себя на коленях. Целовал бы, целовал без конца. Вы были бы истомлены моей лаской до той степени, что не в силах были бы пошевелить даже пальцем. Самая красивая женщина этого мира оказалась бы на вершине своей красоты, — мечтательные глаза Гюрзы вдруг потемнели, — Прекрасный сосуд, желанная добыча. В эту секунду, когда невинные солнечные лучи впервые коснулись земли, я бы обернулся.
— И? Говори дальше, Гюрза.
— И станцевал для вас особенный танец. Танец смерти. Поднялся бы из колец и припал в укусе к вашему горлу. Вы бы стали моей... лучшей добычей. Идеальной. А ваши вещи стали бы моими трофеями подобно шкуре леопарда.
— Благодарю, за роскошный комплимент, — я чуть поперхнулась. Не каждый день получаешь такую оценку от убийцы.
— Вы смущены, эльтем? — в черных глазах невольника вновь зажглась узкая полосочка меди.
— Я считаю, что выбрала просто роскошную няньку для Серёженьки. Рассказывай ему почаще о своих мечтах на его счет.
— Он уже знает о них. Красивый мужчина и почти полностью в моей власти. Жаль, его я тоже не могу убить.
— Ммм. Мне, пожалуй, пора. Помни, Сергей должен остаться живым и здоровым.
— Непременно, эльтем. Сегодня мы опять сползаем на экскурсию в город. Поищем приют, поможем младенцам. Никто не пострадает, обещаю.
— Ошейник не даст тебе совершить глупость.
— Я просто не хочу оказаться на вашем столе, эльтем Диинаэ, в качестве живой закуски. Вы знаете толк в пытках и мести. Я уважаю вас за это, но совсем не желаю испытать ваше мастерство на себе. Предпочитаю служить верой и правдой самой прекрасной и поразительно умной женщине всех миров.