Моё имя (СИ)

Глава 23. Человек и эксиль

«Цу-ви, цу-ви. Цу-ви, цу-ви», — надрывая горло, рассказывала мне что-то синичка с ярко-жёлтым пузиком и синевато-чёрнойблестящей головкой.

Никогда бы не подумал, что такое может произойти, но вот оно — прямо перед моими глазами. Земные животные из чувства самосохранения всегда предпочитали не приближаться к эксилям, и ещё год назад я исключением не был — сейчас же бойкая птичка сидела у меня на ладони, клевала хлебные крошки и чувствовала себя более чем спокойно. Уж не сон ли это?

Нет. Просто ещё одно доказательство: за прошедший год я изменился настолько сильно, что это уже не поддаётся логическому объяснению.

«Правильного выбора в реальности не существует — есть только сделанный выбор и его последствия», — так сказал один известный писатель из мира Ады меньше чем сто лет тому назад. Кажется, его звали Эльчин Сафарли или что-то наподобие этого. Поскольку сии слова отлично отображали хаос, творящийся в моей голове вот уже на протяжении двух или трёх месяцев, услышав их лишь однажды — тотчас отложил в своей памяти.

Теперь, каждое утро открывая глаза, я постоянно задаю себе одни и те же вопросы: «Что было верно в твоей жизни, Сирил Девериус? Что — ошибкой? И дай тебе кто-нибудь возможность изменить хоть часть этих ошибок — чтобы ты тогда сделал?» Изо дня в день я прокручиваю их в голове лишь с одной-единственной целью: услышать ответ, что всё в порядке, и жалеть мне просто-напросто не о чём. Но чем больше времени проходит, тем сильнее я убеждаюсь, что получить его для меня просто-напросто невозможно. И всё оттого, что душа до краёв переполнена сожалениями, природу которых я и сам не в силах до конца осознать.

В тот солнечный зимний день я сидел в библиотеке, монотонно листая какую-то книжку с картинками и абсолютно не вчитываясь в содержание текста, — мне и своих мыслей хватало, чтобы почувствовать, как крыша неспеша начинает двигаться с места. По правде говоря, я просто коротал время в ожидании вечера и возможности прогуляться с Адой по зимнему саду. Мне хотелось хоть как-то отвлечься от глупых мыслей на тему того, каких последствий стоит ожидать от своих поступков и, что самое главное, как скоро они о себе мне напомнят.

Вдруг увидел, что одна маленькая птичка опустилась на подоконник слегка приоткрытого окна библиотечного зала. Какуже говорил: это было более чем странно, и, разумеется, просто не могло меня не заинтересовать. Отломав несколько кусочков творожного кекса, который сам до этого и смаковал, я направился прямиком к птичке в ожидании того, что вот-вот — и, испугавшись, она выпорхнет на свежий воздух — не удивлюсь, если в направлении комнаты Ады. Однако этого так и не произошло: сначала она просто рассматривала меня с детским любопытством, ну, а затем, когда я протянул ей крошки от кекса, с благодарностью опустилась на грубую ладонь и приступила к долгожданной трапезе.

Глупо, конечно, но я был рад, — на секунду даже подумал, что определённо стал к Аде чуть ближе (пусть всего лишь на миллиметр или два). И вновь подтверждение: потихоньку, но я абсолютно точно меняюсь, ведь тот, кто лишь год назад презирал людей и ничем не отделял от тошнотворных червей у себя в голове, сейчас считает, что не так уж и плохо походить на них в некоторых вопросах. Ада — та, кто научила меня этой истине. В тоже время она ещё и та, по вине которой я вынужден мучаться в сомнениях изо дня в день.

Стоило мне лишь подумать о девушке, и я тотчас увидел бардовый капюшон её зимней накидки под окном библиотеки, где сейчас сам же и находился. Тропинкой, ведущей к дворцовому саду, она шла медленно и осторожно, видимо, чтобы не упасть на лёгкой утренней гололедице. И всё-таки люди слишком слабые — ни в какое сравнение не поставишь с эксилями… В тоже время они без труда возмещают свой физический недостаток чем-то иным, скрытым глубоко в сердце и даже для нас порою непостижимым.

Синичка закончила трапезу, ну, а поняв, что добавки сегодня уже не предвидится, повернулась ко мне хвостиком и, цвинькув что-то напоследок (хочется верить, что слова благодарности), полетела прямиком к кабинету Ады, где, уверен, уже давно привыкла получать столь желанное лакомство. Я же, как-то даже не подумав захватить с собой зимнюю одежду, залез на подоконник и, раскрыв окно настежь, прыгнул прямиком в объятия холодного воздуха. За пару метров до земли материализовал позади два чёрных крыла и плавно опустился на твёрдую почву. Фигура в бардовой накидке, находящаяся от меня на расстоянии двадцати людских шагов и одного взмаха эксильских крыльев, ничего не заметила и продолжила свой путь, как ни в чём не бывало. Ну, а я также непринуждённо последовал за ней, изо всех сил стараясь передвигаться тихо, бесшумно.

По правде говоря, спустя всего пару минут, я уже был готов подлететь к Аде и, радостно крикнув «бу!», закружить её в танце, как вдруг подметил, что рост у девушки, за которой следую, для Ады слишком маленький, а телосложение слишком тощее. В тоже время от неё явно несло человеком. Поскольку, на данный момент, в замке можно было встретить лишь двоих представителей людской расы, вывод напрашивался сам собой: погрузившись излишне глубоко в свои мысли, я последовал за Венди, а не за Адой. Да и то, что она надела накидку госпожи, тоже сыграло определённую роль.

Вот только даже после сего открытия, я не развернулся и не отправился обратно в библиотеку. Что-то неустанно тянуло меня вперёд.

Девочка (и я следом) направилась в самые глубокие дебри дворцового сада, что в летнее время больше напоминал разросшийся лес, чем аккуратно высаженные посадки. Казалось, она точно знает, куда и зачем идёт — всё остальное её просто не волновало. Вдруг я поймал себя на мысли, что мне действительно интересно узнать, какого чёрта она здесь делает, и, более того, вовсе не потому, что Венди — человек, и я её в чём-то подозреваю: мне просто-напросто любопытно. Ни больше, ни меньше.

Спустя семь минут малышка, наконец, достигла своей цели, которой, в итоге, оказался небольшой, понятное дело — безлистый, кустарник, почти у самой окраины дворцового сада. Дабы не испугать десятилетнюю девчонку, я спрятался в тени одного широкого дерева, пока она, наконец, откинула капюшон и опустилась на голую, покрытую тоненьким слоем инея, землю. Из-за размашистой накидки я не мог разглядеть всего, что там происходит, однако, этого, в принципе, и не было нужно: чёткую картинку мне уже давно обрисовало идеальное эксильское обаяние. Копчёная колбаса, запах которой я почувствовал, только опустившись на землю… Слегка несвежее дыхание… Рыбная отрыжка… И ещё мех… Девочка шла сюда, чтобы накормить бродячего кота и, похоже, делала это далеко не впервые.

Посчитав, что уже увидел достаточно, я был готов возвратиться обратно, однако, лишь одна сухая ветка, громко треснувшая под ботинком, разрушила все мои планы: перепуганная Венди вскочила на ноги и стала оглядываться по сторонам с широко раскрытыми от ужаса глазами.

— К-к-кто здесь? — храбро, пусть и слегка заикаясь, поинтересовалась малышка.

— Всё в порядке, не волнуйся. Это лишь я, — не желая пугать её ещё больше, я всё-таки вышел на свет.

— А? Ваше величество?!

Моё появление повергло Венди в настоящий шок, и прошло, наверное, секунд тридцать прежде, чем она вспомнила, что не мешало бы и поклониться. Потянувшись к земле, девочка образовала практически прямой угол, ну, а на то, чтобы выпрямиться, решилась лишь, когда я уже в третий раз заверил её, что всё в порядке. Слегка подрагивая то ли от холода, то ли от страха, Венди продолжала прикрывать кота позади накидкой в надежде, что я его не замечу и не прогоню. Защищая живность, она все также боялась посмотреть мне в глаза… Действительно занимательно.

— Тебе незачем переживать: я ничего не сделаю твоему маленькому другу. Так что успокойся и отпусти его — а то уже чувствую, как ему передаётся твоё волнение.

Помедлив ещё с пару секунд, девочка всё-таки неуверенно кивнула и отбросила накидку в сторону. Довольно-таки тощий пушистый кот чёрно-белой окраски окинул нас настороженным взглядом, после чего с гордо закинутой вверх головой и колбаской, надёжно сжатой в зубах, пошёл своей дорогой. Выглядело это довольно комично, и я не смог сдержать внутри себя лёгкий смешок.

— Что вы тут делаете, ваше величество? — как только кот скрылся среди голых деревьев, Венди решилась подать голос.

— «Что»? Честно говоря, и сам не знаю… В любом случае, если ты сейчас не занята — не откажешься составить компанию?

Конечно, вопрос был риторическим: кто в этом мире посмеет отказать королю? С другой стороны, раньше я и его вряд ли бы стал задавать — просто приказал бы и всё. Сейчас же, несмотря на разницу в статусах, мне отчего-то хотелось общаться с малышкой именно так. Действительно странно.

Вместо ответа девочка почтительно кивнула и пристроилась вслед за мной. Теперь уже я стал выбирать маршрут нашей прогулки: мы шли в сторону озера, но больше для того, чтобы идти, чем дойти. В воздухе повисла неловкая пауза, а я, не зная, зачем вообще позвал Венди со мной прогуляться, не знал и того, как её нарушить. Так было пока не вспомнил, что есть кое-что, меня действительно волнующее.

— Между тобой и Адой что-то произошло?

— Это она вам сказала?

— Конечно же, нет. Но я просто не мог не заметить: в последнее время с Адой определённо что-то не так… Так, значит, я всё-таки прав насчёт вас двоих?

— Частично, — Венди тяжело вздохнула и отстала от меня на пару шагов. — Но, прошу простить, ваше величество, я не могу рассказать вам всего.

— А разве я говорил, что хочу знать причину? Я лишь хотел попросить тебя не оставлять Аду одну: далеко не каждый сойдётся с её характером, а у тебякаким-то чудом это всё-таки получилось. К тому же… Она тобой действительно дорожит.

Венди замерла на секунду, после чего ускорилась, чтобы вновь поравняться со мной. В тот момент в её глазах можно было с лёгкостью прочитать удивление, пока изначальный страх исчез, не оставив после себя и следа.

— Ваше величество… Вы любите Аду? — вопрос был точным и быстрым, словно последний выпад меча в смертельном бою.

— Конечно, люблю, — не проиграл ответ в скорости.

Больше Венди ничего не спрашивала, ну а я вдруг поймал себя на том, что краснею. Чёрт побери! Так всегда происходит, когда дело касается Ады! Чтобы хоть как-то скрасить оставшееся в разговоре послевкусие, я задал первый вопрос, пришедший мне в голову.

— Кстати: ты зачем этого кота подкармливаешь? Не то чтобы я был против, но всё же…

— Ну… Не могу точно сказать. Когда я была ещё совсем маленькой, похожий кот часто приходил ко мне за едой. Моя семья не была слишком уж дружелюбной, но его это никоим образом не пугало. Он был настоящим смельчаком! И этот точно такой же…

Дальше Венди не стала озвучивать свои мысли вслух, но, даже так, я отлично понял, что именно было у неё на уме. Чтобы животные забрели на территорию замка — большая редкость. И всё из-за инстинкта самосохранения: даже одного намёка на запах эксиля достаточно, чтобы повергнуть их в бегство. С людьми же всё по-другому: животные любят их и часто сами идут к ним в объятия. Ещё одно отличие, коим нам, эксилям, гордиться не следует.

Если подумать, то эта девочка и сама ведь не сказать, чтобы переедала, но, несмотря на это, всё равно продолжает делиться с другими тем малым, что, с милости Ады, у неё всё-таки есть. Мне уже не раз докладывали, что личная служанка её величества королевы постоянно передаёт еду пленным в темнице или же работникам на шахтах. Да ещё и этот кот… Похоже, в сердце Венди вполне себе хватает места для мелочей, о которых мы, эксили, даже и не задумываемся.

Как тогда сказал тот мальчуган? Если мне не изменяет память, там было нечто похожее: «Мама говорит, что в такие времена, как сейчас, главное оставаться людьми. А людьми нас делают умения любить и сопереживать». Значит ли это, что «быть человеком» для Венди — подкармливать бродячего кота? Также, как для Ады «быть человеком» — брать максимум от каждого прожитого дня?

Ну а понятие «быть эксилем» — оно вообще существует?

— Могу я задать тебе один вопрос?

— Вы — король. Зачем вам вдруг понадобилось моё разрешение?

— И то верно. Скажи, Венди…, — я замер на месте, и девочка последовала моему примеру, — ты меня ненавидишь?

— Да. Ненавижу, — заявила она без малейшего колебания, словно лишь и ждала этого вопроса.

— Честно. Но не боишься, что я убью тебя за столь честный ответ?

— Значит, по-вашему, было бы лучше, если бы я соврала? — ответила малышка вопросом на вопрос.

Несмотря на то, что мы с Венди так и продолжали стоять, смотря друг на друга, долгое время я никак не мог осознать, что же в её взгляде казалось мне таким знакомым. Но вот, спустя пару мгновений, наконец, понял, что именно так сильно смущало меня в сложившейся ситуации. То, как девочка глядит на меня, как отвечает и ведёт себя, — из-за этого, на секунду, у меня сложилось впечатление, что говорю я не с Венди, а с Адой.

— Нет. Лучше бы точно не стало. Спасибо тебе за сегодня и прости, что отвлёк. Можешь идти — уверен: у тебя ещё много дел.

— Да, ваше величество, — девочка вежливо поклонилась и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошла в противоположную от меня сторону.

Наблюдая за её отдаляющимся силуэтом, я просто не мог не спросить сам себя: «Чем же всё-таки люди и эксили отличаются друг от друга?» Раньше я думал, что человек — это яркий пример всех пороков и дефектов, собранных лишь в одном теле, с небольшими, редко встречающимися исключениями (вроде Ады или же той девчонки). Я называл такие исключения «особенными случаями», целенаправленно закрывая глаза на то, сколь, на самом деле, сия точка зрения глупа и невежественна. Ведь лишь минуту назад Венди, которую с самого начала я считал отражением всего плохого, что есть в человеке, была особенной. Пускай и недолго, но совершенно точно была. Я уже давно догадывался об этом, но после зимнего облёта стал убеждаться всё чаще и чаще: крупица «особенности», которую так ценю в Аде, есть в каждом человеке — в ком-то больше, в ком-то меньше, но определённо есть.

На сей раз я решил не просиживать две недели в поместьях управляющих, как делал это в прошлом году и в году предшествующем. Вместо этого, отослав свиту куда подальше и переодевшись в обычного смертного, стал бродить полуживыми-полумёртвыми людскими посёлками. И… я действительно был поражён. У людей не было ни надежды на счастливое будущее, ни веры в завтрашний день, но, даже так, они всё равно продолжали искать причину для жизни. И находили её. В любви.

Был один случай, который отчётливо запечатлелся в моей памяти. Тогда, слегка притомившись за день, под вечер я присел в одном переулке неосвещённого жилого квартала. Уже было почти задремал, когда один кучерявый мальчишка, на вид лет двенадцати, стал настойчиво трясти меня за плечо.

— Ну что такое? — полусонно протянул я в недовольстве.

— Не спите здесь, дяденька, — заболеете. Вы, наверное, голодный — у меня есть немного хлеба. Вот, пожалуйста, возьмите.

Когда мальчик протянул мне полбуханки ещё тёплого, пахнущего дрожжами, свежеиспечённого хлеба, сонливость тотчас ушла на покой. Окинув его пристальным взглядом, я лишь вновь убедился: он и сам такое лакомство нечасто видит — так почему же хочет отдать его мне?

— Не удивляйтесь, — словно прочитав мои мысли, сказал мальчишка слегка застенчиво. — Мама говорит, что в такие времена, как сейчас, главное — оставаться людьми. А людьми нас делают умения любить и сопереживать.

Я принял тот хлеб и даже предпочёл его лучащемуся изобилием, столу с вечерними яствами. Ну, а на следующий день сделал кое-что, мне абсолютно несвойственное: к порогу мальчишки, за которым ещё вчера проследил, самолично доставил не только все блюда с королевского стола, мною несъеденные, но и многие другие вкусности, которые, уверен, ребёнок в жизни не пробовал, при этом торжественно поместил на верхушку продуктовой горы свежеиспечённый, всё-ещё тёплый, поджаристый хлеб с золотой корочкой.

Удивительно, но от деградации человеческой души, свидетелем которой я стал при первом своём визите на Землю, практически ничего не осталось, и изо дня в день люди пытаются стать лишь лучше и лучше — в точности также, как и эксили, когда ещё жили на Твине. Ребёнком мне приходилось много скитаться по миру, и тогда я постоянно становился свидетелем того, как эксили, находясь на грани между жизнью и смертью, изо всех сил старались прожить ещё один день на полную. Чтобы защитить это желание своих поданных, я и объявил войну людям, которые показались мне абсолютно недостойными права на жизнь. Но что теперь? Когда люди научились жить, эксили потеряли это умение и постепенно стали превращаться в свиней, которых не интересует ничего, кроме еды и выпивки. Зная, что завтрашний день будет таким же спокойным, как и сегодняшний, они только и делают, что продолжают вести плачевное существование, предаваясь утехам. Отвратительно. Просто до безобразия отвратительно.

«— Ты меня ненавидишь?

— Да, ненавижу».

Конечно же, я заслужил эту ненависть, ведь, пытаясь защитить то, что мне дорого, с лёгкостью наплевал на то, что было дорого кому-то ещё. В итоге я больше не уверен в правильности своего решения переселиться на Землю. Каждый прожитый здесь день мы продолжаем делать одно и тоже: истреблять людей физически и себя внутренне. И даже если эксили до сих считают эту планету своим персональным раем, я отчётливо вижу, как постепенно она превращается в нашу ледяную могилу.

***

— Ада, если бы тебе дали возможность изменить одно своё решение — чтобы ты выбрала?

— Даже не знаю… Честно говоря, довольно странный вопрос.

— Просто ответь.

Ада уставилась на меня в замешательстве и легонько почесала затылок. Было ранее утро, и перед завтраком девушка предложила слегка прогуляться, чему, самособою, я не стал возражать — и сам был не против проветрить голову после очередной бессонной ночи. Вместо обычного, заезженного маршрута по саду Ада настояла на том, чтобы пройтись аж до дворцовых конюшен и проверить, как там себя чувствуют королевские лошади в предвесеннее время (уверен: её интересовала исключительно Звёздочка — кобыла, что после нашей совместной поездки в Аксиллу была подарена мною Аде официально).

Сейчас же, проведённая конюхом к нужному стойлу, королева людей и эксилей заплетала косички своей любимице, попеременно подкармливая ту то яблочком, то морковкой. Кажется, весь этот процесс доставлял ей неимоверное удовольствие. В свою очередь, я тоже проверил Урагана, однако, справился с этим в несколько раз быстрее, чем Ада. И вот, когда прошёл уже час после нашего сюда прибытия, не выдержал и, чтобы хоть как-то повлиять на это скучное однообразие, задал девушке выше озвученный вопрос.

— Думаю…, — не побоявшись выставить на показ свою женскую, милую сторону, Ада обхватила плечи руками. — Думаю, я бы предотвратила смерть кое-кого. Нескольких очень дорогих мне людей.

— И кого именно?

— Разве это важно? Мёртвых не вернуть к жизни, ну, а мысли об этом — неуважение, в первую очередь, к ним же, — печально улыбнувшись, Ада повернулась ко мне спиной.

Перед глазами тотчас предстала одна картина из прошлого, но, незаметно для Ады, я мотнул головой из стороны в сторону, больше ничего не сказав.

— А что насчёт тебя? Мне кажется, вопросы вроде этих задаются не для того, чтобы услышать ответ собеседника, а для того, чтобы озвучить свой.

— Ха-ха, вполне возможно… Знаешь, я много раз думал об этом, но так и не нашёл единой отгадки: отчего-то мне хочется изменить слишком уж многое.

— К примеру? — девушка весьма оживилась, закончив с последней косичкой. — Честно говоря, я была практически уверенна, что ты скажешь нечто вроде: «Я своей жизнью более чем доволен и ничего менять не хочу».

— И я догадываюсь, почему ты решила именно так: я не стал бы предотвращать смерть отца в любом случае, так как подобное повлекло бы за собой слишком большую неопределённость, — ну, а больше мне жалеть вроде как не о чём. Вернее, раньше не было… Сейчас я всё чаще и чаще задумываюсь о правильности своих поступков: эксильская социальная структура, взаимоотношения между людьми и эксилями и даже система Жатв — отчего-то я больше ни в чём не уверен. Ада… Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

— Да, понимаю.

Отказавшись от моей помощи, девушка взяла ведро с недоеденными Звёздочкой яблоками и отнесла Урагану, после чего, погладив любимицу на прощание и пообещав вернуться уже в скором времени, направилась к выходу. Я пошёл за ней следом, и уже на свежем воздухе мы возобновили наш незаконченный разговор.

— Сирил, могу я узнать, почему вдруг ты стал сомневаться?

— Честно сказать, не совсем понимаю, что должен ответить… — побоявшись, что Ада разозлится также, как и тогда на Твине, я решил действовать осторожно.

— Ты говоришь, что не уверен в правильности Жатвы, а, значит, отрицаешь и главную причину, по которой та была введена — запугивание и порабощение человечества. Могу ли я предположить, что… ты решил признать людей и эксилей друг другу равными?

— Не совсем так, — остатки глупого мальчишества и королевская гордость не дали мне сказать правду, признав тем самым сотни своих грехов и ошибок (идиот! разве не понимал, что пожалеешь об этом уже совсем скоро?).

— Нет? — Ада начинала выходить из себя и, не желая с ней спорить, я поспешил исправить ошибку с наименьшими, как мне тогда казалось, для себя потерями.

— Я имел в виду Жатву! То есть причину, по которой та была введена — ты её истолковала неверно.

— О чём ты говоришь? Разве Жатва нужна не для того, чтобы держать людей в страхе и иметь возможность безропотно эксплуатировать?

— Цель и причина — две разные вещи. Сейчас в Жатву вложен именно такой смысл, но с самого начала всё было немного иначе. На самом деле, я ввёл Жатву как раз-таки для того, чтобы спасти человечество от полного уничтожения.

— Непостижимо…, — мы уже почти дошли к главному дворцовому входу, когда Ада внезапно развернулась кругом и, взяв меня за руки, посмотрела прямо в глаза. — Пожалуйста, Сирил, расскажи мне всё, чтобы я, наконец, поняла.

— Ты можешь посчитать меня дураком, если узнаешь…

— Не посчитаю. Более того: я всегда за здоровую долю глупости. Пожалуйста, Сирил. Я ведь не только твоя жена, но ещё и королева, для которой судьба этого мира вовсе небезразлична.

Ада ждала моего ответа, пока я всё никак не мог убедить себя прекратить сомневаться. Что-то внутри настойчиво твердило, что рассказывать ей обо всём — плохая идея, и я никак не мог понять, что. Однако в тоже время это был первый раз за прошедшие после моего прибытия три недели, когда девушка по-настоящему чем-то заинтересовалась. Всё это время я волновался о ней, так как не мог понять причину этой её внезапной грусти и отстранённости. Сейчас же холод, наконец, пропал из глаз небесного цвета, уступив место куда более привычному, пламени. По глупости возжелав задержать сей огонь, я всё-таки решил рискнуть, отбросив плохие предчувствия куда подальше.

— Одиннадцать лет тому назад кое-что произошло, когда мы атаковали очередной город. В тот день я кое-кого встретил.

— Кое-кого?

— Да. С самого начала нашим планом было полное уничтожение человечества, и никакой речи о порабощении даже не шло. Лишь со временем Жатва стала для эксилей обычной игрой и возможностью развеяться, но тогда мы относились к уничтожению городов довольно серьёзно и считали это полномасштабной войной. Не могу не признать, что многим эксилям с самого начала нравилось убивать людей. Конечно, это звучит дико и слишком жестоко, однако, я не вправе винить их за это: мы хищники — такова уж наша природа. Вот только всё изменилось — вернее, вопреки желанию многих, я заставил всё измениться. После нападения на тот город. Очень большой и красивый. Кажется, вы, люди, называли его Москвой.

Мне бы следовало остановиться уже на этом, однако, я слишком сильно погрузился в воспоминания для того, чтобы заметить перемены, происходящие с девушкой. Да и к тому же Ада всегда умела скрывать свои чувства лучше кого бы то ни было… В общем, проигнорировав повисшее в воздухе напряжение, я сделал глубокий вдох и продолжил.

— В тот раз ночь была неестественно ясной, и Лудо, поддавшись ребячеству, попросил меня составить ему компанию в предстоящем «веселье». Брат был куда настойчивее обычного, так что, пусть и без особого энтузиазма, но я всё-таки согласился. Взяв с собой ещё и Вика, мы отделились от общей группы и направились к более бедным, к тому времени почти что не тронутым районам. Там уже Лудо смог развернуться на славу, пока мы с Виком лишь скучающе наблюдали. Однако моя скука мгновенно испарилась после того, как наша небольшая группа вошла в один дом. Обычный, серый, ничем не примечательный. Но именно в этом заурядном доме я и встретил ту сумасшедшую. Думаю, она была особенной. В точности такой же, как и ты, Ада Норин.

— О чём ты говоришь? Я не понимаю…

— Там была девочка. На вид не старше твоей служанки, но в храбрости не уступающая даже тебе самой. Она накинулась на Лудо после того, как он убил близкого ей человека. Вырвала из его брони стальные перья и выставила перед собой, словно самый что ни на есть настоящий меч. Это было просто уму непостижимо! Вместо того, чтобы бежать, человек напал на эксиля! На моей памяти такое происходило впервые, но, знаешь, даже не это завораживало больше всего: что пленяло по-настоящему сильно — так это её взгляд. Он был холодный, как океан в зимнюю стужу и одновременно с этим жаркий, как Солнце, возжелавшее превратить весь мир в пепел. Но, что самое главное, — он был живым. Эта девчонка не хотела существования, она желала именно жизни. Словно по взмаху волшебной палочки, пламя в её глазах зачаровало меня, отняв возможность даже дышать.

— И что же было дальше? Почему ты всё-таки решил ввести Жатву?

— Благодаря этой девочке я понял, что люди не безнадёжны. Был вынужден признать, что среди них есть достойные, — те, кто, не имея за спиной крыльев, в несколько раз превосходят эксилей пусть и не в физической силе, но в духовной. Однако тогда мой взгляд на вещи был довольно-таки ограниченным: я считал, что лишь особенные люди имеют право на жизнь. Сейчас я в этом уже не уверен.

— Вот оно как, — Ада развернулась и ускорила шаг в направлении зимней беседки, однако, отойдя всего на пару метров, застыла на месте и спросила меня, даже не обернувшись. — Та девчонка… Почему ты её не убил?

— Не знаю. Ко мне и мысли такой не пришло, — образ девочки вновь возник в голове, и я неосознанно улыбнулся. — Интересно, где она сейчас?

На это Ада ничего не ответила. С безразличием на лице королева возобновила свой путь к зимнему саду, похоже, совершенно забыв о наших планах позавтракать. Мне хотелось окликнуть её или же пойти следом, однако, какое-то интуитивное чувство настойчиво сдерживало меня от этой ошибки. Я наблюдал за отдаляющимся силуэтом и не мог избавиться от ощущения, что девушка уже никогда ко мне не вернётся.

Минутку… «Почему ты её не убил?» Откуда Ада узнала об этом? Разве… я говорил ей о чём-то подобном?

***

Чуть больше, чем через неделю, должна была прийти весна, однако, по понятным причинам, у меня не было и намёка на предвесеннее настроение, пока внутри холод бушевал сильнее, чем в зимнее стужу. Весь тот день, утро которого мы с Адой закончили не совсем приятным для нас двоих разговором, нежный образ беловолосого ангела, уходящего от меня всё дальше и дальше, отказывался покидать беспокойные мысли. Ада Норин… Нет, Ада Девериус — что же с тобой происходит?

Не знаю почему, но я не находил себе места, а бравшись за какое-то дело, тотчас бросал его из-за невозможности сконцентрироваться. В обеденное время позвал девушку присоединиться ко мне за столом, но вместо неё пришла Аки и сообщила, что «у госпожи слегка разболелась голова, и сейчас она не может составить мне компанию». Разумеется, я тотчас понял, что здесь определённо что-то нечисто, однако, всё же решил дать Аде время побыть наедине с собой. Вот только когда девушка проигнорировала и приглашение на ужин — забеспокоился уже по-настоящему. У меня не нашлось сил, чтобы притронутся даже к кусочку мяса с аппетитной, поджаристой корочкой, и, почти что перевернув стол вверхдном, я направился к окну с твёрдым и непоколебимым намерением слетать к Аде в башню и узнать, наконец, что же всё-таки там с ней происходит.

Конечно, я и представить себе не мог, чем в итоге этот интуитивный порыв обернётся.

В башне её не было. Долгое время я стучал в закрытое окно, однако, это не принесло абсолютно никаких результатов. Ну, а осознав, что я не чувствую исходящего изнутри запаха человека, — окончательно понял: скорее всего, сегодня она там и вовсе не появлялась. Тогда я мысленно спросил Аки, не знает ли она, где сейчас её хозяйка, на что девушка ответила отрицательно и с удивлением переспросила: «А разве она не у себя в комнате?» На пару с кошкой, дерущей мне душу, я проверил сад, озеро, конюшни, зимнюю беседку; послал всем обитателям замка вопрос о том, не видели ли они сегодня девушку, и, к собственному ужасу, не получил ни одного утвердительного ответа. С каждой секундой мне становилось лишь хуже, и я отчётливо осознавал почему: удаляющийся силуэт Ады не просто не покидал мои мысли, а становился лишь чётче и ярче.

Вернувшись к себе на балкон, я уселся на перила и слегка перевёл дыхание. Сердце стучало, как бешеное, однако, подобная мелочь заботила меня тогда меньше всего. Где, чёрт побери, она шляется?! Может, уехала отдохнуть в Аксиллу? Ну уж нет, она это место на дух не переносит, да и к тому же ей бы точно не удалось сделать это полностью незамеченной. Тогда где она может быть? Вот же ж проклятие!

«Цу-ви, цу-ви», — защебетала синичка откуда-то с крыши, — «цу-ви, цу-ви».

— Нет!

Я не понял, но почувствовал. Всего одна секунда смогла переменить ход истории. Сделай я это лишь на мгновение позже — и ничего уже невозможно было бы изменить.

Ещё до того, как расплывчатое, белоснежное пятно пролетело мимо балкона на скорости, тогда показавшейся мне за гранью космической, тело начало двигаться само собой. Было ли подобное явление шестым чувством или же обычным везением — не знаю, да и не так уж это и важно. Перевоплотившись, я смог ринуться вслед ещё до того, как окончательно осознал — белоснежное пятно — ничто иное, как Ада Норин.

Глаза девушки были плотно закрыты, а лицо в точности, как у мертвеца, блаженно-умиротворённым. Руки Ада раскрыла, словно в полёте, и, не знай я, кто она на самом деле такая, непременно подумал бы, что вот-вот, и её крылья разорвут небеса. Но я знал. Ада не эксиль, она — человек. Человек, что только предпочёл смерть жизни.

Всё было в точности также, как и тогда: белое, нежное платье, распущенные волосы, босые ноги… За исключением одной, маленькой, но немаловажной детали: в день нашей первой встречи я желал убить Аду, ну, а сейчас, от одной только мысли, что мне не удастся её спасти, сам готов умереть вместе с ней. На несколько секунд для меня в этом мире всё замерло, пока картинки перед глазами проносились словно в замедленной съёмке. Опускаясь всё ниже, я изо всех сил протягивал девушке свою когтистую лапу, отчаянно пытаясь достать до неё раньше, чем будет пройден пункт невозврата. И всё бы получилось, если бы только Ада открыла глаза и протянула мне свою руку. Но она этого не сделала. Похоже… в этот раз девушка твёрдо решила предстать перед смертью.

«Мне плевать! Плевать на то, что ты там себе на придумывала! Теперь ты — моя! И не смеешь принимать такие решения в одиночку!»

Взмахнув крыльями слишком сильно, я отчётливо ощутил, как в одном из них что-то треснуло. Вот только тогда это меня мало заботило: в последнею секунду я всё-таки успел схватить Аду за талию и, прижав к себе, аккуратно поставить на землю. Однако стоило лишь подумать, что самые страшные пять секунд в моей жизни, слава всему, подошли к концу — тотчас осознал, насколько ошибочным было это моё наивное предположение.

— Ада! Эй! Открой глаза! Ада! Проклятье!

Девушка была без сознания и никак не реагировала на мои отчаянные просьбы проснуться. Более того, оказалось, что я неосознанно расцарапал ей бок когтями, и сейчас первые капли крови уже начинали просачиваться сквозь белоснежную ткань. У меня не было иного выбора, кроме как, сжав зубы и наплевав на боль в левом крыле, направиться в сторону королевской лечебницы.

Впервые за двадцать пять лет жизни крылья были мне больше обузой, чем помощью. Однако я знал, что пешим путём на дорогу уйдёт куда больше времени, и, окончательно смирившись с переломом левого крыла, отчаянно махал правым. К тому же, при каждом выдохе я продолжал звать Аду по имени и не переставал повторять: «Держись! Не умирай! Всё будет хорошо!» — свято веря в то, что она меня всё ещё слышит. Конечно, у себя в мыслях я был куда многословнее: умолял высшие силы, если они действительно существуют, не забирать у меня девушку; просил дать мне ещё один шанс и обещал, что, произойди это, и я обязательно исправлю все свои ошибки — искуплю вину как перед Адой, так и пред всем человечеством.

Дальше всё было, словно в тумане. Я помню лишь лекаря, перекладывающего девушку на кровать и одновременно с этимпроверяющего зрачки на реакцию. Помню, как он приказал готовить операционную и попросил меня удалиться. Помню, как его помощник сообщил, что у пациентки шоковый обморок и большая потеря крови, органы, слава всему, не задеты. Помню, как дверь закрылась прямо перед моим носом, оставив лишь тишину коридора мне в собеседницы.

И всё. Никаких других штрихов или деталей — лишь одна беспросветная пустота.

***

Два следующих часа, когда я не знал, что именно происходит с любимой девушкой, напрочь выпали из моей жизни: я просто сидел в излюбленной королевой беседке, вдыхая остаточные запахи её здесь присутствия и проклиная собственную глупость с халатностью. Мне следовало быть осторожнее! Да, у меня не было иного выбора, кроме как перевоплотиться полностью — в полуэксильской форме я ни за что на свете не успел бы схватить Аду — но это никак не оправдывает совершённой мною ошибки. Я не имел права забывать, сколь хрупкое у неё тело. Ну, а теперь, есливдруг по моей вине девушка действительно умрёт — моя причина жить последует на тот свет вместе с нею.

Стоило лишь принять человеческий облик, и боль в спине тотчас исчезла вслед за переломанным крылом. Так происходит всегда: шрамы, полученные эксилями в боевом облачении, напоминают о себе, лишь когда они снова его надевают — если, конечно, ранения не смертельны. Другими словами: крыло не залечится само собою, и как только я захочу взлететь в воздух, перелом даст о себе знать с новой силой. Заботься я о своём здоровье как следует — уже спешил бы на всех парах к лекарю, однако, правда в том, что сейчас это чуть ли не последняя вещь из всех меня волнующих.

Умиротворённое лицо падающей вниз, девушки вновь восстало из памяти и, не сдержавшись, одним движением руки я откинул небольшой чайный столик в сторону, — он ударился о стеклянную стену и перевернулся, ну, а все стоящие на нём чашки с тарелками разбились вдребезги, заставив и меня самого вздрогнуть от грохота.

Ада хотела покончить жизнь самоубийством! Почему?! Чёрт побери! Она страдала, а я даже не замечал — просто тешился собственным счастьем! Да какое вообще право я имею заявлять, будто люблю её, если всё это время только и делал, что думал о себе одном! А если ещё и то моё предположение на самом деле верно… Нет, не думай об этом. Ещё ничего не доказано, и делать какие бы то ни было выводы слишком рано.

— Ваше величество! Вы действительно здесь! — Вик ворвался без стука, окинул взглядом устроенный мною в беседке погром, однако, никак его не прокомментировал. — Её величество…

— Что? — я тотчас вскочил со своего места и побежал к нему на встречу. — Что с Адой?

— Всё хорошо, — Вик успокаивающе улыбнулся. — Она пришла в себя и сейчас уже в полном порядке. Теперь ей требуется лишь постоянный уход и длительный отдых.

Кажется, Вик говорил что-то и после этого, однако, я его больше не слушал: тогда у меня было чувство, будто с плеч упала не гора, а целая планета. Больше ни секундой не медля, я оставил позади своего старого друга и побежал в сторону лазарета (по дороге задумался о том, чтобы всё-таки использовать крылья, однако, в конце концов решил, что будет куда лучше, если Ада увидит своего мужа бодрым и полным энергии, а не обмякшим и скрюченным от боли).

Чёрный вход… Коридор… Ещё один… Поворот… Лестница… Сейчас направо… Всё происходило, словно во сне, и я и сам не заметил, как оказался у дверей лазарета. Осталось совсем немного — просто потянуть за ручку — и я её, наконец, увижу. Пускай и не совсем невредимую, но главное — живую.

Вот только… ту дверь я так и не решился открыть. Потому что услышал. Услышал, как она плачет. Тихо, отчаянно, душераздирающе и, что самое главное — безутешно.

Это происходило впервые. Раньше я никогда не был свидетелем её всхлипов. По правде сказать, я уже давным-давно позабыл, что она, как и всё остальные, тоже умеет плакать. А ведь это так естественно — лить слёзы, когда тебе больно. Стоит ли мне зайти и попытаться её успокоить? Нет, определённо не стоит, ведь, с какой стороны ни посмотри, это сделает только хуже: нет никаких сомнений в том, что причина её слёз — именно я.

Так, значит, это правда. Той девочкой, что я встретил одиннадцать лет тому назад в пылающем городе, действительно была ты, Ада Норин.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я пошёл вперёд абсолютно не видя дороги. Перед глазами всё также стоял падающий вниз силуэт беловолосой девушки, который теперь сопровождали ещё и тихие всхлипы, перекрывающие собой все звуки этого мира. Внезапно я нашёл себя смотрящим снизу вверх на балкон королевских апартаментов. Да, это было то самое место, и нет ничего удивительного в том, что пришёл я именно сюда: здесь Ада впервые танцевала для меня, пока я играл ей на скрипке. Ужасно, но… сейчас те мгновения счастья кажутся безумно далёкими и абсолютно невозвратимыми.

— Прости меня, прости меня, Ада, — сказал я воображаемой девушке у себя в голове. — Я действительно настоящий придурок. Решил, что люди — зло лишь потому, что так было выгодно мне. Заставил тебя и миллионы других страдать, проклиная свою судьбу изо дня в день. Будь у меня возможность всё изменить — клянусь: я обязательно пошёл бы иной дорогой. Однако её просто-напросто нет. Всё, что я сейчас могу — попытаться исправить хоть часть совершённых мною ошибок. Не знаю, получится ли заслужить твоё прощение, но я постараюсь. Ты изменила меня, Ада Норин, и я сделаю всё возможное для того, чтобы изменить эксильский мир точно также.

Девушка, стоящая впереди и, понятное дело, нарисованная исключительно моим воображением, внезапно, ни с того ни с сего, улыбнулась и помахала рукою, после чего — превратилась в ту самую малышку с голубыми глазами, которую я повстречал больше десяти лет тому назад. Девочка посмотрела мне прямо в лицо, ну, а затем — покачала головой из стороны в сторону. Испугавшись того, что она пытается этим сказать, я протянул руки в её направлении, однако, маленькая Ада тотчас растворилась в ночной предвесенней прохладе, лишив меня необходимости удостоверяться в том, что здесь действительно никого нет.