Я отслеживаю, как взлетает ладонь Мары. Усмехаюсь.
Врежь ему, девочка. Этот Юра меня одним существованием бесит. Пусть получит затрещину.
Но происходит, естественно, не это.
Мара укладывает ладонь на его затылок. Зарывается тонкими пальчиками в шевелюру этого индюка. Отвечает на поцелуй. Ближе жмётся.
Я смотрю. Зачем-то. Сжимаю челюсть, недовольно следя за этой парочкой.
Разговора не получится сегодня. Придётся до завтра отложить, но я не могу ждать. Не хочется.
Нужно всё прояснить прямо.
О Кирилле поговорить.
Кирилл Юрьевич, чтоб его.
Моя фамилия, отчество — чужое.
И это диссонанс вызывает. Потому что мне показалось… Практически уверовал, пока отчество не услышал…
Шансов мало. Нет ни капли. Но уверовал на секунду.
И теперь из головы выбросить не могу. Как навязчивая идея сидит. Мешает делами заниматься.
Проверить. Убедиться. Достать ДНК Кирилла, чтобы всё проверить. Но не похищать ведь малого для поездки в лабораторию?
— До свидания, Савелий Вениаминович, — бросает Мара, прячась в салоне машины.
Бесит этим. Подчёркнуто официальное обращение. Хотя между строк сквозит совсем другое обращение.
Провожаю взглядом. Юрий дверцу захлопывает. Но в машину не спешит. Разворачивается ко мне.
Натуральный индюк. Грудь вперёд, пыжиться пытается.
Но я не лучше.
Это мужские инстинкты срабатывают.
Выпрямить, демонстрируя широкие плечи. Больше показаться. Физическое превосходство продемонстрировать.
— Вы, Савелий Ваниаминович, — усмехается нагло. — Если в следующий раз захотите что-то узнать о моей семье — напрямую у меня спрашивайте. Я вам всё доступно объясню.
— Я сам разберусь. А ты вряд ли мне что-то объяснишь.
— Мы с вами на «ты» не переходили. Я предупредил. Я тоже могу поспрашивать. И сделать так, что ваши инвестиции никому нужны не будут.
— Не бросай мне понты попусту. Ты в этот город после меня приехал.
— Ошибаетесь. Я тут давно живу. Тут моя жена. Мой сын. Надеюсь, мы друг друга поняли. Будут вопросы — ко мне обращайтесь. А к Маше не лезьте.
Уходит.
Я усмехаюсь. Маша. Вот оно как.
Интересно. Сокращение, которое девушка не для близких использует.
Балабанов с его пустыми угрозами не пугает. Малолетка, который едва в бизнес вошёл. Он может угрожать, но до дела не дойдёт.
Сил у него не хватит.
«Только этот малолетка Марьям увозит, а не ты» — ехидничает внутренний голос.
Ошибся, признаю. Прощёлкал момент, чтобы напрямую поговорить. Но время ещё есть.
Мара на меня работает. Каждый день встречаться будем. Четырёх часов мне хватит, чтобы всё обсудить.
К отелю еду в смешанных чувствах. Звонок Наташи сильно выбил меня из колеи. Не получается думать трезво.
Эмоции оголяются. Током бьют. Всё сразу наваливается.
В номере — бардак. Я запрещаю тут убираться. Стол и кровать завалены документами.
Договоры, рекомендации врачей, финансовые отчёты. Всё вперемешку. Со всем разбираться надо.
Стягиваю удавку с шеи. Бросаю галстук на кресло, туда же отправляется пиджак.
Сую голову под кран. Холодная вода стекает по коже.
Трезветь надо, Дубинин.
Думать.
Я всегда гордился своей собранностью. Но сейчас она ломается. В голове постоянный хаос.
Иду на поводу у случайных желаний. Идея стрельнула — уже выполняю. А надо собраться.
В таком состоянии хрен что получится сделать.
Новый звонок от Наташи пугает. Замираю на секунду. Самое худшее представляю.
— Савв, она проснулась, — сообщает Наташа. — Очень хочет с тобой поговорить. Ты…
— Да, конечно, — выдыхаю. — Давай.
— Привет! — разбираю детский лепет. — А ты когда приедешь? А я очень жду!
— Привет, малышка. Скоро вернусь. На выходных.
— Когда?
— Через два дня. Мама тебе скажет когда.
— А я…
Падаю в кресло. Вслушиваюсь в рассказ малышки, пытаясь расшифровать слова.
Ляля — как Лилия сама себя окрестила — щебечет без остановки. Голос у неё тихий, уставший.
Не понимает всего, что происходит. Просто знает, что ей бывает плохо и больно.
Но в целом ведёт себя как обычный ребёнок. Не догадываясь, что может…
Может…
В груди жжёт. Яд расплёскивается. Делаю глоток из стоящей на тумбе бутылки. Пытаюсь заглушить.
Хуже становится.
Не должно так быть. Не должны маленькие дети болеть. За что? Почему?
Ну если у родителей грехи, то их и наказывайте. Не через детей, которые ни в чём не виноваты.
Она ведь совсем кроха ещё. Она недавно бегать научилась, а уже оказалась в больнице.
Укутанная не любимым пледом, а проводами и капельницами.
В её тело столько препаратов не поместится, сколько ей вливают.
— Ты скорее приезжай, — просит с детской серьёзностью. — Ладно? И желейки!
— Ляль, нельзя.
Слышу голос Наташи. Она терпеливо объясняет, что сладкого малышке нельзя. Пока так точно.
— О, — напрягаюсь, слыша оханье. — Я спать хочу, — зевает. — Я так устала…
Голос становится тише. Роняет телефон на кровать, скорее всего. Возится. А я прислушиваюсь к любым звукам.
— Мамочка. А если я засну — я увижу папу? Он тогда быстрее вернётся?
Прикрываю глаза.
Будто дослушиваю этот разговор. Погано становится.
Хочется сорваться. Приехать. Но храбрости у меня не хватает.
Не могу там находиться. Наташа… Удивительная. Стойкая. Сильная.
Она постоянно в больнице. Всё время рядом с дочкой. Изредка домой заскакивает, чтобы что-то забрать.
Выдерживает всё. Не оставляет Лялю без присмотра. Страшно.
И мне тоже страшно. Безнадёгой окутывает, когда я захожу в белоснежную палату.
Своим бессилием захлёбываюсь. Там я ничего не могу сделать.
Ни болезнь подкупить, ни за полноценное лечение заплатить.
Диагнозы бывают такие, чтоб их. Иногда, сколько б бабок не было, ничего нельзя поделать. Просто смириться надо.
Но с Лялей я не собираюсь смиряться.
И в больнице я ничем не помогу. А за её стенами — много вариантов. Найду выход из ситуации. Не безнадёжный ведь случай.
Ей лишь донор нужен. И нужен срочно.
Так больше всего шансов, что Ляля пойдёт на поправку и вылечится.
Я первым делом обследование прошёл. Надеялся, что подойду. Но нет. И Наташа мимо. Общее ДНК не всегда гарантия того, что человек подойдёт.
Но пока других вариантов нет. Нужно других родственников искать. Их проверять, использовать.
— Снова уснула, — сообщает Наташа, снова со мной созваниваясь. — Она так много спит в последнее время… Савв, я попросить хотела.
— О чём?
— Если шансов нет — ты мне честно скажи. Я буду… Я… Я ведь каждую минуточку жду, что ты найдёшь донора. А ты ничего не рассказываешь.
— Шанс есть всегда. Я этим занимаюсь.
— Правда?
— Правда, Нат.
Занимаюсь. Делаю всё, что в моих силах и даже больше. Врачей подкупил. Всех, кого можно.
Пытался найти хоть кого-то, кто подойдёт для Ляли. Хотя бы частичное совпадение.
Приехал сюда в поисках новых вариантов. А наткнулся на Марьям.
Случайность.
От которой я отказываться не планирую.
— Это меня Бог наказывает, — продолжает самобичевание. — За то, что с женатым связалась.
— Наташ, прекрати. Ты знаешь, что не в этом дело.
— Конечно. А в том, что один мудак не признался, что женат! Я же просто… Я просто хотела счастливую доченьку себе. В чём моя вина?
Молчу. У меня нет слов, чтобы поддержать Наташу.
Все давно закончились, когда ещё только диагноз поставили.
А дальше всё по кругу.
— Прости, Савв. Я просто уже не выдерживаю. Иногда думаю, что лучше бы аборт сделала сразу.
— Прекращай! — рявкаю, подрываясь. — Хватит нести ерунду. С Лялей всё будет хорошо. Обещаю тебе.
— Ты не можешь… Ты не можешь обещать, Савв. Не это. Если донора не будет…
— Он будет. Я работаю над этим. В процессе.
Только куда-то не туда меня заводит процесс. Я сюда приехал не для того, чтобы с Марой чай попивать.
Но при этом закончить всё быстро тоже не могу.
Может наши перепалки — единственная отдушина за последние месяцы.
— Мне нужно немного времени, и будем лечит Лялю, — обещаю в который раз.
Наташа облегчённо всхлипывает. Она не знает, что именно я задумал. И никогда не простит, если всё всплывёт.
Но я в отчаянии.
Я обещал, что сделаю всё для Ляли. И я этим занимаюсь.
Плевать, какие законы придётся нарушить, чтобы эту малышку вытянуть.
Она обязана жить.
И мне неважно, кто при этом пострадает.