Мой бывший предатель

Глава 36

Я совершил ошибку.

Я мечтала это услышать два года назад. До развода или после. Хоть в какой-то момент.

Под дозой гормонов и разбитого сердца — мне было плевать. Я просто хотела, чтобы Савва объяснил мне свой поступок.

И тогда…

Тогда мне стало бы легче. Или мы бы что-то исправили. Придумали. Я бы просто смогла понять.

А теперь я знаю. Если не всё, то большую часть. И Савва произносит те самые заветные слова.

Но мне не становится легче. Это не обезболивающий бальзам, а новая порция яда.

— Пусти.

Я дёргаюсь, но объятия мужчины становятся крепче. Он прижимается ко мне со спины. Размеренное дыхание щекочет затылок.

А вот я задыхаюсь. Ощущаю, как клеточки кислорода медленно сгорают в крови. Оставляют ожоги.

— Хватит.

Я хриплю, упираясь ладонями в стол. Начинаю подрагивать. Чем ближе Савва, тем сильнее расходятся швы незаживающей раны.

И я не понимаю. Почему она просто не может исчезнуть? Почему я не могу просто отнестись к мужчине так, будто он незнакомец?

Дубинин намерен присутствовать в жизни Кирилла постоянно. Нам придётся видеться. Я должна быть собранной.

А меня колотит. Постоянно лихорадит в его присутствии. Эмоций так много, что они меня до последней капли опустошают.

— Не уходи, — выдыхаю я. — Участвую в жизни Кирюши, если три месяца выдержишь. Но мы… «Мы» больше не существует. Понимаешь?

— Да, — цедит Савва. — Поверь мне, я понимаю.

— Нет, не понимаешь!

У меня получается развернуться. Я упираюсь ладонями в плечо мужчины, отодвигаясь на такие необходимые миллиметры.

Тело снова живёт своей жизнью. Рука резко подымается, летит в сторону Дубинина.

В первую секунду хочется просто ударить. Но использую другой вариант. Просто взмахиваю ладонью перед лицом мужчины.

— Видишь? — я шевелю безымянным пальцем. — Это, Савва, обручальное кольцо. И его мне подарил не ты. У меня есть муж.

— Хреновый муж, Марьям. Скоро ночь, где он?

— У него дела и…

— Ты сама в это веришь? Твой бывший муж приехал, находится с тобой наедине. А Балабанов просто закрыл на это глаза? Проигнорировал? В жизни не поверю.

— Может, хоть Юра мне доверяет? И не сомневается во мне.

— Нет. Не в этом дело. Это вопрос не доверия, Марьям. А мужской ревности.

Я фыркаю на такое заявление. Какая разница — мужская или женская? При чём тут вообще ревность?

Я не помню, чтобы Дубинин прям ярко демонстрировал её. Показывал, что ревнует или сомневается.

Да, были моменты, но не настолько впечатлительные.

— Разве ты не знаешь, что у мужчин эго хрупкое, — Савва с издёвкой усмехается, будто сам себя осуждает. — И это вопрос не недоверия к тебе. А какой-то неуверенности в себе.

— Это не должно быть моей проблемой.

— Не ты. Это наша задача. Но это прорывается. Чертова система рейтингов. Сравнивания себя с другими. Постоянно. На каком уровне ты, где те, кто тебя окружают. Лучше? Хуже? Тот перспективнее, там моложе… Это не сильно волнует, когда на женщину плевать. Но когда это твоя женщина… Тогда закручивает до предела.

— Господи. Ещё скажи, что страдал, что твоя жена моложе тебя.

— А думаешь, только женщины боятся, что найдут помоложе? Черт, ты знаешь, сколько у меня таких было, Мар? Краткосрочных отношений, которые показывали всю суть. Там деньги интересны, там связи. А оп, тут нашёлся кандидат получше.

Я пытаюсь сохранять беспристрастное лицо. Разрываюсь между двумя желаниями. Закричать, что мне его исповедь не нужна.

Всё, время истекло. Таймер пропищал. Взорвались все мосты, уже некуда спешить.

Но…

Ты же хотела ответов, Мар? Ты же хотела нырнуть до самого дна в поисках ответов? Держи, захлёбывайся.

Но я никогда не подумала бы, что Дубинин может сомневаться в себе. Он же скала. Нарушимый гранит, который придавит другого, но сам не треснет.

В браке я знала, что с Саввой ничего не страшно. Будут проблемы — он решит. Разберётся со всем.

Но…

Кажется, я никогда не задумывалась, что при этом внутри.

Разбирается с чем-то так же смело, как выглядит?

— Это… — в горле пересыхает. — Значит, у тебя был плохой опыт. Ты об этом мне не рассказывал. И что? Ждал от меня подвоха настолько, что решил жениться?

— Нет. И ты это знаешь. Но… Да. Когда появились малейшие сомнения — я за них ухватился. Неоправданно и неправильно. Но так получилось. И я хочу с этим разобраться. Хочу исправить всё. И слово даю, что подобного не повторится.

— И что? Я должна просто так простить? Напоминаю, я замужем. Тебя совсем не заботит штамп в моём паспорте? Никаких принципов не осталось?

— Мне хотелось бы сказать, что я жутко принципиальный, Мара. И эта безделушка на твоём пальце — она меня остановит. Но нет. Меня остановит только одно. Если я пойму, что шансов не будет. А судя по всему… Юра явно не твой мужчина. Или из него хреновый муж.

— Ты не лучше!

— Я, возможно, хуже. Как муж и отец — я облажался. Просрал всё, что мог иметь. Но я хочу это исправить.

— Зачем? Зачем тебе исправлять всё? Ты избавился от гулящей жены и…

— Подыхал.

Коротким словом Савва бьёт под дых. Я упираюсь поясницей в столешницу. Я делаю короткие вдохи, чтобы справиться с собой.

Воздух между нами наэлектризован. Искорки летают, больно жалят, врезаясь в кожу.

Нервы оголённым проводами оказываются. Потряхивает каждую секунду.

— Разве ты ещё не поняла? — он встряхивает головой. — Должен был испытать облегчение, а на деле — подыхал. Потому что «гулящая жена» не хотела гулять к черту из моей головы. Ты же морок наслала. Ты сидишь там постоянно. Ты… Знаешь, я бы сказал, что готов заплатить любые деньги. Гадалке, психологу или какому-то мастеру вуду. Лишь бы достать тебя из себя, нормально жить. Хотел бы, да… Нихрена. Знаешь, что было, когда я тебя с Балаболом этим увидел?

— И что?

Я не хочу знать. Мне этого не нужно знать! Но я словно загипнотизированная стою. Слушаю, поддерживаю этот разговор.

Не могу прервать. Связана изнутри.

— Я тогда был уверен в твоей измене, — напоминает Савва. — А всё равно хотелось его за шкирку оттащить. Потому что, мляха, не может он тебя касаться.

— Эгоист чертов! Два года плевать было…

— Да не плевать! Я же тебя ненавидел, Мара.

Савва делает шаг, но я этого не замечаю почти. Смотрю в его ореховые глаза, которые совсем черными стали.

Лишь редкий отблеск молний, пролетающих по воздуху.

— Так чертовски ненавидел…

Он опирается ладонями за мной. Наклоняется, оставляя между нами жалкие сантиметры. Выдыхает:

— А отпустить не смог.

— Я тебя отпускаю, — голос срывается. — Морок снимаю, иди с Богом.

— Так я пришёл, Марьям.

Я встряхиваю головой. Ощущение, что морок сейчас со мной играет. Путает, мешает сознание.

И не получается ничего нормально сказать. Голосовые связки просто перерезает.

Нежеланный разговор по душам просто ломает меня.

— К тебе и пришёл, Мара.

Мне хочется кричать и злиться. Хочется просто… Просто что-то ядовитое в ответ прошипеть.

Но…

Не получается. Не могу.

Я медленно моргаю. От того, что долго смотрю — в глазах начинает слезиться.

— Поздно пришёл, Савв.

У меня получается выдавить колкие слова. Только сначала они мне колючками горло раздирают. Цепляются.

Я не знаю, что со мной происходит. Но сейчас я себя чувствую… Опустошённой, разорённой каким-то наглым варваром.

Двери души нараспашку, всё видно. Нервы — оголённые провода, сердце — наизнанку.

— Знаю, — он серьёзно кивает. — Знаю, Мар.

Наши взгляды сталкиваются. В его карих глазах — заметно сожаление. Злость на самого себя. Вкрапления растерянности.

Я же посылаю свою боль, не скрываясь. Она же бьёт по тебе, да, Дубинин? Когда осознаёшь, как плохо — бьёт?

Бьёт.

Тогда смотри.

Дыхание тяжёлое и прерывистое. Невысказанное осадком в лёгких оседает, не позволяя освободиться до конца.

— Мне жаль, — хриплый шёпот режет. — Очень жаль, Марьям. Я не смогу исправить всё, потому что в прошлое не вернуться. Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы снова вернуть твоё доверие.

— Сил не хватит, — спорю я из последних сил.

— Посмотрим.

Уголок губ Саввы дёргается. То ли от улыбки, то ли от нового недовольства на самого себя.

Мышцы сводит, когда я поднимаю руку. В теле словно свинцовые проволоки, пронзающие насквозь.

Упираюсь ладонью в плечо мужчины. Надавливаю, пытаясь его оттолкнуть. Но по факту — только ближе становлюсь.

Дыхание перехватывает.

— Мам! — Кирюша недовольно зовёт, заходя на кухню. — Пить, ну.

— Конечно, милый.

Я встряхиваю головой. Отскакиваю от отошедшего Саввы. Начинаю суетиться, наливаю сыну морс.

Хочется себе по щекам надавать, чтобы в сознание прийти. Сын лепечет, я с ним разговаривать пытаюсь.

Морок постепенно уходит. Холодным дымком стекает по плечам, позволяя снова дышать.

— Хрумтики будешь? — я разворачиваюсь к сыну.

— Хум? — приоткрывает он губы. — Да!

— Отлично. Сейчас принесу.

Я быстро нарезаю яблоко и морковь. Выкладываю «хрумтики» на тарелке, чтобы Кирюша перекусил.

— Тебе пора, Дубинин.

Я спешно вытираю влажные руки, беру тарелку. Спешу к сыну, спасаясь бегством. Целую в рыжеватую макушку, напоминаю, что скоро спать.

— Я могу остаться? — Савва не сдаётся. Приходит следом.

— А ты тоже сказку хочешь послушать? — язвлю я.

— Хочу узнать, какие сказки нравятся ему.

— У меня нет времени с тобой разбираться, ладно? У меня полно дел по дому. Я не буду тратить время, чтобы тебя выгонять. А если ты мне сына разбудишь…

— Я уйду сразу после того, как он заснёт. Обещаю.

Я, конечно, юрист. Но Савва — бизнесмен. И они продавливают куда лучше. Я соглашаюсь.

Почему? Не найду объяснений для самой себя. Просто сейчас… Как-то сложно спорить. Без причин.

После разговора на кухне — я не могу окончательно прийти в себя. И не готова к новой схватке.

Я лишь надеюсь избавиться от Саввы, и что он сдержит обещание. Вот и посмотрим. Насколько он на самом деле готов прогибаться.

Потому что у меня больше не лишнего время. Посуда недомытая, детские игрушки разбросаны. Стирка пищала ещё до прихода Дубинина.

А я…

Я с Саввой душу демонстрировала.

Подхватив Кирюшу, я ухожу в ванную. Сын начинает капризничать, отталкивает зубную пасту.

— Давай, солнышко, — я протягиваю ему две щётки. — Какой будешь чистить?

— Я… Этой.

Хнычет недовольно, забирая с зелёными драконами. Пока Кирюша ещё не знает, что можно выбирать третий вариант — никакой.

Прошу, пусть будет так и дальше.

Хотя у сына гены такие, что он не долго терпеть будет.

— Кирюша!

Сын хихикать начинает. Это хорошо, что не плачет. Плохо, что в меня водой брызгает. Уворачивается, чтобы ещё добавить.

Моя футболка промокает, липнет к телу. Хорошо хоть ткань плотная.

— Не злись, мам.

Просит сокровенно, прижимаясь ко мне. Учитывая, что он мокрый — ещё хуже делает. Но я лишь улыбаюсь и целую сына в пухлую щёчку.

Переодеваю его в пижаму и подхватываю на руки. Несу в кроватку, попутно выключая везде свет.

Дубинин уже там. Глупо было надеяться, что он вдруг свалит?

Зато… У него дела и встречи в другом городе. Значит, несколько дней у меня будут спокойными.

Кирюша устраивается в своей кроватке, прижимая к себе плюшевого зайца. Прикрывает глазки.

Он или не замечает лишнего гостя в комнате, или ему всё равно.

На самом деле Кирюша ещё маленький, чтобы понимать сказки и запоминать, но ему иногда нравится слушать.

Просто мой голос, чтобы не в тишине засыпать.

Мой голос подрагивает, прыгает по тональностям. Всё потому, что Дубинин за моей спиной. Я кожей чувствую его взгляд.

Стараюсь игнорировать изо всех сил, фокусируя взгляд на сыне. Его реснички трепещут, он быстро засыпает.

Я на носочках пробираюсь к выходу из комнаты. Клянусь, если Савва сейчас на какую-то игрушку наступит и разбудит мне сына…

Но нет. Даже со своими габаритами мужчина легко лавирует по комнате. Избегает всех опасных зон.

— Всё, на выход.

Шёпотом приказываю я. Демонстративно и дверь приоткрываю. А Дубинин… Не спорит. Сдерживает своё слово.

Но уйти молча он не может, естественно.

— Знаешь, ты всегда была красивой. Но в роли мамы… Ты невероятно прекрасна.

Комплимент я принимаю молча, захлопывая дверь перед лицом мужчины.

Выдыхаю. Проветриваю квартиру, ведь словно всё его парфюмом пропиталось. Надеюсь отвлечься уборкой.

Кто-то убийства придумывает, моя посуду, а я его так избегаю.

Вот только… Мыть нечего. Я как-то растерянно смотрю на пустую мойку, а после — на загруженную сушку.

Но ещё полчаса назад всё было по-другому.

Савва что…

Посуду мне помыл?!