Мой бывший предатель

Глава 33. Савва

Суббота должна стать для меня лучшим днём недели.

А по факту — превращается в настоящий ад.

Я почти не сплю. Нервничать начинаю. Чувствую себя каким-то пацаном перед экзаменом. Почти так и есть.

Я не знаю, как себя вести с детьми.

У меня есть племянники. Но легко быть крутым дядей. Надарить подарков, получить подзатыльник от жены брата, развлечь их. Помочь, когда возникает проблема.

Мой максимум.

Да и видел я тех дебоширов не каждый день. Мы в разных городах живём. Праздники и каникулы, не более.

С Лялей — то же самое. Я помогаю из-за долга. И потому что к девочке привязался. Возможно, из-за того, что думал, что моих у меня никогда не будет. Да и видя её выносливость — невозможно остаться равнодушным.

Но я дядя, помощник, хороший друг…

Я не отец. Я не умею этого. У меня не было возможности научиться этому.

Я сам в этом виноват.

Я бьюсь затылком о спинку кровати, а хочется обо что-то твёрже. Чтобы выбить из памяти собственную лажу.

Косяк, ошибка… Нет, тут бы слово похлеще пригодилось. Нет такого, чтобы описать, насколько сильно я облажался.

Я ведь уверен был… Я на сто процентов понимал, что не могу быть отцом. У меня черт знает какое обследование. Один и тот же ответ.

Бесплоден.

Всё, гуляй, Дубинин, хрен тебе, а не дети с Марой.

А потом…

Ударом под дых.

Этот радостный голос и «Я беременна».

И ощущение пустоты внутри. Словно разом выкачало, раздробило. Просто нахрен убило выстрелом в спину.

А я даже развернуться не мог. Посмотреть в глаза Маре. Что-то о кофе лепетал, а хотел вместо сливок — мышьяка себе налить.

Чтобы справиться с бурей внутри. Как дробило кости, сердца шрапнелью разрывало. Било по всем рецепторам сразу.

Стоял. Кофе гипнотизировал. Говорил даже что-то, будто не подох в тот момент.

Марьям, сама не понимая, в измене мне призналась. Вот так вывалила. Ещё и беременной оказалась. От какого-то ублюдка.

От меня не получилось. От любовника галимого — легко.

И меня рвало. Впервые в жизни так ломало.

Какая-то хрень, а не мужская выдержка. Желание то ли Марьям придушить, то ли себя.

Что ты смотришь так, любимая?

Мои нервы оголила, забралась в душу, облилась душевными нитями. Сидела там, а после — разом вырвало всё.

Я реально практически чувствовал, как кровью захлёбывался. Лишь из-за того, какое признание повисло в воздухе.

В жизни подобного не было. Сколько раз проблемы не налетали — намного легче было. Разве что со смертью родителей сравнить можно было. Но всё равно другая боль.

Резкая и постоянная.

Я видел, как на девушку другие смотрели. Молодая, красивая, умная и смышлёная. Ещё глаза эти манящие.

Ведьма. Мара. Колдунья чертова, которая взмахом ресниц приворот накладывала. Меня легко поймала в сети. Других — тоже.

Смотрели. Хотели. А меня ревностью внутри сжирало, хотя не показывал. Она ведь выбрала меня. Она не похожа на моих бывших. Которые за деньги и власть за любым пошли бы.

Просто привлекает внимание. Просто слишком дружелюбна со многими. Просто, млять, залетела от кого-то другого.

Я пытался хоть слово выдавить. А вылетала чушь сплошная. Ядовитое желание ударить в ответ жалило.

Я даже не смог признаться, что знаю. Что бесплоден. Казалось, это сказать — окончательно самого себя растоптать. Лучше едкое что-то бросить.

А после оказалось, что…

Этого всего не было. Миф. Мираж. Выдумка больного разума. Другая сторона истории ест, о которой я даже не думал.

Я провожу ладонью по лицу. Не знаю, как теперь с этой правдой жить. Как вообще не уйти в новый запой, как два года назад. Зная теперь всё.

Рехнуться бы — и никаких проблем.

Но тогда Марьям точно к ребёнку не подпустит. Сейчас и так на птичьих правах к встрече готовлюсь.

Я натягиваю костюм. Броня из дорогой ткани, в которой я привык со всем справляться. А после себя матерю, переодеваясь. Какой костюм на встречу с сыном?

С сыном! Понимаете, да? Сын у меня есть.

Не благодаря моим усилиям. Благодаря Маре. Которая всё сделала, чтобы он рос, развивался, хорошим мальчиком был. Пока я просто жизнь прожигал.

Я не знаю, как вообще можно за это отплатить. Никогда не расплачусь. То, что Мара сделала…

Оцени памятник в её честь? Дифирамбы? Оды?

Чем можно отблагодарить женщину, которая от тебя ребёнка родила?

Опять тянет что-то заказать. Ей, малому. Выплеснуть бурлящие эмоции привычным способом. Купить что-то, подарить.

Не потому, что купить пытаюсь. Неправильно Мара поняла. Разве забыла?

Я всегда подарками эмоции выражал. Привязанность, любовь, благодарность. Выплёскивал чувства, лишь бы не озвучивать.

С такими словами у меня плохо. Даром что юрист. Могу о законах болтать, не о том, что внутри кипит.

А что ещё? Поступком доказывать и показывать?

А какой тут поступок подойдёт? Что покажет мои намерения? В голову только одно приходит. Отступить, оставить их.

Но я слишком эгоистичен. Не смогу, даже если постараюсь.

Держусь, проезжая по пути в парк все детские магазины. Помню своё обещание девушке, не могу сразу же нарушить.

Я настраиваю себя, что это сделка. Соглашение. Так намного проще держать себя в границах, не переступать их.

В парк я приезжаю намного раньше. Наматываю круги вокруг фонтана, у которого мы с Марой должны встретиться.

С Кириллом.

Волнуюсь. Не знаю, что даже сказать нужно.

Привет, Кирюш? Может, он только родным это позволяет. А я пока — чужой.

Кир? А если он сокращение не любит?

Я даже не знаю, как собственного сына назвать!

Он испугается меня? Я его напугал, когда на руки подхватил. Не хотел этого. Не думал, что настолько хреново всё получится.

Твою мать. Я до тридцати семи не доживу. Сейчас сердце станет, и я откинусь. Так сильно колотит внутри.

А после — мир замирает.

Когда я вижу в конце аллеи Мару. Как поправляет рыжие волосы, улыбается широко. И тут же перестаёт, стоит меня увидеть.

На руках у неё Кирилл. Мой — вашу ж мать — сын.

Дышать перестаю. Не представляю, как эта встреча пройдёт.

Нервничаю. Не знаю, что Марьям сыну сказала. Могла наговорить про меня плохого?

Могла. Вряд ли стала бы, но…

Я знаю, что в подобной ситуации я не простил бы. Я намёка даже не простил. И зарубил всё на корню.

Что мне стоило тогда по-другому поступить? Проверить, рассказать… Придушить мужское эго, разобраться… Нет, я всё пресёк.

А теперь захлёбываюсь, пожиная плоды собственных поступков.

Но Мара… Она добрее. Вряд ли он ребёнку ужасы рассказала, мечтая меня утопить. Вряд ли в будущем расскажет.

Она уже так много сделала. Сохранила жизнь нашему ребёнку, воспитывала его. Справлялась.

А от меня такой минимум требуется. Не облажаться снова.

— Здравствуй.

Марьям сухо кивает, а сын прячется за её ногой. Прижимается к внутренней части колена, едва выглядывает.

Я медленно присаживаюсь, хотя тянет рухнуть вниз. Упасть и притянуть ребёнка к себе. Рассмотреть.

Это всё ещё…

Очень нереально. Это какой-то кошмар, смешанный с лучшим сном. Осознаю словно рывками.

Я не могу иметь детей. У меня есть сын. И сейчас Мара бы точно не стала лгать. Она хочет избавиться от меня, а не впускать в жизнь. Поэтому…

— Привет.

Я хриплю. Голосовые связки не сводит, их перерезает к черту.

Я не спал, столько всего думал, а в голове… Пусто по итогу. Ноль идей, как разговор завязать.

Кирилл чуть выглядывает. Быстро осматривает меня, а после снова прячется.

— Дядя хватал.

Хмуро напоминает малыш, чуть выглядывает. Запрокидывает голову, а после на меня смотрит.

Маме вопрос адресует, мне — претензию.

— Дядя неудачно пошутил, — вздыхает Мара, сжалившись надо мной. — Это… Мой друг. Он сегодня с нами погуляет, хорошо? Мы это обсуждали, помнишь?

— Но машинки мои.

Хмурится, а я… Черт, у меня реально сердце сейчас встанет. Кирилл на меня смотрит с моим же выражением лица!

Хмуростью, сосредоточенностью. Прищуром тёмных глаз и лёгкой заинтересованностью.

Моя, чтоб его, копия.

Не чертами лица или цветом волос. Но мимика…

В груди ноет. Болит так сильно, что выть хочется. Сколько я всего пропустил. Но вместо этого…

Я улыбаюсь.

— Я не претендую на машинки, — заверяю его. — Я только посмотрю, как ты катаешься, хорошо? Быстро, наверное?

— Да! — гордо заявляет. — Бысто, а щё так — фух. И мама мото овесяла. И…

Я зависаю. Половину из сказанного я совершенно не понимаю. Кирилл лепечет что-то, а я не понимаю. Совершенно.

Как иностранный язык, который мне только предстоит изучить.

Чувствую себя потерянным и никчёмным. Потому что сын мне рассказывает что-то, а я даже не могу вникнуть.

Только киваю, улыбка намертво приклеивается к моему лицу. Я не слушаю, я — смотрю.

Как Кирилл размахивает руками, отходя от матери. Начинает больше доверять, рассказывая что-то увлечённо.

Его ореховые глазки блестят от восторга. Сын трёт опухшую губу, указывает на неё, что-то объясняет.

Сын.

Перекатываю это на языке, в голове вбиваю. Самые прекрасные три буквы в мире.

— Машинки!

Кирилл вдруг срывается в сторону. Хочу его перехватить. Он ведь кроха совсем. Может пораниться, упасть.

Но Мара оказывается быстрее. Легко подхватывает сына на руки, смеётся вместе с ним. Она идеально разбирает всё сказанное им.

Я иду за ними. Чувствую себя подлецом, врывающимся в чужую идиллию. Но не в силах остаться в стороне.

Сын крутится возле детских машинок, пытаясь выбрать одну из них. Лукаво на мать смотрит, указывая на мотоцикл. Но Мара категорична.

Поэтому сын останавливается на чёрной машинке, сделанной под джип. Я тянусь к карману за деньгами.

Мой максимум сейчас — роль кошелька.

И я готов на это. Платить, покупать. Всё, что нужно. Просто… Чтобы хоть ненамного соприкоснуться. Почувствовать себя значимым. Полезным стать для собственного сына.

— Я сам!

Гордо вскрикивает, но после к маме разворачивается. Я тоже смотрю на Мару. Это я хоть могу сделать?

Девушка сомневается. Её лицо искажается, словно в гримасе боли. Я вижу, как она борется сама с собой.

Удушающую вину чувствую. За то, что изначально Марьям в такое положение поставил.

— Хорошо, — со скрипом соглашается девушка. — Можешь взять у дяди деньги.

Я протягиваю купюру малому. Он выхватывает, поблагодарив. Уносится платить за развлечение.

Мара тоже отходит. Удивлённо вижу, как она забирает пульт управления у мужчины. А после… Едва за мной не прячется, управляя машинкой.

— Что? — фыркает на мой взгляд. — Я не позволю сыну вот так вот рулить и куда-то въехать. Это опасно.

— Сказала та, которая на картинге рассекала.

Автоматом всё внутри вздрагивает. Как заученный рефлекс, стоит вспомнить, как Марьям рассекала на корте.

Гнала, как сумасшедшая. Любила скорость. А меня скручивало каждый раз, стоило подумать, что она не справится с управлением и врежется куда-то. Пострадает.

А жена наслаждалась. И глаза горели.

Как сейчас горят у Кирилла.

Мальчик не замечает обмана, увлечённо рулит, а Марьям подстраивается под него. Ловко управляется со всеми задачами одновременно.

— Спасибо тебе, — вырывается легко.

— А? — девушка кажется немного удивлённой. — За что именно?

— За всё. Что была с ним. Не послушала меня, не сделала…

— Я не для тебя растила! Я бы предпочла, чтобы ты вообще об этом не знал! Мне твоей благодарности не нужно.

— Я понимаю. Но всё равно благодарен. Ты не представляешь, как сильно. Я никогда не искуплю своей вины, но… Хотя бы попытаюсь.

Марьям на это заявление фыркает. Она не хочет моего искупления, я знаю. Но… Как минимум я обязан постараться.

Не только ради сына. Ради неё тоже.

Ради девушки, которую я обидел, причинил ей боль. А она… Справилась. Неимоверно прекрасно справилась со всем.

— Если вам что-то нужно… — предпринимаю новую попытку.

— Мы обойдёмся без твоих денег, Дубинин! Я достаточно зарабатываю и могу обеспечить своего сына.

— Я не сомневаюсь. С работой решилось?

— Да.

Я вздыхаю. Разговор не клеится, но это ожидаемо. После всего, что случилось. В чём мы друг друга подозревали…

Мой грех, конечно, страшнее. Мара лишь разумно предположила, что я мог бы её подставить на работе.

Хотя я бы так не поступил. Не стал через начальника принуждать. И рад, что у девушки теперь всё наладилось.

Лучше не уточнять, что её несколько новых клиентов — мои знакомые через несколько рукопожатий.

Но… Назовём это компенсацией за причинённые неудобства.

— Но как же алименты? — захожу с другой стороны. — Ты же юрист, Мара. Знаешь, что можешь их потребовать. И я хочу участвовать в жизни сына. Мар…

— Марь-ям, — произносит она медленно. — Ещё раз, если запоминаешь плохо, Дубинин. Марьям. Не Мара, Мар, Мари. Можешь Машей звать, разрешаю.

— Как твой муж?

— И как десяток других людей. Мне всё равно, правда. Просто… Прекрати делать вид, что мы все ещё близки. Мара — было для тебя, как для близкого. Теперь ты чужой. Вот и не стоит пересекать эту черту.

Она чеканит зло и рассерженно. Светлые глаза огнём пылают. Угрожают меня сжечь быстро, но болезненно.

Её рыжие волосы треплет ветер, добавляя ещё больше воинственности в образ. А я… Люблюсь.

Впервые позволяю себе это без привкуса пепла. Без мыслей, что Марьям предала меня.

По-другому смотрю. Рассматриваю. Изменилась? Ни капли. Всё такая же. С острым взглядом, лёгкой улыбкой.

Улыбается не мне, конечно, а сыну. Но улыбка такая же пленяющая. И лёгкий прищур глаз со взмахом ресниц…

Выстрел купидона. Так подстрелила при первой встрече. Быстро и безболезненно вонзилась в сердце.

А вот теперь — ноет.

–. Марьям, — вздрагиваю, указывая девушке на машинку. Кирюша подниматься начинает. — Он…

— Сел обратно. Он пристёгнут надёжно. И просто удобнее устраивается.

— Понял. И часто вы так катаетесь?

— Нет. Зимой не очень. Но летом, думаю, будем постоянно.

— Может тогда…

— Рискнёшь ему купить такую машинку — я её тебе засуну в… В общем, не стоит.

— Не буду. Обещаю, — отвечаю со смешком. Не сдерживаюсь: — Мара.

— Ты…

— Прости. Последний раз было, Марьям. Но мне нравится идея, что только я так тебя называл.

— А мне нравится идея, что ты где-то в море утонешь. Не все желаемое получают.

Я усмехаюсь. Начинаю смеяться в полную силу. Марьям злыми словами бьёт, а мне легче от этого становится.

Парадоксально.

— Что? — хмыкает, заметив мой интерес. — Что ты так рассматриваешь? Тебя разве не Кирилл интересует?

— А если вы оба?

— Тогда ты точно где-то стукнулся. Я тебе на кой черт?

— Что, если я всё ещё тебя люблю?

Мара поджимает губы. Пытаясь скрыть то ли раздражение, то ли улыбку. Разворачивается ко мне, взгляд бегает по лицу.

Выдаёт с непривычной (забытой) мягкой интонацией:

— Да люби, Савв, люби. Меня это как касается?