В кабинете сильно пахнет хризантемами. Я крепче обхватываю горячую кружку, вдыхаю аромат травяного чая. Отвлекаюсь.
Часы громко тикают, отдавая эхом в висках. И душно, очень душно. Хотя кондиционер работает, и за окном холода. А мне жарко.
Ещё и воротник гольфа натирает горло.
Я нетерпеливо постукиваю пальцами по кружке, словно это ускорит время. И сорок пять минут пройдут быстрее.
Хотя это я выбрала тут быть.
Напротив сидит мой психолог. Женщина за сорок, терпеливо дожидается, пока я начну говорить.
Внутри у меня буря из эмоций. Я слишком долго их прятала, поэтому и обратилась за помощью.
Мне нужно с кем-то поговорить. Мама — не то. А у подруг хватает проблем, чтобы ещё за меня волноваться.
Нет, я хочу кого-то, с кем можно поговорить, а после забыть. И будто никто и не узнавал всё, что творилось внутри.
Вот только слов не находилось.
— Марьям, — она тепло улыбнулась. — Если ты не хочешь сегодня разговаривать, то ничего страшного. Мы можем просто помолчать. Это безопасное место и…
— Он меня бесит!
Я резко опускаю чашку на блюдце. Фарфор с раздражающим «дзынь» бьётся друг о друга.
— Кто? — аккуратно уточняет женщина.
— Савва! С Юрой мы всё решили, — я выдыхаю. — Не знаю, насколько я простила его, но… Вряд ли ему вообще нужно моё прощение. Он поступал так, как считал нужным.
— Хорошо. Савва бесит? Почему?
— Потому что он отправил меня на аборт! Поверил, что я могла изменить и… Он не доверял мне… Сделал больно. Из-за него я потеряла конституцию.
— Эм… Объяснишь?
— У меня была устаревшая конституция. Первое издание, с подписями. Неважно. Просто при переезде я забыла её. Он, наверное, выбросил её. А украшения? Украшения мне нравились!
— Их ты тоже забыла?
— Продала.
Я закатываю глаза, чувствуя наплыв раздражение. Когда мы развелись — я много чего продала. Не потому что нужны были деньги.
Савве хватило совести развестись честно, не пытаясь даже оспорить брачный договор. Хотя он мог, я знаю его умения.
Просто мне хотелось избавиться от всех напоминаний о мужчине. Словно ничего не было.
— Неважно, — я качаю головой. — Я была разбита. А теперь я должна его просто простить? Принять? Будто ничего не было?!
— Ты никому ничего не должна, Марьям, — женщина поглаживает блокнот, но ничего не записывает.
— Но такое чувство… Он заявился, весь такой из себя. Хочет всё исправить. Ведёт себя так, будто моё прощение просто вопрос времени.
Я делаю резкий вдох. Пальцы подрагивают. Пытаюсь покрутить кольцо, но вспоминаю, что его нет.
Прошло пять дней после того, как Савва приглашал меня отметить удачную сделку. Как я отказала.
И завтра у нас «семейный» поход в зоопарк. Я делаю это лишь для Кирюши, но если мужчина снова будет настаивать…
— Он давит, — жалуюсь я. — Весь такой хороший… Даже как-то посуду помыл, потому что я зашивалась. Это мелочь, но… То есть, я понимаю, что он старается. Начальник у меня был мудаком, а Савва с ним разобрался. Наказал за то, что шеф мне угрожал…
Спокойствие и молчание психолога действует как незримый щит. Обволакивает меня, защищает от собственных сомнений. Я просто могу говорить.
— Но это мелочь! Будто салфеткой пытаться вытереть океан, — я убираю волосы с лица. — Разве можно такое простить?
— Каждый сам решает, — мягко направляет психолог. — Можно или нельзя решать конкретному человеку. Это зависит от наших желаний, а не каких-то сводов правил.
— С законами всё проще. А тут… Я всё жду, когда Дубинин снова что-то выкинет. Подставит, сделает больно.
— Это нормально и объяснимо. Конечно, когда мы обжигаемся о плиту, например, мы начинаем относиться к готовке внимательнее.
— Но всё равно готовим? Ты это хочешь сказать?!
Я недовольно фыркаю. Если она только попробует выступить на стороне мужчины…
— Я здесь не для советов. Моя задача — помочь разобраться в своих чувствах и переживаниях. Я не даю готовые ответы.
— Я знаю. Прости. Я просто очень устала от всего этого. Чувствую, не вывожу.
— Поэтому ты и пришла ко мне, разве нет? Усталость это нормально. Нужно давать себе отдых. Прислушиваться к собственным желаниям. Если нужна пауза, то нормально об этом сказать.
— А если он не прислушается?
— Это будет его ответом.
Я киваю, оттягивая воротник. Женщина откладывает блокнот, поднимаясь. Она выключает кондиционер, вместо этого открывает окно.
Свежий воздух медленно заполняет комнату, развеивает удушающий запах цветов. Мне становится легче.
— Но просто как такое можно забыть? — я уточняю спокойнее. — После стольких ошибок…
— Отпустить не значит простить. А простить — не значит забыть. А что касается ошибок… Все их совершают. Это нормально. Мы говорили об этом, помнишь?
— Да-да. Я должна не так критично относиться к своим ошибкам. Просто это с детства. Отец…
Я качаю головой. Мы уже говорили об этом. Я помню всё. И я стараюсь, чтобы не так сильно загонять себя в рамки идеала.
Мне нужно было быть отличницей для отца, не разочаровывать его. А теперь я действую на автомате. Будто его подведу, если буду не так сильно стараться.
— Папа всегда говорил: «Ошибки — признак слабости».
— Идеальность это ловушка, — мягко напоминает женщина. — Которую мы сами себе создаём. Твой отец хотел, чтобы ты была лучшей, но это не значит, что ты обязана быть идеальной. Ты можешь быть хорошей, и этого будет достаточно.
Я прикрываю глаза. Это так сложно, невозможно практически. Перестроить себя. Чувствовать нормально в новой реальности.
— Ты не обязана быть идеальной, Марьям. Себе ты должна только одно. Быть счастливой.
Из кабинета я выхожу уставшей. В полном раздрае. Но это нормально. Так всегда.
Когда мыслей слишком много, и их как-то нужно разложить по полочкам. Осознать и принять, а не просто откинуть.
Иначе эти сеансы не имеют смысла.
Я проверяю время. Кирюша ещё в садике, а встреч у меня больше нет. Поэтому я могу насладиться свободным временем.
Посвятить его только себе.
Я пешком отправляюсь к садику. Получасовая прогулка немного приободряет. На улице холодно, но свежесть приятно окутывает.
Я усаживаюсь на террасе небольшого кафе. Остальные посетители ютятся в тепле, а я наслаждаюсь одиночеством.
Неспешно попиваю свой кофе, разглядываю прохожих. Я щурюсь, запрокинув голову. Солнце бьёт по глазам, вызывая улыбку.
Собравшись, я набираю Савву. Предупреждаю, что хочу перенести вылазку в зоопарк. Сейчас мне нужно немного стабильности и спокойствия.
К моему удивлению, мужчина не так сильно спорит. Уточняет причины, а после — соглашается подождать.
Это что-то новенькое. По моему голосу слышит усталость?
Главное, что теперь у меня есть время.
Никто меня не будет беспокоить и…
Твою же.
Новый глоток обжигает горло, когда я замечаю знакомую мужскую фигуру. Лучше бы уже Савва!
Этого мужчину я не видела почти три года. И лучше бы так оставалось. Потому что…
Паша направляется прямиком ко мне. Никакой надежды, что пройдёт мимо. И вроде ничего такого…
Но он — лучший друг Дубинина.
И вряд ли разговор будет приятным.
Соколовского можно назвать напоминанием. Почему я изначально решила убраться подальше из родного города.
Не только из-за попытки скрыть беременность. Но мне не хотелось постоянно сталкиваться с прошлым. Любыми отголосками памяти порезаться можно было.
— Привет, Марьям, — Паша останавливается рядом. Пальцами сжимает спинку свободного стула. — Не против?
— Пожалуйста, — я медленно киваю, собирая эмоции в коробочку. — Неожиданная встреча.
— Угу. Заметил тебя, решил подойти. Сколько? Три года не виделись…
— Два с половиной.
Я расслабленно тянусь за кофе, но внутри напряжена. Не знаю, чего можно ждать от мужчины.
Паша, он… Классный? Если это можно о взрослом матёром мужике сказать. Но да, он довольно классный и приятный в общении. Жену свою до безумия любит, двое сыновей было…
Может, сейчас уже больше.
Я себя успокаиваю, отбрасываю негатив. Соколовский не из тех, кто просто с обвинениями набросится. Настроение испортит по приколу.
— Какими судьбами? — я пытаюсь поддержать светскую беседу. Хотя чувствую, что ей всё не закончится.
— Мы с Викой выбрались по делам, — он расплывается в широкой улыбке. — И просто сбежали от детей.
— Как мальчики?
— Отлично. Подростковый возраст — это вынос мозга. Тим устроил нам взрыв мозга. Но всё хорошо. Теперь и девочка есть.
— Здорово! Я вас поздравляю.
— Спасибо.
Паша постукивает пальцами по столу, смотрит прямо на меня. Повисает неловкое молчание.
Когда и говорить не о чем, но молчать тоже кажется неправильным. Нервы натягиваются.
— Я слышал… — мужчина прокашливается. — Что тебя можно тоже поздравить?
— А-а-а, — тяну понятливо. Ну хоть без притворства. — Савва сказал?
— Сказал. Он ведь мой инвестор, и в последнее время помогал часто с делами. Взял на себя руководство фирмой. Поэтому обсуждали дальнейшую работу, раз он сюда переезжает.
— Помогал? Он ведь… А, ну конечно. Вы друзья…
Я рассеянно киваю. Савва обычно выбирает не вмешиваться напрямую в бизнес. Поэтому он и инвестиции выбрал в каком-то смысле.
Он вкладывается деньгами, но время тратит на то, что приоритетом для себя считает. Меньше нагрузки, меньше бессмысленных трепыханий. Больше для себя времени.
Поэтому я и удивилась на секунду, что Дубинин оказался впутанным в дела. Чтобы управлять… Это новенькое что-то.
— Не «конечно», — мягко усмехается Паша. — У меня были проблемы. И малютка только родилась… И Савва взял на себя всё, помог разобраться. Ты его знаешь — он в помощи не откажет. А для себя никогда не попросит.
— Угу, — я смотрю прямо в глаза мужчине. — А дальше?
— Дальше?
— Ты ведь явно ко мне зачем-то подошёл. Выследил. Завёл этот разговор. Полагаю, дальше к каким-то советам или рассказам подойдёшь? Давай пропустим часть с подводкой, ладно.
Паша поднимает руки, признавая поражение. Разражается тихим смехом, явно не ожидая моей прямолинейности.
Мужчина заказывает подошедшей официантке чай, а после возвращает внимание ко мне.
— Я иногда забываю, насколько вы с Саввой… Юристы, — хмыкает он довольно. — Я не выслеживал, случайно увидел, — приподнимаю бровь. — Честное пионерское, Марьям. О встрече думал, не скрою. Но планировал по-другому. А тут… Решил не упускать шанс.
— Какой шанс? Что Савва тебя уже попросил сказать?
— Ничего. Дубинину не нужно просить, понимаешь? Я и так знаю, чего он добивается сейчас. Он рассказал ситуацию в целом. И я знаю, что он хочет всё исправить, вернуть тебя.
— А рассказал, как меня на аборт отправил?
Я не выдерживаю. Швыряю смятую салфетку на стол, откидываюсь на спинку стула, скрестив руки. Нашёлся мне советчик и помощник.
Я не понимаю этого. Вмешательства в чужую личную жизнь. Каждый для себя сам решит, как ему лучше.
— Да, — морщится Паша. — Тут он неправ был. Я ему говорил. Ну, ещё когда всё произошло. Савва сам не свой был, а после по пьяни признался. Когда я в очередной раз его вытаскивал.
— Откуда? Из запоя?
— Ну, не настолько всё плохо было… Да нет, хреново. Савва не прав в своих поступках. Но, Марьям, ты не видела его тогда. Мужика буквально уничтожило вашим разводом. Он как оболочкой стал. Без эмоций, без желаний… Он продолжал двигаться, но на автомате. Лезь во всякую хрень, чтобы забыть. Рисковал, а ты знаешь. Он риски минимизирует обычно. А тут — с головой, чтобы отвлечься. Тупо в пустоту проваливался. И да вытаскивать приходилось. Из твоего двора в основном.
— Откуда?
Я в ступор впадаю на несколько секунд. Пытаюсь переварить услышанное. Савва говорил, что после развода ему было не очень хорошо…
Но услышать подтверждение от другого человека… Немного бьёт по эмоциям. Заставляет прислушаться.
Я не могу поверить, что Савву действительно настолько задело. Он же… Кремень, уверенный в себе.
«Разве?» — неуверенно уточняет внутренний голос.
Я вспоминаю разговор с Дубининым. Когда он признался, почему так легко поверил в мою измену. Почему не был уверен…
— Из твоего двора, — медленно повторяет Паша. — Где ты раньше жила, до свадьбы. Он после любых посиделок туда ехал. Тусил на лавочке у подъезда. Окна рассматривал.
— Я уехала…
— Сразу. Ага. А он высматривал. На трезвую голову он никогда в этом не признался бы. Но в окнах пытался найти твой силуэт. И вернуть не мог, и отпустить тоже.
Я сглатываю. Я хочу сказать Паше, чтобы не продолжал. Неправильно это — личное так обсуждать. Савва наверняка не хотел, чтобы я знала. Это же…
Но горло клешнями сдавливает. Любопытство сдерживает остальные эмоции, заставляет молчать.
— Он… — Паша крутит в пальцах салфетку. — Ему реально херово было. Потом как-то выползать начал, но по факту… По факту он всё равно прежним не стал. Что-то надломилось после вашего развода.
— Отлично. Ему было хреново. А ты думаешь, что я легко оправилась подобного? Когда уехала в неизвестность. У меня был любимый муж, место которое домом можно назвать… Убежище, защита… А после развод и откуп при продаже дома. Нашего дома, нашей защищённой крепости… Савва от всего быстро отказался.
— Я не говорю, что тебе было легко. И свою историю знаешь только ты. Но я решил, что историю Саввы тоже не помешает узнать.
— Мне это не нужно.
Получается не так уверенно, как мне хотелось бы. Я отвожу взгляд, делаю несколько глубоких вдохов.
Прохлада не остужает пылающие щёки, только сильнее кровь разгоняет. Я не знаю, как на это реагировать.
Паша делает неторопливый глоток чая. Словно взвешивает каждое последующее слово. Во взгляде ни осуждения, ни какого-либо раздражения. Сплошное бесячее понимание.
— Знаю, что не нужно, — кивает он. — Но он сам этого не скажет напрямую. Ты же знаешь, он ни страхи, ни сожаления не озвучивает. Только когда совсем ломает.
Мне озвучивал.
Ломало?
— Савва не ждёт, что ты его простишь. Надеется, но не ждёт. Он запоздало пытается сделать хоть что-то правильно. Но я думаю… При каждой вашей встрече лишь осознаёт, что всё просрал. Два с половиной года в этом варится.
Я судорожно вдыхаю, сминаю край гольфа под столом. Стараюсь справиться с нежелательными эмоциями.
Мне было хреново. Сколько бессонных ночей со слезами в подушку… Но я совсем не ожидала узнать, что морально раздавленной была не только я.
Что настолько сильно ударило по Савве.
— Не лучший пример, но… — Паша задумывается. — Мы с Викой чуть не развелись. Из-за моей ошибки. Там всё сложно было, но я повёл себя как урод. И как-то она спросила… Смог бы я лично измену простить? А я не уверен. Возможно, но… Не знаю.
— И ты это говоришь потому…
— Потому что Савва смог. Он в бреду несколько раз рассуждал, что нужно было промолчать просто. Сделать вид, что не бесплоден, что всё нормально. Перетерпеть немного и дальше жить. Настолько ты ему дорога.
Из груди протяжный вздох. Я прикрываю глаза, из последних сил удерживая броню. Запечатывая смешанные эмоции внутри.
Даю понять Паше, что не готова сейчас разговор продолжать. И так слишком много узнала.
Не нужно было…
— Я пойду, — мужчина бросает несколько купюр на стол, перекрывая и мой счёт. — Прости, что так вывалил, но… Решил, что ты имеешь право знать. А, и спроси его про дом.
— Что? — я поднимаю растерянный взгляд на Пашу.
— Ваш дом. Он его не продал, Марьям. Не жил там, но сохранил всё.
— Он выплатил мне мою долю. И сумма там была приличная. Савва никогда не держал таких денег в свободном доступе…
— Да. Он выдернул чуть ли не все деньги из проектов. Савва пожертвовал правами на многие фирмы… На будущий доход… Чтобы сохранить то единственное, что напоминало ему о тебе.