— Ты мой герой.
Я вытираю слёзки сыну, утешаю его, как могу. Кирюша доверчиво жмётся ко мне, находя спасение в моих руках.
Не прекращает плакать, весь красный. Из распоротой губы сочится кровь, но малыш не позволяет никому прикоснуться к себе.
Устроил тут настоящее представление, пока я не приехала.
Самые долгие минуты в моей жизни!
Теперь же я сижу на кушетке с моим солнышком. Сын на моих коленях устроился. Цепляется крошечными пальчиками за платье.
— Солнышко, так надо, — пытаюсь его уговорить. — Врач сделает всё быстро.
— Бо, — хнычет только сильнее.
— Больно, я верю. Очень больно. А если дашь врачу помочь, то он сделает так, что боль сразу пройдёт.
— Пуф?
— Да. Пуф и всё быстро исчезнет. Как по волшебству.
— Он волшебник?
Сын немного успокаивается, с интересом поглядывая на молодого врача. Тот терпеливо ждёт, улыбается малышку.
Это заставляет Кирюшу испугаться и спрятать лицо на моей груди.
Долгими уговорами у нас получается уговорить сына. Сердце разрывается. Ему ведь больно. Губа опухла, пульсирует.
А я слишком долго подбираю нужные слова, не могу сразу договориться. И всё это время — моему сыну больно!
— А это совсем не страшно!
Сын довольно выпрыгивает из комнаты, заставляя нас с врачом переглянуться. У меня седые волосы от рёва появились!
Но когда всё закончено, то, конечно, не страшно уже.
— Вот рекомендации, — врач протягивает мне листок. Внизу — номер телефона. — Можете набрать мне, если что-то случится. Проконсультирую с удовольствием.
— Спасибо большое.
Я смазанно улыбаюсь мужчине, спешу за Кирюшей. Пока он ещё куда-то не влез.
В коридоре меня ждёт испуганная воспитательница. Одна из тех, кто должен следить за детьми. Рассыпается в извинениях.
Я устало отмахиваюсь. Адреналин исчезает, страх лопается. И внутри меня только опустошение. И сердце тарахтит, не замедляясь.
— Он просто стоял, — продолжает. — Клянусь вам! Стоял. А я отвернулась, и плач слышу. Сразу! У нас такого никогда не было. Мне так жаль.
— Всё в порядке, — начинаю одевать сына. Тот крутится. — Дети падают. Просто сделайте так, чтобы этого не повторилось.
Я прощаюсь с женщиной. Хочется скорее уйти и оставить этот кошмар позади.
Кирилл постоянно падает. Я знаю. Он мог так пораниться со мной. С детьми никогда не бываешь предусмотрительной на сто процентов.
Я была такой же. Мама говорит, что я в детстве умудрилась подвернуть ногу просто так. Шла нормально, а уже лежу.
— Кирюш, — перехватываю его руку. — Нельзя прикасаться грязными руками к губе.
— Её нет, — хмурится сын.
— Губу не чувствуешь? Это из-за лекарства, которое использовал врач. Скоро пройдёт.
— Снова будет бо?
— Немного. Но уверена, что ты и не почувствуешь.
Сын важно кивает, прислушивается ко мне. Гордо выходит из больницы, словно не устраивал истерику пять минут назад.
Улыбаюсь.
Боже, Кирюша — это нечто.
Я улыбаюсь. Выдыхаю. Медленно расслабляюсь. В голове шумит ещё, думаю, что делать дальше.
К Дубинину я больше не вернусь. У меня выходной. У сына — тоже. Можно чем-то заняться.
Но внутри единственное желание. Обессиленно забраться в кровать, крепко прижать к себе сына, отдыхать. Пока не отпустит окончательно.
Одни Бог знает, каких титанических усилий мне стоило отказаться от предложения Дубинина.
С кровью от себя отрывать хриплое «нет».
Не хочу его к сыну подпускать. Не могу! Меня трясёт лишь от возможности, что бывший муж будет в радиусе километра от моего сына.
Потому что Савва непредсказуем! Я не знаю, чего ждать.
Он меня бросил. Отказалась от меня, от нас. Растоптал. Вернулся спустя два с половиной года. Ведёт себя так, словно всё нормально.
Чего он хочет? Зачем терзает меня? Какой у него план?
У Дибинина всегда есть план! Всегда. Он не действует опрометчиво, взвешивает каждое решение. Он глыба спокойствия, чему я завидовала всегда.
Непробиваемый. Нечитаемый. Тем и опасный.
Сейчас — ещё опаснее. Когда мне действительно есть что терять.
Сколько случаев, когда отцы вспоминают о детях спустя десятки лет. Появляются, требуют чего-то.
Любовница оказалась не такой хорошей? Обманула с беременностью? Не получилось?
И Дубинин решил, что можно к прошлому варианту откатить?
Только не получится.
— Машинки, — с хитрым прищуром уточняет сын. — А?
— Не а, — усмехаюсь. — Нельзя на машинки. Будем дома отдыхать.
— Ну-у-у…
Тянет недовольно. Супится, хныкает, пока мы спускаемся по ступенькам. Тараторит, уговаривая.
Улыбка застывает. Не слушаю.
Твою же…
Дубинин может оставаться там, где я его оставила?! В родном городе. В ресторане. Просто подальше от меня!
А не стоять, прислонившись к машине. Никаких сомнений, что приехал он не на консультацию.
Мгновенно фокусирует взгляд на мне. Как хищник, уловив цель — начинает подкрадываться. И мне некуда бежать.
— Я решил убедиться, что всё хорошо, — Савва откидывает край пальто, присаживаясь на корточки. — Привет, Кирилл.
Откуда он знает имя моего сына?!
Ступор исчезает через мгновение. Когда Кирюша прижимается к моей ноге. Прячется от нового знакомого.
Через секунду — я уже держу сына на руках, прижимаю к себе. Он прячет личико на моём плече, выдыхаю спокойно.
Савва медленно поднимается, не сводя с меня пристального взгляда. Ощущение, что там в темноте глаз — факелы мелькают.
Ждут возможности сжечь меня. Приговорить к казни. Добить фактом, что Дубинин всё знает.
А если и знает?! Какая ему разница?! Он отправил меня на аборт. Отказался от ребёнка. А теперь появляются тут, проходу не даёт.
Стукнулся головой и понял, что поступил неправильно?
Хочет переиграть?
Не получится!
— Убедился? — фыркаю. — Молодец, свободен.
— Это буду я решать, — отзывается Дубинин. Его голос словно вибрирует от… негодования? — Сколько ему?
— Имя раскопал, а возраст — нет?
— Я пока копать не начинал. Сплетен в твоём офисе достаточно, чтобы легко узнать такие мелочи.
— Да? А узнавать о моём браке — это в каком офисе такое делают?
Уголок губ дёргается. У меня точно получилось сбить мужчину с толку. Застала врасплох.
Не ожидал. Не знал, что Юра узнал и мне рассказал?
Ну, Дубинин, ты не один такой властный тут. Думаешь, я за первого встречного выскочила?
Нет. Хоть была и не в себе. И действовала необдуманно. Но…
Пока Савва ищет ответ, я действую. Собираюсь уйти скорее. Не обязана дальше говорит с мужчиной.
— Извините, Дубинина! — окликают с больницы.
Оборачиваюсь, замечая врача, который лечил Кирюшу. Мужчина быстрым шагом приближается, сжимая в руках…
Мою сумку.
Оглядываюсь, понимая, что не забрала её. Боже.
— Вы забыли, — протягивает мне, я рассыпаюсь в благодарностях. — Ничего страшного. Хорошо, что я заметил вовремя.
— Очень вовремя. Спасибо ещё раз.
— Конечно. Хорошего дня. И ведите себя хорошо, Кирилл Юрьевич, — подшучивает, заставляя сына растеряться.
— Мам. Евич — это я?
— Да, солнышко, это ты.
Кирюша пытается осознать такую сложную вещь, как полное имя. Хмурится и выговаривает, переделывая на свой лад.
Замечаю лицо Саввы.
Боже. Боже! Я этому врачу лучший подарок организую. Что там дарят? Я целый ящик притащу.
Кирилл Юрьевич. Конечно.
Этого достаточно, чтобы бывший муж отступил.
Пользуюсь этим, улетаю в сторону подъехавшего такси. Уже в салоне усаживаю сына в детское кресло, пристёгиваю.
Стараюсь не смотреть в окно. Игнорирую навязчивый зуд. Уделяю всё внимание Кирюше, вспомнившем о разбитой губе.
Встряхиваю головой. Учусь игнорировать Дубинина. Было намного проще, когда его не было.
Никакого раздражителя. Никакой реакции. Сейчас мне нужно перестроиться. Заново научиться существовать в одном пространстве с Саввой.
Просто неожиданное, быстрое столкновение. Но полной скорости врезалась.
Нужно время на «лечение».
Дома я погружаюсь в свой мыльный пузырь материнства. Играю с Кирюшей, кручусь возле него.
Постоянно проверяю губу, целую в ссадину на подбородке. Позволяю больше, чем обычно.
Но если честно — я слабачка. Никогда не могу отказать этому взгляду и бровкам домиком. Всё хочется дать.
Кирюша пытается построить башню из мягких кубиков. Мне доверительно вручает подержать игрушки.
Возится на ковре. А я налюбоваться не могу. Губы подрагивают, трепещет сердечко.
Кирилл — моя маленькая радость. Лучшее, что в моей жизни случалось.
И то, что я всем сердцем призираю Дубинина, никак не влияет на моё отношение к сыну.
Савва — максимум донор.
А Кирюша… Это мой сын. Моё солнце.
И никто на него прав не имеет. Я всё сделала, чтобы этого не допустить.
— Евич, — вдруг вспоминает сын, замирает. — А ты?
— Я — Радомировна, — улыбаюсь, понимая, что это ещё сложнее произнести.
— Почему?
— Ну, у всех людей разные имена. Да. Так бывает. Тебя ведь зовут Кирилл, а меня — Марьям. Так и тут.
— Нет! Ты — мама. Не Малям.
Ох. Да. С этим у нас проблемы. Кирюша не может запомнить, что у меня тоже есть имя.
Объясняю, но сын быстро забывает. Про «Евич» он тоже быстро забудет, я уверена.
А вот во взрослом возрасте мне предстоит серьёзный разговор. Почему нет папы, а в документах — ненастоящее отчество.
Но это был лучший выход. Очень непродуманный, но лучший. И сегодня я убеждаюсь в этом.
Юра спокойно отреагировал на новость, что брак мне нужен с одной целью. Использовать лазейку в законе.
Я вышла замуж. Я была родившей замужней девушкой, размахивающей свидетельством о браке.
Присутствие Юры и его знакомств помогло всё оформить правильно.
Закон «300 дней» обязывает записывать отцом бывшего мужа. Или вносят нынешнего мужа, тоже по закону. Нынешний — победил.
Вот так Юра и попал в графу «отец» в свидетельстве о рождении.
Лишив Дубинина любых прав. И доказательств, что он настоящий отец.