Глава 11

Айлин

Я в жизни так быстро не бегала. Я бы летела, но Аллах не дал мне крыльев.

Уши заложены. Сердце несется передо мной. Дыхание рваное. Быстрое. Отчаянное. Я отмечаю каждую из собственных физиологических реакций дотошно, чтобы с ума не сойти. Или хотя бы не сразу.

Вылетаю из парка и вижу картину, которая отбирает все силы. Чудом стою на ногах, потому что хочется опуститься на тротуар.

Обошлось.

Выдыхаю.

А потом кровь лупит паникой в виски.

Я вижу свою дочку на руках у мужчины. Он высокий. Плечистый. Я его прекрасно знаю. Даже со спины и из тысячи определю. Айдар прижимает ее к своему плечу. Держит руку на затылке. На расстоянии нескольких метров стоит машина с открытой дверью, им навстречу идет еще один мужчина — ее водитель.

По нему я просто мажу взглядом, а на своих смотрю во все глаза.

Сафи не плачет. Пробует обернуться, но Айдар не дает.

У него нет детей. Опыта нет. Вряд ли было огромное желание их заводить, он и тогда-то больше сделал мне одолжение, чем настаивал, но сейчас держит ее так уверено, что сомнения в нем не заподозришь.

Я понятия не имею, что здесь делает Айдар, но во мне в адский коктейль мешается страх, стыд и злость. Они дают силы.

Я отталкиваюсь и движусь дальше.

Первой меня замечает Сафи, кричит:

— Мамочка! Смотри, кто тут!!!

Она даже не поняла, что натворила. Машет ручкой, к себе зовет.

Айдар резко дергается и крутит головой. Его взгляд прошивает целой стаей стрел. Убить готов.

Мне снова плохо.

Поверь, я себя тоже сейчас убить готова.

Он этого не знает, но после каждого промаха в воспитании Сафи я корю себя так, что неясно — как дожила-то до своих лет? Мне дико не хватало опыта, советов, помощи, да даже денег. Я совершила массу ошибок. По максимуму вкладывалась упрямством, упорством и любовью. В итоге же…

Мой ребенок выбежал на проезжую часть. Мой ребенок. Значит, и вина моя.

Я подхожу к бывшему мужу и дочери на несколько десятков секунд позже, чем водитель отвернувшей машины.

Вклиниваюсь в уже начавшийся диалог.

— Это твой ребенок? — водитель к Айдару сразу на ты. Видно, что злой. Перенервничал тоже. Еще бы…

Я тянусь к дочери, хочу забрать, но торможу под быстрым, режущим взглядом Салманова.

Опускаю руки. Сердце бесится. Это что значит?

— Да, мой.

Айдар продолжает прижимать Сафи к себе, отвечая водителю. Я ловлю дочкин взгляд, она улыбается, а я качаю головой:

— Сафи-Сафи…

Смеется, опять тянет руки.

Я скольжу глазами обратно на мужчину-водителя.

— Так а следить кто будет? Вы думаете, я всегда мечтал присесть по чужой глупости?

— Не видела меня давно. Обрадовалась. Извини. Знаю, что неправы…

Я замираю и впитываю слова Айдара. Даже ушам своим не веря. Я напрочь забыла те времена, когда он был гибким. Умел трезво оценивать ситуацию и признавать свои или наши косяки, а не только давить на кровотачащие чужие.

Со мной он не такой. Передо мной извиняться ему не за что.

Сзади в меня врезается тело. На талию ложатся руки. Это Леша.

Меня трясет, толкает немного вперед, но сам Леша и придерживает.

На движение реагирует Айдар. Оглядывается на нас. По позе скользит. Я жмурюсь, чтобы просто не видеть, как пройдет мой новый расстрел.

Я не позволяла с собой такого, Айдар. И да, я ослушалась. Соврала. Под угрозу жизнь нашей дочери поставила.

— Так что, опеку вызываем, ментов? Пусть учат вас за ребенком следить? — Водитель плохо понял моего мужа. Очень плохо.

Я распахиваю глаза и шагаю в сторону, снимая с себя Лешины руки.

Лицо Айдара — каменное. Мне даже в профиль смотреть страшно. А под взглядом можно сморщиться до размеров сухого изюма. Я вижу, как водитель горбится. Даже отступает.

Зря он начал угрожать…

— Друг, ты тоже не усугубляй. Детей видишь? Где пешеходный переход видишь? — Айдар кивает себе за спину. Я тоже смотрю. Близко. Тут и выход из парка близко. Я бы ее поймала, побеги она через него. Просто крошке не терпелось поскорее увидеть своего Айдара. Она и сейчас гладит его. Не знаю, он чувствует или нет, но малышка с восторгом ведет по плечу. Шепчет что-то…

Страшно узнать, что.

Я чувствую себя какой-то пьяной. Слишком много информации. Всю не усваиваю. Реагируя на голос бывшего мужа, возвращаюсь к лицу водителя. Он уже не такой наглый. Сдулся.

Вот и я рядом с ним сдуваюсь.

— Ты уже должен был тормозить.

Айдар заключают, мужчина плотно сжимает губы.

— Детей позаводят, а воспитывать их…

Айдар выдыхает шумно, достает кошелек. Оттуда — пару купюр. Я не считаю, а вот взгляд водителя загорается.

В моей груди клокочет протест: как это? Платить человеку, который действительно уже тормозить должен был?! За что?

Но я молчу. Никому в нашем мире не нужна справедливость. Все просто решают вопросы.

— Моральная компенсация. С богом едь.

Айдар кивает на брошенную машину, за которой собралась очередь. Отворачивается от мужчины, но дочку с рук не опускает. По тому, как выглядит, я понимаю: ему хотелось не деньгами задобрить причастного, а размазать.

Мне тоже хотелось размазать. И его, и себя…

Айдар не смотрит на нас с Лешей. Сходит с дороги. Несколько собравшихся машин продолжают движение, а к Салманову руки протягивает уже Леша:

— Спасибо вам большое. Сколько мы должны? Давайте я Соню возьму…

Я стону про себя. Ну зачем ты это делаешь, господи? Какая Соня?

Айдар реагирует совсем не так, как ожидал младший Буткевич. Не с улыбкой передает «чужую» малышку, какого-то черта в его руки, а продолжает держать и долго смотрит. Внимательно. Мне кажется, что расчленяя.

— Щеку вытри.

Командует Леше и переводит взгляд на меня, наконец-то позволяя дочке крутить головой.

Я под землю готова провалиться, когда Леша послушно стирает ладонью с лица след моего блеска для губ.

Мороз пробирает до костей. Руки протягиваю уже я, паникуя и заталкивая бессмысленное желание оправдываться:

— Дай мне ее, пожалуйста. — Шепчу. Смотрю на Сафи. — Она испугалась, дай, пожалуйста…

— Вы знакомы, Аль? — Лешу сейчас и мне хочется прибить, крикнуть: «да при чем тут ты?», хотя он ни в чем не виноват. Это я мать. Я должна была сама под машину броситься, а ее достать. Я, а не Айдар.

— Это Айдар-р-р-р, Леша! — Вместо меня отвечает Сафи. У нее так ярко счастьем светятся глаза, что мне становится больно смотреть в лицо собственного ребенка. Захлебываюсь. — Нам с мамой его Аллах послал!

— Аллах послал? — Леша хмурится и переспрашивает у меня.

А что мне сказать? Что и кому мне сказать?

Решительно шагаю ближе к Салманову.

Сафи тянется ко мне ручками. Но не потому, что хочет. Просто я её прошу, а она меня любит.

Айдар все равно не отдает.

Собрав все силы в кулак, смотрю на него. Еле на ногах стою. Еле могу в глаза. А он уже всё может.

Адреналин наверняка точно так же бьет через край. Но свою точку выхода он отлично знает.

— Пожалуйста, Айдар…

Делаю еще одну попытку попросить. Он в ответ сжимает челюсти. Поднимает взгляд над моей головой — на Лешу. Насмотревшись, снова «дарит» мне.

Сердце разбивает его уверенное и безжалостное:

— Нет.

По глазами читаю: я тебе ее больше не доверю. Всё.

* * *

— Машина так заревела, мамуль, я испугалась, остановилась, а Айдар меня на руки подхватил и в сторону…

Свое приключение Сафие описывает очень красочно. Машет ручками, говорит громко, глаза — большие. Только дочка не представляет, какой страх мы пережили.

Я… И её отец.

Теперь мы втроем в его машине.

Пятью минутами ранее мне было сказано: «прощайся со своим ухажером, мы с Сафие ждем в машине».

Я оглушенной рыбой хлопала ртом и следила, как Айдар переходит через дорогу уже в положенном месте, так и не отдав мне дочь.

Бывший муж устроил Сафи на заднем, сам сел за руль.

— Аль, это кто? — я дернулась к Леше. Сначала готова была раскричаться, потом поняла: он ни в чем не виноват. Это я. Всё я. — Брат твой, что ли?

Покраснела, промямлила что-то невнятное, скомкано попрощалась и пошла следом за своими.

Села сзади. Рядом… С детским креслом.

Он успел купить его для Сафи. У меня сердце сжалось. Стало невыносимо стыдно.

Хорошее. Дорогое. Я себе такое позволить, конечно же, не могу.

Меня с головой затянуло в обстоятельства, которые я еще недавно считала мечтой. Только сейчас ехать страшно.

Я уделяю все свое внимание дочери, а от ее отца получаю только жгущие взгляды в зеркале заднего вида.

Наедине будет иначе. Грубо. Наотмашь.

Пережитый стресс вперемешку с предстоящим заставляют зубы стучать друг о друга. Не будь на улице по-летнему жарко, я бы может даже попросила включить обогрев. В этой машине, я уверена, его можно устроить в любой точке.

Но я прошу только сделать что-то с направленным на Сафи обдувом. Слова «может простыть» застревают в горле.

— Ты же знаешь, что нельзя на дорогу выходить, Сафи… — Говорю дочке тихо, настойчиво ловя детский взгляд. Она в ответ сводит бровки домиком. Вздыхает.

Конечно, она все знает. Только опасности не чувствует.

— Да, мамуль, но там же Айдар был… Его надо было в гости пригласить…

Вздыхаю.

Не могу с ней разговаривать сейчас. Поэтому просто даю руку, с которой она играется.

Спрашивает что-то у Айдара, он отвечает вполне спокойно.

— А давно ты к нам из Италии приехал?

— Недавно.

— А ты к нам с анне или у тебя тут другие детки есть?

— По работе. Ну и к вам…

Непроизвольно кривлю губы.

Как же… По работе…

Тоже ребенку своему врешь, Салманов. Тоже врешь.

Молчу об этом, вскидывая взгляд в зеркало заднего вида. Встречаюсь с глазами мужа. Молниями бьет. Тушуюсь. Опускаю.

Чтобы обвинять, нужно быть сильной. Эту истину я тоже усвоила.

Слава Аллаху, мы едем в нашу с Сафиком квартиру. Напрямую я не спрашивала, но поначалу волновалась. А вдруг в другое место? Вдруг снова в ту гостиницу?

Не хочу там видеть своего ребенка…

Морщусь и мотаю головой. Отворачиваюсь к окну.

Айдар выходит первым, я начинаю отстегивать ремни. Сафие заснула. Даже не знаю, будить ее или…

Прижимаюсь ладонью к плечику, когда с ее стороны открывается дверь.

Айдар мажет по мне взглядом и командует:

— Не буди. Я занесу.

Одергиваю от своего ребенка пальцы, как по приказу. Слежу, как берет на руки.

Сафи — мягкая и сонная — выглядит совсем беззащитной. Доверчиво прижимается. Я чувствую себя гадкой мачехой, а не мамой. Уже сто миллионов раз пожалела о своей лжи.

Сначала бегу перед ними, чтобы открыть дверь в подъезд. Потом — за. В лифте жму на пятый, Айдару даже не приходится приказывать. Задерживаю дыхание, пока кабина с подозрительным скрежетом поднимается…

Пространство вокруг Айдара звенит напряжение. Я кожей чувствую кучу незаданных вопросов-претензий. Ты каждый день мою дочь возишь на этом лифте? Ты часто гуляешь в том парке? Ты продолжаешь отношения с тем парнем? Про температуру ты спиздела?

Дрожащими пальцами открываю входную дверь. Тяну ее на себя, как прислуга. Первым в квартиру заходит Салманов.

— Детская — вторая дверь слева.

Не кивает. Не смотрит. Не благодарит.

Не разувается.

Несет туда, куда я указала.

Я думаю пойти за ними, но дверь красноречиво закрывается у меня перед носом.

В висках взрывается. Перед глазами красные пятна.

Так и стою — в коридоре — закрываю их и стараюсь размеренно дышать.

Он злится. Я сама понимаю, что прав. Но я — мать. И он с этим ничего не сделает. Никак. Никогда.

Расшатанные нервы не дают угомониться. Хочется нажать на ручку и доказать, что я тоже умею добиваться желаемого, но вместо этого я силой заставляю себя отойти.


На кухню. Мечусь по ней, пока не слышу, что Айдар выходит.

Замираю тут же. Чувствую себя героиней фильма, но не романтической комедии, к сожалению. Что-то из ужасов.

Мужские шаги кажутся тяжелыми. Я жду удара по затылку, не меньше.

Дыхание частит. Сбивается.

Тянусь к шее, сжимаю ее и разворачиваюсь, чтобы тут же встретиться с бетонной стеной, о которую я в итоге наверняка разобьюсь.

Выпаливаю на опережение:

— Прости.

Мне кажется, что мы одновременно и на один интервал задерживаем дыхания.

Айдар моргает. Я тоже.

Трясет головой, лицо трет…

Поднимает глаза на меня — уже трезвые. Колкие.

— Не прощу, Айлин. Слишком много приходится тебе прощать. Постоянно тебе что-то нужно прощать.

Я не смею ответить: а тебе нет?

Молчу, выдавая свое пограничное состояние громким дыханием.

Кусаю губы, чтобы не дрожали. Впиваюсь в кожу пальцами и ногтями.

— Я не глумилась… — Шепчу, немного успокоившись. — Я испугалась просто. Ты снова давишь… Ты постоянно давишь…

Айдар отмахивается. Делает шаг вглубь комнаты. Окидывает ее взглядом и кивает на кулер.

— Воды налей…

Исполняю непрекословно. Когда отдаю — касаюсь кончиков его пальцев. Волнуюсь, одергиваю и тру.

Слежу, как жадно пьет. Он протягивает — наливаю еще. Отказывается.

— Я ей объясняла все… — Оправдываться бессмысленно, я понимаю. Что он знает обо мне, как о матери? Я потеряла ее в Риме, я придумала ее болезнь. Я повела ее на свиданку с ухажером. Она чуть не угодила под машину… — Она просто очень тебе обрадовалась…

У Айдара ноздри раздуваются. Из кучи вариантов он выбирает далеко не самый страшный:

— У детей атрофирован инстинкт самосохранения, Айлин. Они не понимают, что такое опасность, пока не почувствуют ее на себе. Иногда надо быть жестче, понимаешь меня?

У меня от удивления расширяются глаза. Айдар давит своим присутствием, я отступаю и мотаю головой.

— Мы с Сафие обо всем разговариваем…

— Айка, — рубит мои слишком правильные, и, как оказалось, опасные речи. — Ей четыре года. Она, как сама мне с радостью рассказывает, часто теряется потому что слишком самостоятельная. В твоем воспитании явная брешь, понимаешь?

Молчу. Внутри клокочет. Наружу выйти возмущению не даю. Он хочет сказать, что я для дочки недостаточно авторитетна?

— Не справляешься. Одной тебя ей не хватает, как бы ты себя ни убеждала.

Он не винит меня напрямую, но своими безапелляционными утверждениями режет без ножа.

В глубине души я и сама это понимаю. Но как такое принять? У меня разве был когда-то выбор?

— Я справляюсь, как могу, Айдар. Я всю себя вкладываю.

— Всей тебя ребенку мало. Как видишь.

Мы снова молчим. Айдар смотрит на меня, не приближаясь. Я тоже не подойду. Мне кажется на пару сантиметров ближе — током бить начнет.

Блуждает по лицу. Спускается ниже. Возвращается. Еще сильнее злится. Накручивает себя.

Матерится, уверена, но мысленно. При Сафи, даже спящей, ни слова кривого.

— Это твой ответ на мои слова о наказании? — спрашивает, вернувшись к глазам.

У меня щеки вспыхивают. Нет, конечно.

Мотаю головой. Когда смотрю на Айдара — понятно, зря. Он уже всё сложил.

— Твое упрямство могло стоить нам очень дорого, Айлин.

Снова «Айлин» и снова бесконечно больно.

— Прости…

Повторяю, от него отскакивает и падает к моим ногам.

Только я бросала белый флаг, а вернулся пепел.

— Что такого страшного в словах «он — твой отец»?

Новый вопрос повисает в воздухе. Я бы сказала, но это разозлит тебя еще сильнее.

Моя правда слишком страшная. Даже такой, как ты, к ней не готов.

— Что ты делал в городе? — Спрашиваю хрупким, как хрусталь, голосом. Мне самой это не нравится. И для Айдара роли не сыграет.

Жду новой колкости. Лишь бы на ответе не настаивал.

Он ожидаемо хмыкает.

— Мне надо чем-то себя занимать, пока ты мне врешь. По делам приехал.

— Каким?

Молчит. Я продолжаю:

— Когда все нормализуется, Сафи узнает… Тебе не надо тут оставаться.

— Сам решу где и кому оставаться. Ясно так?

Язык прикусываю.

В дверь звонят. Я напрягаюсь всем телом, Айдар кривится и смотрит в коридор.

Несколько секунд тишины и звонок повторяется.


Не хочу открывать. Если там Леша… Аллах, только Леши нам снова не хватало.

Но за меня опять решают.

К двери идет Айдар.

Отщелкивает замки, открывает.

На пороге — улыбчивый парень в форме какой-то доставки. В его руках — корзина, наполненная фруктами.

В мыслях мелькает догадка. От себя начинает тошнить.

— Айлин Керимова?

— Да.

— Это вам…

Он протягивает, я еле удерживаю очень ощутимый вес. Так красиво — глаз не оторвать. Правда я и не пытаюсь. Лучше смотреть на ананас, манго, маленький кокос и кучу цитрусовых, чем на бывшего мужа.

Дрожащими руками опускаю корзину к ногам.

— Спасибо вам, — благодарю доставщика, которому явно неловко. Он не привык вручать подарки под таким палящим красноречиво недоброжетальным взглядом.

— Там записка еще…

Подсказывает мне, возвращается к лифтам, а я приседаю к корзине.

Тяну открытку, раскрываю.

«Для Сафие Салмановой»

Жмурюсь и стараюсь скрыть, как плохо стало.

Чувствую себя ничтожеством. Он волновался. Витамины ей отправил. Поверил мне…

Вскидываю взгляд, как он любит — снизу вверх. Читаю во взгляде, несколько не нуждаемся в очередном «прости».

— Я начинаю процесс признания отцовства, Айлин. — Сердце пропускает удар. — Всплывут ли в его ходе поддельные документы — зависит от тебя.

Айдара не разрывают сомнения, как меня. Или он настолько железный, что совсем этого не показывает. Выходит. Хлопает дверью. Я слышу, как быстро спускается по ступенькам.

Сама сажусь на пол. Прячу лицо в руках.

Мне так плохо, что даже собраться не могу. Накрывает откат, я беззвучно и отчаянно плачу.

Загрузка...