Моя в наказание

Глава 8

Айлин

— Анне, дверьки!!! — Тонкий, но громкий голос Сафи доносится из моей спальни.

— Слышу, кызым! — Я кричу в ответ, вытирая руки кухонным полотенцем.

Кто-то звонит в домофон, и, если честно, ни одна из возможных перспектив в восторг меня не приводит.

Чтобы отмести хотя бы самый страшный вариант, напоминаю, что в прошлый раз Салманов поднялся сам. Значит, скорее всего, не он.

— Кто? — подняв трубку, спрашиваю все равно с опаской.

— Привет, Аль. Откроешь? — Сначала выдыхаю, а потом чувствую укол раздражения. Не могу сказать «нет», потому что по-настоящему Леша меня уже не спрашивает. Если бы действительно хотел узнать, можно ли ему приехать, позвонил ещё из суда, а так…

Все мужчины ставят меня перед фактом. Просто в разной форме.

— Поднимайся, — жму на кнопку и слушаю, как в трубке с писком открывается тяжелая дверь.

По привычке отщелкиваю замки и возвращаюсь на кухню. В духовом шкафу запекается шарлотка. Запах уже умопомрачительный. Но это — десерт. Ему предшествовать будут гречка, курочка и свекольный салат.

Гречку моя дочка ужасно не любит. Крутилась на кухне, пока не учуяла запах. Потом, зажав нос, унеслась в самую дальнюю комнату — мою спальню. Я уже представляю, как буду уговаривать ее на каждой ложке. Эх…

Пока Леша поднимается, успеваю немного успокоиться. Если и злюсь, то не на него.

А он нам с Сафичкой вообще-то помогает.

Слышу хлопок двери и шаги.

— Аль, ты прям на распашку живешь…

Парень журит беззлобно, я мажу взгляд и улыбаюсь. Быстро отвожу глаза, потому что из-за возникшей неловкости ускоряется сердце. Он приехал снова с букетом. Тратит на меня бешеные деньги. А еще у него в руках пакет.

Я не бегу навстречу. Делаю вид, что очень занята. Леша подходит сам.

— С покупкой, — протягивает охапку сочных оранжевых тюльпанов. Головок не меньше пятидесяти. Они пахнут свежестью и прохладой. Стоят состояние.

— Спасибо, — зарываюсь носом и слежу, как ставит на столешницу пакет. Достает оттуда бутылку вина.

— Я все ждал, когда пригласишь обмыть…

Тяжело вздыхаю и смотрю на парня виновато.

Мы оформили сделку на машину несколько дней назад. Она уже стоит в гараже, который я по огромной удаче смогла арендовать. За руль я еще толком не садилась, но руки чешутся. Только нужно время выкроить.

И на благодарность Леше тоже стоило бы выкроить время. Но Салманов запретил мне с ним контактировать, и я…

— Ты же знаешь, Леш, я не пью…

— А мы чуть-чуть, — парень сужает глаза и показывает дозу пальцами. Снова раздражает, хотя и знаю, что повод глупый.

Просто Айдар никогда меня ни к чему подобному не склонял. Давал возможность самостоятельно решить, что я хочу сохранить из своей привычной консервативной жизни, а от чего готова отойти.

С бывшим мужем я чуточку пила. Чувствовала себя дерзкой, развязной. Мне нравилось. С Лешей не хочется.

— Нет, Леш. Прости. Я не буду. Мне еще работать.

Отворачиваюсь и снова суечусь, делая вид, что ищу вазу. Хожу по кухне, кладу букет на столешницу. Ощущаю на себе мужской взгляд.

— Маму-у-у-у-у-уль, а что это за штанишки?!!!

Когда слышу дочку, стону про себя.

— А можно я померию?!!!

Вздыхаю.

— Это для мальчика штанишки, кызым! Не трогай, пожалуйста.

Кричу и слышу, что поздно. Дочка уже бежит по коридору, волоча «штанишки» по полу.

Принесенную Салмановым халтуру я выбросила, как и хотела. Брюки были ужасными. Такие нельзя носить.

А двести слишком легко заработанных долларов потратила на то, чтобы купить другие. И их уже подшить.

Да, это самоуправство. Да, за это мне тоже может прилететь. Но мне скорее всего прилетит по любому поводу. А так он хотя бы гадость эту на себя больше не наденет.

Надеюсь, Сафи меня простит, что трачу деньги не только на нее.

— Маму-у-у-уль, а на какого это мальчика?

Сафие залетает в кухню. Я наклоняюсь — несется ко мне.

Брюки ожидаемо подметают пол. Я раскрываю руки и ловлю ее. Поднимаю, хоть и тяжелая. Отгораживаюсь дочкой от Леши.

На него она всегда реагирует очень спокойно.

— Привет, Сафие-султан.

— Привет, — машет рукой, скорее отмахиваясь, а смотрит на меня. Поднимает брюки, позволяя хорошенько рассмотреть и мне, и Леше.

— Это на большого мальчика, кызым.

— На такого, как Айдар-р-р-р?

Под землю хочется провалиться. Она до сих пор его не забыла. Спрашивает иногда, а что там Италия? А я не знаю, что отвечать.

Италия приехала к нам. Вместе с Пентагоном, Пантенолом и кучей возможных проблем.

— Что за Айдар? — Леша хмурится, я глотаю раздражение.

— Это я клиенту подшила, кызым. — Отвечаю не ему, а дочери. Мне так проще. Кажется, что все мужчины — враги. Не хочу им подчиняться. — Мальчик заплатил нам денежку. Ими нельзя полы подметать, хорошо, солнце? Иди аккуратно сложи, пожалуйста.

Опускаю Сафи и слежу, как послушно бежит назад.

Брюки волочатся следом. Вздыхаю.

— Так что за Айдар?

— Леш… — Получается слишком раздраженно. Палюсь.

— Ну не хочешь — не говори. Но ты какая-то дерганая в последнее время, Аль…

Не смотрю в глаза. Продолжаю бродить по кухне, имитируя деятельность. А он же правду говорит. Я дерганая настолько, что даже его «Аля» бесит. Снова вспоминаю, что не разрешала так себя называть. Но дело не в нем. Мне нужно научиться жить в новых обстоятельствах.

Я в постоянном стрессе. Жду звонка от Салманова.

— Я думал покупку машины отметим. — Молчу. Смотрю вниз. — Но если я не вовремя…

— Если честно, да.

Вот на этих словах уже поднимаю глаза и пусть со стыдом, но выталкиваю из себя правду. Читаю во взгляде Леши задумчивость и разочарование. Чувствую себя ужасной.

— Давай я тебе позвоню, Леш, как с делами разгребусь…

Леша усмехается.

— Это когда? Месяца через три?

Прикусываю кончик языка. А я не знаю. И не знаю, как сказать, что ему к нам лучше вообще не лезть.

И не знаю, почему. Потому что так хочет мое сердце или потому что так приказал Айдар?

Я до сих пор не пережила встречу в ателье. И до сих пор боюсь новой. Ее неизбежность меня медленно уничтожает.

Я ему дочку не отдам. Но надолго ли меня хватит в борьбе?

Прерывисто вздыхаю и смотрю на гостя.

— Леш… — Он с улыбкой опускает голову. Качает ею.

— Ладно, Аль. Извини, что без предупреждения…

Леша отталкивается от столешницы, делает несколько шагов из кухни. Мне неловко, желание всегда и для всех быть хорошей, а еще благодарной и оправдывать ожидания толкают в спину, чтобы остановила. Но я стою.

В дверном проеме парень сталкивается с вернувшейся уже без «штанишек» Сафие.

— Ой, — дочка тормозит, Леша приседает.

Протягивает к ней руки, она не хватается.

— Давай, подброшу тебя…

Хмурится и мотает головой.

Сторонится она Леши. Она всех сторонится.

— Что-то не клеится у меня сегодня с вами, Керимовы…

Леша обращается ко мне, повернув голову. Улыбается, я в ответ. Он уже оттаял. А я пожимаю плечами. Это потому что мы — Салмановы.

— Прости.

Напряжение спадает.

— И даже до потолка достать не хочешь? — Леша делает еще одну попытку. И тут-то Сафи дает слабину. Я успеваю заметить, как хмурится и надувает щеки. Вкладывает ладошку в руку Леши.

Я бы продолжала следить, но отвлекаюсь на телефон.

Его вибрация заставляет столешницу задрожать.

Опускаю взгляд, тяну на себя.

Это было неизбежно, я знаю, но читаю: «Через сорок минут по адресу:…» и сердце ухает в пятки.

Когда я говорю, что мне срочно нужно ехать по делам, Леша предлагает сначала отвезти, а после отказа — побыть с Сафи, но у дочки это энтузиазма не вызывает.

Вариант не поехать я даже не рассматриваю. Может потому что тряпка. А может наоборот хватает ума понимать, что усугублять сейчас ни к чему.

Я прощаюсь с Лешей как-то комкано, вручаю ему кусок горячей шарлотки, прекрасно понимая, что сто лет она ему не нужна. Мне нужна. Для очистки совести. Оставшуюся часть пирога мы с Сафи кладем в контейнер — занесем Аллочке.

Она всегда готова подстраховать. Я только позвонила — соседка уже ставит чай. Только я, к сожалению, остаться не смогу.

Чувствую себя кукушкой, передавая дочку из рук в чужие, пусть и заботливые, руки. Спускаюсь к гаражу, оставив свое сердце играть в не нашей квартире. Делаю несколько глубоких вдохов и понимаю, что за руль сесть все же не решусь, поэтому заказываю такси.

Нетерпеливо тру ручки пакета в ожидании автомобиля. Кручу в голове речь.

Даже две речи. Сначала о брюках. Потом — о дочери.

Указанный Салмановым адрес — это точка в областном центре, а не нашем жалком пригороде. Это даже не удивляет. Я слабо себе представляю Айдара в привычных нам с Сафие декорациях.

Такси мчит по трассе на бешеной скорости. Вроде бы хорошо (не опоздаю к «назначенному» времени), а с другой стороны страшно доверять свою жизнь постороннему человеку. Сначала я думаю, что так можно и не доехать, потом ловлю себя на мысли: а может лучше действительно не доехать?

Бью себя по рукам.

Глупая, Айка. Глупая! Кроме тебя у Сафи никого нет. Нельзя о таком! Нельзя Аллаха злить!

Я выхожу под дорогой, изысканной даже гостиницей. Наверное, единственной пятизвездочной в нашем милом сердцу захолустье. Сказать, что я удивлена? Нет. Салманов всегда любил комфорт и эстетику.

Я одновременно чувствую укол унижения, ведь мчаться по первому зову к давно чужому мужчине в гостиницу — ужасно. И облегчение, потому что раз он живет в гостинице — может в любой момент сорваться и уехать.

Хочу, чтобы уехал.

«Номер или ресторан?»

Мое сообщение почти моментально читается. В ответ летит: «123, 12 этаж».

Жаль.

Проходя мимо девушек на лобби, справляюсь с неловкостью. Вспоминаю, как когда-то снимала номер и ездила ночевать в гостиницу, чтобы он ревновал меня так же, как я ревновала его.

В этом месте я однажды была. Красила невесту в специально снятом для роскошных предсвадебных фото Президентском. Конечно же, не запоминала, какой он по счету, но вполне допускаю, что теперь там временно живет Салманов.

Богатый. Властный. Страшный.

Я до острой боли в сердце хочу, чтобы он был нашим с Сафи. Но не верю в такую возможность.

Иду до лифтов, расправив плечи, а уже возле почему-то выдыхаю.

Подъем и путь по длинному коридору посвящаю финальной репетиции речи, а еще коротеньким импровизированным обращением к Аллаху. В его глазах я всего лишь мелкая грешница, но мне нужно чувствовать за плечами хотя бы какую-то поддержку.

Стучу в дверь. Слышу щелчок. Жар бежит под кожей. Сухость сковывает горло. Сильнее сжимаю переплетенные картонные канатики.

Айдар открывает дверь и смотрит пристально. Я жду приветствия несколько секунд. Потом понимаю — не будет.

Сглатываю.

— Вот брюки. — Делаю первую попытку отдать, протягивая через порог, которую бывший муж игнорирует.

Отступает, шире открывает дверь. Кивает вглубь номера.

Послушно делаю шаг в пропасть.

— Можешь не разуваться.

Айдар подает голос из-за моей спины. По ней струйками к копчику стекает страх. Оглядываюсь. Не хочу замечать мелочей, но хватаюсь за каждую.

Аккуратно оформленная щетина. Длинные ресницы, как у нашей дочки. Ровный нос. Белоснежный ворот рубашки. Закатанные рукава. Набухшие вены. Выверенные движения.

Смаргиваю.

— Я всё равно ненадолго, — и зачем-то ляпаю.

Тут же получаю колкий взгляд. Понимаю, что сходу делаю не то. Айдар меня давит. Я ему по-прежнему покоя не даю. Ненавидит меня. Ни на грамм не полегчало.

— Это я решаю, Айлин.

Как щенка бьет меня по носу за «наглость». И я глотаю. Спорить с ним? О чем? Истерить? Зачем?

Прикусываю язык. Только взглядом что-то там еще бунтую. Да и то… Недолго. Потому что бессмысленно.

Номер огромный. Я насчитываю четыре двери. Бывший муж кивает в сторону дальних комнат, я сжимаю ручки невостребованного пакета и прохожу.

Интерьер современный. Ремонт сделан по последним модным трендам и явно не слишком обжит. Я не удивлюсь, если Салманов в принципе первый, кто снял этот номер для жизни, а не понта на сутки.

На полпути Айдар меня обгоняет. Дальше я послушной овцой следую за ним. Он поворачивает — я поворачиваю. Оказываемся в гостиной.

Плетусь, как на веревочке. Смотрю сначала под ноги. Потом — на панорамное окно. Вид из него — можно только позавидовать. Весь город у ног.

Впрочем, разве у Салманова бывает иначе?

Он тормозит резко, я практически врезаюсь в спину. Отшатываюсь, вскидываю взгляд.

Еду уже по грудной клетке. По шее. Подбородку. До глаз. Он морозит меня, а я в ответ не могу. Держусь из последних сил за условный «профессионализм».

— Твои брюки. Я подшила и…

Протягиваю еще раз. Айдар не отрывает глаз от моего лица, берет пакет, но даже не раскрывает. Бросает на диван.

Если бы не долетел — уверена, Салманов и бровью не повел бы. Ему без разницы, что с брюками.

А вот я проявляю слабость — поворачиваю голову и смотрю на свою с таким усердием выполненную и так безразлично «принятую» работу. А я волновалась, что придется оправдываться за подмену… Даже смешно.

— Сафие уже знает обо мне?

Вполне ожидаемые слова врезаются лезвиями в кожу. Острый взгляд царапает щеку. Я бы до бесконечности смотрела на идеальную прострочку брюк, но какой в этом смысл?

Поворачиваю голову, смаргиваю и произношу тихое, но твердое:

— Нет.

От силы реакции меня вполне могло бы отнести к стене. От бывшего мужа исходит осязаемая волна ярости. Но я готовилась. Поэтому выдерживаю.

Отстраненно отмечаю, как сжимаются челюсти, как волны идут по вискам… Штормит.

Зачем-то считаю про себя до пяти. Потом снова. Раз. Два. Три…

Дергаюсь.

Айдар разворачивается и делает несколько шагов прочь. Вместо облегчения я испытываю яркий выброс страха. Он не назад сдает. Так ему просто легче будет размахнуться.

— Ты все таки думаешь, что я с тобой шучу?

— Нет. Я так не думаю. Я пытаюсь защитить своего ребенка. — Произношу медленно и очень спокойно. Хотя и понятно, что реакция будет ужасной.

Салманов останавливается в нескольких шагах от меня, за что я ему даже благодарна. Смотрит пристально, сузив глаза. Ищет место рукам. Одной ныряет в карман. Пальцами другой неспокойно перебирает.

— От меня?

Задает еще один вопрос без правильно ответа. Я киваю. Да. От тебя.

Трусливо задерживаю взгляд внизу, хотя и знаю, что это бессмысленно.

На самом деле, я уже устала держать оборону, а ведь он еще даже толком не начинал давить.

Дрожу от мыслей о том, что будет, когда начнет. А от вновь зазвучавшего голоса — как молниями бьет.

— Три, блять, раза, Айка. Я три, блять, раза тебя попросил…

Айка…

Я впервые слышу это обращение в нашей новой, сложной жизни. До этого — только Айлин. И, боюсь, радоваться здесь нечему. Это он злится так. Но пусть лучше будет злой, чем холодным и жестоким.

— В глаза давай смотри. Как школьницу вычитываю…

Щеки опаляет жаром, но требование исполняю.

Даже волосы смахиваю, расправляя плечи.

Ты же не разговора на равных хочешь, ты хочешь бить и видеть, как отлично прилетает.

Слова остаются при мне, а мужской взгляд мажет по ключице, кисти и следит за движением волос. Меня иголочки покалывают. Я отмечаю, как дергается кадык.

Дай я ему право делать все, что хочет. Что он выбрал бы? Взять или выбросить?

Чувствую себя ужасной матерью, ужасной бывшей женой и ужасным человеком. Складываю руки на груди, прокашливаюсь.

— Не дави на меня, Айдар. — От собственной наглости поджилки трясутся. Я прекрасно понимаю, что позиция у меня не самая сильная. Как бы там ни было, это он потерял пять лет с дочерью. Это я ее скрыла. Но она — живой человек, а не игрушка. И если придется выбирать, за кого из нас троих я волнуюсь сильнее, собой я пожертвую. Айдаром тоже. Сафи — нет. — Я не отрицаю, что это должно случиться. Я согласна. Но нам нужно время. И я не знаю, сколько…

Мое признание слабости прерывает шумный долгий выдох.

Айдар смотрит сначала вниз, потом мне на шею. Мурашки бегут. Снова перемещается к глазам.

Слышу:

— Айлин, ты спускаешь всё на тормоза. — Сердце сжимается и от правды, и от «Айлин». Взял себя в руки. Не хочет близости. Никакой не хочет. Только придушить.

— А ты думаешь наша дочка будет в восторге, что ты меня презираешь?

Сжимает губы. Молчит. Не отрицает.

Больно до отупения. Он меня искренне презирает. Есть за что, я его понимаю.

Борюсь с сжавшимся горлом, тихонько кашляю и мотаю головой. У нас дочка. Говорить нужно о дочке. Думать тоже.

— Сначала нам стоит нормализовать отношения, Айдар. Я не позволю, чтобы ты ломал Сафие психику своей манерой общения…

— Мы их не нормализуем, Айлин. Не обнадеживай себя. А притворяться я умею. Почти так же, как ты…

Морозит меня своим цинизмом. Колет и колет. Давит и давит.

Я его еще сильнее ненавижу сейчас, а люблю — вообще отчаянно. Знал бы он, сколько во мне слов и слез. Сколько оправданий. Сколько обвинений. Как мне было тяжело делать в одиночку то, что он обещал, мы будем делать вдвоем!

Он же знал, что я могу забеременеть! Знал! Он же сам мне сказать тогда не дал!

Я хочу об этом кричать, но боюсь разбиться о равнодушное: «хотела бы — пути нашла».

И это правда. Нашла бы. Но испугалась. Тогда думала, не выдержу его ненависти. А вдруг он дочку заберет? Сейчас тоже боюсь, но она хотя бы меня знает. Я буду бороться. Разлучит — найдемся.

— Выглядит так, что ты приехал меня унижать, а не с дочкой знакомиться… — Выдыхаю в тишину. Смотрю в грудную клетку.

Она вздымается ритмично, а после моих слов — замирает.

Нового приказа «в глаза смотри» не жду. Сама поднимаю. Встречаюсь с колдовской зеленью.

Он мне когда-то казался очень добрым. Я не представляла, как его можно бояться. Сейчас знаю. До стынущей в жилах крови можно.

— Одно другому не мешает. — Он даже не отрицает, что унижает. Сознательно делает. С удовольствием. — Тебе же любовь не помешала меня за решетку засадить? Вот и я многозадачный…

— Айдар… — Мотаю головой. Вроде бы на одном языке говорим, а так по-разному.

— Ты игнорируешь мои требования, Айлин.

Волнуюсь сильнее. А еще ужасно хочется бунтовать.

— Потому что ты не в праве выдвигать мне требования.

Парирую спокойно и бессмысленно. Мы оба знаем — право за сильным. Рядом с ним я всегда буду слабачкой.

— Ты присвоила себе мою дочь. — От подобранных мужем слов меня изнутри взрывает яркой вспышкой.

— Я ее родила, Айдар.

— Засадила меня за решетку и присвоила. — Меня он не слушает, настаивает на своем, а во мне звенит злость и обида. — Сколько собиралась скрывать?

Если честно, всю жизнь. Но молчу. Пусть читает по глазам. И он читает. А после паузы продолжает «расстрел»:

— Ты ждешь, когда приеду в сад и сам с ней поговорю? — От перспективы холодею. А еще понимаю, что это значит. Он же приезжал уже. Видел ее. Мог забрать.

Нигде не безопасно.

Ревность жжет грудную клетку. Она его сильнее меня полюбит. Его все сильнее меня любят…

— Даже не думай. Воспитатели вызовут полицию. — Еще говорю, а уже улавливаю движение уголков губ. Салманов хмыкает. Вперед подается.

Меня по-прежнему вышибают его касания, но сопротивляться не могу. Взгляд-то сковывает.

Беспокойные пальцы находят место под моим подбородком. Глаза шарят по лицу. Останавливаются.

Я допускаю всё вплоть до пощечины, хотя и знаю, что Айдар никогда…

Только и отец мой тоже никогда, а потом…

Мне кажется, что с эмоциональных качелей меня сбрасывает в пропасть. Хочется оттолкнуть его и крикнуть: бери свои идиотские брюки и вали отсюда!

Взгляд бывшего мужа снова обретает серьезность. Пальцы наверняка чувствуют мою дрожь.

— С ментами мне договорить будет проще, чем с бывшей женой. — Вроде бы шутка, а на деле угроза. Мне на секунду кажется, что мы тонем друг в друге. А потом Айдар смаргивает. Снова трезвый. Решительный. Не пожалеет меня. Размажет. — Значит так, Айлин, мою доброту ты не оценила. Предала. Теперь будет иначе.

Брыкаюсь. Мотаю головой, но это не спасает. Мужская рука слетает по шее и ложится на плечо. Айдар его сжимает. Не отпустит. Склоняет голову и силой возвращает мое внимание, чтобы получить:

— Мы разойдемся и сделаем вид, что не встречались. Это моя дочь. Ты для нее никто.

В глазах мужа — молнии. Сама не знаю, зачем бужу его чертей.

— Никем для нее рискуешь стать ты, так что попридержи язык. — От грубого, пусть и ожидаемого, ответа вспыхивает лицо. Я ненавижу его за самоуверенность, которой нечего противопоставить. Дергаюсь, сжимает сильнее. Подается ближе.

Вроде бы чего стоит толкнуть, послать к черту и убежать? А я не могу.

Один Аллах знаешь, каких сил мне стоит сохранять хотя бы внешнее самообладание. Но за плечами я его уже не чувствую. Там обрыв. Айдар захочет — толкнет. Только вместе не полетим. Делаю вдох-выдох. Больно чиркаю ногтем по пальцу. Хочу, чтобы болело тело, а не душа в ошметки. Второй раз… Третий… Прекращаю, когда взгляд мужа на миг слетает вниз. Возвращаю к глазам.

— Если мы хотим добра своему ребенку, Айдар, мы должны научиться сотрудничать, а не соперничать…

Муж снова улыбается. Совсем не по-доброму. Множит на ноль мое предложение. Не заинтересован. Это мне нужно, а ему…

— Хочешь научиться со мной сотрудничать? — задает вопрос, на который нет и не может быть правильного ответа. Ждет несколько секунд, потом с лица снова пропадает игривость.

Он опасен, как дикий зверь. Я вообще сейчас его не читаю. Мороз по коже. Под кожей. Вместо кожи.

Зелень умеет холодить так, что тело немеет. Я раньше не знала. А сейчас даю ему то, что он хочет получить: страх и подчинение.

— Ты так и не поняла, за кого вышла замуж. Если хочешь остаться матерью для моей дочери — слушай внимательно условия нашего сотрудничества. И не тешь себя илюзиями, ты заслужила не уважение, Айлин. Ты заслужила наказание.