Моя в наказание

Глава 47

Айлин

Я засыпаю вслед за Айдаром, но меня хватает на жалкие пятнадцать минут. Сон поверхностный. Будит вибрация его мобильного, оставленного на кухне.

Голова Айдара все так же у меня на животе, руки — на талии. Будить жалко до одури. Я помню про «дел дохуя», но вместо того, чтобы аккуратно потрогать за плечо, стараюсь заменить себя подушкой.

У меня получается. Ухожу из спальни на цыпочках, прихватив свои вещи и задернув шторы. Становится темно, как ночью. Я до самой узкой щелочки любуюсь раскинувшимся на кровати мужем.

И поверить не могу. А потом могу. И снова не могу.

Отступаю от спальни с улыбкой. Пользуюсь гостевой душевой. Зайдя на кухню — беру в руки его мобильный. Он жужжит, не останавливаясь. Аж нагрелся.

Цокаю языком и качаю головой. Подождете. Все вы подождете. Он устал. И он, в первую очередь, мой, а потом уже ваш.

Стараюсь занять себя чем-то важным, потому что энергия снова бьет ключом. И не шуметь, потому что очень его жалко.

А еще представляю, как будет возвращаться. Как Сафие обрадуется. Что дальше будем делать…

Не тешу себя иллюзиями о беременности с первого раза. Это вряд ли. Но поправки в план жизни внести придется. От работы я не откажусь. Попробую. А там посмотрим.

Ближе к шести Айдар так и не просыпается, а я звоню Ирине и говорю, что жду их.

Большой праздничный ужин готов.

Сафие у нас с Айдаром будет шпионкой похлеще, чем ее мама. Это становится понятно с первой же минуты их с няней возвращения.

Малышка определяет отцовское присутствие в квартире моментально. Видит его пальто. И без того огромные глазищи увеличиваются в размере. Она несдержано кричит:

— Баба!!! У нас баба в гостях!

И несется вглубь квартиры, даже не разувшись.

Я ловлю ее рядом с гостиной, когда она успевает проверить ее и кухню. Дальше понесется в спальню. Разбудит его. А мне все еще жалко.

Сжимаю ручки, приседаю, прошу шепотом:

— Баба спит, кызым. Давай не будем будить?

Глаза снова становятся больше. Я понимаю, почему. Спят там, где живут.

— Баба к нам возвращается?

Почему-то словами ответить не получается. Горло сжимается из-за слез облегчения. Я выплачу их, но не перед ребенком. А ей просто киваю.

Делаю самой счастливой девочкой на свете.

Она настолько рада, что хлопает в ладоши и смеется, целует меня, а потом уплетает ужин без торговли.

Садится рисовать. Тараторит и ждет, когда папа встанет.

Около восьми я начинаю нервничать. Захожу. Не окликаю — по ровному дыханию понятно, что спит. Присаживаюсь рядом с кроватью. Трогаю лоб.

Шайтан…

Он горячий, как печка.

Чувствую слабость в руках. Страх. Сожаление множится на сто.

Он уже горячим приехал. Только и сам, скорее всего, не знал. Ему было плохо, но мне не отказал.

Айдар переворачивается во сне, я осторожно выхожу из спальни и достаю свою аптечку.

Сафие до последнего ждет меня с хорошими новостями, но сегодня для дочки их нет. Целую ее в лоб, объясняю, что папа заболел. Укладываемся с ней спать. Дальше — в тишине квартиру варю бульон.

Остужаю его, возвращаюсь в спальню. Ставлю поднос на тумбу у кровати и зажигаю ночник.

Касаюсь плеча, чувствуя себя ужасным человеком.

— Дар, — зову максимально нежно. Он не отзывается. Закусываю губу и сжимаю сильнее.

Дергается.

Черт, испугала.

— Дар, надо температуру померить, — прошу, он резко поднимается на локтях. Хмурится. Смотрит на меня. Мне кажется, понятия не имеет, сколько спал.

Ведет взглядом по комнате. Вспоминает все. Хлопает по кровати. Телефон ищет, наверное.

— Который час?

— Десять…

Опускает голову и трясет ею. Кривится.

— Блять… Башка трещит… — Трет шею сзади. — Сафие спит уже?

— Да. Ты заболел, Айдар… Температура.

— Сейчас уйду.

Он упирается в матрас руками, хочет встать, а меня накрывает паника.

Прижимаю его руку к кровати своей. Начинаю головой мотать. Торможу:

— Куда? Я тебя не пускаю.

— Малую не хочу заразить. Может и тебя уже…

Все равно мотаю головой.

Он садится, я давлю ладонями уже на мужские колени. Встаю, тянусь лицом к лицу.

Айдар пытается увернуться, я прижимаюсь к губам, щекам, подбородку, шее.

— Айка… Что делаешь?

Он против, но увернуться не даю. Клюю-клюю-клюю. Он пытается отклониться, в итоге толкаю в плечо и забираюсь сверху. Айдар делает еще несколько попыток освободиться, но я не даю.

Смиряется. Снова лежим. Мужское дыхание выравнивается. Я слышу, как болезненно сглатывает.

— Голова трещит. И горло… — Он признается, я жалею, поглаживая по волосам. — Я даже не просыпался…

— И температура у тебя, — продолжаю жалеть, прижимаясь к горячей-горячей коже. — Я буду тебя лечить, — то ли обещаю, то ли угрожаю, ведя носом по колючей щеке.

Несколькосекундное колебание заканчивается уставшим выдохом Айдара.

— Давай я пару дней отлежусь сам, Айк. Не хочу вас заражать.

— Ты не заразишь. Я буду осторожной. Но ты никуда не уйдешь, слышишь?

Не знаю, слышит ли он, но я слышу, как хмыкает.

Захочет — уйдет. Он, в принципе, физически может сделать все, что захочет. С собой. Со мной. С нашим ребенком. Но стопы нам ставит не физика. Психика. Мораль. Чувства.

Я верю, что его чувства к нам не дадут сделать ничего плохого.

— А минеты госпожа врач назначит? — Шутит, тем самым выражая смирение. Я тоже улыбаюсь. Трусь о шею. Прижимаюсь к ней губами. Целую в кадык.

— Если бульон выпьешь.

Айдар смеется. Обнимает меня крепко. Мы снова лежим.

Ему, наверное, плохо, но мне — немыслимо хорошо. Он гладит меня по спине, а я думаю, как бы засунуть ему под подмышку градусник.

Видимо, реально придется сосать.

На перспективу реагирует тело. Его тело на меня — тоже.

Но так лень…

Мне кажется, он тоже колеблется, но в итоге расслабляется. Еще налюбимся. Закрывает глаза. Несколько раз громко сглатывает. Боюсь, заснет.

— Айдар, — поэтому зову, поглаживая щеки. — Бульон. Помнишь?

— Помню. — Молчим недолго. Я чувствую, что воздух наполняется беззащитностью и искренностью.

Мы всё помним. И всегда будем.

За стенкой сладко спит наша дочка. Мы прошли кучу испытаний. Обрели друг друга и покой.

Сможем сохранить, Иншалла.

— Я думал, ты меня уже не позовешь.

От его слов мурашки бегут по коже. Жмусь ближе.

— Ты мне талак не дал.

Выпаливаю, чтобы свести все к шутке. И Айдар правда усмехается после паузы:

— Точно. Забыл.

Врет. Я знаю. Он все и всегда помнит.

Он не дал, потому что я не просила. А я не просила, потому что…

Бью его ладонью по груди, а потом глажу. Снова лащусь. Трусь носом, губами, обнимаю сильно-сильно. Вдыхаю запах на виске.

Мне кажется, люблю его еще сильнее, чем когда бы то ни было.

— Из всех на свете я выбираю тебя, Айдар.

Конечно же, прав оказывается он. Мы заболеваем всей семьей. Вслед за Айдаром температуру ловлю «осторожная» я, последней зараза цепляется к Сафие.

Но если Салмановские гены настолько мощны, что им даже вирус не страшен (Сафие и Айдар отделываются температурой, легким насморком и болящим пару дней горлом), то меня косит знатно.

Ни о каких минетах и речи, конечно же, нет. Тут как бы не двинуть кони.

У меня трещит голова и совсем нет сил. Мы безвылазно сидим в квартире. Заказываем еду под двери. Айдар с Сафие подсаживаются на Диснеевские мультики. Покупают себе огромное лего. Айдар складывает его чуть ли все наши «болезненные» дни, а Сафие руководит.

Я же, в итоге, сама принимаю ту заботу, которую там щедро обещала Айдару.

На шестой день становится лучше и мне. К витаминам и бульонам присоединяется жизнеутверждающий секс.

Из Айдара энергия начинает бить через край еще раньше. Если первые несколько дней он свой телефон даже толком в руки не брал (ему действительно было плохо и жизненно необходима пауза), то чем дальше — тем сильнее ощущается, что деятельности ему не хватает.

Но и о том, что Аллах заставил его целую неделю посвятить исключительно нам, Айдар явно не жалеет.

Сафие в восторге от возвращения отца. Он — в восторге от нее.

От меня тоже, но я подозреваю, предпочитает, чтобы я стонала не от головной боли, а из-за движений его члена внутри.

Мы до страшного становимся похожи на обычную счастливую семью.

Я просыпаюсь ночами, смотрю на спящего на соседней подушке Айдара, и пытаюсь поверить, что все происходит с нами в реальности.

Однажды, не сдержавшись, спросила и у него — чувствует ли он то же. Айдар сказал, что да. Местами страшно. Слишком хорошо.

И мне хорошо. И тоже слишком.

Думаю, это пройдет. Пока мы еще испуганы возможной жизнью друг без друга, о которой теперь и говорить нечего.

И чем ближе конец нашего карантина — тем я сильнее грущу.

Вот бы закрыться так на годик… Глупо, конечно, но иногда хочется.

Когда нам всем становится легче — Сафие начинает устраивать концерты. Отец платит малышке щедрые долларовые гонорары, а я стараюсь отрабатывать преданной фанаткой.

Я кормлю свою семью слишком рьяно. Айдар смеется, что в следующий раз уже не выйдет из квартиры, а выкатится, но мы не только наедаем калории, но и сжигаем их.

Этой ночью, к примеру, Сафие укладывала я. Айдар сделал все, чтобы, читая малышке сказку, я сгорала от нетерпения, мечтая, что мой ребенок поскорее уснет.

Он весь вечер меня незаметно для Сафие трогал, шептал на ухо пошлости. Целовал то в шею, то за ухо. Под столом гладил коленку. Бедро.

Я горела. Пульсировала.

А Сафичке, как назло, очень хотелось поговорить. Когда я осознала, что малышка заснула, рванула в спальню.

Айдара хотелось разорвать. Ну и залюбить. Он полусидел на кровати, лениво листая телефон. Вроде как просто ко сну готовился.

Как же!

Над экраном следил, как закрываю дверь на замок. Сбрасываю одежду по пути. Грациозной кошкой ползу по кровати. Спускаю резинку его боксеров. Веду кулаком по возбужденному стволу, который от моих действий твердеет сильнее.

Грею дыханием головку члена и беру в рот.

Стону от удовольствия. Горю между ног и нещадно теку.

Начинаю сосать, слыша, как он откладывает телефон. Улыбнулась бы, да не до улыбок.

Мужская рука едет от шеи по моей спине, прогибая сильнее, а потом я слышу:

— Развернись ко мне.

Как именно — сходу не понимаю. Айдар делает все сам.

Моя промежность оказывается перед его лицом. Мои губы — на члене. Мы так еще не делали. Это очень… Волнует.

Но я киваю в ответ на:

— Расслабься и соси, хорошо?

И скольжу языком по стволу, шире разводя колени.

Сначала лучше чувствую, что доставляю ему удовольствие ртом, а потом акценты внимания смещаются на его язык и пальцы, играющие с чувствительным входом. Слишком ярко. Хорошо.

Прогибаюсь, толкаюсь навстречу. Краснею, бледнею, теку еще сильнее.

Стараюсь не забывать про его просьбу, но я слишком расслабилась — сосать не получается.

Рвано дышу на головку, стону, скребу по простыне и хочу быстрее кончить от его языка.

Слышу ругань, смеюсь невпопад, а потом меня разворачивает и падаю на спину.

По влажным до неприличия половым губам проезжается член и входит сразу глубоко. Блестящие моей смазкой губы накрываю мой рот.

Айдар делает несколько резких толчков, нависает и смотрит хищно. Над шестьдесят девять нам еще придется поработать.

— Ты должна была сосать, Салманова. Условия для кого?

— Для тебя, — смеюсь и тянусь за поцелуем. Он дает. Наполняет меня, быстро доводя до оргазма. — Я научусь… — Обещаю, пытаясь заслужить «прощение».

— Конечно, научишься.

Из моей грудной клетки вырывается смех, он же быстро превращается в стон. Я кончаю от толчков, чувствуя себя самой счастливой на свете.

Сейчас вспоминаю это, и пальчики на ногах поджимаются.

Я сознательно не делала еще ни одного теста, хотя мы уже вполне могли успеть забеременеть. Торопиться не хочу. Разочаровываться и нервничать.

Все будет.

Я уверена.

На часах — одиннадцать утра. Сегодня завтрак у нас будет очень поздним. Мы и проснулись-то поздно. Сафие пришла к нам часов в восемь. Я собиралась оставить их с Айдаром и встать, но не смогла.

Во второй раз проснулась уже последней из-за звонка Айдару. Кто-то должен был привезти документы.

Я думала, он сразу же сядет работать, но нет. Сейчас вот я жарю вафли, прислушиваясь к доносящимся из нашей с Айдаром спальни голосам.

Они трещат с Сафие, а я счастлива до невозможного.

— Ай, нееееее!!! Кр-р-р-р-расиво!!! — Сафие говорит громко, я улыбаюсь, даже не зная, чему.

Что там у них красиво?

— Думаешь, ханым?

— А мне можно?

— Покажешь, какое хочешь. Купим.

Не знаю, что еще он ей купит, но качаю головой. Он нашу дочку совсем разбалует, Аллах. Нам срочно нужен второй ребенок, чтобы Сафие научила делиться любовью и заботой. Их хватит на десять детей, я уверена, но…

Да ладно, Айка, не придумывай оправданий. Ты просто хочешь второго.

Открываю вафельницу, взбалтываю и заливаю тесто, пританцовывая.

Слышу, что разговор в спальне стал тише. Шушукаются. Хочется бросить все, подойти ближе и подслушать. Иногда я так делаю, каюсь. Даже не стыдно. Очень люблю за ними наблюдать.

Но сейчас сдерживаюсь. Уйду — вафли сгорят. А в голове уже вижу, как ставлю посреди стола огромную горку. Мы берем по одной и уплетаем с кленовым сиропом и кедровыми орешками.

От мыслей о том, сколько впереди ждет счастья, грудь распирает.

— Сафие, нет. Я тебе запрещаю, — голоса снова становятся громче. Я даже удивляюсь, потому что Айдар звучит как-то слишком настойчиво. Обычно он Сафие таким тоном ничего не запрещает.

Оглядываюсь, прислушиваюсь.

— А ты меня догони попробуй, баба!!! — Сафие тоже так себя не ведет. Обычно. А тут слышно, что соскочила с кровати и понеслась.

Я снимаю вафли, новые не заливаю. Разворачиваюсь и слежу.

По коридору несется топот детских босых ножек. За ними — не то, чтобы спешащий шаг взрослых.

— Сафие, верни, пожалуйста.

— Догони, баба! Догони, а то маме отдам!!!

Сафие залетает в кухню с пылающими глазами.

Я приседаю, она летит ко мне.

Сталкивается с моей грудью, я даже упасть могла бы, обнимая ее, но она ищет защиты — я всегда ее дам.

С отставанием в несколько секунд вижу в дверном проеме уже Айдара. Он тоже босой. В домашних штанах и футболке. Волосы до сих пор немного влажные после душа.

Взгляд… Огонь. Он прижимается плечом к косяку. Складывает руки на груди.

Я смотрю на него нахмурено — улыбается и подмигивает.

Когда Сафие оглядывается — ей хмурится и сам.

— Давай сюда, кызым, — требует грозно, выставив ладонь. Малышка мотает головой и показывает отцу язык.

— Неа. — Разворачивается личиком ко мне. Смотрит с таким энтузиазмом, что у меня даже мурашки по коже бегут. — Анне, смотри, что я у нашего баба нашла…

Шепчет заговорчески и поднимает ручку, в которой — ювелирный чехол. У меня, конечно же, сердце вскачь.

Смотрю на Айдара, он еле улыбку сдерживает. Прокашливается. Хмурится.

Ужасный актер. Ужасный.

Возвращаюсь к дочке. Она открывает чехол, в котором…

— Он тебя замуж будет звать, анне!

Конечно же, кольцо. Щеки вспыхивают тут же. Смотрю на Айдара укоризненно, он разводит руками.

Не догнал, что поделать…

Шайтан. Схемщики.

Я совсем не дура, понимала, что это случится в ближайшее время. Нам нет смысла играться в отношения. Мы либо семья, либо никто. Но, видимо, рисковать Айдар больше не хочет. Снова заручился поддержкой родни.

— Примеряй, анне. А вдруг маленькое…

Сафие тычет мне кольцо, а я и злюсь немного, и смеяться хочется.

— А ты примерила? — Спрашиваю, сводя брови. Она делает непонятное движение глазками. Конечно, примерила уже. Достает кольцо из чехла. Его без интереса отбрасывает мне на колени.

— Правая или левая, баба? — Спрашивает, оглянувшись. Айдар качает головой, не сдерживая улыбку.

Я тоже смеюсь.

Вот это план продумали, бог ты мой, а в руках не сориентировались…

Вот тебе и документы. Вот тебе и нож в спину от родного ребенка. Вот тебе и пять минут тишины.

— Правая, ханым.

— Давай на правую мерить, мамуль…

Выбора у меня нет. Протягиваю. Кольцо, конечно же, скользит, как по маслу.

Сафик выжидает три счета, а потом делает вид, что дергает:

— Ой, все! Не снимается! — Играет получше отца. Как будто раздосадована, хотя на самом деле — и не собиралась стараться. Я тянусь пальцами ко рту и качаю головой.

Сафие смотрит, как большой камень переливается и восторженно охает, а я в свою очередь — на Айдара.

Он бодрит меня улыбкой, а я все равно волнуюсь. И слезы в глазах собираются.

— Замуж за меня выйдешь? — спрашивает тихо, на крымскотатарском. Я отвечаю улыбкой.

Он ее понимает. Сафие — нет. Тонкости взрослых эмоций она еще не ловит. Оглядывается на папу, на меня смотрит серьезно.

— Анне, отвечай!

Мы с Айдаром снова смеемся.

— Ты должна спасибо сказать и согласиться, анне! Кольцо не снимается, понимаешь?

— Прямо обязательно согласиться, да? Или мы с мылом снять попробуем еще? — Уточняю, имитируя серьезность. Сафие мне верит. Сначала пугается: как это мылом? Потом кивает.

Поясняет, жестикулиряю:

— Это невежливо, мамочка! Согласиться должна. Понимаешь? Не снимается — значит на то воля Аллаха! Какое мыло?

Понимаю. Всё я понимаю. Против воли Аллаха с мылом, куда?

Тем более, что и Айдара же нам Аллах послал. Я помню.

— Спасибо за кольцо, Айдар. Я выйду за тебя замуж.

Уверена, мы с отцом нашей очаровательной дочери сейчас думаем об одном и том же: контраст между нами-любовниками и нами-родителями разительный. Нам слова не нужны. А ей наши — очень. У меня лицо горит. У Айдара — глаза.

Он кивает, принимая мое согласие.

А Сафие счастья не скрывает. Отступает, хлопает в ладоши и кричит Айдару:

— Баба, все получилось! А ты говорил отказаться может! Ну как может? Колечко надели и все! Зря ты боялся!

.

Я опускаюсь коленями на пол и прячу смех в руках. Сдержаться не смогла бы.

Действительно, зря.

Меня обнимают детские ручки. Сафие целует куда-то в висок.

А я думаю, что жизнь до ужасного циклична: на сей раз на брак с бывшим мужем меня снова вынуждает родня.