Айлин
Мне хватает двух недель, чтобы успокоиться. Чувства по итогу смешанные. С одной стороны, начинать и заканчивать каждый день волнением из-за того, что бывший муж может найти нас с Сафие — то еще удовольствие. Изматывает. С другой, я испытываю тупую боль от мысли, что он мог всё понять и сознательно отказаться от своей дочери.
Если он ненавидит меня настолько… Наверное, я самый ужасный в мире человек.
Если он просто отмахнулся… Наверное, самый ужасный человек в мире когда-то спас меня, женившись.
Но это размышления в минуты слабости, а глобально-то я уверена, что нам с Сафие лучше продолжать жить так, как мы жили эти годы.
Я не заменю ей отца, но дам всё, что в моих силах. И чуточку сверху.
Часть денег за путешествие мне все же удалось вернуть. Это облегчает совесть перед собственным ребенком. Сейчас бы я уже, конечно, никуда не сбегала. Но так наши потери хотя бы не кажутся катастрофичными. Наверстаем. Может быть даже в этом году.
А пока мы вливаемся в свою привычную жизнь.
Утром Сафи трижды засыпает над рисовой молочной кашей, пока я собираю ее в садик. Хнычет. Пытается устроить революцию отчаянно-обнадеженным: «мам, а давай никуда не пойдем»…
Но ее мама научилась быть стойкой. Поэтому в сад мы идем.
Один из последних раз своими ногами и на общественном транспорте. Сафичка еще не знает, но мы покупаем машину. Я уже присмотрела классный вариант.
Леша взял на себя её документальную и техническую проверку. Потому что цена заманчивая, сама я точно не сдержусь. Мне не терпится сесть за руль этой малышки так сильно, что вполне могу совершить новую опрометчивую глупость.
Наверное, я и занялась-то машиной так активно, именно чтобы перебить воспоминания о прошлой своей глупости. А еще потому что каждым своим достижением я до сих пор доказываю Айдару, что достойна его. Была.
Мы с Сафие заходим в садик. Я целую взбодрившуюся дочку в нос. Вручаю рюкзачок. Она уже не особенно слушает, когда говорю, что зайду за ней в пять. Смотрит по сторонам. Улыбается.
Дети. Воспитательница. Игры.
Ну зачем ей мама?
Отпускаю, чувствуя укол ревности. Не представляю, как когда-то отправлю ее учиться в университет, а то и замуж выдам. О том, что моей дочке могут так же жестоко разбить сердце, как было разбито мое, вообще лучше не думать. У нее всё будет иначе. Хорошо.
Я делаю для этого максимум.
После садика еду в ателье, которое позволяет нам с дочкой жить лучше, чем я когда-то могла расчитывать.
Первое время после моего побега в деньгах я не нуждалась. Наум не бросил меня сразу же. Мужчина, привозивший продукты, однажды вместе с ними привез и конверт.
В тот день я уже понимала: Айдар меня не простит. Видимо, Наум тоже это понял. Вряд ли его мучила совесть (я не очень верю в то, что этот человек ею обременен), но жестить он не стал. Немного облегчил мою участь.
Вживую мы больше не виделись, но по телефону и в переписке общались. Он арендовал квартиру, в которую я тогда заехала, на год. Передал денег и посоветовал тратить с умом.
Для меня это и был конец. Он наверняка контактировал с Айдаром. И наверняка понял, что в ближайший год мне лучше к нему не подходить.
Пока я была беременной, пыталась устроиться на работу, но ничего толкового не получилось. На меня накатывало волнами. Сначала вера в себя, потом отчаянье. Сейчас мне кажется, что я пережила депрессию. Слава Аллаху, не потеряла Сафичку, иначе… Лучше не думать.
Через несколько недель после родов к нам пришел еще один конверт от Наума. О нашей с Айдаром дочери он очевидно узнал, но мои шансы на прощение не повысил, хотя сам же говорил, что чем быстрее я рожу… Ошибся. С кем не бывает?
Когда Сафичке было полгода, я поняла, что нового конверта скорее всего не будет, а если и будет — на сей раз я должна отказаться. Всерьез занялась нашим будущим. Ждать подачек от Наума унизительно. Надеяться на прощение Айдара бессмысленно. Ползти к отцу — никогда и ни за что.
Я купила швейную машинку. Вспомнила мамины уроки. Развесила по району объявления о том, что принимаю вещи на ремонт. Сначала работала на износ и за копейки. Потом поняла, что этого мало. Нужно что-то еще. И креативить.
Мой путь был далеко не простым. Я затолкала поглубже все свои мечты. Сначала чинила вещи ночами. Потом ночами же шила. Потом прошла курсы визажа и парикмахерского мастерства. Стала одной из тех улыбчивых девушек, услугами которых в прошлой жизни пользовалась сама.
Пусть городок у нас небольшой, но количеством клиентов я более чем довольна. Да и они, судя по всему, довольны мной. Со многими женщинами я работаю без преувеличения годами. В некоторых семьях наряжаю и крашу сразу и дочку, и маму, и бабушку.
Я произвожу хорошее впечатление, а ещё, возможно, меня многие жалеют. Ведь как бы там ни было, никто из моих счастливых клиенток не хотел бы оказаться в двадцать в чужом городе с ребенком на руках.
За пять лет швейная машинка превратилась в полноценное ателье. Теперь на меня работают три швеи. У нас маленький цех. Мы берем заказы на отшив от интернет-магазинов, а еще я с некоторыми клиентками разрабатываю индивидуальные дизайны. Часто это реплики дорогущих люксовых вещей. Иногда — просто костюмы или платья, которые живут в воображении выпускницы, невесты или юбилярши.
Я не могу сказать, что горжусь собой в общепринятом значении этого слова. Не тычу своими достижениями в носы тех, в чьих взглядах читается совсем не добро, но нынешнее состояние дел дарит мне спокойствие, и этого мне хватает.
Провожу на работе время до обеда.
Переписываюсь параллельно с Лейлой и Лёшей. С подругой обсуждаю наших деток. С Лешей — машину и планы на вечер. Он уламывает меня на ужин. Я артачусь. Как самая ужасная в мире мать прикрываюсь ребенком. Хотя, на самом деле, у меня есть волшебная палочка по имени Алла Николаевна. Мы познакомились на площадке, когда она следила за внуком, а я за Сафичкой. Разговорились. Подружились. Когда мне срочно нужно оставить Сафие — я всегда могу положиться на Аллочку, как она сама просит себя называть. Мы сроднились за эти годы. Теперь ее дочка работает в моем ателье швеей. Сафие и Даниил ходят в один сад, а мы с Аллочкой иногда пьем чай на ее кухне.
Положа руку на сердце, я и сегодняшний вечер с куда большим удовольствием провела бы на кухне у Аллочки, а не в очередной раз увиливая от перехода на новый уровень близости с Алексеем. Тем более, я до сих пор зла на него, что не взял деньги за бензин.
Этим и заканчиваю нашу переписку:
«Я не имею с тобой дел, пока ты не позволишь рассчитаться мне с долгами»
Отправляю, блокирую телефон и на время прячу. Пожелав девочкам хорошего дня, выбегаю и запрыгиваю в трамвай.
Покупаю продукты по списку, тащу пакеты в руках — в нашем старом доме снова нет света.
Поднимаясь на пятый этаж, мечтаю о том, что наша с Сафие квартира обязательно будет в новострое. Там будет красивый фасад. Аккуратная плитка. Лавочки. Деревца. Фонтанчик. Всегда работающий лифт…
Я смотрела один проект. Он только начинает строиться, но если все получится — возьмем квартиру в нем. Платить за нее мне будет не так страшно, как её оформлять.
Каждый раз, когда дело доходит до документов, я мандражирую.
Делая мне новые, Наум в обычной своей легкомысленной манере пообещал, что в будущем проблем не возникнет. Но я все равно боюсь, выезжая заграницу, оформляя предпринимательство, устраивая Сафичку в садик.
Особенно сильно меня пугает, что несуществующая Керимова Айлин вписана матерью в ее свидетельстве о рождении. Даже думать не хочу, что кто-то может воспользоваться этим и забрать ее у меня до разбирательства.
Сгружаю сумки в прихожей. Разуваюсь, выравниваюсь, а потом слышу гул холодильника и стону в потолок. Дали свет.
Спасибо. Очень вовремя.
Снова хватаю пакеты и иду раскладывать.
У меня есть час на то, чтобы приготовить ужин и идти за Сафие. Я даже не переодеваюсь. Какой смысл?
Включаю телевизор фоном, ловлю себя на том, что настроение подозрительно хорошее.
Чищу и нарезаю овощи на фрикаделевый суп, пританцовывая.
Когда на столе жужжит телефон, вытираю руки и подхожу к нему.
Это сообщение от Леши. Читаю и улыбаюсь.
«Давай вечером? Я как раз посчитаю»
— Вот жук! — восклицаю беззлобно, а потом печатаю:
«Нет. Сейчас считай»
Хочу звучать категорично.
Леша в ответ отправляет грустное «(((".
Снова откладываю мобильный. Не могу не признать, что меня втягивает в переписку. Я может уже даже не так и против поужинать вдвоем. Он предлагает поехать в областной центр. Там — в шикарное заведение, о котором я много слышала от своих клиенток.
Иногда мамочка во мне засыпает и просыпается эгоистичное желание побыть красивой девушкой. Я помню, как мы с Айдаром ходили по рестораном. Как пили вино, флиртовали, как, вернувшись домой, он стягивал с меня платье и мы подолгу занимались любовью.
Я понимаю, что ни с кем больше этого не переживу. Но хотя бы подобие… А вдруг?
Не тороплюсь. Даю себе возможность передумать. Телефон раз за разом жужжит, но я уже не подхожу. Занимаюсь готовкой.
Когда слышу звонок в дверь — замираю. Неужели Леша? Господи…
Почему-то улыбаюсь, качаю головой.
Снова вытираю руки и иду открывать. Я так уверена, что это Буткевич, что даже в глазок не смотрю.
Отщелкиваю замки, нажимаю на ручку и толкаю.
— Леш, ты… — даже говорить начинаю. Еду взглядом от замшевых ботинок вверх по плотному джинсу.
В голове проскальзывает: это он так в суд ходил?
Сердце начинает биться быстрее на уровне пряжки. По торсу и шее я не скольжу, а взлетаю.
От подбородка взгляд отскакивает к глазам.
Аллах… Не знаю, что сказать.
— Не Леша, Айлин.
Мне становится слишком душно. Хотя воздуха — хоть отбавляй.
Айдар делает шаг, я — назад. Дергаю дверь. Он придерживает.
— Вон пошел.
Шепчу, дергая еще раз. В глаза уже не смотрю. На свою руку. Свою дверь.
Пульс бьет в висках. Мысли разбегаются.
Надо было бежать. Аллах. Все же надо было бежать!
Делаю еще несколько попыток закрыть дверь перед носом у бывшего мужа, но все без результата. Айдар держит надежно. Ему не сложно. Он просто ждет.
Я собираю всю силу в кулак и поднимаю взгляд. Хочу своим сказать: буду бороться до победного. Хотя и так знаю, что скорее до смерти.
В ответном наталкиваюсь на монолитную бетонную плиту. Со всего размаху шмякаюсь о нее. Свое «до смерти» получаю быстро.
Дергаю ручку, Айдар тянет на себя.
Мои пальцы соскакивают с металла. Он открывает широко.
— Разборок на лестничной клетке не будет. В квартиру проходи.
Он кивает, приказывая, как мне себя вести. В ответ меня топит в протесте и злости.
Мотаю головой, хочу остаться, где стою, но Айдар давит на плечо, заставляет отступить.
Мы вдвоем оказываемся в квартире. Он ее оглядывает. Вторгается в мою реальность и заполняет собой.
Не хочу.
— Я тебя не приглашала…
Сопротивляюсь шепотом. Как в тех снах, когда хочешь кричать, но голоса нет.
Бывший муж опускает глаза. Меня кипятком окатывает с головы до ног.
— А на когда пригласить собиралась, Айлин? На восемнадцатилетие моей дочери?
Его «моей» не просто царапает, а разрывает душу в клочья. В ответ рвется крик: она моя! Понял?
Но я молчу. Айдара это бесит. Его всё во мне бесит. Зрачки расширяются. В меня летит столп стрел. Я знаю, что он готов меня придушить сейчас. Но и я готова. Ненавижу его. Ненавижу, что нашел.
— Меня такое не устраивает, Айлин. Ты пиздец как проебалась. Лучше не усугубляй.