Моя в наказание

Глава 2

Айлин

Ну как же так, Аллах, ну как же так…

Качаю головой и забрасываю на гостинничную кровать, рядом с сидящей на ней Сафие, чемодан.

Я знаю, что мне нужно вычитать дочку за то, как себя повела.

Нельзя пользоваться тем, что я отвлеклась! Нельзя бежать за котами! Нельзя разговаривать с незнакомцами! Потерялась — нужно тут же подходить к полицейскому. Мы с ней всё это уже обсуждали, потому что она растет у меня на самом деле слишком самостоятельной. Самоуверенной. Бесстрашной.

Чисто как отец…

Вспоминаю о нем и мурашки бегут по коже. Если честно, даже волосы дыбом. Я очень-очень-очень испугалась.

Я совсем не ожидала.

Аллах, ну как? Вот как?

В Риме! Откуда он в Риме?!

Вещи скопом летят на обтянутое тканью дно. Белье вперемешку с блузками и детскими платьями.

Я все так аккуратно складывала, когда мы собирались в путешествие! Я так скрупулезно его планировала. Это впервые Сафие заграницей. Мы с дочкой так сильно мечтали о Риме! Дальше по плану были Венеция и Гардаленд. Куча фотографий, впечатлений и огромный кусок одного на двоих счастья.

И что теперь? Я жму на крышку всем телом, понимаю, что так чемодан не застегнется, и тону в ужасе.

Всё против меня, а ведь нужно бежать! Срочно домой!

Я уже купила новые билеты. Самолет сегодня в семь. К черту выброшенные на ветер деньги. К черту нарушенные планы. К черту всё! Мысли только о том, что здесь теперь небезопасно.

Чувствую себя воровкой. Преступницей. Щеки до сих пор жжет стыд. Сердце опять кровоточит. Хотя мне казалось, что я давно всё пережила. Отпустила. Смирилась.

Но стоило увидеть Айдара — заново умерла. Окунулась с головой в прошлое и не могу вынырнуть.

Пять лет назад этому мужчине меня отдал отец. Наказывал так за то, что посмела связаться с парнем не из нашей общины и не нашей веры. Сначала я думала, что Айдар сделает меня своей силой, не воспринимала его, ненавидела, потом оказалось, что он мой спаситель. Мы жили с мужем, как соседи. Потом я влюбилась. Потом влюбился он…

Мы почти смогли построить настоящую семью, но все испортило ужасное стечение обстоятельств. Ну и мои действия, конечно.

С себя вину я не снимаю.

К тому времени, когда я согласилась поучаствовать в отстранении моего мужа от должности областного прокурора, я уже хорошо его знала, как амбициозного, решительного, бесстрашного… Я его таким уже любила. Но мне нужно было спасти его и своего брата. Поэтому я разрушила его карьеру. Уничтожила кропотливо возводимый песочный замок справедливости. Позволила надеть на него наручники и заточить.

Мне до сих пор кажется, что иначе поступить я просто не смогла бы, только и бремя ответственности за свои действия нести мне очень сложно.

Снова раскрываю чемодан и, смирившись, выбрасываю вещи обратно на кровать. Придется складывать.

Бросаю быстрый взгляд на Сафи. Дочка сложила ноги по-турецки. Смотрит на свою ручку и крутит разные конфигурации из пальцев. Сопит тихо и шепчет. «Три»… «Четыре»… «Пять»…

Вскидывает взгляд на меня, и щеки снова шпарит стыдом. Даже перед собственным ребенком стыдно! Перед ней, наверное, особенно.

— Мамочка, но мне же не три…

Она разводит в сторону руки и пожимает плечами.

Не поняла. Растерялась.

А я не знаю, что сказать.

Я ей столько всего наврала… И как нам с этим жить?

Я никогда не хотела стать матерью, лишающей собственного ребенка отца. Но что мне было делать, если он не захотел меня слушать? Если пообещал уничтожить при первой же встрече?

Мне было сказано провалиться сквозь землю. Я и провалилась. А потом ждала там… Под землей…

Долго, на самом деле. Слишком долго.

Так долго, что сейчас пугаться уже поздно. Я приняла решение, за которое нужно нести ответственность. Я делала это все пять лет. Буду делать дальше.

Беру себя в руки и начинаю складывать вещи аккуратно.

Думаю: а с чего я решила, что он тут же бросится нас искать? С чего решила, что вообще бросится?

Какое-то время я следила за его жизнью. Мне важно было, чтобы он оказался на свободе. Потом — чтобы был жив и здоров. Это всё длилось до момента, когда я нашла в себе силы признаться: он меня не простит. И искать уже не будет. Ждать бессмысленно.

После этого следить стало слишком больно. А всё, что больно мне — плохо для Сафие. В последний раз я думала позвонить ему, когда дочке было полгода. Не смогла.

Поэтому не знаю, что с ним сейчас.

Может он здесь со своей девушкой, а то и новой женой? Может у него есть семья и ребенок в ней?

Ужасно, но раньше эта перспектива меня убивала, а сейчас дарит подобие надежды. Я больше всего хочу, чтобы он не влез в нашу хрупкую реальность. В нашу маленькую семью.

— А сколько тебе, ханым? — спрашиваю неправдоподобно бодро, смотря на собственную дочь. Она хмурится, упирает руки в бока. Подозревает меня вряд ли во лжи, скорее в бреде.

— Скоро будет пять. — Сообщает, а я стучу себя по лбу.

— Ну точно же! А я сказала три? Вот глупая! — Качаю головой и цокаю языком, продолжая собирать наши вещи.

— Мам, а мы куда? — Сафие подползает к горе с одеждой. Тоже вытаскивает оттуда свое платье. Стряхивает его, начинает складывать.

Помощница моя. Заюшка.

Я люблю ее сильнее всего в этом мире. Я каждое утро и каждый вечер благодарю за нее Аллаха. А ещё я очень благодарна за нее Айдару. Только не надо нас больше трогать. Я помню, в насколько опасном мире он живет. Я не дам втянуть в это своего ребенка.

— Красиво? — сложив платье, Сафие спрашивает. Я киваю и улыбаюсь.

Бережно кладу его на свою стопку.

— Еще бери.

Она слушается с радостью. Высовывает кончик языка от усердия и берется за дело.

— Так куда, мам? Тебе не понравился Айдар-р-р?

Она задает сразу два вопроса, я даже не знаю, на какой ответить сложнее.

Айдар-р-р-р мне понравился очень. От него у меня по-прежнему перехватывает дыхание. Я, наверное, и в этом совсем глупая. Думала, разлюбила, а теперь…

Не знаю, как переживу это. Как опять приду в себя.

Но надо. Очень-очень надо как-то жить.

— Мы домой уже, Сафичка.

Дочка замирает и смотрит на меня удивленно. Разбивает своим взглядом сердце.

Так больно ее разочаровывать. Так больно, черт!

Я знаю, что обещала длинное путешествие. Знаю, что моя Сафичка слишком умная, чтобы не понять: все идет не по плану.

— Это потому что я потерялась? Ты меня наказываешь? — шепчет. Опускает ручки. Я несдержанно выдыхаю. Шагаю к ней и протягиваю свои навстречу.

Она встает — подхватываю.

Моя крошка и правда уже совсем большая. Преимущественно ходит своими ногами. После сегодняшней погони от Айдара я нехило натрудила спину, теперь отзывается. Но я игнорирую боль. Качаю ее, улыбаюсь. Крутимся. Танцуем. Отвлекаю, как могу, пока она не заулыбается.

Я никогда ее не наказываю.

Я ненавижу наказания.

— Нет. Я тебя не наказываю, кызым. Просто у меня срочные дела. Мы еще приедем. Я тебе обещаю. Я заработаю нам много-много денег и приедем!

Возвращаю дочку на кровать, она плюхается и снова берется за вещи.

У меня сердце до сих пор бьется бешено, но немного легчает. Мне кажется, Сафие поверила.

Раньше я думала, что дети в четыре с хвостиком не могут быть настолько сознательными. Но моя — очень.

Первые два года её жизни были сложными для меня в физическом и материальном плане. Ни о каком университете уже и речи не шло, конечно же. Нужно было зарабатывать, выкручиваться, применять себя. Мне кажется, тогда я жила в каком-то бреду. Сейчас тоже всё не безупречно, но я горжусь тем, что справилась, ни у кого ничего не попросив.

Ни отец, ни Айдар не поверили бы, что та Айлин на такое способна.

Правда Айдар и в предательство мое не верил. А я…

Почти ухаю на свое личное эмоциональное дно, когда лежащий на столике телефон вибрирует.

Я очень боюсь, что это снова Айдар, но нет. Сообщение от Лейляши.

Подруга — единственная, с кем я сохранила связь. И кто знает о Сафичке. У них с Азаматом подрастает сын — Болат. Как мы с Лейлой смеемся — наш будущий жених. Но это если дети захотят, конечно. Пока они даже не знакомы.

Читаю на экране:

«Ну что вы? Завтра дальше?»

Колеблюсь пару секунд, а потом понимаю, что не могу держать в себе. Мне нужно поделиться, а могу я только с ней.

«Я взяла билеты домой. Улетаем вечером»

Лейла читает и остается в чате. В шоке, наверное. И я так.

«Что-то случилось?»

«Да. Мы встретили Айдара»

Я уверена, это прочитать Лейла совсем не ожидала. Я смотрю на экран с надеждой, как будто подруга может успокоить меня одним своим сообщением. Но она его не пишет.

Набирает.

— Балам[3], никуда не иди, хорошо? — получив кивок от дочери и проверив, что номер закрыт, я закрываюсь в ванной и приваливаюсь спиной к стене.

Закрываю глаза, беру трубку.

Аллах, как же меня трясет! Как же трясет!

— Это не шутка, Ручеек? — Лейла спрашивает осторожно. Я хочу одновременно рассмеяться и расплакаться.

Закусываю губу и смотрю в потолок. Он не слишком четкий. Влага все же собирается в глазах.

Больно давлю зубами на кожу, а все равно не сдерживаю всхлип. Слишком волнительно.

Зато можно не отвечать. Лучше это была бы шутка.

— И что он? — подруга говорит тихо. В ней я уверена так же, как в себе. За пять лет она ни разу слова лишнего не проронила.

— Узнал. Сафичку узнал…

— Аллах… Вот это да-а-а…

Лейла качает головой. Мне становится еще страшнее. Как так можно было влипнуть? Просто как?

— А как так получилось?

— Она потерялась…

— Опять?

— Лейляш! Да не сыпь ты соль! — срываюсь. Тут же стыдно. Снова плохо…

— Прости, Ручеек. Прости. Говори.

— Он ее нашел. Я не знаю, как. Не знаю, что тут делает. Спрашивал, сколько лет… И кто отец…

— А ты что сказала?

— Соврала.

Вдвоем молчим.

Я слышу, как за дверью моя дочка щебечет сама с собой. Отчетливо различаю рычащие: «Айдар-р-р-р-р», «Айдар-р-р-р-р». «Сильный». «На р-р-руки и вжу-у-у-ух»…

Ужас какой.

— Он поверил? — В тоне Лейлы уже зашит ответ. Мы же обе знаем, что нет. Подруга не видела дочку вживую, но фотографии — да. Она похожа на отца. Больше на меня, но глаза… Это то сходство, которое невозможно скрыть.

Может я и тут сама виновата? Зачем назвала в честь его матери? Вот кому это нужно было? Конечно, она пошла в Салмановых, хоть и фамилию носит другую.

А если он узнает… Аллах… Он же меня просто прибьет за то, что его ребенок — не Салманова.

Снова мысли об одном: бежать!

— Мы сегодня же едем домой. Если услышишь, что он меня ищет — сразу скажи, Лейла! Сразу же! Я продам ателье, возьму деньги на квартиру, опять уедем…

Я ненавижу побеги, но как-то так складывается, что постоянно сбегаю. Сейчас тоже настроена решительно.

Слышу, как подруга вздыхает.

— Айлин… — Взвешивает, стоит ли говорить. Я мысленно прошу: не стоит. Но она все же не сдерживается. — А может это судьба? Может хотя бы так?

Спрашивает виновато. У меня сохнут слезы и деревенеет тело. Опускаю взгляд от потолка к зеркалу, в котором отражаюсь я.

Для него — навечно предательница.

— Мы ему не нужны, Лейла. Ни тогда не нужны были, ни сейчас.

— Подожди, Ручеек. Ты же ему не сказала, что беременна… Он не знал…

Я ненавижу вспоминать то время. Хуже в моей жизни не было. Сейчас боюсь, что не было еще.

— Он даже слушать меня не стал, Лейла. А теперь… А теперь-то что? Мы смогли без него. Он решил без нас. Поздно.

В трубке снова тишина. Я чувствую, что Лейла со мной не согласна. И я знаю, почему. У ее Болата есть отец. У моей Сафие — пошлая легенда.

— Он не решал, Айлин. Ты от него спряталась…

Ненавижу Лейлу за то, что вот сейчас на его стороне. Даже зная, что она хочет добра нам с Сафие, всё равно ненавижу.

Это ей кажется, что всё так просто. Это ей кажется, что он нас примет. Что полюбит. Но я-то знаю своего мужа.

Он не отпустит мне грехи. За каждый спросит.

— Если бы хотел — он бы нас нашел.

Он знал, через кого это можно сделать. Моими новыми документами занимался Наум. Я даже не просила не сдавать меня мужу — бессмысленно. Он сдал бы. Просто Айдар ни разу не спросил.

— Может он тоже переживал за вашу безопасность… — Возможные оправдания Айдара с каждым разом звучат все менее убедительно. На этом я даже улыбаюсь. Правда ненадолго.

— Он знал, что я могу быть беременной, Лейла. Он не захотел дать мне шанс. Просто освободился.

Свернув беседу, скидываю. Даю себе полминуты на то, чтобы усмирить волнение, и снова отталкиваюсь от стены.

Говорю про себя: ты все сказала правильно, Айлин. Все чертовски правильно.

Если бы хотел — нашел. Свое решение приняла тогда не только я, но и он.

Моя беда, на самом деле, в одном. Он освободился, а я сделать это же так и не смогла.