На пороге прошлого

Глава 10

Теперь я в точности знала, что такое дорога шамана. Она и вправду оказалась коротка. Танияр намеревался запрячь Тэйле, но мама его остановила.

– Возьми, что приготовили, ногами дойдем, так быстрей.

И вроде бы совершенно безумная и иррациональная фраза была логична и полна смысла. Впрочем, в ту минуту мне было вовсе не до анализа того, что говорят рядом. Я предавалась малодушию и переживаниям, отчего-то надеясь, что всё уладится как-то само собой. Совершенно глупые мысли, но я была испугана и вместо здравых рассуждений всё вспоминала Агыль, ее стоны и красные от натуги глаза.

И пока я заново переживала событие, произошедшее еще прошлой зимой, мой супруг успел забежать в дом и вернуться с моим саквояжем, где лежали вещи для меня и для ребенка. Я не знала, на сколько мама оставит нас у себя, но понадеялась, что не больше пары дней. Однако даже в том тумане, в каком плавало мое взволнованное сознание, яркой звездой вспыхнул вопрос:

– Книга?!

– В саквояже, жизнь моя, не переживай.

– Ты восхитителен, – улыбнулась я и опять скривилась: – Вроде и не больно, но неприятно.

– Скоро станет и больно, – «успокоила» меня мама.

– Тогда поторопимся, – произнес Танияр.

Мы направились по пустой улице Иртэгена и как-то незаметно оказались возле ворот, и вроде бы сделали всего один новый шаг, но ворота вдруг оказались у нас за спиной. А вскоре наш харат и вовсе скрылся из виду. Да, вы поняли верно – мы решили называть нашу столицу харатом. Пусть и деревянная, но размером превосходила тот же Ленсти в Аритане, где меня едва не объявили воровкой и где я нашла гостеприимный приют у дочерей Левит. Так что уже некоторое время за Иртэгеном закрепилось наименование «харат».

Но вернемся на дорогу шамана, а она уводила нас всё дальше, хоть шаг наш был не скор. Однако спустя всего несколько минут мы уже шли по мосту через Куншале, а когда сошли на землю, то за спиной осталось пастбище. Что до поселения, где жила Агыль, ставшая моей незримой спутницей в последние дни, то его мы не увидели вовсе, потому что всего через несколько шагов показалась граница священных земель.

Мне вдруг подумалось: «Пройдем ли мы так же быстро и степь?» Но тут же поняла, что вопрос не имеет смысла. Когда нужна помощь, дорога стелется до самого дома шамана, а значит, и мы через несколько минут будем уже у мамы.

Это магистра Белый дух не пускает на священные земли. Откуда бы ни был выстроен переход, портал откроется на границе. И это тоже было понятно и закономерно. Шаману дорогу открывал Создатель, и только Он решал, кому сократить путь там, где находилось Его святилище. Впрочем, тут я в выводах могу и ошибаться, и причина иная. Это уже не столь важно.

Из размышлений вырвал вой турыма, раздавшийся неожиданно близко. Посмотрев вперед, я увидела в двадцати шагах от нас чернеющий в сумерках силуэт дома моей названой матери.

– Ого, – произнесла я.

– Как ты, свет моей души? – заботливо спросил Танияр.

– Пока не больно, – ответила я.

– Я рядом, – ободряюще улыбнулся супруг, и я с благодарностью погладила его по предплечью.

Уруш, успевший выбежать нам навстречу, радостно запрыгал передо мной, но я только покачала головой и виновато улыбнулась:

– Ты уж подожди немного, дружок, я пока не стану к тебе наклоняться.

– Иди, – буркнула турыму мама, отпихнув его ногой.

Она первой поднялась по ступенькам и, войдя в дом, сразу же направилась к очагу, чтобы раздуть огонь. Я подошла к лежанке, на которой когда-то спала, и растерянно огляделась. Что мне делать, я не представляла, и никто не спешил объяснить, что от меня требуется.

Танияр, поставив рядом со мной саквояж, поцеловал, одарил ласковой улыбкой и направился к шаманке.

– Что делать, вещая, скажи.

– Воду принеси, – велела мама. – Потом в котел налей и повесь над огнем. Больше ничем не поможешь. – Затем обернулась ко мне: – В лихур сходи обмойся. Там я рубаху приготовила, надень ее.

– У меня есть рубаха… – начала я, но Ашит отмахнулась:

– Твоя красивая, мою не жалко. Переоденься.

– Как скажешь, мама, – кивнула я, не став спорить.

После вздохнула и направилась в лихур, а шаманка добавила мне в спину:

– Ничего, кроме рубахи, не надевай, только кейги.

– Хорошо, – снова кивнула я и скрылась за кожаной занавесью.

Войдя в лихур, я привалилась к стенке и мучительно покривилась, а после, погладив живот, наконец призналась себе – я не сильная и не выносливая. Мне уже не нравилось, что происходило со мной.

– И это только начало, – проворчала я. – Скорей бы рассвет.

Усмехнувшись, я покачала головой и, отлепившись от стены, начала раздеваться. Чтобы отвлечься, подумала о магистре. Он ведь хотел быть рядом, но даже не узнал, что у меня начинаются роды. Вышло всё как-то быстро, даже в чем-то похоже на бегство.

Танияр только и передал через Балчута и Улбаха, что мы отбыли в священные земли. Элькос в это время продолжал развлекать благодарную публику, показывая людям то, что они просили. Он даже не видел, как мы уходили. Я оборачивалась, даже махнула рукой, когда казалось, что хамче глядит в нашу сторону, но он так и не заметил. А потом я подумала, что это даже неплохо. У магистра появилось время, чтобы заняться своей личной жизнью, а мне поможет мама, если, конечно, это потребуется.

– Хоть бы не потребовалось, – протяжно вздохнула я и погрузилась в воду по плечи.

Она была теплой – камни, поддерживавшие воду горячей долгое время, начали остывать. Возможно, мама так и рассчитала, раз знала, что мы окажемся у нее еще до окончания праздника. А может, и нет, в любом случае ощущения были приятными, и мне даже подумалось, что я чувствую себя лучше. И вылезать совсем расхотелось.

Пока я нежилась в лихуре, открылась дверь, и до меня донесся голос Танияра:

– Где Ашити?

– Там, – ответила мама, явно указав на завесу.

А потом послышался звук шагов, и дайн вошел в лихур. Он приблизился ко мне и присел на корточки рядом с углублением, в котором я млела от удовольствия. Супруг протянул руку и провел по моим волосам.

– Больно? – спросил Танияр.

Улыбнувшись, я отрицательно покачала головой:

– Хорошо.

– Хорошо? – Он в недоумении приподнял брови, а после улыбнулся. – Пусть будет хорошо. Тебе помочь?

– Я большая девочка, – отмахнулась я. Однако подумала и добавила: – Если только выбраться отсюда. Опасаюсь, у меня могут возникнуть трудности.

– Я рядом, – заверил супруг.

Он еще некоторое время смотрел на меня, а после отошел к скамейке и устроился на ней, ожидая, когда я перестану блаженствовать и решу покинуть приятную теплую воду. Я не спешила. Поглядывала на мужа из-под ресниц и привычно любовалась его чертами.

– Пусть наш сын будет похож на тебя, – произнесла я с улыбкой. – Такой же мужественный и красивый. А еще сильный и смелый.

Танияр ответил теплой улыбкой, а после отрицательно покачал головой.

– Мужественный, сильный и смелый, как я, но красивый и умный, как ты, – сказал супруг. – И пусть у него будут такие же восхитительные волосы, как у тебя. А глаза, так и быть, синие. Но дочери подари зеленые.

– И белые волосы, – добавила я. – Чтобы она напоминала тебе о нашем знакомстве.

Танияр вернулся к углублению с водой, присел на корточки и ответил:

– Мне не надо напоминать. Я помню каждый день, который ты была рядом. – Он провел по моей щеке тыльной стороной ладони, с минуту смотрел, храня молчание, а после произнес: – Все-таки Элькос молодец.

Должно быть, лицо мое вытянулось и в глазах отразилась оторопь, потому что супруг рассмеялся. Я и вправду была изумлена. Только что мы говорили о наших детях, потом дайн и вовсе был ласков, а молодец вдруг Элькос.

– Я говорю об этих его иллюзиях, – пояснил Танияр. – Хорошая задумка. Теперь ты не просто пришлая, ставшая своей, а выросла на глазах иртэгенцев. Они видели тебя совсем малышкой, в раннем отрочестве, повзрослевшей девушкой и такой, какой ты пришла в Белый мир. А еще они увидели твоих родных и людей, которые были рядом. Ты больше не загадка, свет моей души, но так лучше. И если однажды кто-то спросит о дайнани, айдыгерцы обязательно расскажут то, что увидели сегодня, а это намного больше, чем «признанная дочь вещей, которая пришла издалека». Теперь ты стала ближе и понятней. Да, Элькос молодец.

Я согласно кивнула, а после пожала плечами:

– Возможно, магистр не вкладывал подобного смысла. Он всегда относился ко мне с глубочайшей симпатией, даже называет дочерью. Может случиться так, что ему и вправду просто хотелось поделиться своими воспоминаниями.

– Его иллюзии имели строгий порядок и показывали определенный образ подрастающей девочки, – возразил Танияр. – Нет, Ашити, он не просто показывал какие-то моменты из твоей жизни, магистр знакомил людей с их дайнани, и она им понравилась. Я этому рад.

– Я тоже, – улыбнулась я, но тут же поморщилась.

Боль вернулась, и, кажется, она стала сильнее. Вода больше не приносила удовольствия, зато появилось желание полежать. Более не затягивая, я взяла приготовленный мамой пучок мыльной травы и принялась за дело. И пока я мылась, Танияр отошел к лавке, на которой лежало полотно для вытирания. После развернул его и замер, ожидая, когда потребуется его помощь.

Наконец я протянула к нему руки, и супруг помог мне выбраться из углубления, после накрыл полотном и на миг прижался грудью к моей спине.

– Всё будет хорошо, жизнь моя, не бойся.

– Иначе и быть не может, когда ты со мной, – улыбнулась я.

А потом мне подумалось, что Элдер никогда не был рядом с моей сестрицей во время ее родов. В моем родном мире мужчинам не полагалось смотреть на жену в момент ее уязвимости, дабы не смущать ее и не ощутить разочарования самому. Муж целовал супругу, благословляя, и удалялся. Дома не покидал, но находился в другой части, куда не доносились звуки из опочивальни, где рожала дама.

Элдер, к примеру, уходил в мастерскую и писал картины. Правда, были эти полотна отражением его волнения и переживаний, оттого смотреть на них было жутко. Не оттого, что плохо написаны, напротив, восхитительно, но образы выходили неприятными. Я лишь один раз взглянула на картину, появившуюся после первых родов Амбер, и в последующую ночь меня мучили кошмары. Более таких полотен я не рассматривала.

В Белом мире было проще. Мужчинам не предписывалось, где ожидать появления своего дитя. Тот же муж Агыль был рядом и ушел только после того, как Ашит велела не мешать, но вернулся, едва послышался детский плач. И вот тут было единственное правило, о котором я рассказывала своим родным: отец должен был огласить имя, которым представлялся ему ребенок… ну, или дать имя. Тут как посмотреть. Если же отца не было дома во время появления младенца, то тот оставался безымянным до возвращения родителя. А если отец погиб, то звали каана или старейшин, чтобы послушали и огласили.

Мне было еще проще. Мой супруг был рядом и не намеревался покидать меня до тех пор, пока всё не закончится.

– Так любопытно, – произнесла я, усаживаясь на лежанку.

– Что любопытно? – спросил Танияр.

– Какое имя скажет наш сын?

Дайн пожал плечами, и мне подумалось, что он никаких имен не придумывал, и оттого стало любопытнее в сто крат: вправду ли мужчина слышит то, что говорит ему малыш, или же имя всплывает в голове в тот момент, когда он смотрит на ребенка?

– На рассвете узнаем, – подвел итог моим размышлениям супруг, и я согласно кивнула.

После растянулась на лежанке, прикрыла глаза и некоторое время прислушивалась к тому, как пальцы супруга скользят по тыльной стороне моей ладони, лежавшей на его колене. Но вскоре мне стало неуютно, и я повернулась на бок, а еще спустя некоторое время и вовсе села.

– Не могу найти себе места, – пожаловалась я с извиняющейся улыбкой. – Выйдем на улицу?

– Вещая? – Танияр обернулся к моей названой матери, и она махнула рукой, так показав, что мы можем делать как вздумается. – Идем, – это уже относилось ко мне.

Сумерки сгустились, но темноты не было. Лунный свет заливал священные земли, и было видно, кажется, каждую травинку. Ветерок скользил между ними, игриво ведя ладонью по остроконечным зеленым пикам, и они склонялись, подвластные шалуну. А потом он добрался до меня, и я прикрыла глаза, наслаждаясь лаской моего Покровителя.

– О Хэлл, – прошептала я, и он прошептал в ответ:

– Я с тобой, я всегда рядом…

После поиграл выбившимися волосками и, задев Танияра, полетел дальше. Я улыбнулась, вдохнула полной грудью и первой шагнула с крыльца на верхнюю ступеньку лесенки, ведущей вниз. Дайн спрыгнул на землю и протянул мне руки. Сжав его пальцы, я закончила спуск и вновь прикрыла глаза, ощутив касание травы к щиколоткам.

Наступив на пятку кейги, я сняла ее, затем то же самое повторила с другой и взяла мужа за руку:

– Пройдемся, милый.

– Как скажешь, Ашити, – ответил он, и мы побрели к тому углу дома, за которым лежала дорога к пещере охо.

Конечно же, мы туда идти не намеревались, просто направились в ту сторону, не приближаясь к каменной гряде. Уруш, прошмыгнувший у нас под ногами, когда мы выходили из дома, теперь деловито вышагивал впереди, то и дело поднимая голову и водя носом. Но вдруг он остановился и, порывисто развернувшись, завыл.

– Кто-то сюда идет, – обернувшись, произнес Танияр.

Он накрыл ладонью рукоять ножа на поясе и закрыл меня собой. Ленгена у дайна с собой не было – мы направлялись в священные земли.

– Вряд ли это враг, – заметила я и подступила ближе.

– Посмотрим, – отозвался супруг, и мы замерли в ожидании неведомого пока визитера.

Турым, не желая уподобляться нам с дайном, снова завыл, а после кинулся в сумрак. Высунув нос из-за плеча Танияра, я некоторое время вглядывалась ему вслед, но вскоре уткнулась лбом в предплечье мужа и протяжно вздохнула – мое тело напомнило, что в священные земли мы приехали не для праздных прогулок.

Супруг обнял меня за талию, но продолжал смотреть туда, куда убежал Уруш и откуда вскорости послышался топот и мяуканье саула. А следом показались две тени, стремительно приближавшиеся к нам.

– Мои ягиры, – негромко произнес Танияр, когда всадники были уже совсем недалеко. После этого он убрал руку от ножа и обнял меня.

Саулы почти остановились, и воины одновременно спрыгнули на землю. Было это стремительно и лихо. Я бы даже восхитилась, но в эту минуту мне было вовсе не до восторгов. Мученически поморщившись, я не удержала первого тихого стона – неприятно постепенно превращалось в больно, а ночь еще даже не началась…

– Попросим у вещей травки, – сказал Танияр, гладя меня по спине.

Я молча покивала и выдохнула, боль немного притупилась. После этого я посмотрела на тех, кто примчался в священные земли.

– Юглус, – констатировала я, – и Берик.

– Мы, дайнани, – кивнул Юглус и весело добавил: – Ты нас забыла, но мы сами нашлись.

– И хамче, – добавил Берик, – но он еще идет. Мы его обогнали.

– Где он? – спросил Танияр и вновь посмотрел вдаль.

– Там, – кивнул Берик. – недалеко уже. Он с поляны ушел, но мы на священных землях его нагнали.

Разумеется. Элькос ушел через портал, но, как и прежде, тот вывел его к границе священных земель, а дальше магу пришлось идти. Степь велика, а саулы быстро бегают, особенно если их пускают во весь опор. Поэтому ягиры все-таки нагнали и даже перегнали хамче.

– Вон он, – дайн указал на темный силуэт. – Почти дошел.

– Вернемся к дому, – попросила я, – лучше посидим на крыльце. Тяжко.

– Как скажешь, жизнь моя, – ответил Танияр, и мы направились в обратный путь.

И пока я устраивалась на верхней ступеньке на крыльце, где могла откинуться и опереться на руки, Танияр ушел в дом, чтобы спросить у Ашит травки для облегчения моей боли. Мои телохранители занимались своими саулами – снимали упряжь, явно не собираясь покидать меня. По крайней мере, до утра. И за это время к дому приблизился магистр.

Уруш прыгал вокруг него, то ли зазывая поиграть, то ли требуя ласки, в которой Элькос ему прежде не отказывал. Однако…

– Отстань от меня, животное, – донесся до меня раздраженный голос хамче, и я испытала удивление.

Похоже, Элькос находился в прескверном расположении духа. Впрочем, понять его было можно, все-таки прошел огромную степь пешком, и это после долгого дня и развлечений, которые устроил для тагайни и представителей племен. Я уже намеревалась посочувствовать магу, обнять его, когда тот приблизится, однако… Да-да, и снова «однако».

– И как прикажете это понимать, душа моя?! – с нескрываемым негодованием и желчностью вопросил Элькос. – Недоверие? Пренебрежение? Или же я вовсе вам чужой человек?!

– О чем вы, друг мой? – опешила я.

– Ну конечно же! – язвительно и с патетикой воскликнул магистр. – Вы не понимаете! Представьте, я тоже не могу понять, как такое возможно!

В этот момент боль вновь сдавила меня в тисках, и раздражение сменило непонимание и оторопь. Что за тон, в конце концов? Чем я заслужила подобную отповедь и несправедливые обвинения? И почему, когда переживаю не лучшие минуты моей жизни, я должна выслушивать весь этот вздор, который мне обрушивают на голову? И кто?! Человек, который называл меня своей дочерью!

– А вы ведь мне как дочь, – не замедлил напомнить хамче, будто подслушав мои мысли. – Всегда почитал вас именно так, переживал за вас, болел душой, и вдруг это возмутительное попрание меня как мага, как близкого вам человека, как друга! Неужто я вовсе не заслуживаю…

– Да чего вы от меня хотите?! – вскрикнула я больше от боли, чем от злости, но вышло именно зло, и маг задохнулся.

Он открыл рот, но захлебнулся собственным ядом и снова его закрыл. Правда, ненадолго.

– Может, и вовсе прикажете мне убираться вон? Впрочем, не удивлюсь, зачем я вам?

– Морт! – прогрохотал над моей головой голос дайна.

Берик и Юглус, и без того наблюдавшие нашу перебранку, после окрика Танияра подошли ближе и встали за спиной мага. Супруг дал мне глиняный стакан, после спрыгнул на землю, чтобы не тревожить меня спуском по ступеням.

– Вы отдаете себе отчет в том, что творите? – ледяным тоном вопросил дайн и продолжил, чеканя слова: – Перед вами не только ваша дайнани, но и женщина, которую вы не единожды провозглашали своей дочерью, если мне не изменяет память. И как же вы, человек, столько раз заверявший всех вокруг в отеческой любви, позволили себе нападать на названую дочь, когда она наиболее уязвима? Если вы еще помните, моя жена беременна и именно в эти минуты готовится разрешиться от бремени. Так почему же, когда она страдает, вы смеете нападать на нее? Так ли ведет себя отец, верный подданный и, в конце концов, друг?!

Последнее слово вновь пронеслось над степью громовым раскатом, и Элькос, не сводивший взгляда со своего повелителя, отвернулся. Отчитывая мага, Танияр перешел на мой родной язык, потому ягиры не поняли ни слова, но им хватило и тона, чтобы, скрестив руки на груди, не сводить с магистра суровых взглядов. Мне же и вовсе было не до того, чтобы поддерживать мужа в его ответном негодовании или же кого-то успокаивать. Почти залпом выпив содержимое стакана, я ждала чудодейственного эффекта.

– Может, выскажетесь? – более спокойно спросил Танияр. – Без надрыва, но по существу. Что вас так взволновало?

– Как это что?! – вновь вспыхнул Элькос, но заставил себя смирить гонор. Он склонил голову. – Прошу простить меня за тон, государь. – После обернулся ко мне и проворчал: – Душа моя, я был и в самом деле груб и непочтителен, простите меня. Это не со зла и не от пренебрежения, но меня задело до глубины души, что вы покинули Иртэген, ни слова не сказав о том, что у вас начинаются роды. – Затем магистр воскликнул: – Будто я посторонний! И я ведь негодую вовсе не из-за того, что меня не уведомили, будто я сам король, нет! Но мое место быть подле вас! А если будет нужна моя помощь? Я ведь маг! – Он опять обернулся к дайну: – Всё верно, государь, и память вас не подводит – Шанни мне как дочь, и люблю ее я как дочь. Оттого переживаю в сто раз больше, чем о любой из королев в моем родном мире. Именно это и вызвало мое нынешнее состояние. Вместо того чтобы находиться подле моей дорогой девочки, я веселю народ, как… как какой-нибудь шут!

– Не так давно мы с Ашити были восхищены вашей задумкой с иллюзией, – несколько сухо ответил Танияр. – Хвалили за то, как вы познакомили людей с их дайнани, а оказывается, для вас это было всего лишь шутовство.

– Нет! – возмутился хамче. – Вовсе нет, государь! Я хотел, чтобы люди знали Шанриз, как знаю ее я, чтобы она не была для айдыгерцев чужаком, которого они приняли…

– Тогда почему вы называете шутовством дело не менее важное, чем роды дайнани? Людям предстоит принять не только новшества, но и свое прошлое. Чтобы народ поверил словам Ашити, она должна быть больше, чем принятый чужак. Поэтому вы делали большое дело, которому не следовало мешать, и мы не помешали. И раз уж вы настолько переживаете, что готовы нападать на женщину, которой посвящены ваши переживания, то успокойтесь – вы никуда не опоздали. Дитя появится на рассвете, а до тех пор, если уж и вправду любите свою дайнани как дочь, проявите сочувствие и понимание. Забота ей нужна больше, чем восклицания и обвинения. Желаете продолжать обижаться?

Элькос несколько раз открывал рот, порываясь ответить, но в окончании речи дайна все-таки его закрыл и отвел взор. И когда прозвучал последний вопрос, магистр отрицательно покачал головой.

– Кажется, я и вправду вспылил впустую, – сказал он уже без всякого апломба и попытки обуздать гнев. – Простите меня, – в этот раз извинения прозвучали более искренне и на языке Белого мира.

– О-ох… – мой стон поставил окончательную точку в споре, и внимание мужчин досталось мне. – Милый, травка не действует, боль не ушла, только еще усилилась.

– Я не от боли дала тебе травку, – прозвучал голос мамы у меня за спиной. – Теперь быстрей пойдет, меньше мучиться будешь.

– Да как же меньше, если мне стало хуже?! – с обидой возмутилась я.

– По времени, свет моей души, – пояснил Танияр. – Вещая сказала, что дайнанчи должен был появиться только к вечеру завтрашнего дня.

– Но рассвет! – охнула я.

– Теперь на рассвете, – сказала мама и ушла в дом.

– Ты еще на поляне говорила, что я рожу на рассвете, – возразила я ей в спину.

– Потому и говорила, – ответил мне Танияр. – Хочешь войти в дом?

– Да, – не стала я спорить, – полежу.

И время потянулось. Теперь мне было вовсе не до разговоров. Боль накатывала и откатывала, окончательно не унимаясь. Она всё равно была, хоть и становилась время от времени терпимее. Но когда новая волна спешила обрушиться на меня, я стискивала зубы и шипела, изо всех сил стараясь сдержать стон. А после немного расслаблялась, едва становилось чуть-чуть легче. Наверное, если бы я позволила себе перестать играть в сильную терпеливую женщину, то стало бы и вправду легче, но продолжала упрямо молчать, пока не подошел Танияр.

Он присел перед лежанкой на корточки и, погладив меня по лицу, сказал:

– Здесь нет Улбаха, состязаться и доказывать свою выдержку некому. Хочешь кричать – кричи.

– Я жена дайна, – жалко улыбнулась я.

– Ты мой нежный аймаль, о котором надо заботиться, – возразил супруг. – Для вещей ты дитя, для магистра тоже. Ягиры оберегают тебя, потому что ты уязвима. Здесь нет никого, кому ты должна доказывать, что ты сильная и выносливая.

– Ваша сила в разуме, в словах и светлом нраве, душа моя, – поддакнул ему Элькос, сидевший у меня в ногах.

– Пока еще терпится, – ответила я и отвернулась от них, вновь зашипев.

Уже давно и благополучно наступила ночь, но никто не спал. Ягиры, выпив холодного этмена, ушли на улицу. Возможно, не хотели меня смущать, а может, попросту чувствовали, что бесполезны – сейчас помочь мне было нечем. Танияр и магистр остались. И если супруг отходил к столу и о чем-то негромко говорил с шаманкой, то Элькос продолжал сидеть рядом. А как только схватка становилась сильнее, он начинал поглаживать меня по ноге, так проявляя свое сочувствие.

– Простите меня, Шанни, – наконец произнес он. – Мне так жаль, что я повел себя как совершеннейший осел. Простите меня, дорогая моя девочка. Я искренне раскаиваюсь в себялюбии.

– Ничего, – ответила я, не открывая глаз. – Я не сержусь. Вышло всё быстро. Я потом расскажу вам о дороге шаманов, это примечательно-о-ой, – последнее слово все-таки перешло в стон.

– Я чувствую себя таким бесполезным, – продолжил хамче, но, кажется, сейчас говорил сам с собой. – Я могу помочь и облегчить боль, но опасаюсь навредить и поэтому не стану вмешиваться. – Он вздохнул и добавил: – Ужасно себя чувствую.

– Как я вас понимаю, – с мрачной иронией ответила я и вновь застонала. А когда наступила передышка, спросила: – Сколько сейчас времени?

– Три часа ночи, – посмотрев на брегет, ответил Элькос. – Но это не совсем точно. Похоже, дни в этом мире длинней, чем у нас. В полдень я постоянно подвожу часы…

– Я помню, – отмахнулась я. – Сколько до рассвета?

– Часа два, наверное, – пожал плечами маг.

– Как долго, – ужаснулась я и больше с ним не разговаривала.

Боль всё нарастала, и изображать стойкую дайнани я перестала окончательно. Я стонала и даже не старалась делать это тихо. Всё, чего мне хотелось, чтобы поскорее всё закончилось. Боги! Я и представить не могла, что роды так болезненны! Из всех знакомых мне женщин только Амберли была более откровенна… или менее терпелива, но и она отмахивалась: «Пережить можно». А мне сейчас казалось, что до рассвета я дожить не сумею, совершенно не сумею!

Танияр теперь и вовсе не отходил от меня. Элькос, уступив ему место, некоторое время мерил дом шаманки шагами, а после моего очередного мучительного стона болезненно покривился и вышел за дверь.

– Небо уже светлеет, потерпи, жизнь моя, – уговаривал меня Танияр, целуя руку.

– Вот сам и терпи, – едко и плаксиво одновременно ответила я. – А я больше не могу!

Я вскрикнула и вдруг напряглась помимо воли, а в следующее мгновение подо мной стало мокро.

– Вещая! – громко позвал Танияр.

Мама, уже одетая в свое ритуальное платье, приблизилась и, бросив на меня короткий взгляд, коротко велела:

– Веди, пора.

– Куда? – простонала я.

– Идем, Ашити, недолго осталось, – ласково произнес Танияр, помогая мне встать с лежанки. – Скоро мы увидим нашего сына, а ты отдохнешь. Еще немного, свет моей души.

– О-ох, – морщась, с протяжным стоном ответила я ему и встала на ноги.

Я даже не заметила, когда убрали стол. Теперь на его месте лежала шкура, покрытая простыней. Туда меня супруг и отвел. Опустившись на простыню, я с вымученной улыбкой посмотрела на Танияра.

– Скорей бы уж, – сказала я.

Он коснулся моих губ поцелуем и повторил:

– Уже скоро, моя любимая.

– Ох, милый, – прерывисто вздохнула я и легла на спину.

Тут же открылась дверь, и в дом вернулся Элькос, но так и остался на пороге, пока не зная, что ему делать. Помощь мага не требовалась. Впрочем, мама рассудила иначе.

– Иди сюда, хамче, – велела она. – Когда придет время, примешь дитя.

– Я?! – искренне изумился магистр. – Нет, я могу, но… но я не могу! Это же малышка Шанни! Как я буду смотреть… туда? – Он округлил глаза. – Простите, но я не смогу…

– Я смогу, – оборвал его дайн. – Только, – он посмотрел на Ашит, – я не умею детей принимать.

– У саульши научили детеныша принимать, и с ребенком справишься, – ответила шаманка и посмотрела на Элькоса: – А ты со спины сядь, пусть на тебя опирается.

Я ощутила беспокойство. Нет, я доверяла своему мужу, но во всем прочем, и никак не думала, что именно он поможет нашему сыну появиться на свет. В конце концов, я не саульша!

– Мама, а что будешь делать ты? – спросила я.

– Я буду говорить с духами, – ответила она и надела свой головной убор.

– Ах, как интересно! – воскликнул хамче, мечтавший увидеть шамана в работе.

– Садись, – велела ему мама.

Магистр поспешил сесть мне за спину, но взглядом следил за шаманкой. А я, приподнявшись на локтях, посмотрела на мужа. Он ободряюще улыбнулся и негромко произнес:

– Я делил с тобой наслаждение, теперь делю страдания.

– Страдаю только я, – возразила я.

– Поверь, я тоже, – заверил меня дайн. – Мне тяжело оттого, что тебе больно. А сейчас еще и страшно, но мы пройдем и через это.

– Боги и духи не оставят нас, – ответила я и откинулась на магистра, который успел подвинуться ближе.

Теперь происходящее было мне знакомо, пусть и на чужом примере. Мама взяла три костяные фигурки и поднесла к моему лицу Илсым. Я поцеловала Великую Мать, и она встала рядом с хамче у меня в изголовье. Затем по левую руку встал Нушмал, а по правую Увтын. Мама взяла в руки хот, а я не удержалась от вопроса:

– А трава и горящее масло? Вокруг Агыль ты сыпала.

– Тебе не надо, и так родишь.

Мне возразить было нечего, только подумалось, что рожать я и вправду могла бы дома. Тогда между ног у меня сидела бы Орсун, а не муж, уж она-то лучше разбиралась в том, как принимать роды у людей, а не у саулов. И когда мама велела привезти меня после праздника лета, я решила, что она сама хочет принять мое дитя. Еще были подозрения, что должно что-то случиться, раз мне понадобится ее помощь, и это сильно тревожило. Но вот она говорит, что, в отличие от Агыль, мои роды пройдут легче, а дитя должен принять сам дайн… Совершенно непонятно.

Впрочем, вопросы остались при мне, потому что мама уже шла по кругу, начав свои песнопения на непонятном языке. Наверное, Элькос наблюдал за ней, а мне было вовсе не до любопытства. Его попросту не осталось, как и желания спрашивать. Скривившись, я натужно вскрикнула.

Танияр, поколебавшись всего мгновение, сдвинул подол рубахи вверх, обнажив разведенные колени.

– Давайте, Шанни, давайте, – произнес за моей спиной магистр. – Малыш уже близко, я вижу. Он спешит к нам, помогите ему.

– А! – надрывно вскрикнула я и, расслабляясь, откинулась на плечо мага.

Мама продолжала кружить вокруг нас, отбивая удары по хоту. Невольно я последовала сознанием за ее голосом и глухим стуком била о натянутую кожу. И когда голос взвился к потолку и удары стали частыми, мое тело вновь напряглось. Дыхание само собой участилось, и взор расширившихся глаз, скользнув по Танияру, упал на окно, за которым уже заметно посветлело. Рассвет вступал в свои права. Я увидела краешек порозовевшего неба…

– Еще, Шанни… – донесся до моего сознания голос магистра.

– Жизнь моя, еще немного, – вторил ему Танияр.

Но тело уже начало расслабляться, так и не достигнув желанного результата.

– Ашити…

Сквозь звуки человеческих голосов пробился еще один, бесплотный и тихий, но перекрывший всех разом. Я вскинула взгляд и увидела…

– Отец, – выдохнула я.

Он стоял за спиной Танияра, затем шагнул сбоку от меня, склонился и накрыл ладонью живот. Не смея вздохнуть, я смотрела в глаза, не имевшие цвета, и Белый Дух с улыбкой кивнул. Тело послушно напряглось, но не уверена, что я ощутила это. А потом пространство огласил громкий детский плач. Я растерянно посмотрела на супруга и увидела на его руках младенца, еще соединенного со мной пуповиной.

– Отец, – судорожно вздохнул дайн, но констатировал ли он, что стал отцом, или же обращался к Создателю, понять было невозможно.

Облизав пересохшие губы, я смотрела, как Белый Дух опустился рядом с Танияром на одно колено и всмотрелся в лицо моего сына, после улыбнулся и поглядел на моего мужа, словно чего-то ожидая.

– Милости Белого Духа, мой сын, – сказал Танияр, рассматривая малыша. Он улыбнулся и произнес: – Тамин.

– Тамин, – повторил Создатель и накрыл личико ребенка ладонью.

– Благодарю, Отец, – прошептала я и устало улыбнулась.

Теперь я знала, зачем мы пришли в священные земли, и знала имя моего сына:

– Тамин…