На пороге прошлого

Глава 9

Гул человеческих голосов катился над поляной, словно полноводная река. Она несла свои чистые воды, то разлетаясь радужными брызгами веселого смеха, то грохотала на порогах, когда кто-нибудь повышал тон в азартном споре. И было это без всякой злобы, лишь с одной целью – донести до оппонента свою точку зрения, перекрыв голосом громкие взрывы хохота зрителей, слушавших болтунов.

Да и как было молчать, когда уже успели разнести буртан, и люди воздавали должное этому легкому и веселящему напитку? Столы переместили на край поляны, куда отправились и мы. А освободившееся место занимали те, кто желал танцевать, пока не ослабеют ноги или не сотрутся туфли.

– Недурно! – причмокнув, воскликнул магистр, опустошив очередной стакан с буртаном. – В самом деле, недурно! Не пьянит, но бодрит.

– Если слишком увлечетесь, то всё поменяется, – с улыбкой сказал ему Танияр. – Буртан коварен, Морт, не стоит верить его легкости слишком истово. Но воздать должное необходимо. – И он поднял свой стакан. – За возрождение!

– За возрождение! – с воодушевлением подхватил Элькос.

Мама важно кивнула:

– Добрые слова.

– Лучшие, – улыбнулась я и подняла свой стакан, в котором была налита вода. – Этот мир слишком долго угасал в забвении. За возрождение!

За великое дело, угодное духам, выпили все, кто находился рядом и слышал слова дайна, и даже те, кто не слышал, но увидел, что правитель держит в руках стакан.

– Хорошо, – крякнул Улбах, вытерев рот тыльной стороной ладони. – Я бы мог выпить весь буртан, какой есть в Айдыгере, и голова бы моя осталась чистой.

– На то ты и вожак кийрамов, – легко согласился с ним Танияр, привычно польстив союзнику, чтобы не ввязываться в состязание. Проиграть на глазах айдыгерцев он не мог, как и выиграть, чтобы не пробудить в союзнике желания продолжать бессмысленный спор.

Кийрам самодовольно ухмыльнулся, принимая добровольную сдачу тагайни. Дайкари – жена Улбаха, посмотрела на мужа с гордостью – для нее сомнений в том, кто сильнее, не было. Впрочем, и для меня этих сомнений не имелось, и потому я подарила взгляд, полный обожания, своему супругу.

А после перевела взор на танцующих и тихо вздохнула, почувствовав укол зависти. В прошлом году я тоже была среди них, тоже отплясывала, не жалея ног, и вместе со мной танцевал Танияр. Это было восхитительно! Я бы и сейчас с радостью вышла в центр поляны, но подобная роскошь была мне, увы, недоступна. По крайней мере, еще сегодня, а завтра мне будет не до танцев… И я снова вздохнула.

– О чем грустишь, дочка? – спросила меня мама.

– Ноги рвутся в пляс, а чрево держит на месте, – с улыбкой ответила я.

– Мы устроим праздник в честь рождения нашего сына, и тогда ты станцуешь, – накрыв мою талию ладонью, сказал Танияр, и я потянулась к нему.

Дайн поцеловал меня, одарил новой улыбкой, и я уместила голову у него на плече. А в следующее мгновение глаза мои округлились, и я радостно воскликнула:

– Как же замечательно, милый, смотри!

Танияр проследил взглядом направление, куда я указывала, и негромко хмыкнул. Мы смотрели на одну из пар, и я ощущала глубочайшее удовлетворение. Юноша-тагайни, уже считавшийся мужчиной, вытащил в круг девушку-пагчи. Он некоторое время показывал ей на другие пары, явно объяснял, как нужно танцевать, но прелестница махнула рукой и танцевала так, как научилась в своем племени. Парень с минуту наблюдал за ней, а после присоединился, но по-своему. И скажу я вам, вышло у них весьма недурно!

– Сегодня костер будет пылать для них, – услышала я и подняла взгляд на мужа, и он добавил: – Если Балчут позволит.

– О чем говоришь, Таньер? – спросил глава пагчи, услышав свое имя.

– Говорю, что у костра сегодня может появиться пагчи, если ты не запретишь.

– Чего мне запрещать? – искренне удивился Балчут. – Она взрослая, он тоже. Хотят – пусть идут к костру.

– Разве ты не этого хотел? – полюбопытствовала у дайна Учгей.

– Верно, я хотел смешения народов, – кивнул мой супруг. – Но наши традиции были слишком долго различны, и я не хочу навязывать того, к чему пагчи или кийрамы не готовы. К костру выходят по согласию. Насилием никого не обидят. Но если…

– Традиции пагче молчат, – широко улыбнулся Балчут. – Захочет Катэбай, я ее держать не стану.

– И кийрамы не против, – важно добавил Улбах.

– Значит, так угодно духам, – согласился Танияр, а мама кивнула.

А потом, глядя на юную пару, в круг вышли и остальные пагчи, а вскоре к ним присоединились и Архам с Эчиль. Илан и Хасиль уже были там, и за столом остались только мы с мужем, мама, магистр и пагчи с кийрамами.

– А хорошо бы они и после костра не разошлись, – сказала я, продолжая следить взглядом за Катэбай и Талгыром – так звали юношу.

Я узнала его – это был сын бочара Микче. Бывало, он помогал отцу на курзыме, там я его и видела. Паренек был бойкий, но улыбчивый и приятный в общении. За словом в карман не лез, но и не дерзил. Мне было неизвестно, что собой представляет Катэбай, однако уже создалось впечатление, что она под стать сыну бочара.

Впрочем, женщины-пагчи умели за себя постоять, их этому обучали наравне с мужчинами, что было вполне естественным и закономерным. Малочисленное племя, по соседству с которым жил непримиримый противник, должно быть готово защищаться. Однако это всё былое, и не стоило его ворошить на шумном празднике, который воспевал саму Жизнь.

– Если духам будет угодно, то так и случится, – ответил мне Танияр.

– Тагайни не примут, – отмахнулся Улбах. – Может, и потанцуют, и к костру выйдут, а в свой дом не приведут. Нет, не примут.

– Уже принимают, – я кивнула в сторону танцующих. – Придет время, и уже никто не будет удивляться тому, что тагайни строят семьи с пагчи, кийрамами или унгарами, ни от кого не прячась и не боясь осуждения собратьев. В конце концов так уже было когда-то. Все были равны и жили сообща, не глядя на цвет волос и глаз. Кто знает, Улбах, нет ли в тебе крови тагайни?..

Я одарила вожака таинственным взглядом, и он задрал подбородок, собираясь возразить.

– Ай-ай, Улбах, – я покачала головой. – В чем коришь тагайни, когда сам нос задираешь? Что дурного в том, что в твоих венах течет кровь не только кийрамов?

– О чем говоришь, Ашетай? – спросила Учгей, так и не дав кийраму раскрыть рта.

– О прошлом Белого мира, разумеется, – улыбнулась я. – Я не стану сейчас рассказывать обо всем, еще не время. Хочу, чтобы меня слышали все, и хочу знать всё до конца. Но кое-чем поделюсь. – Теперь я удостоилась внимания всех, кто сидел за столом. Впрочем, трое из них знали, о чем я скажу. – Еще прошлым летом мне довелось посетить последний савалар Отца. Сейчас это развалины, ничего уже не напоминает о былом величии, но Создатель показал мне его таким, каким он был во времена наших далеких предков. А еще я увидела аданов – это те, кто оберегал савалар…

– Что такое савалар? – прервал меня Улбах.

– Это такой дом, вожак, – пояснила я. – Большой, очень большой. На его стенах нарисованы все духи, народы, которых они опекали, земли, где жили эти народы. Белый мир велик, Улбах. Так велик, что ты даже не можешь себе этого представить. Однажды мы весь его обойдем и изучим. Не мы, так наши потомки. И может быть, познакомимся с теми, кто отделен от нас морями и горами. Но не об этом я хочу сейчас сказать. – Теперь меня никто не перебивал, и я продолжила: – Так вот. Отец показал мне аданов. Они стояли у входа и были похожи на ягиров. А еще двое вошли внутрь. Один из них был с белыми волосами, а второй… – выдерживая паузу, я обвела всех слушавших таинственным взглядом, а затем произнесла: – Пагчи.

На меня некоторое время смотрели недоверчивыми взглядами, а после расхохотались, и громче всех смеялся Улбах. Я смотрела на него с улыбкой и ждала, когда приступ веселья сойдет на нет. Танияр поцеловал меня в макушку, после подпер кулаком подбородок и устремил взор на танцующих. Туда же посматривал и Элькос, и мне подумалось, что наш хамче не прочь присоединиться, но пока не решается. Мама просто прикрыла глаза, и казалось, что она задремала и даже хохочущий вожак кийрамов не в силах нарушить ее сна.

– Ну и повеселила ты, Ашити. – Улбах смахнул с глаз набежавшие слезы, еще раз хмыкнул и наконец успокоился.

– Ашетай, ты говоришь правду? – спросил Балчут.

– Почему ты мне веришь? – полюбопытствовала я.

– Таньер не смеялся, и Ашет тоже не улыбнулась, – ответил глава пагчи.

– Верно, – кивнула я с улыбкой. – Потому что я не солгала ни словом. Того адана-пагчи звали Сулах. Так его называл главный адан – Шамхар. Думаю, Отец показал мне последний день существования последнего савалара. Это было восстание Илгиза, и аданы готовились защищать святыню ценой своей жизни. Я не могу сказать, выжил ли кто-то из них в тот день, это мне неведомо. Но ведомо иное.

– Что? – спросил Кхыл, придвинувшись ближе.

В отличие от брата, Улбах еще хранил на лице следы скептицизма, даже усмехнулся и покачал головой, но в своей эмоции, похоже, был единственным. В глазах остальных я видела разгоравшуюся искру любопытства.

– А то, Кхыл, что я знаю, откуда пришли кийрамы, – ответила я. – На стенах савалара были нарисованы земли, которые заселяли народы, созданные Белом Духом. Земля кийрамов называлась Хайнударин. И это был остров… Большой кусок земли, окруженный водой. А неподалеку от него находился другой остров – Тагударин, и там жили дьергины. Так именовался народ, которому покровительствовал Тагудар, но куда они ушли и живы ли до сих пор, я сказать не могу. Попросту не знаю.

– А пагче, Ашетай? – спросила Учгей.

– Земля пагчи называлась Дурпакан, а кто-то называл его Катыр милек – Земля теней. – Прикрыв глаза, я продекламировала строки, так глубоко запавшие мне в память, будто я заучивала их: – В густых лесах всегда было сумрачно и пахло сырой землей. Пагчи, благородные дети леса, берегли зеленых братьев и никогда не строили своих харатов там, где густо росли деревья. А те, кто желал жить в лесу, строили алауры прямо в кронах.

– А кийрамы? Как жили кийрамы? – спросила Дайкари. Улбах покосился на жену, но недовольства не выказал, а значит, и он ощутил любопытство.

Я уже была готова дать ей ответ, но успела только открыть рот, потому что на стол обрушился удар тяжелого кулака. Стаканы жалобно звякнули, и все взоры обратились на Балчута. Он был похож на грозовую тучу, и молнии готовы были вот-вот обрушиться на землю.

– Откуда?! – прогрохотал глава пагчи. – Откуда ты знаешь священные слова и наши легенды?! Говори, Ашетай, кто выдал тебе то, что не ведомо никому, кроме пагче?!

– Балчут, – голос Танияра прозвучал спокойно, но ответную угрозу я ощутила кожей и взглянула на мужа с беспокойством. – Перед тобой твоя дайнани и моя жена. Когда открываешь рот, чтобы драть на нее глотку, должен помнить, что бить в ответ буду я. Не пощажу.

– Милый… – я взяла его за руку.

– Верно говорит, – кивнула мама, так и не открыв глаз. – Пагчи стали айдыгерцами. Сами решили, сами власть дайна и дайнани приняли, значит, и о почтении должны помнить. Сами. Дайн в своем праве, такова воля Отца, – закончила она.

– Но я хочу знать… – начал Балчут, всё еще пылавший от гнева.

Чтобы не обострять вдруг накалившуюся ситуацию, чего, признаться, не ожидала, я поспешила заговорить:

– Это не тайные знания, Балчут. И не священные слова пагчи. Это забытое прошлое твоего народа. Хвала духам, что вы сберегли знания о нем хотя бы в легендах, однако это данность, существовавшая еще до восстания Илгиза. Ты хочешь знать, кто мне рассказал? Я отвечу – Шамхар. Тот самый адан, которого мне показал Создатель. Он рассказал мне много всего: от рождения Белого Духа до падения мира. А еще он рассказал мне, что народы, жившие обособленно друг от друга, однажды перемешались. Обменивались знаниями, учились, обучали, любили, женились, плодились. Они не различали Покровителей, цвет волос и глаз. Если ты зайдешь в наш дом, то увидишь картину, которую мы с Танияром принесли из моего мира. Так вот, твои предки умели рисовать так же. Они умели много того, о чем вы, их потомки, даже не подозреваете. И сейчас, если бы они могли взглянуть на нас, то даже тагайни показались бы им дикарями…

– Вожак, – меня прервал голос одного из кийрамов. Он подошел к столу, пока я говорила. – Дозволь показать охоту.

– Показывай, – больше отмахнулся, чем разрешил Улбах, а после кивнул мне: – Говори, Ашити.

Я проводила взглядом подходившего кийрама и, прежде чем продолжить, спросила:

– О чем он говорил? Хотят устроить охоту?

– Ты уже видела, – снова отмахнулся Улбах. – Говори дальше.

Нахмурившись, я попыталась понять, что же я видела, но вскоре усмехнулась – представление. Кийрамы решили показать тагайни те сценки, которые мы видели при первом посещении их леса. Тоже своего рода тайные знания и традиции, которыми племя решило поделиться. А Балчут кулаками стучит. Фыркнув от этой мысли, я одарила пагчи укоризненным взглядом, он был задумчив и моего недовольства не заметил. Зато рядом заерзал вожак, желание которого проигнорировали уже дважды.

– А что еще сказать? – я пожала плечами. – Я хотела показать вам, что однажды люди уже жили в мире и согласии, и если сегодня Катэбай и Талгыр встретили друг друга, значит, мы идем путем, который нам указал Отец. Он желает возрождения забытого, и мы исполним Его волю. Балчут, – позвала я, и пагчи поднял на меня взгляд, – я бы хотела послушать ваши легенды. Шамхар рассказал много, но он не мог поведать подробно обо всем. Прошу тебя разделить со мной знания пагчи.

– Покажи то, что принесла из своего мира, – не дав ответа на мою просьбу, произнес Балчут.

Впрочем, я поняла, что он ищет подтверждения моих слов, прежде чем откроет тайны своего племени, которые до настоящего времени считались священными знаниями. Отказывать ему не было ни смысла, ни желания. Я уже приподнялась, чтобы пройтись до дома, но меня остановил Танияр.

– Я покажу картину, – сказал он с едва приметной улыбкой. А после кивнул Балчуту: – Идем.

– Я тоже хочу посмотреть, – объявил Улбах, но так и остался на своем месте, – потом. Расскажи про кийрамов, Ашити.

– Да, – подхватил его брат, а кийрамки просто кивнули, поддержав своих мужей.

Я улыбнулась и приступила к повествованию. Впрочем, было оно коротким, потому что Шамхар и вправду не описывал каждый народ в подробностях, но постарался перечислить всех, кто населял Белый мир, их традиции и местоположение до того, как произошло смешение.

И пока я говорила, к нашему столу подошла женщина лет тридцати пяти, может, чуть меньше. Лицо ее было хорошо мне знакомо, но сразу вспомнить, кто это, я не смогла. Женщина обошла стол и взяла за руку Элькоса. Он ответил удивленным взглядом, и тагайни потянула его за собой.

– Идем, хамче, – произнесла она, глядя на магистра с лукавой улыбкой. – Не для того Отец дает тебе силы, чтобы ты корни пускал. Твои зимы таят одна за другой, а ты всё как старик – не пошевелишься.

– Простите? – опешил Элькос, и мама его подтолкнула:

– Иди-иди, раз зовут. Кровь твою сила Создателя согрела, а добрый танец ее вскипятит.

– Но я не умею…

– Идите, друг мой, даме отказывать не пристало, – с широкой улыбкой поддержала я шаманку, ненадолго прервав свой рассказ. А затем добавила: – Молодому мужчине не пристало сидеть подле пожилых да беременных.

– Негодница, – погрозил мне пальцем маг и все-таки поддался женщине. И когда они уже отходили, я услышала: – Как звать тебя, прелестница?

– Эрихэ, – ответила она. – Как ты меня назвал?

Дальше я уже не слушала, потому что задумалась над именем. Эрихэ… И вспомнила. Швея Эрихэ была подругой вышивальщицы, брат которой создавал восхитительные ткани. А еще она была вдовой уже две зимы, и, похоже, помолодевший хамче ей приглянулся. Было бы недурно, потому что Элькосу давно уже пора было обзавестись сердечной привязанностью…

И в эту минуту я поняла, что никогда в жизни не интересовалась личной жизнью старого друга. Любил ли он кого-то? Была ли невеста? Да и вообще, как проводил свой досуг зрелый мужчина, несомненно имевший определенные потребности. Впрочем, именно этот вопрос я бы задать магистру не решилась, как и он не стал бы на него отвечать. Причиной тому был возраст и наши взаимоотношения. Элькос воспринимал меня как дочь, а я его как своего родного дядюшку. А у дядюшки не станешь спрашивать об удовлетворении его… потребностей.

Однако станцевать новоявленная пара так и не успела, пока по крайней мере. И причиной тому стала «охота» кийрамов. Музыка замолчала, и люди начали рассаживаться в круг прямо на траву. Заметив необычное поведение взрослых, поспешили к ним и дети. Они рассаживались рядом с родителями или же оставались стоять за их спинами, чтобы было лучше видно. Но из-за этого к кругу поспешили те, кто остался за столами, потому что тоже желали знать, что происходит. Остались сидеть только мы. Кийрамы на такие представления насмотрелись, я уже тоже видела, а мама продолжала слушать то, что я рассказываю.

А когда кийрамы начали «охоту», вернулись Танияр и Балчут с Учгей. Заинтересованные происходящим, пагчи ушли к кругу, а мой супруг вернулся на свое место. Я не сводила с него взгляда, и дайн вопросительно приподнял брови. Мне захотелось его стукнуть, потому что не понять моего любопытства было попросту невозможно! Мне так кажется.

– Что, свет моей души? – спросил Танияр.

– Что сказал Балчут? – все-таки снизошла я до пояснений.

– Ему понравилось, – ответил дайн, и я в возмущении округлила глаза.

Конечно, понравилось! Как работа Элдера могла не понравиться? Тем более людям, которые даже не представляли, что можно сотворить простое волшебство краской и кистью. Но! Меня волновало иное, и мне казалось, что это столь ясно читается на моем лице, что не понять попросту невозможно. Однако…

– Учгей тоже понравилось, – заверил меня муж. – Пагчи сказали, что слышат дыхание людей с полотна. И твое платье им тоже понравилось. Знаешь, жизнь моя, я по глазам видел, что Учгей хотела бы такое. Прекрасное платье, и ты в нем восхитительна.

– Ты издеваешься?! – вопросила я, но уже через мгновение прищурилась и более уверенно кивнула: – Ты издеваешься.

Дайн широко улыбнулся, после привлек меня к себе и звонко расцеловал в щеки. Я тут же стерла с лица его поцелуи.

– Никогда и ни за что я больше не буду с тобой целоваться, – объявила я.

– Уже не целовалась, – напомнил Танияр.

Ответив суровым взглядом, я ткнула пальцем ему в грудь и произнесла безапелляционным тоном:

– Теперь уже точно. Теперь совсем никогда и окончательно ни за что. Ты услышал меня, сын Вазама?

– Да, – кивнул дайн и… прижался к моим губам, а когда отстранился, подмигнул. – Я всё услышал, дочь Ашит, и клянусь, что буду целовать тебя всегда и просто так. Даром, – закончил супруг и хохотнул, когда я все-таки ткнула его кулаком в живот.

Я обернулась к шаманке.

– Мама!

– Между мужем и женой не полезу, – ответила она и, поднявшись из-за стола, направилась к кругу. Кажется, представление ее все-таки заинтересовало.

Оставшись без защиты и поддержки, я опять посмотрела на супруга, и он, хмыкнув, наконец ответил:

– Балчут ничего не сказал, но он думает. Добрый знак. Поговори с ним сама, думаю, он согласится.

Расслабившись, я кивнула. Танияр с нескрываемой иронией вновь вопросительно приподнял брови, а я задрала нос, но воздушный поцелуй ему послала, не забыв сопроводить комментарием:

– Зато даром.

– У тебя невероятно щедрая душа, дайнани, – ответствовал супруг и рассмеялся.

Я отвернулась, так скрывая улыбку, и посмотрела на то, что происходило в круге. Однако зрелище меня не захватило, потому что мысли уже текли по иному руслу.

– Улбах, – позвала я кийрама и, когда вожак посмотрел на меня, я спросила: – А вы храните знания о прошлом? Легенды, сказания? Может, ты услышал что-то знакомое, когда я рассказывала о Хайнударине?

Он пожал плечами.

– Сказки у нас есть, но ничего такого, как у пагчи. – Он немного помолчал, а потом задал свой вопрос: – Ты сказала, что не хочешь говорить много. Почему?

– Про кийрамов я рассказала всё, что знаю, – ответила я, но Улбах отрицательно покачал головой.

– Про всё, что рассказал Шамхар.

– Потому что я хочу знать больше, – сказала я и вновь посмотрела на представление кийрамов.

Тагайни живо откликались на происходящее, выкрикивали комментарии, взмахивали руками и смеялись, узнавая животных, которых показывали им гости. Улыбнувшись, я вновь поглядела на вожака.

– Знаешь, у Илгиза тоже были свои подопечные, – произнесла я. – Прошлым летом один ученый человек говорил, что после восстания Илгиза от прошлого остался только Курменай. Все земли, которые лежат от гор, были Курменаем. Но потом он распался, и появились таганы со своими каанами. Еще он говорил, что виноваты в распаде племена и что первыми ушли шайсы, а за ними и остальные, а потом земли начали дробить. Он знает лишь примерно, что происходило в то время…

– Еще бы, – вдруг фыркнул Кхыл, прервав меня этим. – Кто еще будет виноватым у тагайни?

– Ты прав, – улыбнулась я. – И не прав одновременно. Если посмотреть с другой стороны, то взаимная неприязнь может иметь корни именно в том периоде… Я хотела сказать, что эта враждебность может тянуться именно с распада Курменая. Фендар поминал некий спор, после которого ушли шайсы. Кто и о чем спорил, он не знает и выдумывать не стал. Так вот если народы, ставшие племенами, были причиной ослабления остатков былого мира, то это могло привести к началу вражды. И в то же время племена могли уйти из-за обиды на тагайни. И я хочу это знать. Но не только это.

– А что еще? – спросила Дайкари.

– Ну вот взять хотя бы этих таинственных шайсов. Когда Фендар упоминал их, я еще не знала того, о чем поведал мне Шамхар. А когда читала его, то узнала, что Илгиз был Покровителем именно этого народа. Но! Шайсы были шатенами… Имели цвет волос как у кийрамов и голубые глаза. Однако они ушли от Покровителя вместе с другими народами, а служат Предателю иные племена, и беловолосых среди них больше прочих. О шайсах же никто ныне даже не слышал. Куда же они ушли? В другие земли? Или же все-таки вернулись к Илгизу и живут где-то в горах? И почему они ушли? Почему распался Курменай на самом деле? И почему святилище Отца в этом харате не замерзло? Вопросов невероятное множество, Улбах. И прежде чем я открою детям Белого Духа правду об их прошлом, мне нужно знать ответы на все вопросы. Хотя бы на большую часть, чтобы незнание не породило новую междоусобицу и неприязнь. Кхыл очень наглядно показал, что мои опасения справедливы.

– А если никогда не узнаешь? – снова спросила Дайкари.

– Скоро в Иртэген прибудет Фендар, – ответил вместо меня Танияр. – Нам есть что ему предложить, чтобы он начал искать ответы на наши вопросы. Но если они так и не найдутся, то мы расскажем всё, что знаем…

– Однако о распаде Курменая, не зная точного ответа, умолчим, – закончила я. – Мы хотим вернуть единение народов. Не единение в новый Курменай, но душами.

– Духам не нужна наша вражда, они хотят снова видеть, как люди открывают друг другу объятия, – добавил дайн. – И потому мы пьем за возрождение Белого мира и его истории.

Мой супруг, успевший наполнить стаканы, поднял свой, и теперь, понимая, что означают его слова, кийрамы отозвались:

– За возрождение.

А я улыбнулась, ощутив умиротворение. Союз с кийрамами с этой минуты стал еще крепче, это я понимала, глядя в серьезные лица подопечных Хайнудара. Они поверили, приняли, и это было добрым знаком. И Улбах подтвердил мои мысли одной фразой:

– Я спрошу хигни, может, у них есть легенды о прошлом.

– Добрая весть, – кивнул Танияр. – Может, и у унгаров что-то найдется. Глядишь, насобираем осколков памяти.

– Как хорошо ты сказал, жизнь моя, – улыбнулась я. – Осколки памяти. Так мы и назовем наш первый шахасат.

– Друзья! – голос магистра, разнесшийся по поляне, привлек наше внимание. – Я тоже хочу кое-что показать вам.

– Как любопытно, – пробормотала я. – Идемте посмотрим поближе, это должно быть что-то примечательное.

Возражений не нашлось. И если кийрамы попросту не понимали, чего ждать, то мы с Танияром были поистине заинтригованы. Впрочем, супруг мой не сразу пошел за мной, он отстал, а мы отправились к тем, кто сидел на траве в ожидании зрелища.

Мама не сидела, она стояла за спинами остальных зрителей и смотрела в центр круга. Подойдя, я обняла ее за плечи. Она похлопала меня по руке, но головы не повернула и ничего не сказала. Как и шаманка, я осталась стоять на ногах, понимая, что подняться с земли мне будет непросто, а потому решила не садиться.

– Друзья, – снова произнес Элькос, – я хочу показать вам, как охотятся в мире, откуда пришли мы с дайнани. Прошу вас не пугаться и не разбегаться, даже если очень захочется. – Люди рассмеялись. Они не знали, о чем говорит хамче, а вот я уже поняла и даже ощутила предвкушение. – И тем не менее я прошу вас помнить, что ничего из того, что вы увидите, не может причинить вам вреда.

В это мгновение подошел Танияр, и супруг тронул меня за плечо:

– Жизнь моя, присаживайся, тебе тяжело стоять. Вещая, окажи милость.

Обернувшись, я испытала прилив благодарности – дайн принес скамейку, стоявшую у стола. Ни я, ни мама возражать не стали. Хватило места и самому Танияру.

– Мы готовы смотреть, хамче! – выкрикнул кто-то из зрителей, и люди рассмеялись.

Магистр на миг задержал на мне лукавый взгляд, улыбнулся, а после склонился в изящном поклоне, отточенном за годы службы при королевском дворе. И люди снова рассмеялись, воспринимая этот жест за часть представления. Элькос распрямился, после повел рукой, и…

По поляне прокатился звук звонкого охотничьего рога. О-о, как же хорошо я знала этот звук! Я столько раз слышала его, что не перепутала бы ни с чем более. После послышался топот копыт множества лошадей. А затем он утонул в яростном собачьем перелае.

Люди завертели головами, кто-то даже начал вскакивать на ноги в поисках источника неведомого звука, но уже через мгновение им стало не до того. На поляну ворвался олень. Голову его украшали восхитительные ветвистые рога. Олень промчался через круг зрителей и в прыжке перелетел тех, кто оказался на его пути.

Я видела, как люди втягивают головы в плечи, уверовав в реалистичность происходящего. Кто-то и вовсе с криком накрыл голову руками, когда над ним промелькнули копыта.

– Спокойно! – прокричал Элькос, но я не могла бы сказать с уверенностью, что его расслышали.

Впрочем, за оленем уже бежала разгоряченная погоней свора гончих, а следом за ним на поляну выскочили и охотники. Впереди всех скакал на вороном жеребце сам государь Камерата Ивер Стренхетт.

– Мама, – сжав ладонь шаманки, я указала на него, – это король. Тот самый Ив, чьей женой я чуть не стала.

– Тьфу, – только и ответила шаманка, выказав к монарху пренебрежительное отношение. – А это херцык?

– Верно, – улыбнулась я. – За королем скачет Нибо Ришем. Ох… Фьер! Мама, смотри, рядом с герцогом молодой мужчина в черной охотничьей куртке – это Фьер Гард, мой добрый друг.

– Хороший человек, – покивала шаманка.

Тем временем собаки нагнали оленя и окружили его. Бедное животное выставило им навстречу рога, но сбежать уже из ловушки не смогло. Охотники вскинули ружья, кроме Гарда. Я отвернулась и заткнула уши. Даже в иллюзии я не желала видеть убийства несчастного оленя.

И все-таки грохот нескольких выстрелов я услышала, посмотрела на охотников и увидела, как Ив победно вскинул ружье над головой.

– Государь, вы опять не промахнулись! – воскликнул Дренг, он, разумеется, тоже был здесь.

– Я никогда не промахиваюсь! – весело ответил король.

Егеря отгоняли собак – это я увидела краем глаза, но более подробно рассматривать не пожелала. Вместо этого я поглядела в центр распавшегося ныне круга и увидела, что охотники исчезли. Магистр перенес нас на поляну для пикников…

– Ашити! Это же наша Ашити!

Я и вправду была там, одетая в одно из своих любимых легких платьев и с волосами, подобранными в прическу, какой не носила в Белом мире. А рядом, держа меня под руку, находилась Айлид Энкетт – моя подруга и шпион, правда, шпион по собственному почину. Мы о чем-то негромко переговаривались и время от времени смеялись.

– Мама, смотри, – я указала на мужчину, который приближался ко мне, – это мой дядюшка, его сиятельство граф Доло, глава нашего рода и мой наставник. А женщина, с которой я разговариваю, – моя подруга.

А в следующую минуту я нахмурилась. То, что происходило на поляне, и моя одежда – всё это было из периода моего фавора, а значит, король, вернувшись на поляну, должен был непременно обнять меня. Это было вовсе не то, что бы мне хотелось показать мужу и людям, знавшим меня вовсе не как любовницу монарха. Но в следующее мгновение я осознала, что дядюшка не является участником жизни Двора того времени. Выходит, Элькос внес некоторые изменения.

Посмотрев на супруга, я увидела, что он рассматривает происходящее с искренним любопытством. Для него эта иллюзия была возможностью заглянуть в мою жизнь до Белого мира. Почувствовав мой взгляд, Танияр повернул голову и тепло улыбнулся.

– Ты очень красивая, – сказал дайн. – И такая, – он кивнул на иллюзию, а затем снова посмотрел на меня, – и такая. Везде лучше всех.

– Ты предвзят, – ответила я и вдруг смущенно зарделась.

Он отрицательно покачал головой, а после провел по моей щеке костяшкой согнутого пальца.

– Я зоркий, честный и дайн, – с улыбкой произнес Танияр. – Первый в роду, ты же помнишь? Как я могу быть предвзят?

– И болтун, – усмехнулась рядом мама, слушавшая нас.

Однако ни возразить, ни опровергнуть ее замечания никто не успел, потому что снова раздался звук охотничьего рожка. А потом на поляну для пикников выскочил королевский жеребец. Ив поднял его на дыбы и выкрикнул:

– Баронесса, вы принесли нам удачу!

И я окончательно расслабилась. Несмотря на то что Элькос явил время моего сожительства с монархом, реплику он все-таки взял из моей первой большой охоты, когда я еще была фрейлиной его тетки. Хвала богам, ее магистр показывать не стал. Даже спустя время видеть эту женщину мне не хотелось.

Иллюзорная я, едва выпрямившись после приветствия государя, снова присела в реверансе. И на этом всё исчезло, явление трофея и прочие развлечения после возвращения охотников маг показывать не стал. Однако…

– Друзья, кто успел отбежать, возвращайтесь! – воскликнул Элькос. – Я ведь говорил вам, что опасаться нечего.

– Что это было, хамче? – послышался первый вопрос.

– Откуда пришли?

– Да! И куда делись?

– Почему Ашити была и там и здесь?

– Хамче, как ты это сделал?

Те, кто отбежал от гнавших на них лошадей, осторожно приблизились к своим местам. Они уже возвращались, когда Элькос перенес нас на поляну для пикников, но при звуках охотничьего рога предпочли снова отойти. Помедлив, люди все-таки расселись. Мне хотелось и рассмеяться, и укорить мага за то, что напугал тагайни, еще не встречавшихся с иллюзией. Эчиль с детьми уже видела, а остальные еще нет. Мог бы показать и что-то менее… стремительное.

– Друзья мои, – снова заговорил магистр, когда поток вопросов немного иссяк, – ничего из того, что вы сейчас увидели, на самом деле нет. Это называется иллюзия. Впрочем, само событие имело место, но в прошлом и в другом мире, а это лишь мое воспоминание, которым я с вами поделился. Если захотите, то позже я подробно объясню вам, что именно вы видели. Но прежде я хочу показать вам другие мои воспоминания. Они мне дороги, потому что это были одни из самых светлых минут моей жизни. Хотите увидеть свою дайнани, какой никогда не видели?

– Да! – живо отозвались люди, и громче всех это сделал мой супруг.

Он одарил меня веселым взглядом, а я, отмахнувшись, снова зарделась, но уже спустя миг и сама преисполнилась любопытством. Мне было интересно, что покажет Элькос. Айдыгерцам тоже.

– Никто на нас больше не будет прыгать? – все-таки спросила женщина, только что усевшаяся на прежнее место.

– Нет, – магистр весело рассмеялся. А после развел руки в стороны…

В центре поляны появилась матушка. Она шла неспешно, время от времени поглядывая вниз, и на губах ее блуждала ласковая улыбка. Она была предназначена девочке двух лет. На головке, покрытой рыжими волосами, была повязана лента, которую венчал большой бант. На девчушке было надето миленькое атласное розовое платьице, из-под короткого подола которого выглядывали кружевные оборки таких же атласных панталончиков.

Но вот матушка остановилась, привлеченная приблизившимся лакеем, и девчушка, то есть я, отпустив палец, за который держалась, деловито зашагала дальше. Но споткнулась и упала на четвереньки.

– Шанни! – воскликнула матушка и поспешила за мной.

Однако я успела подняться на ноги и дала стрекача, насколько могла это сделать в два года. На призыв родительницы я махнула ручкой и ответила категорично:

– Нет!

– Ветер – всегда ветер, – усмехнулась мама.

После появилась я, но уже лет пяти. Ухватив стул за спинку, я завалила его и тянула к холодному камину. Он волочился позади меня и громко чиркал ножками по паркету. Дотащив его, я поставила стул в более подобающее ему положение и залезла с ногами. Мое внимание привлекли часы, стоявшие на каминной полке.

Дотянувшись, я попыталась подтащить их к себе, но не преуспела, и часы полетели на пол. Раздался грохот, звон разбившегося стекла на циферблате, и какая-то деталь вылетела наружу. Посмотрев на то, что сотворила, я шлепнула себя ладошкой по лбу и, усевшись на стул, подперла щеку кулаком. И когда в гостиную вбежала встревоженная матушка, моя юная милость объявила, разведя руками:

– Зачем вы купили негодные часы? Их даже ронять нельзя. Совсем негодные часы.

– Дитя мое, зачем вы полезли туда? – вопросила явно опешившая матушка. – Вы ведь могли упасть и разбиться.

– Я же не часы, чтобы разбиться, – справедливо заметила я. После слезла со стула, снова ухватила его за спинку и потащила за собой, не забыв дать рекомендацию: – Часы надо новые купить. Только хорошие. А эти совсем негодные.

Рядом рассмеялся Танияр. Он понимал каждое слово из того, что говорили иллюзии. Остальным переводил сам Элькос. Впрочем, развеселился не только дайн. Люди тоже смеялись. И не исключаю, что не столько над словами, сколько над самим моим образом. А он был уморителен, стоит признаться.

Эпизоды из моей жизни сменяли один другой, и на каждом я становилась всё взрослее и взрослее. Вот уже появилась и сестрица, и я тянула ее за собой во все свои шалости и проделки. А их хватало. То я лезла на дерево, то стояла на крыше сарая, о котором вспомнил батюшка, когда требовал показать шрам на щиколотке. То мы сбегали с уроков, а то я щекотала Амбер, лежавшую в траве, и сестрица заходилась от хохота и визга.

А потом было мое представление свету и скачки на Стреле. Уговоры Аметиста и игра в батфлен под окнами королевского кабинета. Но ни короля, ни герцогини в этот момент не было, только я, Фьер Гард и Айлид Энкетт и наша веселая возня в борьбе за мяч. Значит, и Элькос тогда наблюдал за нами.

Развлечение вышло на славу. Народ веселился и выкрикивал комментарии. Я и сама посмеивалась, наблюдая за собой со стороны. И когда глядела на собственное детство, то особенно хорошо понимала жалобы матушки на то, что эта пара доставила ей немало переживаний. Было от чего! Но… ветер – всегда ветер, как сказала мама Ашит.

– Хэлл, – прошептала я, привычно ловя ладонью ветер. – Благодарю…

– Еще, хамче, покажи еще! – закричали люди, когда иллюзия рассеялась.

– Что еще помнишь?

– Еще хотим!

– Что хотите посмотреть? – спросил Элькос.

– Зверей покажи! – выкрикнул Улбах. – Волка! Ашити говорила про волка.

– Мышь! – рассмеялась Учгей. – Ашетай говорила, что это самый страшный зверь.

– Воинов покажи, – крикнул кто-то из ягиров.

– Мейтта! – Я узнала голос Юглуса. – Того, чьим именем рырха назвали.

– Похоже, Эрихэ так сегодня и не дождется своего кавалера, – усмехнулась я и покривилась.

У меня заныл низ живота. И если какое-то время я не обращала на это внимания, то теперь боль начала усиливаться, и краски праздника как-то вдруг померкли. Мне захотелось уйти с поляны и прилечь.

– Что, Ашити? – заметив, как начало меняться мое настроение, спросил Танияр.

Но ответила ему шаманка:

– На заре сына на руки возьмешь. Время пришло. Идемте.

– Ты же говорила – после праздника, – растерянно произнесла я. – Праздник еще не закончился.

– Уже смеркается, скоро закончится, – отмахнулась мама, и я протяжно вздохнула:

– О-ох…