На пороге прошлого

Глава 18

– Ну что скажешь?

Хасиль нервно потерла руки. Она была напряжена, и это было заметно сразу. Я подошла к ней и накрыла плечи ладонями. От неожиданности, а может, и из-за сильного волнения моя бывшая невестка дернулась, почти отшатнулась. Я удержала ее.

– Ты умница, Хасиль, – сказала я, и женщина порывисто обернулась.

– Правда? – едва ли не с сомнением спросила она.

Я широко улыбнулась, но не насмехаясь, а лишь по той причине, что Хасиль в этот момент была трогательна в своих сомнениях и немного забавна. Она мгновенно вспыхнула, и я укоризненно покачала головой.

– Когда же ты перестанешь ожидать нападения? – спросила я, беря ее за руки. – Я не смеюсь над тобой, Хасиль, потому что для этого нет ни повода, ни желания. И я не обманула тебя ни словом – ты умница. – После развернула ее лицом к больнице, из которой мы только что вышли. – Посмотри, дорогая, какую большую работу ты сделала. Сколько заботы и любви вложено в этот дом. Мы ведь с Эчиль почти не приближались к твоему детищу, это всё ты сотворила сама.

– Но вы мне подсказали, – чуть ворчливо ответила бывшая свояченица. Однако и с ее стороны это не стало проявлением недовольства. Хасиль была смущена. – Без вас я бы не знала, с чего начать и как сделать.

– Все с чего-то начинают, – улыбнулась я. – Мы учимся всю жизнь, и хорошо, когда рядом есть мудрые учителя и добрые друзья. Всё вышло замечательно, и ты можешь начинать принимать пациентов. Но ты должна помнить, что прежде будет много любопытных носов, которые придут без дела, зато с целой охапкой советов. Ты помнишь, как я просила себя вести в этом случае?

– Помню, – она протяжно вздохнула, – и постараюсь не злиться и не ругаться. Уж лучше пусть побыстрей пройдут и успокоятся.

– Верно, – хмыкнула я. – Однако, если тебе потребуется моя помощь, ты знаешь, где меня найти. Я приду и поговорю с зеваками. Но постарайся полагаться на себя, так будет лучше для тебя самой и для дела.

– Помню, – кивнула Хасиль.

Обняв ее, я еще раз посмотрела на нашу первую больницу. Она и вправду вышла чудесной. Снаружи это был большой дом, казавшийся совершенно новым, хотя был надстроен только второй этаж. Резные наличники на крыше и окнах казались ажурным кружевом, до того тонки и искусны они были. Как и мечтала Хасиль, больница вышла красивой.

Но не за это я хвалила ее. Внешний вид – это заслуга плотников и резчиков, а вот обустройством занималась наша лекарша. Она учла всё, о чем мы говорили, еще и кое-что добавила от себя. Я с интересом прошла по палатам, заглянула в хозяйственные помещения, на кухню, одобрительно покивала, увидев не один, а два лихура, и это помимо места для умываний в каждой палате. А в одном из помещений с минуту смотрела на несколько лавок, пару столиков и набор для напитков.

– Что это? – спросила я с любопытством.

– Захотят поговорить, пусть не в галеме говорят, а сюда идут. И наговорятся, и этмена попьют, сладость съедят, еще и в кегче поиграют, – ответила она, и я одобрила такое решение.

Ах да, вы ведь не поняли, о чем говорила Хасиль. Галем – так звучало на языке Белого мира «палата». Его дала Эчиль, и я одобрила, потому что уже было принято решение не навязывать людям названий в звучании моего родного мира. Так что больница стала – бирчек, палата – галем, а кегче и так была, но, как вы уже поняли, являлась настольной игрой. Для нее использовались костяные пластинки – кечи. Признаться, я ее не освоила. Как-то всегда было чем заняться, кроме настольных игр.

Однако сказать я хотела вовсе не о названиях и игре, а о придумке Хасиль. Она и вправду молодец. Зная норов тагайни, вполне стоило ожидать столпотворений из пациентов и их родственников, которым захочется непременно обсудить что-то очень важное и непременно в этот самый момент. И как же остальные останутся в стороне? И если рядом будет лежать тот, кому плохо, то все эти разговоры ему будут мешать. А вот в комнате для досуга, у которой тоже имелось название – пухат, устроить посиделки было не только хорошей идеей, но и даже нужной. Единственное, что я рекомендовала, – это не кормить сладостями, а предлагать посетителям приносить их с собой. Иначе пухат станет не местом для досуга больных, а проходным двором.

В общем, я проделанной работой осталось довольна. Что до финансирования, то оно шло из казны дайната. У меня уже была расписана статья расходов. Так что выходило, хоть заведовала больницей Хасиль, было это все-таки государственное учреждение. Бывшая каанша об этом знала. Разумеется, вспыхнула, задрала нос, даже едва не пустила слезу, заподозрив, что ее хотят унизить. Мы посидели, поговорили, обсудили содержание больницы, и строптивица осознала, что больница не спонтанный госпиталь, который исчезнет уже на следующий день. Вроде того, который я организовала прошлым летом перед главной битвой с двумя таганами.

– Ты можешь взять бирчек (больницу) только на собственное обеспечение, – втолковывала я. – Постельное белье больные могут приносить свое, но это иртэгенцы. А если приезжие? А если, не дай Создатель, опять потребуется для раненых? Они ведь не смогут сражаться с простыней в сумке, верно? Значит, ты должна обеспечить запас белья. Теперь питание. Опять же, иртэгенцам еду могут приносить домочадцы, но что делать с теми, у кого родни нет? Или с приезжими? Значит, кладовые не должны пустовать. Но ведь еду надо еще и приготовить. Это работа, которую надо оплатить. Да и закупить провиант необходимо. Материал для перевязок, какие-то инструменты, которые тебе понадобятся. Посуда, светильники, масло для светильников, фитили – любая мелочь требует вложений. Твои помощники, другие лекари, которые будут лечить вместе с тобой, – это всё не за спасибо, Хасиль. Это – деньги, моя дорогая.

– А у тебя столько откуда? У мужа возьмешь? – спросила она, явно пытаясь сказать, что ей Илан даст всё, что нужно.

– Нет, Хасиль, у мужа я могу взять денег на новый филям, – улыбнулась я. – Лечебницу будет содержать не дайн или я, а Айдыгер, то есть государство. А уж как будет пополняться наша казна, это как раз забота наша с дайном. Однако мы можем облегчить себе жизнь, принимая, как и знахари, благодарность за лечение. Орсун платят продуктами, иногда деньгами. Так что не спеши говорить, что всё за счет дайната. Принесут – принимай. Но не неси домой, а складывай в кладовую.

– А если кэсы?

– Заведи ящичек, туда клади и записывай. Как соберется достаточная сумма, сможешь купить на нее, что будет нужно. Или же разделить между работниками как дополнительное вознаграждение за добросовестное исполнение обязанностей. Это называется премия. Назовем эту статью «добровольные пожертвования». Но! Это всё в помощь заведению, понимаешь? Если будешь себе забирать, то это уже взятка… Плохо, в общем, потому что дайнат будет и тебе платить за твою работу. И если ты начнешь наживаться, значит, выйдешь из доверия. Это уже достойно наказания.

– Ох…

Слово «наказание» пугало Хасиль, и я поспешила ее успокоить:

– Не будь жадной, оставайся честной, и никаких вопросов не возникнет.

Она снова вздохнула и ответила:

– Я думала, что мой бирчек будет. Я тут хозяйка, а выходит, на вас работать стану. И отнять можете, и другого кого найти. Мне так не нравится.

– Понимаю, – кивнула я. – Но зачем нам искать кого-то, если ты хочешь работать? Это ведь твоя идея, а я тебе помощь предлагаю. Решать тебе, Хасиль. Пусть бирчек только твой будет, я не стану совать сюда свой нос. Только я тебе уже объяснила, что означает твоя затея. Всё, что я перечислила, ложится только на твои плечи. Люди просто так работать не станут, у них своих забот хватает. А чтобы помощь здесь стала их делом, должна быть оплата. Одна ты всё делать не сможешь. Лечить, убирать, стирать, закупать продукты, готовить. Согласна? Без помощи никуда. За спасибо к тебе пару раз придут, потом дело поинтереснее найдется. Что делать будешь? На всё нужен приток средств. То есть, чтобы оплатить все нужды, тебе надо на чем-то зарабатывать. Можно сделать лечение только за кэсы, назначить определенную сумму, и она должна быть большой, потому что траты тоже немаленькие. Однако ты не единственный лекарь, есть Орсун и другие. Они за лечение денег не берут, только как благодарность. Значит, люди лучше других позовут, чем к тебе пойдут. Тогда и тебе проще по домам ходить, чем содержать такое большое учреждение. Думай. Как решишь, так и будет.

В этот раз Хасиль не спешила. Она надеялась на Илана, тут и пояснять было не надо. А я не торопила. Дала ей время поговорить с женихом, послушать, что он скажет, и уже потом смириться. А что будет именно так, я не сомневалась. Наш второй помощник дайна был человеком умным. Хасиль его слушалась и доверяла суждениям. А он если что-то не поймет, то подойдет ко мне, и уже ему я повторю всё, что объяснила его невесте.

Однако Илан ко мне не подошел, зато пришла сама Хасиль и объявила, что всё обдумала и согласилась – одной ей со всем этим не разобраться и не справиться. Я улыбнулась, обняла бывшую свояченицу и усадила ее обсудить будущие расходы. И сегодня мы подводили итоги строительства не с владелицей больницы, а с главным врачом и администратором.

– Значит, всё нравится? – спросила Хасиль, уже больше желая еще немного похвалы, чем сомневаясь.

– Очень нравится, – улыбнулась я.

– Хорошо получилось, – поддержала меня Эчиль, принимавшая бирчек вместе со мной.

Приобняв Хасиль за плечи, я добавила:

– Ты хорошо потрудилась и можешь начинать принимать тех, кому нужна твоя помощь. Сегодня еще раз проверь, чтобы у тебя всё необходимое было в наличии, а завтра мы объявим об открытии больницы. Может, не сразу, но постепенно люди привыкнут к ней. О любопытных помни и не злись…

– Я помню, – снова кивнула бывшая каанша.

– Умница, – я опять ей улыбнулась и обернулась к Эчиль. – Инспекция окончена, можем идти дальше. – И вновь бывшей свояченице: – Пусть милость Создателя не оставит тебя.

– И тебя, Ашити, – ответила Хасиль, и на этом мы распрощались.

Наша инспекция с Эчиль в больнице закончилась, но только здесь. Нас ждал курзым, где появился новый смотритель – один из помощников Керчуна. Сам почтенный мастер нынче работал в кабинете Архама. И так как душа его лежала к строительству, то и заведовал он благоустройством дайната.

Разумеется, пока не было какой-то активной деятельности, Керчун учился. Он много разговаривал со мной и магистром, иногда к этим беседам подключался дайн, успевший увидеть в моем мире то, что показалось ему занимательным и полезным. Что-то Танияр считал ненужным, не подходящим Белому миру или преждевременным. И об этом он говорил в таких обсуждениях.

Порой я соглашалась, порой готова была спорить, но, обдумав, опять соглашалась с супругом. Да и попросту напоминала себе, что мы лишь помогаем созданиям Отца пробудиться от спячки и начать путь к возрождению. Нельзя было навязывать уже известную модель, потому что у Белого мира был свой путь развития. Мы могли лишь подстелить соломы там, где людей поджидала опасность, исходившая из склонностей человеческой натуры.

А вот это уже было моей заботой. Я более всех была знакома с негативными проявлениями чиновничества и бюрократизма, как и мздоимства и хищений. Допустить развития этой стороны управления я не желала. И потому проекты законов, рекомендаций и системы наказаний, пройдя обсуждение на Совете, писались набело и готовились к оглашению.

И пока шло обучение, а следом и первые шаги к самостоятельной деятельности административного аппарата дайната, наше юное государство продолжало жить своей привычной жизнью. Даже сбор воинства не особо сказался на ее течении. Так что курзым не затихал ни на один день. Более того, после нашего исторического собрания на сангаре в Иртэген потянулись люди из ближайших таганов, которые раньше никогда так далеко не заезжали.

Причин тому было несколько, и одной из них являлся именно курзым. Побывавшие у нас кааны и их люди до собрания успели заглянуть и на рынок. Рассказы о нем расползлись по селениям, теперь люди ехали, чтобы лично посмотреть и убедиться в точности слухов. Кто-то вез свой товар, кто-то искал красивые ткани, которые тоже были замечены, впрочем, не только они. Мастера, вдохновленные успехами ткача Каныма, теперь много фантазировали и пытались применить свои выдумки в действии. Иногда выходило что-то примечательное, иногда полная ерунда. Однако даже ерунда несказанно радовала – давно заржавевший механизм начал набирать ход.

К примеру, из достижений: у нашего предвестника вилки – шамкали появился второй зуб. Без подсказок и намеков. Просто так и вправду было удобнее. Оставалось дождаться, когда ее отольют из металла, пока продолжали вырезать из дерева. Жир, соусы – всё это вело к тому, что деревянная шамкаль быстро теряла свой вид и остроту, так что прийти к прогрессу в этом отношении рано или поздно должны были обязательно.

А еще появился талур, иначе – ветрогон. О-о, примечательнейшая штуковина, хочу вам сказать. Ничего подобного не было даже в моем мире. А между тем польза от нее была немалая, хоть пока и приносилась она одному человека, но ведь можно было доработать и использовать для какого-нибудь большого дела!

Но расскажу подробнее. Это было небольшое устройство наподобие мельницы. Только в действие приводилось ручкой, которую нужно было крутить, и тогда лопасти начинали вращаться, нагоняя небольшой поток ветра, который охлаждал разгоряченную кожу. Талур появился еще зимой, а к лету мастер, придумавший его, доработал еще один вариант. Он был больше, и лопасти приводились в движение при помощи педали и ремня.

Хозяйки быстро оценили пользу напольного талура. Например, занимаясь рукоделием, когда не требовалось перемещаться, можно было спасаться от духоты возле горящего очага или в летний зной с помощью этого изобретения. Теперь и большой и малый ветрогон расхватывались, едва мастер успевал их сделать.

А так как все изобретения проходили через меня, то у меня имелись оба варианта. Правда, мой напольный ветрогон был более совершенен, потому что руку к нему приложил магистр Элькос. Мне не требовалось приводить лопасти в движение, качая ногой педаль. Мой талур работал с помощью магии, и потому я не была скована в действиях и передвижениях. Достаточно было активировать накопитель, и лопасти начинали вращаться, пока мне это было необходимо. Кстати, Сурхэм получила на кухню точно такой же и не могла нарадоваться, что привело к большему благоволению прислужницы нашему дорогому хамче. И теперь на него ворчали раза в два, а то и в три меньше.

Из бесполезного… Это забавно, право слово, но… Пятое колесо в повозке. Да-да, то, что являлось хорошо знакомой мне шуткой не только в родном мире, но и в Белом, попытались воплотить в жизнь. Пользы от него не было никакой, но «изобретение» мне показали с гордостью и намеком, что до такого никто еще не додумался, а значит, надо похвалить и наградить. Думаю, именно ради награды и была выдумана эта афера. Потому я с улыбкой покивала и предложила доработать, чтобы вышло нечто и вовсе уж замечательное, а главное, полезное и нужное.

Впрочем, не только устройство курзыма и изобретения Айдыгера влекли людей в наш дайнат. Но им было необходимо послушать, так сказать, из первых уст о том, что было рассказано на сангаре. И пусть айдыгерцы, как и представители таганов, слышали то же самое, но отчего-то нашим гостям казалось, что здесь они найдут самую достоверную информацию. Разумеется, наши тагайни были только рады с важным видом передать, что слышали, и даже что-то добавить от себя. А как иначе? Вся эта история началась именно здесь, и потому можно было передать всё, чему были свидетелями.

Однако в Айдыгере была еще одна достопримечательность, на которую хотели посмотреть… я. Дайнани с огнем на голове. И если сама я людей интересовала, но больше из любопытства, то мои волосы стали притчей во языцех. Это было уже не просто любопытство, а желание удостовериться, что рассказчики не врут, ибо таких волос не бывает!

Приставать ко мне, разумеется, не осмеливались, как и тянуть руки к волосам. Юглус или Берик имели весьма значительный вид и оттесняли любого, кто проявлял хоть каплю нахальства. Но особо наглых не было. Гости дайната попросту ждали моего появления и непременно здоровались, чтобы был повод задержать ненадолго, обменяться хотя бы парой фраз, а в это время поглазеть на чудо. Я не отказывала. Отвечала на вопросы, порой снова передавала то, что уже было услышано несколько раз, – о Белом мире, конечно же, а главное, давала людям почувствовать, что в пришлой нет ни зла, ни подвоха.

Но вернемся к курзыму. Новый смотритель занял свое место относительно недавно. Керчун некоторое время выбирал того, кому он мог доверить дело, к которому сам подошел со всей ответственностью. Наконец остановился на одном из своих прежних помощников и объявил о том, что готов передать ему свое детище.

– Он хороший, – сказал мне мастер. – Только строгости в нем маловато. Ты уж присмотри за ним, дайнани. Жалко, если вожжи упустит.

– Не переживай, – ответила я ему, – курзым будет под присмотром. Ты и сам всегда можешь зайти и проверить, как и Эчиль. Это теперь ваша служба и забота. Но и я не оставлю своим вниманием.

Да, Архам послушался меня не только в отношении Керчуна. Он позволил и своей жене быть при деле. А так как Эчиль и почтенный мастер уже успели поладить и неплохо работали в мое отсутствие, то вопросов, куда ее направить, не было. Эчиль стала помощницей Керчуна. Так что принимала она со мной бирчек не из праздного любопытства или желания поддержать Хасиль, а по долгу службы.

– Неплохо бы и в других больших поселениях такие бирчеки сделать, – сказала моя свояченица, пока мы шли до курзыма. – Хорошо будет.

– Хорошо, – согласилась я. – Но сначала посмотрим, как этот будет работать. Знахарей хватает, люди без помощи не останутся.

– Думаешь, не справится Хасиль?

– Дело не в Хасиль, – усмехнулась я. – В ней я как раз уверена. Ей нужно это дело, иначе бы она за него не взялась. И раз не утеряла интерес, пока ждала меня и пока больница строилась, значит, дальше будет только набираться опыта. Нет, Хасиль будет лечить и смотреть за учреждением на совесть, тем более после намека на наказание за нерадивость.

– Тогда почему сомневаешься? – Эчиль посмотрела на меня с нескрываемым любопытством.

– Я не сомневаюсь в пользе бирчека, лишь в отношении к нему людей. Они привыкли звать знахарку. Скорей всего, какое-то время, когда удовлетворят свое любопытство, они будут делать как привыкли. Тут и доверие Орсун сыграет свое дело. Хасиль только начинает свою практику. Да и лежать в палате им непривычно. О других больницах стоит говорить, когда к этой привыкнут. А вот дать знахарям рекомендации можно.

– Какие?

– Чтобы присмотрели и подготовили место на случай, если понадобится госпитализировать людей. Я хотела сказать…

– Я поняла, – кивнула свояченица. – Если надо будет собрать многих в одном месте. Как прошлым летом.

– Верно, – я с улыбкой тронула ее за плечо. – Случаи бывают разные. Хвала Создателю, мора в Белом мире не было ни разу… Повальной хвори, когда от одного заболевают многие. Но мало ли, лучше всё учесть. Опять же, нам предстоят события, которые могут повлечь ранения.

Я замолчала, и мы, взявшись за руки, дружно вздохнули. Однако тут же встрепенулись и продолжили разговор.

– Да и попросту приезжий, как я говорила ранее, – произнесла я. – Мало ли зверь в дороге нападет, или захворает. Чтобы не принимать его какой-нибудь семье, лучше уж у знахаря сделать пристройку или же заготовить места для таких больных, где за ними присмотрят.

– Верно говоришь, – снова кивнула Эчиль. – Я поняла тебя и передам Керчуну. Мы всё сделаем.

– В вас не сомневалась вообще никогда, – широко улыбнулась я, и мы свернули к курзыму.

Рынок встретил нас уже не просто привычным, но даже ставшим родным многоголосым гудением человеческого улья. Люди сновали между прилавками бесконечным пестрым потоком. И как бы они когда-то ни опасались, но упорядоченность рядов ничуть не мешала им бродить по курзыму, осматривая его от первого до последнего прилавка, даже если нужный товар находился сразу же.

Но это был негласный закон курзыма. Хотя… кто приходил по делу, тот выбирал, что нужно, и уходил. А вот завсегдатаи появлялись на рынке ради того, чтобы поговорить, обменяться слухами, поглазеть на заезжих торговцев или похвастаться чем-нибудь, будь то обновка или же новость. Или, к примеру, как когда-то говорила мне одна старушка, заглядывали поругаться с кем-нибудь и тем выправить свое дурное расположение духа. Хвала Белому Духу, тагайни всё же были миролюбивы в большей степени, и скандалисты встречались нечасто. Хотя они и ругаться умудрялись по дружбе, как Сурхэм и Тамалык, получая от ссоры больше удовольствия, чем обиды. Обожаю моих тагайни!

– Милости Отца, дайнани! Не желаешь ли сладостей? Смотри, для тебя приготовил! Твои любимые азары, как знал, что зайдешь!

– И тебе милости Белого Духа, Миньхэ! Непременно подойду и возьму азары. Хорошо, что приготовил!

– Врет, – меланхолично отметила Эчиль, и я сверкнула широкой улыбкой:

– Знаю.

– Дайнани! Пусть духи не оставят дом дайна своей заботой!

– И тебе их благоволения, Эйшен!

– Ашити! Ай и хороша наша дайнани, краше солнца, вот какая! А если еще новый филям наденешь, так и мужа ослепишь!

– Побойся духов, Бартынай, как дайну Айдыгер поднимать и тебя защищать, если он ослепнет?

– А ты на что? Ты Танияру само сердце. Ты стучать для него будешь, а он править.

– Сердце – не глаза!

– Так дайн сердцем всё видит, а глаза что! Две гляделки. А не хочешь филям, так у меня браслеты какие, смотри сама!

– Посмотрю, Бартынай, обязательно посмотрю. Вот закончу с делами и погляжу, чем сердце дайна порадовать хочешь.

– Да что там у него смотреть! Ты у меня посмотри, дайнани, тут не только сердце дайна, тут и твоя душа песни петь будет!

– Ты чего лезешь…

– Дайнани! Пусть счастье твой дом не оставит, а духи милостью! Гляди, какие платья привезла! Таких нигде не пошьют, а я пошью! И все на тебе да на Эчиль ладно сядут! Вот уж и красавицы вы у нас! Знали братья, кого взять! Глаз не отвести. А в новых платьях и вовсе мужья только на вас смотреть будут, обо всем позабудут!

– Спасибо за доброе слово, Дэрэм! И тебе милости духов! Мы с Ашити на обратном пути подойдем и посмотрим.

И так на протяжении всего курзыма. И сразу было видно, где завсегдатаи, где айдыгерцы из удаленных поселений, а где гости дайната. Первые вели себя со спокойной уверенностью. Не стесняясь, льстили, привлекая внимание к своему товару. Могли остановить и затеять разговор или же приветствовали и выкрикивали вопросы на ходу. Это был разговор среди своих, почти по-домашнему.

Вторые непременно здоровались, желали милости Создателя и иногда спрашивали, но без уверенности первых. Если приходили торговать, то особо не напирали, предлагая товар. Просто показывали, что привезли, и, получив похвалу, улыбались с толикой смущения и кланялись. С этой категорией людей я задерживалась сама. Заводила недолгий разговор, могла что-нибудь купить. В общем, старалась, чтобы они ощутили себя своими, как и завсегдатаи. А когда встречала их в следующий раз, ощущение натянутости уже исчезало, и меня встречали широкой улыбкой и разговаривали уже с той же уверенностью, что и постоянные торговцы и посетители курзыма.

Что до гостей дайната, то и им я не отказывала в приветливом слове. Люди проделывали долгий путь, занимавший дни, а у кого-то и недели, чтобы посмотреть на Айдыгер, курзым и дайнани. А так как это были все-таки тагайни, к тому же готовые к новым познаниям, то удерживало их от расспросов только присутствие моего телохранителя. Но если осмеливались, я не отказывала. Иногда и сама первой начинала беседу, если замечала, что рот гостя полон вопросов, но он никак не может решиться дать им свободу, в этом случае первой спрашивала, откуда он прибыл, была ли легкой дорога, нравится ли ему в Айдыгере. И постепенно беседа завязывалась.

Мы шли с Эчиль, попутно разговаривая с людьми, а заодно поглядывали на поддержание установленного порядка. Придраться оказалось не к чему. Впрочем, сложно было бы превратить достижения Керчуна в хаос за короткое время, учитывая, что курзым был постоянно под присмотром. Не нарочито, конечно. Просто он был под носом, и потому столичный рынок будет образцовым в любом случае, по крайней мере, пока Иртэген не разрастется еще больше, и государи отдалятся от народа. Хотелось верить, что подобного не произойдет никогда, но… Мне не дано было заглянуть в будущее. Но я и мой муж готовы были сделать всё, чтобы грядущее было таким же чистым и светлым, как описанное Шамхаром прошлое. Не идентичным, ибо повторить уже пройденное невозможно, но не менее прекрасным, пусть и по-своему.

– Это ты дайнани?

Вопрос, заданный невидимым мне пока мужчиной, остановил на месте, и я повернула голову на голос. Юглус, сопровождавший меня, выступил вперед и накрыл рукоять ленгена ладонью. Ему тон чужака явно не понравился, как и Эчиль, нахмурившей брови.

– Ты кто такой и зачем обратился к дайнани? – сурово вопросил мой телохранитель.

– Так все с ней говорят, почему я не могу? – без тени страха спросил мужчина и шагнул вперед.

Был он молод и миловиден. Держался несколько вызывающе, но я не спешила делать выводы. Эчиль опередила меня, и теперь я оказалась закрыта не только спиной ягира, но и свояченицы. Я обошла ее и встала рядом с Юглусом.

– Милости Отца, – приветствовала я. – Кто ты?

– Я старший каанчи из тагана Долгих дорог, – гордо, даже заносчиво ответил он.

– А имя? – полюбопытствовала я, живо вспомнив мою несостоявшуюся убийцу Банык, которая пыталась зарезать меня после того, как мы с Архамом ночевали в ее доме. Тогда меня спасли мои рырхи. Дело происходило в том самом тагане. И теперь я понимала, откуда гонор, с которым обратился ко мне молодой человек.

– Мое имя Шакин, – тем же тоном ответил каанчи.

– Мое имя Ашити, – сказала я, – его дала мне моя названая мать шаманка Ашит. Моя родная мать назвала меня Шанриз. Ты можешь называть меня любым из них, оба эти имени мне дороги. Что привело тебя в Айдыгер, Шакин? Долгие дороги далеко отсюда.

– Я хотел посмотреть на тебя, Шанарыз, – произнес Шакин. – Я буду называть тебя так, потому что ты пришлая.

– Чего? Чего он сказал? – вопросила спорщица Хыну, которая давала Хасиль пустые советы по устройству больницы, даже не зная, что строится. – Кого назвал пришлой?

Женщина подбоченилась и обвела взглядом замерший разом курзым, по крайней мере, ту часть, которая услышала слова незваного гостя Айдыгера.

– Люди! – воскликнула Хыну. – Это что же такое делается? Какой-то каанчи нашу дайнани будет пришлой называть?! Да ты сам пришлый! Мы Ашити уже давно знаем, а тебя видим в первый раз!

– Ты бы язык за щекой подержал, – как бы между прочим заметил Ярдым – помощник кузнеца, некогда гнавший меня от кузницы. – Так ведь и младший каанчи старшим стать сможет раньше времени.

– Что за мышь писком пугает? – подошел к нам пагчи Ерым. В этом племени «кошмар» из моего мира давно прижился и широко использовался. Рядом с ним нахмурился неизвестный мне унгар, но они явно пришли на курзым вместе.

– Дичь к рырхам сама пришла, – криво ухмыльнулся кийрам, а за его спиной усмехнулись пришедшие с ним охотники.

Люди смыкали круг, центром которого стали мы с каанчи. И если он пришел с ягирами, то им сейчас было бы не пробиться на помощь. Айдыгерцы, и не только они, были заметно злы. Подняв руки, я воззвала:

– Успокойтесь, добрые люди! – После посмотрела на Шакина. – Как видишь, пришлой меня никто не считает. Эта земля – мой дом, а я верная дочь Белого Духа. У нас мир и согласие, зачем ты несешь сюда вражду? Или ты не слышал, кто готовится спуститься с гор?

– Слышал, – ответил каанчи. – Люди многое говорят. А еще говорят, что пришлая головы дурит. Вот я и пришел посмотреть на тебя и послушать, как отвечать станешь.

– Кто ты, чтобы сама дайнани перед тобой слово держала? – строго вопросила Эчиль. – Не каанчи из Долгих дорог спрос с Ашити держать. Знаем мы, как вы в вашем тагане людей привечаете. Сами уже зверями стали.

– Точно! – воскликнул Ярдым. – А я всё думаю, чего это мне таган его не нравится? А там нашу Ашити убить за зеленые глаза хотели.

– Верно-верно, – закивали люди, и круг сузился еще больше. – Архам да рырхи спасли.

– Что вы несете?! – воскликнул Шакин. – Мы в глаза вашу Ашити не видели!

– Вы не видели, а ваши люди хорошо рассмотрели, – снова ответила Эчиль. – Закон Отца забыли, гостя убить хотели, да только духи всё видят. Кто руку на гостя поднял, тот сам в Белую долину и отправился. Пусть теперь тварями родятся да падаль жрут за свою злобу. Тьфу.

– Тьфу, – дружно сплюнули люди, даже представители племен.

– Довольно! – я вновь подняла руку. – Расходитесь, люди. Шакин пришел говорить, я готова ему ответить.

– Дайнани, он был непочтителен…

– Он пришел задавать вопросы, значит, верит тому, что услышал, – ответила я и перевела взор на каанчи. – Я ведь права, Шакин. Твой отец не поверил, раз не присоединился к Танияру и каанам. Но ты здесь, и ты не посол. Ты пришел по собственному почину, потому что тебя гложут сомнения. Ты верен отцу и готов его слушать, но понимаешь, что он может ошибаться, и тогда твоя земля под угрозой. Должно быть, ты немало думал, когда услышал, о чем толкует дайн Айдыгера. И потому ты здесь и желаешь убедиться, что мы лжем, иначе придется поверить, что каан Долгих дорог допускает ошибку, что застарелая ненависть к племенам закрывает его взор и за спесью он не видит истины. Потому ты говоришь со мной свысока. Ты не нападаешь, но защищаешься. И лучшее доказательство того, что мы говорим правду, – они, – я обвела рукой пространство вокруг себя. – Ты ходил и слушал, наверное, ожидал услышать в речах людей сомнения и ропот. Это должно было тебя успокоить, и тогда ты вернулся бы на подворье отца с легким сердцем. Однако ропота нет. Айдыгерцы верят своему дайну и его жене…

– Верно, – снова закивали люди.

– И сейчас люди вновь показали, что они едины со своим правителем, – продолжила я. – Из нас двоих чужак ты, хоть у меня и не белые волосы и не голубые глаза. И даже мое имя чуждо этому миру, но он стал мне родным домом. Я приняла Белого Духа всем сердцем, и Он принял меня. Я почитаю каждого из духов этого мира, и я всей душой полюбила моих братьев и сестер перед лицом Создателя. Тагайни, кийрам, пагчи, унгар, хигни – они все мне родные не по крови, но по духу. И я стала им родной. И потому за свой дом и своих родных я буду сражаться до последнего вздоха. Я не солгала ни словом на сангаре, как не лгала ни разу и до него.

– Верно, – в который раз послышалась поддержка со всех сторон.

Я протянула руку к каанчи и произнесла:

– Если ты принимаешь меня, как я тебя, идем со мной, и я дам тебе ответы на все вопросы.

Теперь все взгляды были устремлены только на Шакина. Он некоторое время смотрел на мою руку, поджимал губы, всё еще колеблясь. Я не торопила, просто стояла и ждала. Наконец каанчи тряхнул головой и сжал мою ладонь. Я улыбнулась.

– Милости Отца тебе, мой брат.

– И тебе Его милости… – он вновь поколебался, но все-таки закончил: – Сестра.

И курзым вновь ожил. Люди одобрительно зашумели, кто-то даже хлопнул каанчи по плечу. Я не спешила с выводами. Шакин всё еще колебался. Но он желал услышать ответы на свои вопросы и потому был готов пойти навстречу. Ну и я не собиралась его обманывать.

– Идем, – кивнула я и развернулась в сторону выхода с курзыма.

– Одну с ним не оставлю, – тут же произнес Юглус.

– Разумеется, – усмехнулась я.

– И я с вами, – добавила Эчиль, не утратившая ни подозрительности, ни недовольства. Я на миг прижала голову к ее плечу и улыбнулась, так дав свой ответ.

Однако на подворье моя охрана усилилась еще на одного ягира. Когда мы подходили к воротам, наши стражи осмотрели каанчи с нескрываемым подозрением, и потому, когда Юглус кивнул, указывая на дом, один из них без лишних разговоров вошел следом.

– Как тебя берегут, дайнани, – усмехнулся Шакин, впрочем, без издевки.

– Вот и подумай, почему пришлую почитают, а ее обидчика готовы порвать всем Иртэгеном, – подмигнула я.

– Я не обижать пришел, – ответил каанчи.

– Я знаю, – я едва приметно улыбнулась. – И я всегда рада делиться знаниями. Для того Белый Дух выбрал меня и привел в ваш мир.

И мы направились в кабинет под прицелом прищуренных глаз Сурхэм – еще одной моей защитницы. А их у меня был весь Айдыгер, и не только…