Наложница огня и льда

Глава 14

Завтрак.

Подготовка к пикнику.

Сам пикник с предшествующей ему поездкой до места проведения. Ехали в открытых, запряженных лошадьми экипажах. На пикник выбрались не все, из мужчин только Беван и драматург с сыном. Валерия, правда, заверила, что остальные присоединятся позже, но мне все равно тревожно и даже вид Хейзел, сидящей подле Катаринны, не приносит облегчения. Наследница попыталась представить нас во время завтрака, однако графиня возразила, что мы уже успели познакомиться. Я подтвердила кивком и Валерия, бросив на меня удивленный взгляд, оставила нас в покое. Хейзел словно не замечала меня, едва удостоив приветствием, но я не могу не смотреть на графиню украдкой, оценивая ее красоту, сравнивая с собой.

Я по-прежнему худа, а формы моего тела никогда не отличались полнотой и тем объемом, что манил, чаровал мужчин. Внешность моя экзотична для империи, а значит, не у каждого вызывает восхищение. И, если мелочно, придирчиво перебрать воспоминания, мне никто почти, кроме Бевана, не говорил комплементов о том, как я прекрасно выгляжу. Я понимала, что и Беван говорил не от души, не искренне, а ради красивого словца и приятного впечатления, однако не получалось отделаться от мыслей о собственной непривлекательности.

Мне не хватает Лиссет. Лисица смогла бы хоть немного прояснить ситуацию, ответить на часть мучающих меня вопросов. Дрэйк не сказал, что второй привязки не бывает, что подобное невозможно. Получается, вторая привязка вполне вероятна? И как представители других видов образовывают связь? Не у всех же есть клыки, а уж яд и подавно. Значит, привязка не создается лишь на основе ядовитого укуса.

С трудом верю, что я действительно решилась предложить Дрэйку укусить меня. Если провести аналогию с человеческими взаимоотношениями, то привязка, наверное, равноценна предложению руки и сердца. Или даже признанию в любви. Только брак можно расторгнуть, хотя развод и по сей день не одобряется во многих странах. Любовь может пройти, развеяться по ветру времени, исчезнуть под снегом равнодушия. Привязка же не пройдет, не исчезнет, ее не расторгнуть, подписав необходимые бумаги. Ее не снять, как снимаются наложенные колдунами чары. И Дрэйк прав — вторая доза яда может убить меня. Ведь именно так братство избавилось когда-то от отмеченных — ввели преданным своим последователям смертельную дозу.

Мне приятно, что Дрэйк настолько беспокоится обо мне, что он не желает рисковать моей жизнью, что я ему небезразлична. И одновременно кажется, будто мужчина не хочет быть прикованным ко мне до конца дней моих. Он тревожится за меня, но не желает видеть меня рядом постоянно, делить со мной радости и горести, променять свою любовницу на неопытную, неумелую девчонку, привязанную к тому же к другому мужчине. Ведь согласись Дрэйк на безумное мое предложение и ему пришлось бы не только делить со мной жизненные удачи и невзгоды, но и делить меня с Норданом.

Мысль плеснула в лицо краской смущения и ужаса. Даже в самых смелых, порочных своих фантазиях я не могла представить нас втроем в одной постели и не потому, что мне не хватало опыта или воображения, а потому, что, подозреваю, тогда постель превратилась бы в поле кровавой битвы, но не в ложе всепоглощающей страсти.

Для пикника выбрана лужайка на берегу маленького, вытянутого кляксой озерца. Отправившиеся на место заранее слуги расстелили на траве покрывала, установили небольшой белоснежный шатер, разобрали корзины со снедью. Присутствующие уже традиционно делятся на две группы, дамы постарше остаются подле императрицы, молодежь присоединяется к Валерии. Лакеи разносят блюда с холодными закусками и прохладительными напитками. Я сижу и рядом с наследницей, и словно сама по себе. Между нами лежит Пушок, положив обе головы на вытянутые передние лапы, и я, несмотря на усиливающуюся жару и белое платье, прижимаюсь к теплому, мерно вздымающемуся боку, почесываю иногда пса по широкой спине, смотрю на ровную гладь озера, склонившиеся к воде ивы на берегу, крупные, насыщенно-розовые цветы кувшинок.

— Да это всем известно. Она этого даже не скрывает. Да и сама посуди, срочное дело, а платья с собой привезла.

— Как истинная леди, графиня едва ли могла пуститься в путь, не взяв с собой самого необходимого.

— Не будь такой дурочкой, Сабрина. Куча нарядов на выход — это не самая необходимая вещь, тем более, если от графини требовалось только передать какое-то сообщение Ее императорскому величеству. Готова спорить на свое наследство, что она примчалась в «Розанну» лишь из-за него.

— Как романтично! — вдыхает мечтательно третья девушка.

— И ничего романтичного, — перебивает первая. — Он на ней не женится, стать его постоянной любовницей она тоже не сможет — люди столько не живут.

— Я слышала, она заключила пари с неким маркизом С., что соблазнит ледяного, — вмешалась четвертая. — Но после неудачи с ним ей пришлось подкорректировать условия, и маркиз согласился, ибо лорд Д. известен своей неприступностью, что усложняет задачу, зато если графиня выиграет, то…

Сидящие на другой половине покрывала девушки беседовали шепотом, но все же не настолько тихо, чтобы я или Валерия не слышали разговора. Бросив на меня быстрый взгляд, наследница повернулась к девушкам.

— Меня совершенно не интересует, кто кого и зачем соблазнит, — прервала непререкаемо наследница юных сплетниц.

Девушки умолкли послушно, посмотрели с любопытством на меня, определенно только сейчас вспомнив, что я приехала с Дрэйком. Впрочем, я не сомневалась, что им известно, что нас поселили в одних апартаментах и что в Эллоране мы тоже живем под одной крышей.

Уделив порцию внимания Катаринне и ее дамам, Беван перешел к нам. Сел рядом со мной — то ли по причине наличия свободного места на покрывале только возле меня, то ли стараясь держаться подальше от слишком юных леди. По крайней мере, девушки сразу забыли обо мне и сплетнях, усердно испытывая свои женские чары на Беване и состязаясь в остротах и флирте. Наконец одна из фрейлин пожаловалась на жару и предложила немного остудиться в озере, естественно, не раздеваясь полностью и не отходя далеко от берега. С одобрительными вздохами и радостными кивками девушки поднялись с покрывала и направились к кромке берега, Валерия, усмехнувшись, последовала за ними. Я осталась с Пушком и Беваном.

Меня беспокоил интерес Тринадцати к жрицам, уничтожение храмов, документов. Братство действительно избавлялось от следов самого присутствия божественных сестер в нашем мире, избавлялось методично, жестоко, не считаясь с жертвами, не делая различий между одаренными богиней и обычными служительницами ее. И в обоих случаях братство воспользовалось удобным случаем, позволяющим исключить посторонний злой умысел, причастность Тринадцати, да и вообще кого-либо. Что стало бы с нами, если бы Эллорийская империя не брала пленных, не захватывала выживших жителей павших стран и особенно девушек в рабство? Если бы рабство не было официально признанным и узаконенным в империи? Мы погибли бы под завалами «случайно» обрушившегося храма?

Не было бы дороги долгой, мучительной в своей безысходности. Не было бы работорговца, унижений, рынка. Темного силуэта за стеклом витрины, холода по коже, укуса.

И взгляда, удивленного, недоверчивого немного, ответом на мои слова в полумраке спальни.

«Я верю тебе».

Я повернула голову к Бевану, наблюдающему за разувающимися девушками, сделала глубокий вдох. Странно. Я чуть наклонилась к мужчине, вдохнула снова. Мужской парфюм, легкий, ненавязчивый. И все. Больше я ничего не чувствовала и тело в присутствии Бевана не начинало противоречить доводам рассудка, подчиняясь лишь инстинктивным желаниям.

— Твое внимание хоть и приятно, но неожиданно, и ты все-таки не оборотень, чтобы так старательно меня обнюхивать, — заметил вдруг мужчина.

Вздрогнув, я поспешно выпрямилась.

— Извини, я… всего лишь проверяю теорию.

— И что за теория? — Беван посмотрел на меня пытливо.

— Если я спрошу тебя кое о чем… личном, ты обещаешь ответить честно?

— Клянусь Карой, — заверил мужчина.

— Хорошо, — я огляделась, убеждаясь, что рядом только Пушок, и понизила голос: — Я… пахну как-то особенно? Возможно, привлекательно, так, как тогда, когда Норд собирался… подарить меня тебе?

В карих глазах отразилось искреннее удивление, недоумение. Молниеносным движением Беван склонился к моей шее, втянул воздух и сразу отстранился.

— Что-то слабенькое и косметическое, скорее всего, мыло. Еще отметка Норда режет нюх. Но если говорить о том запахе, то его нет. И каких-либо других особенных запахов тоже.

— И… у тебя не возникает в отношении меня никаких… желаний? — уточнила я подозрительно. Не похоже, чтобы Беван лгал.

— Сая, малышка. — Мужчина улыбнулся снисходительно, ласково. — Не стану врать, уверяя, будто в отношении тебя у меня никаких желаний не возникало. Возникали, как и к любой другой привлекательной девушке. Но твоя отметка, она… как бы точнее выразиться… строго обозначает границу, переступать которую нежелательно. Бывает, собираешься влезть в какую-нибудь авантюру и сразу понимаешь, что она насквозь провальная и рискованная в самом паршивом смысле. Это даже не всегда осознаешь, просто чуешь где-то на уровне зад… инстинкта самосохранения. Так и с твоей отметкой. Полезу — огребу от Норда, а Дрэйк добавит. Как они узнают, согласись ты, допустим, добровольно и без принуждения? Дирг разберет, но я четко понимаю, что узнают. Ты редкий экзотический цветочек, Сая, однако для меня приз не стоит такой степени риска.

— Значит, ты просто любишь дразнить собак? — вспомнила я слова Лиссет.

— Иногда, — признался Беван и поднялся с покрывала. — И подчас только откровенная провокация вынуждает людей сбросить маски. Жарковато становится. Искупаемся? — Мужчина наклонился, легко подхватил меня на руки и, выпрямившись, понес к воде.

Он собирается утопить меня в озере?!

— Беван, немедленно отпусти меня! — взвизгнула я.

— Рано, — заявил мужчина.

На нас смотрели все присутствующие: и хозяева, и гости, и слуги. Пушок тоже встал, встряхнулся и потрусил за Беваном. Девушки, успевшие снять туфли, чулки и шляпки, уступили торопливо мужчине дорогу, глядя на нас удивленно и растерянно. Беван же, не обращая внимания на свидетелей, осторожно сошел с пологого берега в воду, минуя островки кувшинок. Я вцепилась испуганно в его плечи, опасаясь, что теперь-то он вполне может меня отпустить.

— Плавать умеешь? — спросил мужчина.

— Немного, — ответила я тихо.

— В любом случае здесь мелко, не утонешь. — Зайдя в воду немного выше колен, Беван замер и аккуратно поставил меня рядом с собой.

Я пискнула жалобно, скорее пораженная фактом, что он все-таки отпустил меня. Покачнулась, пытаясь устоять на мягком песчаном дне, ощущая, как прохладная вода касается кожи.

— Могу я узнать, что вы творите? — требовательно спросила Валерия с берега. Пушок остановился подле хозяйки, повернул к ней одну голову, пока вторая с любопытством наблюдала за нами.

— Купаемся, — сообщил мужчина. — Если желаете, можете к нам присоединиться, Ваше императорское высочество.

— Я могла бы прежде туфли снять, — пожаловалась я. Подол платья мгновенно намок, об обуви, что будет хлюпать при выходе на сушу, думать не хотелось.

Беван отступил на шаг-другой, наклонился и… плеснул щедро водой на меня. Я взвизгнула повторно, подняла инстинктивно руки, закрывая лицо. Пушок под запоздалый, тщетный оклик Валерии прыгнул в озеро, окатив нас обоих с головой тучей сверкнувших в лучах солнца брызг. Проскочил мимо, прошел еще немного вглубь и поплыл.

— Искупался? — не сдержала иронии я, глядя, как мужчина с удрученным лицом изучает мокрые пятна на брюках и рубашке.

— Собаку я не приглашал.

— А Пушок счел это за приглашение. — Я мстительно плеснула в ответ.

— Ты что себе позволяешь, женщина?

Я попыталась увернуться от новой порции воды, оступилась и упала неуклюже. На секунду показалось, что вот-вот окунусь с головой, но в последний момент меня поддержали руки, мужские, уверенные. Я вскинула голову, ожидая увидеть Бевана, и смутилась, встретившись с взглядом Дрэйка, серьезным, встревоженным. Как, когда он успел присоединиться к пикнику?!

— Тоже решил освежиться? — уточнил Беван невинно.

Не удостоив собрата ответом, Дрэйк поднял меня на руки над водой и понес обратно на берег.

— Дайте полотенце, — приказала Валерия.

Дрэйк поставил меня на ноги только в шатре. Взял у подоспевшего лакея большое полотенце, накинул мне на плечи.

— Все в порядке, — заверила я нерешительно. Волосы намокли, хотя и не полностью, с подола текло ручейками, в туфлях ожидаемо хлюпала вода. — Мы просто… дурачились.

— С Беваном? — смотреть на меня мужчина избегал.

— Да, — я быстро оглядела себя. Лиф платья промок вместе с нижней сорочкой, и тонкая белая ткань липла к коже, обрисовывая грудь так четко, как если бы я надела что-то полупрозрачное. Без особого успеха я промокнула полотенцем лиф и, наклонившись, отжала подол. — Разве это запрещено?

— Нет, — голос спокоен, но я улавливаю уже привычно скрытые нотки недовольства, неодобрения. — Однако тебе следует быть осторожнее и осмотрительнее в обществе Бевана. Если честно, то я предпочел бы не видеть тебя в его компании столь часто.

— Разве Беван, как и я, здесь не для того, что развлекать наследницу? — сама не понимаю почему, но я вновь начинаю раздражаться.

— Именно. Ее императорское высочество, а не тебя, — Дрэйк скользнул по мне взглядом, желая убедиться, вероятно, что я вытерлась или хотя бы прикрылась полотенцем.

Я не прикрылась. А ткань все равно мокрая и полотенце тут не поможет.

Мужчина отвернулся резко, словно я вообще обнажена.

— Сторожишь ценное имущество Норда? — Беван, босиком, с мокрыми ботинками и носками в руках, приблизился к поднятому пологу шатра. — И попутно выговариваешь бедной девочке, почему ей нельзя играть с плохими мальчиками вроде меня?

— Держи свои игрушки подальше от Саи, — произнес вдруг Дрэйк негромко, с угрозой откровенной, не замаскированной уже показным спокойствием. — Еще раз застану за чем-то подобным и…

— И за чем плохим ты нас застал? — парировал Беван. — Полный берег свидетелей, включая пса наследницы. Без позволения Саи я ее не трогал и, если ты в приступе слепой ревности не заметил, у нас все было сугубо на добровольной основе.

Дрэйк снял пиджак, накинул мне на плечи, прикрывая просвечивающий нескромно лиф, и, смерив Бевана хмурым, предостерегающим взглядом, вышел. Я видела, как он остановился возле покрывала, где сидела Катаринна со свитой, как Хейзел повернулась к мужчине, улыбнулась очаровательно, что-то спросила, чуть склонив набок белокурую головку.

Я со злостью, царапающей, яростной, сбросила пиджак на ковер, заменявший в шатре пол, сняла туфли, оставившие темное пятно на коротком ворсе.

— Было довольно занимательно, — отметил Беван. — В следующий раз, полагаю, надо быть готовым защищаться не только словесно.

— Ты и это нарочно сделал? — догадалась я.

— Конечно, — подтвердил Беван как ни в чем не бывало.

— Ты сказал, в приступе ревности… Думаешь, он… ревнует? — я подозревала, что Нордан видит угрозу фактически в любом представителе мужского пола, кроме разве что Стюи да на удивление терпимо относится к Дрэйку, но чтобы сам Дрэйк ревновал?

— Сая, ну не считаешь же ты всерьез, что он печется о тебе исключительно как о собственности Норда? — Беван улыбнулся немного снисходительно, участливо.

Дрэйк опустился на покрывало рядом с графиней, слушая Хейзел внимательно, заинтересованно.

Я тоже ревновала. К неизвестной мне любовнице с навязчивыми цветочными духами, к погибшей давным-давно невесте, к Хейзел, кажущейся слишком красивой, слишком идеальной по сравнению со мной. И чувство это сжигало изнутри не хуже плотского желания, отравляло сердце и разум медленнодействующим ядом. Впервые в жизни мне захотелось использовать дар Серебряной не для высоких целей, не для тренировки, даже не для самозащиты и защиты тех, кто рядом, а для проказ мелочных, вредных. Подстроить графине гадость, добавить слабительного в еду, швырнуть в умело накрашенное личико горсть звездочек, зная прекрасно, что серьезного вреда они не причинят, но хоть помучают ее немного.

Мысли эти удивляли, однако совсем не пугали.

Пытка.

Медленная, мучительная, выворачивающая наизнанку.

Похоже, мужчины примкнули к пикнику сугубо ради развлечения отдельных дам, во всяком случае, Дрэйк либо беседовал о чем-то с Катаринной, либо Хейзел не отходила от него ни на шаг. И ревность разъедала едкой кислотой, заставляя стискивать зубы, сжимать кулаки, не позволяя вырваться боли и злости. Я твердила мысленно, что нельзя, недопустимо вести себя, словно жена вздорная, истеричная, что мы находимся в обществе императрицы и юной наследницы, что настоящая леди должна терпеть измены супруга молча, с достоинством. И Дрэйк мне не муж, не жених, не возлюбленный, чтобы я имела право на ревность, на скандалы, на обвинения. Один внутренний голосок шептал с надеждой, что если мой запах снова стал привлекателен для Дрэйка, то, возможно, как и в случае с Норданом, он желает только меня. Но другой возражал, напоминая, что Нордан прежде укусил меня, образовывая привязку, нас с Дрэйком же не притягивало ничего, кроме обострившегося нежданно-негаданно запаха.

Сказанное Беваном подтверждало, что теория Дрэйка о влиянии разлуки ошибочна. Я провожу больше времени с Беваном, чем с Дрэйком. Беван становится все более и более симпатичен мне и как объект вожделения он куда доступнее. Будь виновата разлука, разве не было бы лучше, разумнее предпочесть того, кто действительно рядом, кто не станет отворачиваться от меня, кто легко согласится, реши я намекнуть? И запах тогда появился бы вчера, но не три дня назад, когда и речи не шло об отъезде в загородную резиденцию.

Сомневаюсь, что Дрэйк и сам верит в собственную теорию.

Иногда мне казалось, что разгадка проще, ужаснее. Привязка. Неизвестно как, почему формирующаяся вторая привязка. Я не понимаю, что могло запустить этот загадочный, непостижимый процесс, но все, что сейчас со мной происходило, слишком сильно напоминало набор недавних симптомов Нордана. Не полностью, не досконально, но многое похоже. Особенно запах, вызывающий едва контролируемое желание. Значило ли мое предположение, что наша с Дрэйком близость завершит инициацию или все же требуется укус? Переживу ли я вторую дозу яда? Как будет реагировать Нордан на моего «второго мужа»? И что станет со мной, если между мной и Дрэйком так ничего и не произойдет?

Пытка тянулась бесконечно. Миновал полдень, солнце покинуло зенит и начало медленно клониться к закату, а пикник все продолжался. Чем больше проходило времени, тем оживленнее становились собравшиеся. Я слышала, фрейлины вздыхали тихонько, что вскоре Валерию со свитой отправят обратно в усадьбу, дабы юные леди не видели того, что не положено видеть в столь невинном возрасте. Возвращения я ждала с нетерпением. Одежда моя давно высохла, но от воды тянуло зябкой прохладой, в воздухе вились мошкара и комары. В стороне разожгли костер, и потрескивающее пламя бросало оранжевые отблески на лица сгрудившихся вокруг людей. Впрочем, я успела заметить, как одна парочка ускользнула от остальных в рощу чуть дальше по берегу. Хейзел по-прежнему рядом с Дрэйком и каждый его взгляд на графиню, каждая сдержанная его улыбка впивалась железными клещами в мое сердце. Скорее бы вернуться в наши апартаменты и выместить злость хотя бы на подушке. И не думать, не представлять Хейзел в объятиях Дрэйка.

— Любопытно, Норд знает, какой у тебя бывает убийственный взгляд? — Беван возник из сгущающихся сумерек, но я не вздрогнула, не удивилась. Он весь день рядом, шутит, играет с наследницей и ее юными дамами то в салочки, то в прятки, то в фанты на детские желания, словно девушкам по десять лет, и меня нет-нет да посещает мимолетная досада — почему, в самом деле, не Беван? Что сейчас стоило увести бы его в ту же рощу? Никто и не заметил бы нашего недолгого отсутствия, и я была бы спокойна и довольна, а не мучилась от ярости глухой, рвущейся на свободу. — Полагаю, что нет, — продолжил мужчина, не дождавшись моего ответа. — Тебе надо почаще так на людей смотреть, если уж не убоятся, то, по крайней мере, начнут опасаться.

— Как — так? — спросила я. Не думаю, что мой взгляд способен заставить людей опасаться меня.

— Если бы ты могла сжечь одним взглядом, то от бедной Хейзел уже осталась бы только грустная кучка пепла.

— Она красивая.

— Красивая, — Беван помолчал минуту и добавил: — Ты просто стой прямо, расправив плечи и не сутулясь, не опускай глаза и смотри на не угодившего тебе собеседника вот как сейчас — чуть исподлобья, холодно, презрительно и высокомерно, словно ты спустившаяся из небесных чертогов богиня, а они лишь жалкие, ничтожные смертные, не убравшиеся вовремя с твоей дороги, не осознающие в своих слепых заблуждениях твоего подлинного величия.

— Неправда! Я так не смотрю, — возмутилась я, представив описанный Беваном взгляд. — Ты уверен, что не перепутал меня с Нордом?

— Со стороны виднее, поверь, — с усмешкой возразил мужчина. — Хотя в одном ты права: сейчас ты смотрела на Хейзел весьма похоже. С кем поведешься, да? Норд плохо на тебя влияет, а Дрэйк еще на меня жалуется, дескать, я его любимый нежный цветочек развращаю… будто ты раньше голых мужских торсов не видела…

— Прекрати сравнивать меня с цветком, — перебила я, вспыхнув невольно при слове «любимый». Ерунда какая, он это просто так сказал.

— Минут через десять подадут экипаж для Валерии и ее девочек, — Беван все-таки удивил меня резкой сменой темы. — Ты поедешь с ними или останешься? Гарантирую, как только детишек развезут по кроваткам, здесь станет значительно веселее.

— А Ее императорское величество? — я догадываюсь, что подразумевается под «значительно веселее», но не при Катаринне же?

— Останется. Что ты думаешь, она не была молодой? Да она и сейчас вполне способна дать фору девицам куда моложе.

Не хочу ничего об этом знать. Даже о правителях чужой мне страны.

— Я уеду с Валерией. А теперь прошу прощения. — Я повернулась и направилась вдоль линии берега.

— Ты далеко?

— Нет. Я… на пару минут. Только не ходи за мной, — предупредила я на всякий случай.

— И в мыслях не было.

Я шла осторожно вдоль ив, стараясь не приближаться к темнеющей поодаль роще. Громкие голоса, смех затихли постепенно за моей спиной, сумерки окружили пеленой зыбкой, наполненной стрекотом цикад, назойливым писком комаров. На еще светлом вечернем небе вспыхивали редкие, бледные звезды.

Линия берега забрала немного влево, роща приблизилась, и я остановилась. Огляделась. Костер отсюда виден трепещущим рыжим огоньком, окруженным суетливыми тенями. Я поежилась и все же шагнула к деревьям рощи, выискивая подходящее место. Не думаю, что та пара решила отойти настолько далеко от пикника, да и наверняка они уже давно вернулись к костру.

Цикады умолкли разом, неожиданно, вынуждая меня замереть вновь, вглядеться пристально в темноту меж деревьями.

Толчок. Сильный, швырнувший меня лицом в траву. Я растянулась на неровной, в ямках и кочках земле, охнув от боли, а в плечо вцепилась чья-то рука, перевернула меня рывком на спину. Я всмотрелась в застывшего надо мной человека… только то был не человек. Человекоподобная фигура, очертания которой даже можно назвать женскими. Большие сложенные крылья за спиной, заплетенные во множество тонких косичек длинные черные волосы. Рука с темной кожей и когтями, ощутимо впивающимися в мое плечо.

Существо склонилось резко, позволяя увидеть не лицо — грубые, искаженные черты, гротескную темную маску с красными глазами, лишь отдаленно напоминающую лик человека. Оскалилось, обнажая клыки хищника, и движением молниеносным переместило руку на мою шею, расцарапав открытую часть плеча и порвав ворот платья. Пальцы, жесткие, шершавые, сжались, давя готовый вырваться крик, отрезая от воздуха. Я попыталась вздохнуть, попыталась инстинктивно отвести чужую руку. Тщетно. Моих пальцев, вцепившихся отчаянно, бессильно в его запястье, существо, кажется, и не заметило, только склонилось ниже, к самому расцарапанному плечу, втянуло с шумом воздух. Странная неудобная поза, похоже, не служила ему помехой, и существо лизнуло вдруг длинным алым языком одну из кровоточащих ранок. Цокнуло удовлетворенно и, оставив мою шею, вонзило клыки в плечо.

На сей раз боль ослепила, ударила наотмашь, отправляя в состояние между забытьем и кошмаром. Из горла, ноющего, пересохшего, вырвался лишь хрип, я не чувствовала собственного тела, будто оно осталось за гранью мира живых, перед глазами тьма поглощала разноцветные пятна, уводя мое сознание во мрак боли и ужаса панического, захлестывающего. И крошечная часть меня, пытающаяся удержаться, не сломаться, не исчезнуть в пустоте, шептала в страхе, что и этот укус не так прост. Что-то происходило со мной, с моим телом, неведомое создание делало что-то со мной, но я не могла понять, что именно.

Я растворялась в боли и пустоте, крадущейся верным падальщиком следом, растворялась вопреки жалким своим попыткам остаться.

И даже когда расплывающиеся очертания существа надо мной исчезли, сметенные огромной черной тенью, я продолжала таять. Боль схлынула, но пустота осталась, поглощая меня, впитывая каждый слабый мой вздох, сжимаясь вокруг тяжело, устало бьющегося сердца.

Яркая вспышка, озарившая темноту вокруг.

— Пушок, фу! Назад! Дирг побери, да отойди ты от этой твари, бестолковая псина!

Беван? Наверное.

Дрожь земли подо мной, проникающий в легкие воздух становится все более раскаленным, горячим.

Угрожающее рычание и сразу — скулеж, обиженный, горький.

Мир появляется и исчезает подобно полосе пляжа, скрывающейся постепенно за линией прилива. И, проваливаясь раз за разом во мрак, мне кажется, что больше мир уже не вернется. Я не вернусь. Сердце остановится и меня не будет, я исчезну в небытие.

Голоса вдали. Ощущение теплых рук, прижатой к моему мокрому, липкому плечу ткани. Вокруг по-прежнему слишком светло и я, зажмурившись, пытаюсь отвернуться.

— Айшель? Тише, тише… сейчас… Все будет хорошо.

Дрэйк? Видит Серебряная, это самая большая ложь, которую можно сказать умирающему.

Девичий вскрик. Негромкий голос императрицы, отдающей приказы четко, уверенно.

— Все будет хорошо, Айшель. Только не уходи.

— Дрэйк? — Беван рядом, говорит едва слышно, удивленно. — Ты не поверишь, но тварька-то сдохла. Только что ни с того ни с сего скончалась на моих глазах и явно в муках, а ведь мы ее не настолько сильно потрепали.

— Что ж, ей повезло. Где этот диргов экипаж?

Первый раз слышу, как Дрэйк ругается.

— Сейчас подгонят. Но откуда она здесь вообще взялась? Как миновала защиту?

— Потом.

— Катаринна весьма выразительно на нас поглядывает.

— Пусть обратится к Рейнхарту.

— Предлагаешь мне послать Ее императорское величество?

— Мне все равно, куда и как ты ее пошлешь.

Мир исчезает вновь под стук забившегося чаще сердца, под сдавивший горло спазм. Я закашлялась, чувствуя, как тает стремительно ощущение рук Дрэйка.

— Айшель?!

Я хочу ответить, хочу остаться, но не могу, окунаюсь во тьму, не зная, вернусь ли на сей раз…

Холодно.

Кажется, будто я лежу на огромном ледяном валуне, медленно, неотвратимо вытягивающем из меня последние крохи тепла.

Я шевельнулась, ощущая смутно мягкую перину под собой, укрывающее меня одеяло, подушку. Но холод не уходит.

— Айшель?

Мне удается открыть глаза, болезненно сухие, ноющие.

— Дрэйк?.. — мой голос звучит хрипло, надтреснуто.

— Тише. Постарайся двигаться поменьше.

Вижу, как мужчина опускается на край постели рядом со мной, осторожно помогает мне сесть. Берет со столика возле кровати чашку, держит несколько секунд в руке и подносит к моим губам. Мне хочется пить, и я глотаю жадно теплую жидкость, не различая ни вкуса, ни запаха, понимаю только, что это не вода. Выпиваю все до дна, откидываюсь бессильно обратно на подушку.

Спальня в наших апартаментах, солнце, пробивающееся упрямо из-за задернутых портьер. Уже день?

— Что… что произошло?

— На тебя напали. — Склонившись ко мне, Дрэйк поправляет подушку, подтягивает одеяло. — На тебя и еще двоих человек.

Помню существо крылатое, красноглазое. Вонзившиеся в плоть клыки, боль, пустоту.

— Те люди не… не сильно пострадали? — от необходимости говорить даже тихо горло перехватывает, сдавливает невидимой лапищей.

— Не думай об этом. Отдыхай, — мужчина выпрямляется, смотрит на меня внимательно, нежно, но я осознаю вдруг с пугающей ясностью — те двое мертвы.

И холод накатывает новой волной.

Дрэйк отворачивается, собираясь встать, однако я цепляюсь за его руку, словно за единственную путеводную нить, связывающую царство теней с миром живых.

— Не уходи… — прошу отчаянно.

Мужчина оборачивается, улыбается обычной своей сдержанной полуулыбкой.

— Я никуда не уйду, не беспокойся.

А я все же ухожу. Смыкаю отяжелевшие веки, погружаясь в сон.

Не знаю, сколько я спала, но, когда сон отпустил меня, я долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе и к окружающему миру.

Характерный скрип пера по бумаге. Тиканье часов, доносящееся из гостиной.

Мне немного зябко, неуютно, однако, по крайней мере, не так холодно, как прежде. Горло не болело, только левое плечо ныло и чесалось.

Наконец я открыла глаза. На стуле возле кровати сидел Беван и писал что-то в свете лампы на столике. Портьеры по-прежнему задернуты, но солнце больше не просачивалось из-за тяжелых складок. Дверь в гостиную приоткрыта и даже с постели видно, что в темном помещении никого нет.

— С возвращением в мир живых, — произнес Беван, подняв на меня глаза.

— Где… Дрэйк? — обещал ведь не уходить.

И ушел.

— С Катаринной. Императрица потребовала его к себе в ультимативном порядке. Такого на мою память еще не случалось — брешь в нашей хваленой защите, нападение на закрытой территории. Повезло, что не на Валерию. Не представляю, как мы потом оправдываться будем. — Мужчина провел устало ладонью по встрепанным каштановым волосам. — Как самочувствие, малышка?

— Лучше, благодарю. — Я пощупала плотную повязку на плече, села, двигаясь медленно, аккуратно.

На мне ночная сорочка, в которой я спала прошлой ночью, и почему-то я уверена, что Дрэйк не позволил никому чужому прикоснуться ко мне.

— Ты куда? — Отложив на столик перо и толстую тетрадь в черном кожаном переплете, Беван вскочил со стула, едва я откинула одеяло.

— Мне надо… в ванную комнату.

Мужчина шагнул к кровати, помог мне встать, проводил, поддерживая, до ванной. Я собиралась возразить, что вполне могу справиться сама, но при подъеме с постели слегка закружилась голова и я промолчала. Неловко принимать помощь от постороннего мужчины, неловко знать, что он дожидается терпеливо возле двери туалета, однако спорить я не осмеливаюсь. В конце концов, бывало и хуже.

Беван отвел меня обратно в спальню, ушел в гостиную и вернулся с бутылочкой темного стекла и графином с водой. Я забралась под одеяло, оперлась спиной на подушку.

— Сколько я спала?

— Сутки практически. — Мужчина налил в знакомую чашку воды, добавил немного содержимого бутылочки, перемешал ложкой. — Честно говоря, я уже ненароком решил, что мы все умрем самым страшным и мучительным образом. Я так точно.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что Норд здесь такое устроил бы, если бы ты… кхм, не выжила. Да и Дрэйк тоже. Он в свое время сжег целый поселок, где находились люди, косвенно причастные к гибели его невесты. Вместе с остальными его жителями сжег. — Беван взял чашку и подал мне. — К сожалению, подогреть не могу, поэтому придется пить холодным. Давай понемногу, глоточек за маму, глоточек за папу, глоточек за меня…

Я приняла чашку, рассматривая мутную зеленоватую жидкость.

— Тут снотворное? — уточнила я подозрительно.

— И снотворное тоже. Во сне ты быстрее восстановишь силы, а завтра нам уезжать отсюда, хорошо хоть, не спозаранку.

— Что стало с теми людьми? — спросила я негромко. — Дрэйк сказал, напали еще на двоих.

Мужчина опустился на стул, взял со столика бокал с коричневым содержимым, сделал глоток. Тоже своего рода лекарство, хотя и не в общепринятом смысле, не для каждого.

— Одна пара решила уединиться в роще… на свою беду. — Беван покрутил в руке бокал и допил остатки алкоголя залпом. — После нападения керы редко выживают.

Я читала о них в храмовой библиотеке. Крылатые порождения подземного мира, вечные спутницы бога смерти, пьющие кровь людей, похищающие человеческие души.

— Я думала, керы встречаются только на полях сражений и нападают на павших в битве воинов. Я читала…

— Когда-то так и было. — Мужчина поставил пустой бокал на столик. — А нынче керы живут маленькими закрытыми общинами, идут в наемники и кровь пьют у своих рабов, купленных на честно, ну, или не очень честно заработанные деньги. Мир сейчас такой, что хочешь выжить — умей подстраиваться и считаться с новыми веяниями. Нет — и будешь всю свою долгую жизнь подвизаться по подворотням и довольствоваться бездомными и нищими. Вместе с кровушкой керы вытягивают из жертвы все жизненные соки… в прямом смысле. Насчет души не знаю, но в конечном итоге остается либо иссохшийся труп, либо растерзанный. Правда, одна моя знакомая кера уверяла, что, как и у людей, все зависит от желания: можно взять немного, обессилив человека, но сохранив ему жизнь, можно пить, пока, образно выражаясь, бутылка не опустеет. Есть среди них и одиночки, и изгнанные из общин за разные провинности. По предварительной версии, которую я полдня пытаюсь донести до Катаринны, на территорию «Розанны» проникла именно такая. Ту пару она… разорвала, а потом напала на тебя.

— Но как? Как она смогла попасть в защищенное поместье? Валерия говорила, что «Розанна» одно из самых безопасных и надежных мест в империи.

— Дирг знает, — пожал плечами Беван. — Первые полдня я искал эту брешь и даже нашел, только на ней не написано, кто такой умный оказался. Понятно, что сама кера никак не могла пробить или обойти защиту. Не тот у них уровень интеллекта для подобных тонкостей.

— Думаешь, это не случайно?

— Нет, конечно. Какая, к псам, случайность? Говорю же, повезло еще, что кера на наследницу не напала. Ты пей. Тебе надо поспать и Дрэйк мне что-нибудь подпалит, если ты не выпьешь все до капли.

Я послушно сделала глоток. Теперь ощущался привкус травяной, горький.

— Я слышала, она… кера умерла… — прошептала я.

— Сдохла, к собственной удаче.

— Удаче?

— Она тебя чуть не убила — полагаешь, ее ждала бы благословенная быстрая смерть? Дрэйк по сему поводу ничего не говорит, только молчит угрюмо, но я уверен, что кера отравилась. Ядом Норда в твоей крови.

— Разве это… возможно? — Нордан предупреждал, что любой смертный мужчина, посмевший овладеть мной, умрет, но я не слышала ни слова о том, что моя кровь станет ядовита настолько, что сможет за короткий срок убить нечеловеческое существо.

— Не знаю. Ты лучше у Дрэйка спроси, он хотя бы последних отмеченных застал, я-то их и не видел.

Я допила жидкость, потянулась поставить чашку, однако Беван забрал ее, поставил на столик сам. Я сползла по подушке вниз, под одеяло. Мужчина взял тетрадь и перо. Тетрадь открыл и пристроил на колене, посмотрел задумчиво на страницу.

— Что ты пишешь?

— Что-то вроде путевых заметок. Знаешь, за столько лет по делам братства мне много где побывать довелось, увидеть много разного. Иногда редкости какие-нибудь, иногда что-то совершенно обычное на первый взгляд, но стоит присмотреться и как-то обыденное иначе раскрывается, с другой стороны, о которой прежде и не подозревал. И я записываю то, что видел, то, что меня поразило по-своему. Так, на всякий случай. Порой некоторые вещи на редкость быстро из памяти стираются.

По телу разлилось тепло приятное, успокаивающее. И все же холод затаился в кончиках пальцев, собираясь незримыми крошечными льдинками.

— Женщин ты туда тоже записываешь? — в шутку спросила я.

— Только особенных. — Беван улыбнулся. — О тебе напишу обязательно.

— Хочешь сказать, я особенная?

— Чем дольше я наблюдаю, тем сильнее убеждаюсь в этом. С тобой можно позволить себе роскошь быть тем, кого и в зеркале-то по утрам видишь нечасто.

Я перевернулась на бок, натянула одеяло повыше, позволяя сну обнять меня.