Наложница огня и льда

Глава 8

Пробуждение было тяжелым.

Болезненным.

Пугающим непониманием происходящего.

Голова ощущается колоколом, чутким, непрестанно гудящим. Утренние трели птиц слишком громкие. Солнце, проникающее из-за неплотно задернутых портьер, чересчур яркое. Во всем теле слабость. И пестрые лоскуты разрозненных воспоминаний.

Клуб, танцы, бессчетная череда напитков, названия которых мне ни о чем не говорили.

Привязка.

Нордан.

Кажется, я заснула в автомобиле. Смутное, готовое вот-вот рассеяться неверным миражом ощущение, что меня несут на руках. Укладывают в постель. Обнимают, бережно прижимая к себе.

Я медленно, осторожно перевернулась с бока на спину, осмотрела вторую половину кровати. Никого. Но запах тумана и мха, примятые подушка и одеяло не оставляли сомнений, что прошедшую ночь я провела не одна.

В тревоге я заглянула под одеяло. Платье на мне. Туфли на ковре возле кровати, плащ висел на спинке стула. И спала я под одеялом, а мужчина, судя по всему, на одеяле.

На тумбочке стакан с водой, маленький коричневый пакетик и бумажка. Я взяла, пробежала глазами ровные строчки.

«Мне эта обезболивающая дрянь обычно не помогает, но тебе должна. Пожалуй, отпускать тебя без присмотра в дамский клуб тоже больше не стоит».

Отложив записку, я села, надорвала уголок бумажного пакетика, высыпала белый порошок в воду. Размешала пальцем, выпила залпом горькую жидкость. С трудом встала, дошла до ванной. Переоделась в халат, с облегчением избавившись от тугого кокона облегающего платья. Удивляюсь, как после похмелья люди пьют снова. От одной лишь мысли о напитке крепче кофе к горлу подступала тошнота. И еще я расспрашивала Нордана о его женщинах. Не следует спрашивать мужчин о таких вещах, это неприлично, это не мое дело, в конце концов… а я спросила.

И что-то о списке.

И скребущее острыми коготками раздражение, когда Дамалла откровенно разглядывала Нордана.

Верно говорят, что нельзя пить, меры не зная, полностью отдаваясь во власть алкогольного дурмана.

В дверь постучали. Я открыла сама, не особенно желая приглашать в комнату. Да и вообще кого-либо видеть.

— Доброе утро, Сая, — Дрэйк окинул меня взглядом обеспокоенным, пытливым. — Ты не спустилась к завтраку, и Норд упомянул, что общество Лиссет тебе на пользу не идет. Все хорошо?

— Да… нет… — я смутилась вдруг, чувствуя, как захлестывает стыд, стянула ворот халата у горла. Что Дрэйк теперь обо мне думает? — Я… мы… Обычно я не… То есть я никогда прежде не… — не пила столько.

— Понятно. — Мужчина неожиданно улыбнулся тепло, ободряюще. — Иногда бывает, и ничего страшного в этом нет. Лиссет же привезла тебя обратно?

— Нет, Нордан привез, — призналась я.

Тень удивления появилась и исчезла.

— Тебе что-нибудь нужно? У Пенни есть аптечка.

— Благодарю, я уже выпила обезболивающее. — Я не сдержалась, вдохнула глубоко привычный уже аромат сандала, согретой солнцем земли. И цветочный запах, резкий, чужой, смутно знакомый.

Раздражение заскреблось вновь. Я наклонилась чуть к Дрэйку, надеясь, что ошиблась, что мне всего лишь показалось на больную голову.

Не показалось. Слабый след женских духов пробивался сквозь сандал, сквозь запах мыла, который я помнила по первому своему утру в этом доме, вызывая абсолютно ничем не обоснованное недовольство.

Дрэйк свою любовницу посещает каждый день? Хорошо, через день?

— Сая. — Мужчина отстранился от меня, посмотрел непонимающе, настороженно. — Все в порядке?

— Нет, — прозвучало резче, чем следовало, и боль только усиливала раздражение, неприятное желание накинуться с претензиями, обвинениями на Дрэйка. Новый глубокий вздох в попытке успокоиться, и я постаралась ответить ровно, без неуместных сейчас эмоций: — Да, все в порядке. Простите, я хотела бы отдохнуть еще немного.

— Да, разумеется, — вежливая улыбка, но в глазах застыли искры непонимания, удивления.

Я закрыла поскорее дверь, легла, накрывшись одеялом до подбородка. Наверное, из-за плохого самочувствия обострилось обоняние. Никак иначе не объяснить, почему я смогла почувствовать женские духи на Дрэйке даже несмотря на уже принятый мужчиной душ.

Как пах Беван? Я поворошила память, но вспомнила лишь, что в обе наши встречи пахло от него мужским парфюмом. Однако я не помнила ни самого запаха, ни, тем более, оттенков. Да и прежде я не замечала за собой чрезмерной чувствительности к запахам. И если с Норданом все объяснялось привязкой, то в отношении Дрэйка понять причин я не могла.

Ни с запахом, ни с гложущим изнутри раздражением.

Мне даже удалось еще немного поспать. Разбудил осторожный стук в дверь и голос Стюи.

— Сая? Сая?

— Да? — Я приподнялась на локтях, быстро осмотрелась, убеждаясь, что все в порядке и в постели я одна. — Стюи, заходи.

Дверь приоткрылась и в комнату просунулась черноволосая голова молодого человека.

— Там тебе цветы прислали.

— Какие цветы? — удивилась я.

— Целый букетище красных роз. Пенни за него расписалась.

— Хорошо, благодарю. Я сейчас спущусь.

Стюи кивнул и закрыл дверь со стороны коридора.

Кто мог прислать мне цветы? Странно, но я уверена, что Нордан не стал бы размениваться на цветы и едва ли выбрал розы. После «Лисьих сказок» красные розы выглядели… слишком банально, словно избитый насквозь комплимент.

Кто же тогда? Дрэйк?

Умывшись и надев домашнее платье, я торопливо спустилась в холл. Высокая корзинка с охапкой роз, темно-красных, с пышными бутонами, водружена на столик у стены, а вокруг, перебирая цветы, прохаживался Нордан. Пенелопа бдительным стражем замерла рядом. Заметив меня, девушка улыбнулась приветливо.

— Добрый день, Сая, — поздоровалась Пенелопа. — Букет на твое имя, с курьером. Отправитель пожелал остаться неизвестным.

— Замечательно. Еще и аноним. — Ко мне мужчина не обернулся, но недовольство в голосе кольнуло неприятно.

Я приблизилась, не зная, что сказать.

Признаваться не в чем. Оправдываться глупо. Повиниться в том, чего не делала — глупо вдвойне.

— Спасибо, Пенни, свободна, — добавил Нордан, выискивая что-то среди цветов.

Девушка бросила на меня сочувственный взгляд и ушла.

— И где ты успела подцепить воздыхателя? Наверняка какого-нибудь голозадого танцора из клуба. Хотя вряд ли, у них денег нет на такие дорогие веники. Значит, на балу. Граф, виконт или, может, сразу герцог, очарованный твоим невинным личиком? — Мужчина достал из букета карточку, повернулся ко мне.

Я потянулась было за белым прямоугольником с позолоченными виньетками, однако Нордан резко отвел руку в сторону.

— Какой-то самоубийца даже назначает тебе свидание. — Мужчина пробежал глазами послание в карточке. — Ладно, погода хорошая и если этому бедолаге так не терпится уйти из жизни, то почему бы не помочь в благом деле?

— Нордан, пожалуйста, — попросила я.

Мужчина не удостоил меня взглядом, продолжая со вниманием преувеличенным, насмешливым изучать несколько ровных строчек.

— И что это за имя такое идиотское — Пушок? Или он так сам себя ласково величает?

Пушок?

— Это от Валерии, — поняла я вдруг.

— Какой Валерии? — Нордан посмотрел наконец с каплей недоумения на меня и я, воспользовавшись моментом, забрала у него карточку. — Наследницы?

«Дорогая Сая!

Надеюсь, вы не оставите без ответа мою мольбу и не откажитесь встретиться сегодня со мной в том чудесном месте, где я люблю кататься. Три часа дня, северный въезд. Ни о чем не беспокойтесь, дальше вас проводит мой самый надежный спутник.

Искренне ваш,

Пушок».

— Она хочет встретиться со мной в Южном городском парке.

— Зачем? — в темных глазах появился задумчивый интерес.

— Не знаю. Действительно не знаю. На аудиенции она рассказала о своей… своих отношениях с сыном герцога Ройстона…

— С которым сыном?

— Старшим, — вспомнила я слова Дрэйка.

— С этим прощелыгой? Впрочем, молоденьким девушкам такие как раз нравятся. Мордашка посмазливее, взгляд шальной, улыбка придурка и куча папашиных денег приятным довеском. Только ты-то Валерии для чего? Послание любовное передать или свечку подержать?

Смяв карточку в кулаке, ощущая, как впиваются острые уголки в ладонь, я направилась к лестнице. Накануне мне показалось на мгновение, что между нами возможно взаимопонимание, хрупкое, неуверенное, но все же существующее, не иллюзорное. Что Нордан может быть нежным, внимательным, терпеливым. Что я для него не только собственность, безликая, бесчувственная, не только единственный объект страсти.

Иллюзии опасны. Даже на мгновение нельзя погружаться в их отравленные воды, нельзя обманываться ими.

— И куда ты пошла? — вопрос, нетерпеливый, недовольный, толкнулся в спину порывом ветра.

— К себе, переодеваться.

— Поедешь на встречу?

— Да. — Я поднялась на первую ступеньку, обернулась к мужчине. — Приказами особ королевской крови не пренебрегают. Просьбами тоже, потому что просьбы монархов часто подразумевают приказы. И у меня нет выбора. Валерия наводила обо мне справки и ей вполне достаточно навести их повторно и как следует, чтобы выяснить, что я всего лишь рабыня. А от простой встречи не должно быть большого вреда. Возможно, девушке только хочется поговорить без свидетелей.

— И как ты поедешь в парк? Он на другом конце города.

— Попрошу Стюи отвезти меня.

— Не дергай Стюи. Я сам тебя отвезу.

— Но…

— Заодно дорогой поговорим. Ты же не предполагаешь, будто я отпущу тебя без сопровождения Дирг знает куда. — Нордан нагнал меня, остановился на той же ступеньке. — Рад, что тебе стало лучше, — добавил, не глядя на меня, и поднялся стремительно по лестнице.

Иллюзия? И все-таки явь, непривычная, но пробивающаяся упрямо сквозь трещины во льду?

Как ни опасны иллюзии, заблуждения, слепая вера в то, что существует лишь в воображении, мне хотелось надеяться на лучшее. Я связана с этим мужчиной, связана навсегда, а значит, нам так или иначе предстоит быть вместе, жить, существовать бок о бок. Едва ли Нордан станет держать меня при себе постоянно, но нам при любом раскладе придется смириться с взаимным присутствием в жизни, мыслях и чувствах друг друга. И если есть хотя бы самая малая, самая ничтожная возможность создания ровных отношений, даже некоего подобия дружеского общения, то я должна ее использовать. В противном случае меня ждала участь худшая, нежели жалкая доля бесправной рабыни.

Ехали долго, почти через всю Эллорану. Вопреки моим опасениям, Нордан не начал разговор сразу, едва мы покинули двор перед домом. Иногда мы посматривали украдкой друг на друга, и если нам случалось встретиться взглядами, то отворачивались поспешно, словно школьники, застигнутые за прогулом уроков.

Я вспоминала все, что рассказывали в храме о привязках. В зависимости от накладываемых чар и возможностей колдуна связанный человек как лишь приковывался цепью незримой, крепкой к связующему, так и превращался в его тень, марионетку на веревочках, безвольную, преданную, не способную сделать самостоятельный шаг без веления кукловода. Мысли и чувства связанного концентрировались на связующем, вплоть до полной потери себя. Связующий же мог и любить связанного, и ненавидеть, и даже совсем не испытывать к нему никаких чувств — изначально или с течением времени. Единственное, чего связующий не мог сделать связанному — причинить сильный физический вред, искалечить, убить, избавиться прямо либо косвенно. Нам не объясняли, почему так происходит, но в книгах мне встречались упоминания о возможном побочном эффекте подобной разрушительной магии. Мама называла его откатом.

То, что я чувствую к Дрэйку, подтверждало, что мой мир не сузился еще до одного лишь Нордана. И Дамалла говорила, что наша привязка — не дело рук человеческих колдунов, а значит, несколько иного рода. Но меня все равно страшила перспектива стать игрушкой, которая надоест рано или поздно, к которой потеряют всякий интерес, но выбросить, избавиться не смогут. Раба можно продать, можно освободить, можно убить и смерть явится избавлением. Раб может сбежать. Связанный же останется до конца дней своих на невидимой цепи, будто брошенная хозяевами собака в будке при опустевшем доме.

— Будем все дорогу скорбно молчать как на похоронах?

— Я не знаю, с чего начать, — я действительно не знала.

— Попробуй с самого начала.

— Ты знаешь о лунной магии и лунных жрицах? — так в храме одна из старших жриц-наставниц часто начинала урок. Со слов «Что вы знаете о…»

— Знаю. Был когда-то такой культ, или орден жриц-мужененавистниц. Когда в первой половине шестого века началась печально известная охота на магов, жриц убрали в первую очередь, — Нордан помолчал минуту и добавил: — Что забавно, жриц истребили довольно быстро и весьма целенаправленно, в то время как большинство колдунов благополучно пересидело смутный период. Правда, стали вести себя куда тише и осмотрительнее.

— Мужененавистницы? — повторила я изумленно. Мне и в голову не приходило, что о нас, служительницах Серебряной, хранительницах мудрости ее и света, могут думать… такое! — Мы не… Они не… не мужененавистницы!

— Разве последовательницы вашего культа не приносят обет безбрачия и завещания девственности вашему божеству? — Нордан бросил на меня взгляд насмешливый, снисходительный. — Котенок, ты слишком наивна, и голова твоя явно забита всеми высокоморальными напыщенными бреднями, которые обычно вдалбливают храмовым воспитанникам. Известно, что храм непорочных дев в Сине — последний сохранившийся оплот лунных жриц и там до сих пор тайком обучают, то есть обучали немногочисленных носительниц этого дара. Это не великий и страшный секрет, по крайней мере, в наших кругах, а сложить два и два не столь уж трудно.

— Но Дрэйк… — попыталась было возразить я.

— Дрэйк, подозреваю, еще не видел твоего дара. А ты ему ничего не сказала, я прав? И не заблуждайся насчет него. Да, у Дрэйка воспитание, манеры благородного лорда, одежда с иголочки. Он деликатен в общении с тобой, но не расскажет тебе и половины того, что знает на самом деле, о чем думает или подозревает. За его спиной, как и за спиной каждого из братства, каждого из нас, уничтоженные города и оборванные жизни. Что-то сжигалось по указке братства, что-то — сугубо по велению души, — мужчина усмехнулся вдруг, следя за дорогой, но в усмешке этой мне виделось переплетение узоров горечи, презрения, бессильной невозможности что-либо изменить. — Мы не так уж и не похожи, просто я не скрываю, кто я есть.

Я отвернулась к окну.

Признаю, я наивна, неопытна, мало что видела в своей жизни и многого не понимаю. Однако я не настолько глупа, не настолько романтична, чтобы не осознавать, что деятельность Тринадцати, тайная или явная, далека от высоких идеалов и заветов. Что каждый из братьев, которых мне довелось повстречать, на самом деле не является именно тем, кем кажется. Что в жизни Дрэйка были и есть поступки и вещи, о которых не рассказывают никому, похоронив глубоко в памяти.

Возможно, будут и впредь.

— Обиделась?

— Нет. С чего ты взял?

— Девушки твоего возраста обычно сильно расстраиваются, когда им сообщают, что их обожаемый идеал отнюдь не идеал. Кстати, сколько тебе лет?

— Двадцать два, — краем глаза я отметила удивление, отразившееся на мгновение на лице Нордана. — Ты думал, я моложе?

— Вообще-то да. Ты не выглядишь на свой возраст, — мужчина снова выдержал короткую паузу и продолжил: — И как долго ты намеревалась скрывать свой дар?

Неловко обсуждать столь интимную для меня тему даже с другой женщиной. Необходимость же разговаривать об этом с мужчиной и вовсе делала язык большим, неповоротливым, а слова вымученными, неправильными.

— Я… не собиралась скрывать. То есть собиралась, но… недолго. Наш дар, он… мы теряем его, если… если…

— Если что?

— Если… если отдадим невинность мужчине, — выпалила я скороговоркой, глядя на тянущиеся вдоль дороги двухэтажные дома.

— Но ты, как я лично убедился, потеряла исключительно девственность.

Щеки пылали, от стыда, горячего, пожирающего пламенем, хотелось провалиться хоть в подземное царство, лишь бы не сидеть сейчас в салоне рядом с Норданом.

— Я не знаю, почему дар остался. Так не должно было быть. И… — я помедлила, собираясь с духом. — И Дамалла вчера сказала, что на мне привязка. Парная. К тебе.

Равномерный шум других автомобилей вокруг, люди ручейками по тротуарам.

Голубое небо в кучерявых облачках. И трепещущее напряжение очередной паузы.

— Положим, я подозревал нечто подобное, — наконец ответил мужчина ровно. Ни удивления, ни гнева.

— И давно… — я решилась все-таки посмотреть на Нордана, не скрывая своего недоумения. — Давно ты подозреваешь?

— Где-то со вчерашнего дня. Дело не только в оставшемся запахе. Дело в настойчивом и, прямо скажу, обычно совершенно мне не свойственном желании защищать тебя, оберегать от малейших неприятностей. В отсутствии интереса к другим женщинам. Твой запах не просто распространился по всему дому. Я точно знаю, когда ты возвращаешься домой, когда спишь, когда бодрствуешь, в каком ты настроении. Слишком неожиданный и странный набор симптомов для мимолетного влечения к девственнице.

— Дамалла подтвердила, что привязка образовалась из-за твоего укуса. — Я отвернулась вновь. — И что она не снимается. Не поможет ни время, ни…

— Ни повторные занятия сексом?

— Да, — вымолвила я еле слышно.

Наверное, сработал своеобразный инстинктивный механизм образования связи. Потому что наша привязка не похожа на то, о чем рассказывали в храме, о чем читала я, о чем говорила мама. Пока выходит, что привязка действует на Нордана даже сильнее, чем на меня. Или я просто-напросто не замечаю всех признаков?

— Тем не менее, отказываться от него я не намерен.

Я не удивлена. Не знаю, как долго это продлится, но в течение какого-то времени желать мужчина будет лишь меня. Роль его наложницы неизбежна и мне, как связанной, должно нравиться тоже.

Быть может, поэтому понравилось и в прошлый раз.

— Как ни странно, котенок, но в большинстве случаев я предпочитаю спать один. И под «спать» я сейчас подразумеваю именно сон. Однако после двух совместных ночей я пришел к выводу, что меня устраивает твое присутствие рядом. Вероятно, это следствие привязки, но твое соседство действует на удивление умиротворяюще. Какой там въезд? Северный?

Я смогла лишь кивнуть, растерявшись от столь резкой смены темы.

Деревья парка поднимались прямо перед нами, отделенные только высокой фигурной оградой. Автомобиль миновал беспрепятственно арку ворот, углубился под сень раскидистых крон. От ворот тянулась дорога, широкая, утрамбованная, по обеим сторонам ее — деревья стеной, густой кустарник, местами даже бурьян. Ни намека на аккуратные чистые аллеи и цветочные клумбы, ни одной скамейки или беседки, в отличие от Центрального. Можно не сомневаться, что здесь действительно встречаются глухие места: парк больше походил на настоящий лес, нежели на творение рук человека. Да и самих людей, неспешно идущих по краю дороги, совсем немного.

— Как здесь можно кататься? — удивилась я вслух.

— Можно, если собственная шея недорога, — заметил Нордан. — Как раз для любителей острых ощущений. Часть парка была лесом во времена, когда Эллорана занимала площадь поменьше, чем сейчас.

— Почему же его впоследствии не благоустроили?

— Благоустроили. Новую часть с южного и западного въездов. А до этой не дошли руки и деньги. Рукам, видимо, было лениво, а деньги употребили на другие дела, менее общественно полезные, зато куда более личные, — мужчина помолчал и добавил: — В прошлом веке здесь даже маньяк водился, специализировавшийся по отлову, убийству и расчленению поздно шатавшихся. Особое предпочтение отдавал парочкам, в частности, девушкам. Останки развешивал на деревьях на видных местах. Дивное было зрелище. — Нордан улыбнулся задумчиво, мечтательно почти, как улыбаются обычно приятным воспоминаниям.

И не понять, серьезен он или лишь шутит.

— Надеюсь, этим маньяком был не ты, — парировала я, стараясь не представлять тех несчастных. И того, что от них осталось.

— Увы. Если бы кто-то из нас позволил себе подобную вольность, то вскоре оказался бы развешанным по частям по тому же парку. Такого даже братство не простило бы.

— Братству есть дело до горя простых людей?

— Нет. Но если мы уничтожаем что-то — или кого-то, — неважно, по какой причине, то необходимо все обставить либо как несчастный случай, либо как разгул стихии. Допустим, идет человек под деревом, в это дерево ударяет молния, оно и падает… прямо на того человека. Насмерть падает. И никаких доказательств. Ну, это так, утрированно говоря. А резать людей практически в открытую и украшать ими окрестности, как весеннее дерево лентами на праздник Единения — это верх идиотизма. А идиотов никто не любит.

Дорога расширилась в небольшую прямоугольную площадку, огороженную по периметру деревянными перекладинами, с табличкой на столбе — черным схематичным изображением автомобиля, перечеркнутого жирной красной линией. Нордан остановил экипаж перед оградой. Я вышла первой, осмотрелась. Кроме нашего, на площадке только один автомобиль. За оградой деревья тянулись, насколько хватало глаз, высокие, с толстыми темными стволами, с кронами, смыкающимися в купол где-то вверху.

— И что дальше? — Мужчина вышел со своей стороны, закрыл дверцу, сделал пасс рукой.

Ответом на вопрос зашелестел вкрадчиво кустарник по другую сторону ограды, черная тень, удивительно легкая, стремительная, перепрыгнула через перекладины, бросилась ко мне. Но, не добежав совсем немного, с глухим рычанием шарахнулась прочь, а утоптанная земля передо мной покрылась вдруг блестящей коркой льда. В следующее мгновение Нордан оказался рядом со мной, одной рукой пытаясь отодвинуть меня назад к экипажу.

— Нордан, прекрати! — Я вцепилась в его плечо, едва ли не повиснув на мужчине всем своим небольшим весом. — Это Пушок, он меня не тронет.

— Пушок? Это?! — Нордан смотрел на пса недоверчиво, подозрительно.

Пушок застыл на месте, ощерившись, рыча угрожающе обеими головами.

— Это двуглавый пес Валерии. Разве ты не знал?

— Знал. Но откуда мне знать, как зовут эту тварь?

— Пушок не тварь, не надо обижать его. К тому же, полагаю, он о тебе тоже невысокого мнения. — Я отпустила мужчину и, перешагнув через змеящуюся полоску льда, приблизилась к псу. — Все хорошо, Пушок. Он больше не будет пытаться тебя заморозить.

— Мнение каких-то псин интересует меня в последнюю очередь.

Я опустилась на корточки перед Пушком. Пес перестал рычать, но правая голова продолжала настороженно следить за Норданом за моей спиной, а левая заглянула мне в лицо, ткнулась мокрым носом.

— Все в порядке, Пушок. — Я потрепала пса по холке под перекрестьем ремней. — Он со мной. Он… свой. Отведешь нас к Валерии?

Я выпрямилась, Пушок потрусил к ограде, перепрыгнул, оглянулся на меня. Я перелезла через перекладины — ограда чуть ниже моего пояса и, надо признать, брюки действительно вещь удобная, практичная. Сделала несколько шагов и обернулась. Мужчина по-прежнему стоял на площадке, наблюдая с удивлением за мной.

— Даже если ты прикажешь остаться здесь, я все равно пойду с Пушком, — предупредила я сразу.

— Я впечатлен.

— Чем?

Нордан преодолел ограду легко, одним прыжком с ходу. Догнал меня, и мы последовали за псом.

— Перелезающих через забор леди видеть мне еще как-то не доводилось.

— Я не настолько леди. И в детстве я, наверное, излазила все окрестности городка, где мы жили.

— С трудом представляю тебя сорванцом, крадущим яблоки из чужого сада.

— Нет, сорванцом я точно не была, — усмехнулась я. — Скорее кошкой, которая гуляла сама по себе. Разумеется, я почти всегда гуляла под маминым присмотром, но мама обычно не возражала против моей исследовательской деятельности, если это не представляло большого вреда.

— И у тебя не было няни или гувернантки?

— Мы скромно жили, и прислуги у нас было мало. Родители воспитывали меня сами. А другие дети меня… не любили.

— Почему?

— Экзотическая внешность, застенчивость, нежелание играть в шумные подвижные игры. Дети бывают злыми, хотя и неумышленно. — И немногочисленные детские балы превращались в пытку. Насмешки, обидные прозвища, тычки и щипки украдкой, пока не видят старшие. Взгляды взрослых, порой снисходительные, колющие непонятной в те годы жалостью, порой с нет-нет да проскальзывающим презрением, омрачающим мой детский мирок отголосками чужих бурь. Растерянность маленькой девочки, не знающей еще причин молчаливого неодобрения старших, случайных якобы замечаний, жалящих слов, легкомысленно повторяемых детьми за взрослыми.

Мужчина бросил на меня взгляд странный, быстрый.

— Что? — неожиданно я сообразила, что рассказываю Нордану о себе, рассказываю спокойно, без утайки, не взвешивая каждое слово. — Я что-то не то говорю?

— Нет. — Мужчина пнул подвернувшуюся под ногу сухую ветку. — Я тоже не особо ладил со сверстниками.

— Из-за… дара?

— Много из-за чего. Клеймо ублю… незаконнорожденного не способствует налаживанию дружеских контактов и общественной любви.

— А твой отец…

— Я его в глаза никогда не видел, — перебил Нордан резко. — Как и большинство из нас.

— Я имею в виду мужа твоей мамы…

— Моя мать так и не вышла замуж. И растила меня одна. Что тоже не способствовало сохранению хорошей репутации в глазах соотечественников, тем более на крошечном островке с единственным поселением.

Ярость в голосе, тихая, старая, но все еще клокочущая, причиняющая боль, заставила меня прекратить расспросы.

Постепенно деревья вокруг поредели, расступились. Земля, засыпанная жухлой бурой листвой и сухими ветками, вспоротая корнями и зелеными стеблями растений, пошла под уклон. Иногда мужчина поддерживал меня под локоть, подавал руку, если я спотыкалась или попадался особенно крутой участок склона. Помощь я принимала молча, с благодарной улыбкой. Понимаю, что сопровождение меня домой накануне, попытка защитить от Пушка, поддержка сейчас — лишь результат действия привязки. Понимаю, что мой страх перед Норданом, истаявший вдруг вешним снегом под животворящим весенним солнцем, — только эффект от неизвестной мне магии, сковывающих нас уз.

Понимаю. Но глупое сердце радовалось каждому маленькому знаку внимания, невинному совершенно прикосновению к руке через ткань жакета, вынуждая раз за разом напоминать себе, что и эти чувства — следствие привязки, и только привязки.

Впереди, среди стволов деревьев, истончившихся, закутавшихся в бархатный покров темного мха, мелькнула подсвеченная солнцем водная гладь. Пушок рванул вниз по склону, мы ускорили шаг. За деревьями раскинулась клякса то ли пруда, то ли озерца, крохотного, заболоченного у узкой, короткой дуги берега. Возле ивы, серебристой, тянущей печально руки-ветви к зеленой от ряски воде, привязана гнедая лошадь, рядом, постукивая нетерпеливо стеком по голенищу черного сапога, прохаживалась невысокая девушка в черном же брючном костюме, в шляпке на каштановых волосах. Обернулась на звуки шагов и юное прелестное личико озарила улыбка.

— Леди Сая! — при виде моего спутника улыбка померкла, в глазах появились настороженность, испуг. — Что он здесь делает?

— Я не отпускаю свою женщину куда-либо без надежного сопровождения, — пояснил Нордан невозмутимо.

— Вашу женщину? — повторила Валерия, растерянно посмотрев на меня. — Но я думала, леди Сая, ваш покровитель — лорд Дрэйк…

— Дрэйка здесь нет, к вашему счастью, — парировал мужчина тоном резким, без капли почтительности. — Потому как Дрэйк во всех подробностях пересказал бы ваши речи вашему отцу, а если бы нашел в них что-то полезное, то и нашим старшим собратьям.

— Леди Сая, я надеялась, вы без уточнений и напоминаний поймете, что наша встреча сугубо конфиденциальна и не предусматривает присутствия любых посторонних личностей. — Стек щелкнул раздраженно по голенищу сапога.

— Простите, Ваше императорское высочество, но я не смогла бы добраться сюда одна, — я попыталась сгладить, смягчить возникшее напряжение. — Я не знаю города и…

— Разве у лорда Дрэйка нет машины с водителем?

— Есть, но…

— Представим, что я и есть этот водитель, — вмешался Нордан. — Сделаем вид, что меня здесь нет, благо вашему малолетнему высочеству не привыкать не замечать слуг, вы быстро пошушукаетесь, и мы разъедемся по домам.

— Вы еще кому-то рассказали о нашей встрече? — уточнила девушка.

— Нет, Ваше императорское высочество.

— Хорошо. Пушок, проследи за этим… нелюбезным водителем. Если что, можешь откусить ему голову. У бессмертного она наверняка должна прирасти обратно, а если нет, то и не жалко. Леди Сая?

Бросив на мужчину умоляющий взгляд, я последовала за Валерией. Девушка отошла за иву, остановилась у кромки берега, глядя на противоположный, заросший густым кустарником.

— Я хочу сегодня встретиться с тем человеком, о котором рассказывала вам вчера, — произнесла Валерия негромко. — И я хотела бы, чтобы вы меня сопровождали.

— Я? Но почему… почему я? — я чужая. Как для наследницы, так и в империи.

— Вас практически никто не знает, вы можете свободно перемещаться по городу, и вы не лояльны моему папе настолько, чтобы немедленно обо всем ему рассказать. Вы нравитесь Пушку, а значит, вполне надежны. Во всяком случае, надежнее, чем большинство из моего окружения. Вы старше и… более самостоятельны. Я рассчитывала, что смогу воспользоваться вашей машиной, но теперь, похоже, весь план насмарку из-за… водителя.

Я оглянулась на Нордана. Мужчина стоял на том же месте, рядом сидел Пушок и оба, и Нордан, и пес, наблюдали друг за другом пристально, настороженно. Однако у меня не возникло сомнений, что Нордан прекрасно слышит наш разговор.

— Ваше императорское высочество, неблагоразумно встречаться тайно с человеком, с которым ваш отец запретил вам видеться.

— Я не рассказывала вам о запрете. Ах, — в зеленых глазах полыхнуло подозрение. — Вы передали содержание нашей беседы лорду Дрэйку?

— Вы сами заверили меня, что ваши отношения с Эдуардом не секрет. Я всего лишь уточнила эту информацию у Дрэйка, — необходимость оправдываться перед девушкой моложе меня годами, ребенком почти, пусть и королевской крови, утомляла. Словно отчитываюсь перед жрицами-наставницами.

— И что еще вы у него уточнили?

— Где вы собираетесь встречаться с отпрыском Ройстона? — спросил Нордан неожиданно.

— Что? Вы подслушивали?! — воскликнула Валерия возмущенно.

— Вы недостаточно далеко отошли, чтобы я вас не слышал. Уберите псину, говорите, куда вас отвезти, и так и быть, я готов поработать личным водителем.

На лице девушки застыла маска растерянности. Я же стремительно приблизилась к мужчине, погладила правую голову Пушка.

— Ты с ума сошел? — прошептала я. — Потакать ее капризам означает фактически нарушить приказ императора.

— Вряд ли он издал письменный указ, а до того, что он на словах запрещает своей дочери, мне дела нет. Я при дворе не бываю, сплетни не слушаю, газеты не читаю, откуда мне знать, что он ей запретил, а что нет, — Нордан следил поверх моего плеча за Валерией, и в темных глазах я видела задумчивый интерес, расчет, холодный, равнодушный, вычленяющий выгоду из полудетской прихоти. Хотя я не понимала, что можно выиграть от содействия желанию юной взбалмошной наследницы. — И ты не первая называешь меня безумцем.

— Я не называла тебя безумцем, — возразила я. — Я лишь не понимаю, зачем тебе это?

— Котенок, — мужчина посмотрел наконец на меня, ласково, успокаивающе. Коснулся моего подбородка. — Услуга, вовремя оказанная нужному человеку, лишней не бывает, понимаешь? Особенно услуга столь личного характера.

— Да, но… — и будущая императрица станет должницей, разделит сокровенное с посторонним. А за сохранность своих секретов обычно платят, и платят немало, если хозяин тайны не последний человек в обществе. И мне истина эта нехитрая должна быть известна лучше многих. Только для меня есть существенная разница между сокрытием собственных тайн и торговлей чужими. — Нордан, я наверняка покажусь тебе глупой, но мне кажется, что это… плохо. Неправильно.

— Ты не глупая, ты наивная. — Подушечка большого пальца погладила подбородок, обвела ямочку, коснулась нижней губы. — И чтобы облегчить твои нравственные страдания, напомню, что эта пигалица видела тебя от силы два раза, а уже навела справки и пытается использовать по своему усмотрению. Ее псина, видишь ли, тебя оценила.

— Пушок хороший.

— Пушок-то, может, и хороший, однако сказать того же о его хозяйке нельзя. И букет она прислала днем — уверен, точно зная, что Дрэйк во дворце и тебе некому будет рассказать о встрече. Ты кое в чем права: она может копнуть поглубже и выяснить твой нынешний статус. Не исключаю, что она уже об этом знает и использует, если ты заупрямишься.

Я вздрогнула в смятении, но Нордан, убрав руку от моего лица, обнял меня за талию, привлек к себе.

— Тише, не бойся. С такой паршивой документацией все равно скоро негде будет копать, а пока отвезем ее куда скажет, если ей так неймется. — Мужчина поцеловал меня в лоб и добавил с усмешкой: — Я даже свечку готов им подержать.

Я покачала укоризненно головой, обернулась. Валерия стояла возле лошади, изучая нас с интересом, странно похожим на интерес, только что замеченный мной в глазах Нордана. Сосредоточенным, тщательно запоминающим и взвешивающим каждую увиденную деталь. Слишком взрослым, слишком расчетливым для столь юной девушки.

Я отстранилась чуть от мужчины, однако руку с талии он не убрал. Улыбнулся благодушно наследнице.

— Когда едем?

— Сейчас. — Валерия шагнула к нам. — Мне любопытно, лорд Дрэйк знает о… об этом?

— О чем? — вопрос, вежливый, невозмутимый, во взгляде, в голосе.

— О… — пауза, короткая, намеренная. — О ваших отношениях.

— Знает и с удовольствием присоединяется. Вам рассказать в подробностях или вы сами пофантазируете на досуге?

Девушка все-таки залилась румянцем, стиснула рукоять стека и вернулась к лошади. Правая голова Пушка оглянулась непонимающе на хозяйку, левая посмотрела на меня. Я смутилась, догадавшись запоздало, что имел в виду Нордан.

— А ты переживаешь, — шепнул мужчина мне на ухо другим, ровным тоном.

— Она всего лишь ребенок, — ответила я тихо. — И берет пример со своих родителей, с тех, кто ее окружает, не разбираясь еще в правильности подобного поведения, считая его единственно верным. Не ее вина, что ей подают только такой пример.

— Еще один поборник прав угнетенных на мою голову, — проворчал Нордан, но ворчание беззлобное и я задумалась вдруг, следствие ли это привязки или та часть мужчины, которую он, подобно Дрэйку, нечасто, возможно даже, редко демонстрирует окружающим? Я помнила короткий наш разговор в автомобиле, когда Нордан вез меня с невольничьего рынка, и тогда мужчина показался мне скорее странным, нежели страшным. Страх перед новым хозяином пришел позже, после укуса.

Укуса, создавшего привязку.

Согласна с Дамаллой: едва ли Нордан понимал, чем обернется идея лишь заклеймить рабыню, чтобы та не сбежала. Если, конечно же, таково было его истинное желание.

А если нет? Если возникли желания неосознанные, смутные, не поддающиеся логическому осмыслению? Даже сугубо инстинктивное стремление пометить меня как свою женщину не могло появиться на пустом почти месте. Наверное, привлекло изначально что-то во мне.

Запах? Возможно.

Что-то еще? Кто знает.

— Так куда едем, наследница? — повысив голос, уточнил Нордан.

— Вам знакомо поместье «Алая мальва»? Оно находится за городом, сейчас принадлежит графу Бристону.

— Знакомо. Когда-то там устраивались самые разнузданные и самые кровавые оргии, за что, собственно, поместье и получило название «Алая мальва». Прежде оно именовалось «Белая мальва», — похоже, рассказано это скорее для меня, поскольку Валерия, обернувшись, лишь усмехнулась снисходительно, ничуть не удивленная.

— Это было давно и при нынешнем хозяине ничего подобного, разумеется, не устраивается. Мы отправимся туда, но сначала заедем в магазин за маскарадными костюмами.

— Еще и за костюмами? — повторил мужчина.

— Мы же не собираемся посетить бал-маскарад без соответствующих костюмов? — усмешка девушки расцвела ярким торжеством, затеплилась радостным предвкушением. — Являться на маскарад в обычной одежде дурной тон и, в конце концов, просто скучно, а вы, насколько мне известно, скуку не уважаете, не правда ли, дорогой Нордан?

— Моя слава бежит впереди меня. — Мужчина улыбнулся небрежно, обжигая льдом презрительного высокомерия, но я почувствовала, как напряглась его рука на моей талии.

Мысль о потакании прихотям наследницы неожиданно и впрямь стала казаться безумной.