Наложница огня и льда

Глава 4

Мы пересекли почти весь зал, когда Дрэйк остановился. Отпустил меня, вгляделся с беспокойством в мое лицо.

— Сильно испугалась?

— Нет, — я не испугалась. Совсем.

— Обычно он проявляет интерес только к собеседникам и спутникам Ее высочества.

— Все в порядке, Дрэйк. Он не собирался нападать. — И собака, даже двуглавая, всяко не страшнее Нордана. — Его действительно зовут Пушок?

— Да. Октавиан привез его щенком с юга, позабавить семью и двор редким чудом, — в голос прозвучало неодобрение. — Впоследствии щенка собирались убить, пока он не вырос во взрослую особь, но шестилетняя Валерия настолько привязалась к нему, что Октавиан не смог отнять у дочери питомца, несмотря на возражения Катаринны. Валерия назвала щенка Пушком. Они выросли вместе, и ныне даже Ее императорское величество признает, что лучшего охранника для дочери не найти.

И единственного настоящего друга, надо полагать.

— У меня в детстве кот был, — призналась я вдруг. — Беспородный, но ласковый, всегда со мной спал. Я его котенком на улице подобрала и принесла домой. И так плакала, когда пришлось в пансион уезжать. Все думала, как мы будем ночами друг без друга? — я поймала задумчивый взгляд мужчины и смутилась. — Простите, вам это неинтересно, а я говорю…

Рассказываю на балу про кота.

Ерунда какая.

— Почему же? — возразил Дрэйк. — Наоборот, интересно.

Слушать о моих детских радостях и горестях?

К нам стремительно, едва ли не бегом, приблизилась Лиссет, выдохнула шумно.

— Фу-ух, отстрелялась! Не могу долго находиться рядом с этой псиной, сразу паника начинается. Сая, не представляю, как ты там держалась. Да еще и погладить ухитрилась. Меня на твоем месте инфаркт хватил бы.

— Он вовсе не страшный. — И почему Пушок должен пугать? Лишь по причине наличия двух голов вместо одной?

Если не врут книги, то подземный мир скрывает псов и о трех головах.

— Что ж, Лиссет, похоже, в той ситуации сердечный приступ грозил только нам с тобой, — неожиданно усмехнулся Дрэйк.

После представления гостей объявили танцы. Первый, открывающий танец в одиночестве. Миниатюрная, достающая только до плеча партнера Валерия в руках Бевана как почетного гостя императора. Каждое движение, каждый поворот выверен до мелочей, безупречен и столь же пуст. На загорелом лице девушки маска, не идеально повторяющая родительскую, но по-ученически усердно стремящаяся к достижению требуемого высокого уровня. Беван вежлив, сдержан и невозмутим, однако не давал себе труда скрыть скуку в глазах. Более чем очевидно, что Бевана куда больше, нежели предельно аккуратно обнимаемый ребенок, волновали стайки леди несколько старше его партнерши, блестевшие разноцветными рыбками, наблюдавшие с откровенным интересом за танцующей парой.

Пока хозяйка невесомо скользила по паркету, Пушок подошел к нам, отпугнув как Лиссет, так и стоявших рядом людей, уселся возле меня. Правая голова следила за Валерией, левая умильно ловила мой взгляд. Я потрепала пса по холке, чувствуя, как с другой стороны опять напрягся Дрэйк.

— Ты полна сюрпризов, — обронил мужчина.

— Разве? — надеюсь, мое удивление выглядело искренним.

— Я ни разу не видел, чтобы этот пес подпускал к себе кого-то, кроме Ее высочества.

— Я лучше лажу с животными, чем… — я осеклась.

— Чем с людьми, — закончил фразу Дрэйк.

— Животным все равно, кто ты в человеческом обществе, как выглядишь и что у тебя есть. Животные, домашние, по крайней мере, либо любят тебя, либо нет, без всяких оговорок и условий.

— Что, к сожалению, нечасто можно отнести к людям.

— Да, увы.

Мужчина не стал разубеждать меня.

Под стихающие последние аккорды Беван и Валерия закончили танец. Реверанс, ответный поклон и Беван повел девушку к ее верному стражу. Пушок встал, побежал навстречу хозяйке. Валерия кивнула нам и удалилась, сопровождаемая псом.

— Я определенно недооценил вас, юная укротительница чудовищных псов, — заметил Беван насмешливо.

Я опустила глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не поежиться под взглядом, царапающим вспышкой нового липкого любопытства.

— Беван, вокруг полно прелестных дам, жаждущих твоего общества, — произнес Дрэйк. — Не пора ли тебе вознаградить их за терпение?

— Еще минуту дамы потерпят, — парировал Беван. — Должен же я поздравить очаровательную Саю с дебютом в высшем свете.

— Тогда поздравляй и не вынуждай дам ждать слишком долго.

— Мои поздравления, Сая, вы сегодня воистину неотразимы. — Беван даже поклонился с тонким флером издевки. — Внимание императорской семьи вы привлекли однозначно. И кто знает, возможно, не только ее.

— Сая, позволь пригласить тебя на танец, — предложил Дрэйк.

Что угодно, лишь бы оказаться подальше от изучающего заново взгляда, от насмешки в изгибе губ.

Я кивнула, и Дрэйк повел меня к другим парам, выходящим на паркет после открывающего танца. Повернулся лицом ко мне, положил руку на спину немного ниже лопаток. Я — на мужское плечо, следуя урокам в пансионе, еще недавно казавшимися позабытыми, похороненными за ненадобностью на дне моей памяти. Оркестр заиграл вновь, музыка затрепетала вокруг хрустальными каплями дождями, приглашая слиться, соединиться в сияющем водовороте. Извивами лент потянулись пары, яркие, стремительные, и за сменяющими друг друга черно-белыми росчерками фраков и сверкающими разноцветными вспышками платьев исчезли те, кто остался у стен.

Руки помнили необходимое положение, а ноги — шаги. Я лишь опустила ресницы, позволяя нежной, чуткой мелодии наполнять меня, словно сосуд водой. Дрэйк поддерживал почти невесомо, но уверенно, вел по кругу. И синие цветы льнули к мужчине, поворачивались доверчиво за своим солнцем.

И впрямь, маленькое солнце. Личное маленькое солнце.

Теплые руки. Без перчаток вопреки этикету.

— Вы не танцуете, — вспомнила я вдруг.

— Танцую, — не согласился Дрэйк.

— Я имею в виду вообще, а не сейчас.

— Я давно не танцевал. Но, как ни странно, не все еще забыл.

— И… как давно? — не знаю, почему я спрашиваю. У меня нет права задавать какие-либо вопросы, но мне хочется узнать хоть что-то об этом мужчине, любую мелочь.

Дрэйк задумался. Музыка падала и падала каплями, разливаясь предчувствием грозы, что принесет с собой желанную прохладу после изнуряющей жары.

— Век, два назад. Давно, — ответил наконец Дрэйк.

— А прежде?

— В другой жизни.

— Другая жизнь? — повторила я.

— Обычная, со своими удачами и неудачами, в какой-то степени беззаботная и предсказуемая. Похожая на жизни многих здесь присутствующих. Жизнь до братства.

Я посмотрела на кольцо на правой руке Дрэйка, ничем не отличающееся от кольца Нордана. В широкой мужской ладони моя ладошка казалась совсем хрупкой.

— Я думала, братство старее.

— Старее. Но братство менялось, и собратья тоже. Норд, Беван и еще двое собратьев самые молодые и последние принятые. Другие уже вряд ли будут.

— Почему?

— Потому что за более чем два столетия не удалось разыскать ни одного нам подобного. Закончились, видимо, — Дрэйк помолчал и добавил, глядя мимо меня: — Наверное, оно и к лучшему.

Больше я не решилась ни о чем расспрашивать.

Капли замирали, таяли и пары останавливались одна за другой. Мужчина спросил, не желаю ли я еще потанцевать, и я смогла только снова кивнуть.

Несколько танцев, и фигуры некоторых все же вспомнились с трудом. Перерывы. Столы с заметно опустевшими блюдами и уменьшившимся количеством бокалов. Лиссет, беседы с которой скрашивали наше с Дрэйком обоюдное молчание. Лисица рассказывала о гостях и последних сплетнях живо и много, хотя вереница имен, связей и поступков ничего для меня не значила. Дрэйк не вмешивался, подолгу держа в руке один и тот же бокал и едва притрагиваясь к его содержимому. Стоял рядом с нами, погруженный в неведомые размышления, иногда хмурился, и меня тянуло разгладить пересекавшие лоб морщинки, коснуться плотно сжатых губ. Эти мысли пугали и волновали, и я без конца повторяла себе, что расплата неизбежна и что мне повезло, раз мужчина мне не противен, даже наоборот. Я видела издалека и Бевана, неизменно облепленного двумя-тремя молодыми, кокетливо ему улыбавшимися дамами, и Хейзел в окружении то стайки женщин, то восхищенно на нее взиравших мужчин, но меня не беспокоил ни один, ни другая. Императорская чета не покидала тронов, большую часть времени сидя неподвижно, словно позируя для портрета. Лишь иногда я замечала, как Октавиан, наклонив голову, говорил что-то супруге или кому-то из приближенной свиты. О передвижениях Валерии по залу можно было скорее догадаться по пустому пространству, мгновенно образовывавшемуся вокруг юной наследницы.

В полночь гости высыпались гроздьями, оживленными, возбужденно переговаривающимися, на три больших балкона, выходящих на другую сторону дворца и глянцевую черноту реки за деревьями парка. Далекий глухой залп и ночное небо расцвело яркими красками, озарилось сотнями огней, наполнилось падающими звездами. Я наблюдала за огромными, рассыпающимися искрами сферами, удивительными цветами, сияющими каскадами, отражающимися в зеркале реки. От многоцветья и форм захватывало дух, наверное, не будь вокруг столько чужих людей, я бы по-детски захлопала в ладоши, радуясь распускающемуся в выси чуду. Или вскрикивала восторженно после каждого нового залпа. Или даже попрыгала на месте.

Дрэйк стоял рядом и, когда фейерверк закончился, коснулся легко моей руки.

— Не холодно?

— Нет-нет, все хорошо, — я взглянула на мужчину, стесняясь признаться, что мне вполне хватает его тепла. В темных глазах отражалась я, тоненькая девушка в синих цветах, в свете, падающем из распахнутых стеклянных дверей позади. — Красиво, правда? Я никогда раньше не видела такого фейерверка.

Никогда прежде не была на балу. Никогда не танцевала с мужчиной.

— Красиво, — согласился Дрэйк и впервые за эти часы улыбнулся.

Бал завершился, но пришлось ждать, когда наш экипаж в длинной череде прочих подъедет к выходу.

Дорога домой по освещенным ночным улицам города, в уютном молчании теплого салона. Спящий особняк с темными окнами. Высадив нас перед воротами, экипаж уехал, створки, пропуская хозяина, открылись и закрылись сами под моим удивленным взглядом.

Пустой двор, звенящий плеск воды в фонтане.

Страх, смешанный с волнением. И с каждым шагом все сильнее.

Боль — понятно. А остальное? Пройдет ли все быстро или займет продолжительное время? И как себя вести? Я смутно представляла, что надо делать. Мама почти ничего об этом не рассказывала, в храме столь интимные вопросы не поднимались за ненадобностью, и я помнила только то, о чем шептались старшие девушки в пансионе.

Дрэйк же проводил меня.

До чердачной лестницы. Помог подняться по скрипучим ступенькам, оглядел неодобрительно короткий темный коридор, еле-еле освещенный тусклым светильником возле лестницы. Когда я нерешительно повернулась к мужчине, улыбнулся снова.

— Надеюсь, бал тебе хоть немного понравился.

— Да! — в сонной тишине мой голос прозвучал неожиданно громко и я, потупившись, добавила чуть слышно: — Очень. Благодарю.

— Я рад. Доброй ночи, Сая.

— Доброй ночи.

Заскрипели ступеньки.

Ушел. Ни поцелуя, ни прикосновения сверх предписанного этикетом. Ни намека на расплату. Ничего, будто я и впрямь юная благовоспитанная леди из уважаемой семьи. Будто я не рабыня, а Дрэйк не хозяин.

Я прошла в каморку, включила свет. Не сразу, но все же расстегнула крохотный замочек на браслете, положила украшение на стол. Потянулась к пуговицам на спине и вздохнула с досадой. Не уверена, что смогу справиться со всеми самостоятельно, и беспокоить Пенелопу из-за такой ерунды глупо. Или пойти к Дрэйку? Сомневаюсь, что он так быстро лег спать.

— Помочь?

Вздрогнув, я развернулась на голос и сразу же шарахнулась к окну, словно испуганная лошадка.

Нордан стоял на пороге ванной комнаты, тяжело привалившись плечом к косяку. В руке почти пустая бутылка, и взгляд темный, шальной.

Что он здесь делает? Ждет? И давно ли пробрался в мою каморку?

Я вжалась в оконную раму. Три этажа — захочешь, не приземлишься удачно. Между мной и мужчиной узкая кровать ненадежной преградой. Слишком пышная для маленькой комнатки юбка, мешающаяся, стесняющая движения. И входная дверь напротив меня, за кроватью и Норданом.

— Иди сюда. — Мужчина наклонился, с величайшей осторожностью поставил бутылку на пол, точно та была полна до горла, и, выпрямившись, шагнул к кровати. — Давай, иди сюда. — Поманил меня нетерпеливым жестом.

Закричать? Но услышат ли меня? Спальня Дрэйка на втором этаже, комнаты прислуги — на третьем, в другом крыле.

Медленно я оттолкнулась от рамы, приблизилась к Нордану, ощущая терпкий запах дорогого алкоголя.

— Повернись.

Повернувшись спиной, я не вижу мужчину, но чувствую каждое его движение, слышу неровное дыхание и от этой пугающей близости сердце то замирало, то начинало биться резко, стремительно.

Я убрала волосы со спины, перекинула через плечо на грудь, стараясь не дрожать чересчур сильно. Нордан начал расстегивать пуговицы, неторопливо, старательно. Иногда путался, шипел что-то неразборчивое себе под нос, и я сжималась, ожидая рывка, выдирающего с мясом пуговку или сразу располосовывающего ткань.

Пьяные люди меня пугали. Но я даже предположить не могу, как поведет себя пьяный нечеловек. Не совсем человек, как утверждала Лиссет.

Ряд пуговок закончился, однако облегчения не принес. Корсаж показался мне достаточно плотным, и я не стала под него ничего надевать, не сумев как следует разобраться с верхней частью имперского белья. Сейчас я жалела, что постеснялась расспросить Пенелопу.

Минута. Другая. Только прерывистое дыхание возле моей шеи. Он же видел меня едва одетой, сам ведь уверял, что я слишком худая для него. Так почему же столь внимательно рассматривает мою голую спину?

Прикосновение к коже. Нордан медленно провел костяшкой пальца вдоль позвоночника, вверх по спине до шеи. Зарылся носом в волосы. Не выдержав, я прижала лиф ладонью к груди и резко повернулась лицом к мужчине.

— Благодарю за помощь, но уже поздно и…

Договорить я не успела. Мое лицо обхватила ладонь, а губ коснулись губы.

Я застыла, не смея шевельнуться, не смея вздохнуть. Страшно. Странно. Губы мягче, чем мне казалось, а ладонь теплая, чуть шершавая. Тонкий запах тумана пробивался сквозь полотно алкоголя. И ничего больше не происходило.

Нордан отстранился, легко провел пальцами по моей щеке, губам, обводя их контур, и убрал руку. Сумрачный, тяжелый взгляд, выражение лица неожиданно серьезное, даже хмурое, и непонятная перемена тревожила. Мужчина развернулся, открыл дверь и вышел. Я вздохнула, продолжая стискивать кружево на корсаже. Из коридора донеслись шаги, затем протяжно, привычно застонали ступеньки. Только когда скрип стих, я опустилась на кровать, пытаясь дышать глубоко и ровно, надеясь успокоиться.

Почему Нордан лишь поцеловал меня? Видела я, как целовались родители, и у них было иначе. С большим чувством. Или разгадка в том, что Нордан пьян? Но на ногах он держался относительно твердо и не похоже, чтобы совсем ничего не соображал, а некоторое подпитие редко когда мужчин останавливает.

Заметив позабытую на полу бутылку, я поспешно вынесла сосуд за дверь, осмотрела ванную, убеждаясь, что больше там никто не скрывается и не осталось другой тары. Переоделась в рубашку Дрэйка, выключила свет, забралась под одеяло и еще долго лежала без сна, ловя себя на том, что бессознательно касаюсь пальцем губ.

Разбудил скрип ступенек, затопивший на мгновение волной ужаса. Легкие шаги, стук в дверь и сразу распахнувшаяся створка.

— С добрым утром, плавно перетекающим в день, — поздоровалась Пенелопа, боком входя в комнату.

— Доброе утро. — Я приподнялась на локтях.

За окном солнце, яркое, беззаботное. Девушка поставила на стол поднос с завтраком, повернулась ко мне.

— Дрэйк сказал, что ты можешь есть вместе с ними в столовой. Но я не видела тебя в столовой и решила, что с учетом позднего возращения ты вряд ли встанешь рано, и принесла тебе завтрак.

— Благодарю, но не стоило беспокоиться. Я могу поесть на кухне.

— Дрэйк сказал, в столовой, — повторила Пенелопа. — Он хозяин, а я с хозяином не спорю.

— Вы возражали вчера Нордану, — напомнила я.

— С Норданом у нас иногда случаются… идеологические разногласия. Как прошел бал?

— Хорошо. Лучше, чем я ожидала, — призналась я. — Дрэйк был весьма…

— Мил? — предположила девушка.

— Любезен.

— Естественно. А как тебе император Октавиан?

— Не знаю, если честно. Угрюмый, молчаливый. Я даже голоса его не слышала.

— Есть люди, считающие, что Октавиан обеспечил укрепление и расцвет империи, а есть те, кто думают, что он и его политика ведут ее к краху. И следующая военная кампания, как здесь корректно называют бойни, которые император устраивает при захвате новой территории, станет началом конца.

В Феоссии говорили, что рано или поздно наш король вернется и принесет своей стране свободу. Будет ли так — неизвестно.

— Сейчас ведь еще не полдень? — спросила я, желая отчасти сменить тему, отчасти действительно узнать время.

— Нет. Почти одиннадцать. А что?

— В полдень за мной должны заехать. Дрэйк разрешил. Он дома?

— Нет, уже уехал. — Пенелопа направилась было к двери, но остановилась на полпути. — Бутылка при входе…

— Это… Нордана.

— Понятно. Я заберу.

— Не нужно, я сама…

— Я заберу. Приятного аппетита, — пожелала девушка и вышла.

Покинуть убежище до срока я не решилась и, только когда в каморку заглянул Стюи с сообщением, что в холле меня ожидает высокая рыжая красотка, я спустилась на первый этаж.

— Вчерашнее платье было прелестно, но вот это кошмар кошмарный, — вместо приветствия воскликнула Лиссет, окинув брезгливым взглядом желтое платье.

— Это… — Я неуверенно преодолела последние ступеньки, попыталась разгладить складки на болтающемся мешком наряде. — Это не мое, но…

— Оно и видно. Не волнуйся, сейчас подберем тебе все, что нужно и что не нужно — тоже. — Лиссет по-дружески обняла меня за плечи, повела к выходу, однако посреди холла остановилась, вздохнула с досадой. — Вот зараза, не успели.

— Лиссет! — прозвучало с лестничной площадки. — Какими судьбами? И куда ты потащила мою собственность?

— Норди! Снеговичок ты мой! — Лисица отпустила меня, обернулась к стремительно спускающемуся в холл мужчине, сияя улыбкой радостной и с оттенком ехидства.

— Лиса, сто раз уже говорил, не называй меня так. Терпеть не могу повторять одно и то же.

— Отсутствие у тебя терпения, наверное, не моя проблема, как думаешь? А мы с Саей по магазинам собирались.

— Замечательно. Рад, что ты так быстро взяла нашу девочку под свою опеку, впрочем, несчастные брошенные котята всегда были твоей слабостью. Но Дрэйк, вероятно, не упомянул вчера об одном маленьком нюансе в ее отношении…

— А-а, ты о том, что Сая рабыня и с твоим клеймом в придачу?

На минуту за моей спиной застыла тишина, удивленная, неприязненная.

— Дрэйк все-таки сказал? — наконец настороженно уточнил Нордан.

— Какая разница, кто сказал, — парировала Лиссет. — Дрэйк дал добро и девушке нужен приличный гардероб.

— Кто будет платить за этот приличный гардероб?

— Я пришлю тебе счет. Ну же, не хмурься, ледышечка моя, а то вдруг морщинки все-таки появятся? Не скучай. — Лиссет взяла меня под локоть, и под обжигающим взглядом Нордана мы покинули дом.

Пересекли двор, сели на заднее сиденье экипажа, ожидающего по другую сторону распахнутых ворот.

— Все, гони отсюда, — велела лисица водителю и откинулась на черную кожаную спинку. — Теперь можно расслабиться и подумать о приятном, то есть о покупках.

Мне показалось, моя спина заиндевеет, пока мы шли через холл. И я так и не набралась смелости взглянуть в лицо мужчине. Мужчине, который поцеловал меня первый раз. Чмок в губы, целомудренный, по-детски неловкий, от веснушчатого сына нашей кухарки я не считала. Слишком давно были и дом, маленький, каменный, уютный, где я выросла, и смешной вихрастый мальчишка, осмелившийся поцеловать хозяйскую дочь.

Хотя, надо признать, разница между тем детским поцелуем и ночным была невелика.

— Ты называешь Нордана «ледышкой»? — вспомнила я вдруг.

— Люблю дразнить собак. Привычка у меня такая плохая. И Нордан действительно ледышка — ледяное сердце и сволоч… скверный характер. — Лиссет передернула плечами и продолжила без всякого перехода: — Кстати, как твое полное имя, а то я вчера, каюсь, не запомнила…

— Ай… — начала я и осеклась.

Я ведь привыкла. Называла имя не задумываясь, словно оно и впрямь дано мне от рождения.

И чуть не сорвалась.

— Ай? — повторила лисица.

— Ай. Я… локтем дверцу задела. Больно, — неубедительная, жалкая ложь.

— Так что с именем?

— Сая.

Лиссет не поверила. Посмотрела на меня внимательно, пытливо и снова улыбнулась безмятежно, точно и не заметила оговорки и глупого оправдания.

— Приличным леди не по статусу одеваться в магазинах, им надо все шить на заказ у именитых мастеров, но я не леди, не гордая и не настолько богатая, поэтому едем по магазинам.

Магазины. Вереницей, длинной, пестрой, суетливой, от которой вскоре зарябило в глазах. Лисица дотошна, упряма, не сворачивала с выбранного маршрута и не слушала робких моих возражений.

Костюмы для выхода, в город и на прогулку. Платья для дома. Верхняя одежда. Наряды для выезда в свет. Брюки — обязательно, новый век на дворе, заявила Лиссет безапелляционно. Обувь. Шляпки. Масса аксессуаров на все случаи жизни. И ночные сорочки и нижнее белье завершающим штрихом.

— Выбери еще что-нибудь поэротичнее.

— Зачем?

— Ты собираешься соблазнить Дрэйка в этом столетии или как? Не надо на меня так смотреть. Заметила я вчера ваши поглядушки под носом у императорской семьи.

Мои пальцы, равнодушно перебиравшие тонкие кружевные пеньюары, замерли.

— Какие… поглядушки?

Лишь мимолетный взгляд.

Плен аромата. Огонь в крови.

Всплеск незнакомых мне желаний, что пугали и манили одновременно.

— Люди говорят, что глаза — это зеркало души. В отношении многих из нас так и есть. Если какие-то эмоции, желания, инстинкты пытаются возобладать над разумом, рассудком, то у нас это в первую очередь отражается в глазах. У оборотней, например, глаза становятся звериным. Частичная трансформация. — Лиссет выбрала из длинного ряда пеньюаров воздушно-голубой, повернула меня лицом к себе и приложила, критично рассматривая. — Мне искренне жаль, что у вас с даром все так по-идиотски устроено, но ты и сама прекрасно понимаешь, что, живя под одной крышей с двумя по-своему привлекательными мужчинами, являющимися к тому же твоими совладельцами, ты рано или поздно окажешься в чьей-то постели. Даже скорее рано, чем поздно. И судя по замеченному мной огонечку, лучше заранее подсуетиться и подтолкнуть к этому делу Дрэйка.

— Я понимаю, но… — Я отодвинула руку с пеньюаром. — Я думала, что вчера, но…

— Вот я и говорю, надо подтолкнуть. — Лиссет повесила голубой на место и сняла красный. — Видишь ли, Дрэйк родился в те времена, когда человек честный и благородный обязан был сразу жениться, случись ему ненароком соблазнить невинную девушку. Это было очень-очень давно, задолго до нашего с тобой рождения, хотя сейчас в такие строгие нравы уже и верится с большим трудом. Нордану, поди, и невдомек, что можно и по сей день придерживаться настолько устаревших правил. Тем более у Дрэйка есть любовница, поэтому прямо резкой нужды кидаться на тебя у него нет…

— Любовница? — повторила я.

У мужчин есть определенные желания, втолковывали нам в пансионе в последний год перед выпуском, и желания эти, само собой разумеется, должны удовлетворяться. Настоящей леди надлежит закрывать глаза на интрижки супруга, если те не имеют под собой никаких серьезных оснований, не несут угроз семейному благополучию и репутации, и уметь вовремя отворачиваться, не ревнуя и не закатывая безобразных скандалов даже в уединении своих покоев.

Молва людская уверяла, что членам братства запрещено жениться, и, значит, Дрэйк свободный мужчина, только…

Только не покидало ощущение оплеухи, звонкой, оглушающей.

Глупо. Бессмысленно и безосновательно. Дрэйк имеет полное право хоть на любовницу, хоть на гарем в десяток наложниц.

— Насколько мне известно, Дрэйк уже много лет заводит одну любовницу, какую-нибудь миленькую, скромную, хорошенькую вдовушку не из высших, без претензий на иное место в его жизни, нежели постель, навещает ее периодически, возможно, поддерживает материально и, когда приходит время, они тихо-мирно расстаются без слез, истерик и обид. — Лисица отдала мне красный пеньюар, затем опять голубой и наконец расшитый серебряными нитями черный.

Окинула небольшой, в светлых тонах зал магазина быстрым, цепким взглядом и направилась к прилавку, где уже лежали отложенные ранее вещи.

— Это мы тоже берем. — Лиссет добавила пеньюары к куче шелка, кружев и хлопка и полезла в свою сумочку за чековой книжкой.

Девушка-продавщица начала упаковывать вещи, раскладывать по бумажным пакетам, одновременно считая общую сумму.

— Ты действительно пришлешь счет Нордану? — уточнила я.

— Нет, конечно, не беспокойся. Заедем сейчас куда-нибудь перекусить? На набережной есть отличные местечки. В ювелирный заходить не будем, предоставляю Дрэйку право приобретать для тебя драгоценности. К тому же я бриллианты не люблю, предпочитаю полудрагоценные камни. И красиво, и заговорить можно.

Пакетов оказалось немного, и вынесли мы их сами. Салон почти полностью забит пакетами большими и маленькими, коробками, свертками, даже сиденье, соседнее с креслом водителя, занято покупками. О полной стоимости думать не хотелось. Наверное, Дрэйк на самом деле не представлял, что можно набрать столько всего, и когда увидит счет…

Быть может, тогда поймет, что нечаянная рабыня слишком дорого ему обходится.

Двухэтажный белостенный дом, похожий на маленький частный особняк. Окна залов на обоих этажах выходили на реку, неспешную, степенную, в серых каменных оковах. Лиссет попросила столик на втором этаже, где меньше людей и в большом аквариуме у стены плавали пузатые золотые, рыжие и синие рыбки. На меня никто не обращал особого внимания, толика удивления, любопытства, изредка мимолетный взгляд на запястья, и не более. В салоне экипажа лисица велела мне поменять старые туфли Пенелопы на новые, а на плечи накинуть шелковый радужный шарф и добавила, что из совсем глухих уголков империи в столицу приезжают еще и не в таком виде.

Лиссет сделала заказ за нас обеих. В ожидании я смотрела в окно, наблюдая, как солнце прокладывало слепящие дорожки по речной глади.

— Ты умеешь заговаривать камни?

— Какой-нибудь простенький заговор могу налепить, но выплести что-то серьезное это уже, увы, не по моей части. Вот тебе должно быть по силам.

Я пожала беспомощно плечами. Истинные знания открывались жрицам лишь после церемонии посвящения. Что мы, ученицы, умели, кроме простеньких бытовых вещей?

— Когда-то давно носители лунной магии считались одними из сильнейших в этой части мира.

— Давным-давно, — я читала об этом в старых летописях и нам рассказывали на уроках истории. — Но жриц всегда было меньше, не всем нравился свет, который они несли в мир и людям, и постепенно прежний культ поклонения Серебряной и множество сестер ее уничтожили. Осталось три храма, где укрылись последние жрицы. Один был разорен и сожжен около восьмидесяти лет назад, второй, если верить летописям, исчез, надежно укрытый самой нашей госпожой от глаз нечестивых людей, а третий стал известен как храм божественных непорочных дев в Сине. Я там училась. Родители отдали меня в храм, когда мне исполнилось девятнадцать и у меня появилось сияние… дар. В основном храм выжил благодаря тому, что начал принимать обычных девушек, желавших посвятить жизнь служению богине.

— Насколько мне известно, в этот храм также успешно пристраивали сироток, младших дочерей из слишком больших семейств и прочих юных бедных бесприданниц, у которых имелись близкие и не очень родственники, готовые один раз заплатить и навсегда легально избавиться от обузы.

Не могу сказать, что осуждаю старших жриц за это. Если решаешь остаться в мире живых, то надо суметь выжить.

Принесли заказанные блюда. И лимонад с кубками льда в высоких бокалах.

— Лиссет, ты давно живешь в империи?

— Год почти.

— Дрэйк и Нордан уже жили в Эллоране?

— Они тут два года уже. Вдвоем, по крайней мере. Я, как приехала, сразу полезла наводить справки о самых серьезных местных людях и нелюдях, чтобы знать, с кем дружить, а от кого лучше держаться подальше, — лисица помолчала, сосредоточенно пережевывая кусочек жареной курицы. — В общем, не знаю, имеет ли это большое значение, ибо прорва времени прошла, но… У Дрэйка была невеста. До братства еще.

Невеста? Странно, но на сей раз я не удивлена. Наверное, она красива.

Была.

— И что с ней стало? Они ведь не поженились?

— Нет, разумеется. Как раз тогда в жизни Дрэйка случилось братство, клятвы эти, кровавые ритуалы и что там они еще проходили при вступлении в сей веселенький коллектив. А девушка вскоре погибла. Несчастный случай. Подробностей выяснить я не смогла.

Внезапная мысль, окатившая выплеснутой из стакана холодной водой, вынудила настороженно посмотреть на сидящую напротив собеседницу.

— Та девушка… невеста Дрэйка… она же не… не была похожа на меня? — хотя такая вероятность объяснила бы многое.

Объяснила бы все. В отношении Дрэйка.

— Не знаю, — нахмурилась Лиссет, глянула на меня пытливо. — Да вряд ли, учитывая твой разрез глаз. Дрэйк родился и вырос где-то в этих местах, возможно, немного западнее нынешних имперских территорий, я сейчас уже не помню точно. С твоим типом внешности здесь и нынче нечасто кого встретишь знатного рода, а уж тогда и подавно.

— Она была знатного рода?

— Из высших, как и сам Дрэйк.

Лисица права — едва ли невеста Дрэйка могла быть похожа на меня. Почему я вообще предположила подобное?

Потому что хочу понять, что же на самом деле кроется за добрым отношением мужчины к безвестной рабыне. А в бескорыстное желание помочь попавшей в беду девушке не верилось. Так не бывает.

Не в нашем мире, обезображенном поступками людей, не важно, бездумными ли или же тщательно просчитанными.

— А Нордан откуда? — Я собрала вилкой оставшийся на тарелке рис в кучку.

Любил ли Дрэйк свою невесту?

— С Илианских островов. Местечко и по сей день диковатое, суровое и негостеприимное. Поэтому о Нордане и его жизни до братства ничего толком неизвестно.

Не самый север, но уже близко. Россыпь островков, обитатели которых веками не могут договориться ни между собой, ни с жителями материка.

Действительно, хорошие манеры в тех краях не преподают.

На другом берегу реки зелень деревьев — Лиссет упоминала, что там Центральный столичный парк. Фигурки прогуливающихся по набережной людей. Кружево старого каменного моста немного дальше — часть его видна из окна ресторана.

Ровная, словно течение этой реки, жизнь, в которой будто и не существовало ни бездны войны, ненасытной, поглощающей все на своем пути, ни исчезающих по чьей-то прихоти маленьких личных миров, ни безысходности рабства.

После ресторана мы поехали в особняк. Во дворе встречал Стюи, изумленно округливший глаза при виде заполненного покупками салона. Пока молодой человек переносил пакеты и коробки из экипажа в дом, мы с Лиссет попрощались. Лисица пообещала заглянуть на днях и посоветовала не тянуть с подталкиванием. Помахав Лиссет рукой, я проводила взглядом выезжающий со двора экипаж и с опаской пошла в дом. К счастью, в холле оказался только Стюи с последней партией покупок.

— По-моему, поездка прошла удачно, — заметил молодой человек.

— Наверное. Только я не думала, что ходить по магазинам настолько утомительно, — призналась я и вслед за пареньком поднялась по лестнице.

Третий этаж, скрипучие ступеньки и каморка. Даже узкая жесткая кровать кажется благодатью — наконец-то можно скинуть туфли и лечь, вытянув порядком уставшие ноги. И ведь нас еще возили! Не представляю, каково устраивать такого рода загул пешком.

Несколько минут я лежала, глядя в потолок, и лишь затем отметила неправильность. Или, скорее, нехватку. Каморка должна быть завалена покупками!

Я села. Ничего. Куда Стюи все отнес? И книги со стола пропали.

Надев туфли, я спустилась на третий этаж.

— Стюи?

— Сая. — Молодой человек появился из коридора, ведущего к гостевым спальням.

— Куда ты все отнес?

— В твою комнату.

— Но она… — начала я, но Стюи, хитро улыбаясь, указал на коридор за своей спиной.

Плотнее запахнувшись в шарф, я направилась к гостевым спальням. Комнат для гостей четыре и дверь одной из них открыта. Я приблизилась, заглянула неуверенно. Спальня меньше хозяйской, но все равно куда просторнее чердачной каморки. Большое окно, щедро впускавшее солнечный свет, широкая кровать, комод, шкаф, трюмо, камин. На столике у стены букет белоснежных хризантем, на тумбочке возле кровати стопка книг, принесенных Пенелопой, пол завален моими пакетами и коробками.

— Думаю, тебе здесь будет удобнее, чем в том закутке под крышей, — произнес Дрэйк.

Я посмотрела на мужчину, стоявшего возле распахнутой створки, не веря. Не желая верить, что такое возможно.

— Это…

— Отныне твоя комната.

— Но я…

— Не должна жить в клетке, как пойманный дикий зверек.

— Дрэйк, я ничем не заслужила доброго отношения с вашей стороны, вы уже столько всего сделали, а я…

— Сая, я понимаю, что тебе мои поступки кажутся в лучшем случае странными, в худшем ты видишь за каждым моим действием подвох. Ты молодая леди, более чем очевидно, должным образом воспитанная и образованная. Можешь мне не верить, но я не одобряю ни рабства, ни отношения к людям как к скоту, особенно к тем, кто не может ни защитить себя, ни ответить. И всех решений Октавиана не одобряю, хотя и не стою с транспарантом на городской площади и не являюсь тайным членом оппозиции. И это была моя ошибка — требовать от Норда ответственности за тебя.

— Я рабыня, — шепотом напомнила я.

— Согласно документам — да. Но этот момент не так сложно исправить, в отличие от последствий необдуманных действий Норда, — Дрэйк умолк, потом указал на вторую дверь в комнате. — Ванная отдельная.

Я медленно обошла помещение кругом, заглянула в ванную. Сама ванна тоже меньше той, что я видела у Дрэйка, но это настоящая ванна, не кургузая душевая кабинка, холодная и не очень опрятная. Бежевый кафель с ненавязчивым узором, зеркало, полочки.

— Загул, как выразилась Лиссет, прошел успешно?

— Да. — Я закрыла дверь в ванную комнату.

— Прекрасно. Обустраивайся, не буду мешать.

— Подождите, я… — Я резко обернулась к мужчине.

Это совсем несложно.

Подойти почти вплотную.

И замереть, неловко теребя край сползающего с плеч шарфа, смущаясь под вопросительным взглядом.

— Я… хотела вас поблагодарить, — выпалила я.

— Не стоит, — возразил Дрэйк.

— Нет, стоит.

Совсем просто.

Встать на цыпочки, потянуться немного к мужчине, быстро поцеловать в щеку.

И отпрянуть, уткнувшись взглядом в пол, ругая себя то ли за чрезмерную смелость, то ли за неожиданную трусость.

Если уж собралась целовать, то надо в губы хотя бы.

— И что я вижу? Несколько часов с этой рыжей прохвосткой, и моя собственность уже домогается другого мужика. Кстати, Дрэйк, какого Дирга ты рассказал все Лиссет?

— Что именно я ей рассказал?

— Все. Включая упоминание о моем клейме.

— Я ничего Лиссет не говорил, — удивление возросло.

— То есть ты не только выводишь рабыню в свет, но еще и не следишь, с кем и о чем она разговаривает?

— Лиссет вполне можно доверять. И сомневаюсь, что Сая может рассказать ей что-то, чего Лиссет и так не знает. Правда, Сая?

Потребовалось несколько мучительных секунд, чтобы поднять глаза от пола. Нордан стоял по другую сторону порога, пристально, хищно следя за мной, каждым моим движением, легчайшим оттенком эмоций, отражающимся на лице и во взгляде.

Я отрицательно покачала головой, отвечая на вопрос Дрэйка. В какой-то степени он прав. Лисица знала о моем даре.

Почуяла.

— Раз уж ты подписался на мою собственность и возишься с ней, то в следующий раз перед выездом в свет проводи инструктаж, — предложил Нордан. — Желательно построже. Потому что в следующий раз она может разболтать то, что не надо, лицу куда менее подходящему, нежели наша вездесущая лисичка. Или, если тебе некогда, могу подменить.

— Не стоит, но благодарю за заботу. Располагайся, Сая. — Дрэйк вышел, закрыв за собой дверь.

Я постояла, чутко впитывая шаги и приглушенные голоса за створкой. Лишь когда все стихло, приблизилась к двери, приоткрыла, высунулась осторожно в коридор. Никого. Закрыла створку, развернулась, оглядывая свою новую комнату. Совсем как в моем доме. Цветы. Книги.

Надо же, Нордан не сделал ни одного замечания касательно моего переезда. Не сказал, что рабыням не положено жить в гостевой спальне. И накупать такую кучу вещей.

Дрэйк уже не первый раз упоминает о последствиях необдуманных действий Нордана. Ранее под действиями подразумевалось клеймо. Я просунула пальцы под ворот платья, коснулась цветка на коже. Уверена, с клеймом что-то не так, не так все просто, как показалось поначалу со слов Нордана. Быть может, стоит рискнуть и попросить Дрэйка убрать отметку? Если это возможно, разумеется? Или, по крайней мере, разузнать о клейме поподробнее.