Следующее пробуждение словно от рывка, резкое, тревожное. В спальне темно, стул пуст, но дверь в гостиную прикрыта неплотно и через узкую щель на пол падала колеблющаяся полоса света. И аромат сандала и лета подсказывал, что за дверью Дрэйк.
Я встала с кровати, приблизилась к окну, отодвинула край портьеры. У земли еще сумрачно, однако небо медленно светлело с востока, готовясь к восходу солнца.
— Айшель?
Я обернулась к застывшему на пороге Дрэйку, растрепанному не меньше Бевана, в темно-синих брюках и голубой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил мужчина, рассматривая меня внимательно, обеспокоенно.
— Хорошо, — действительно хорошо. Холода нет. И плечо только чесалось назойливо.
— Время раннее. Можешь еще поспать.
— Я не хочу. Я и так долго спала. Где Беван?
— У себя. — Дрэйк кивком указал на смежную стену. — Если ты голодна, в гостиной есть поздний ужин. Или ранний завтрак, как тебе больше нравится.
— Да, было бы неплохо перекусить, — согласилась я, ощущая неловкость. Не из-за того, что я стою в ночной сорочке, — Дрэйк видел меня и в мало что скрывающем неглиже. Не из-за мысли, что мужчина меня раздевал, перевязывая рану, — в такие моменты подобные мелочи не имеют обычного значения. Мне неловко, что я опять причинила столько неудобств и заставила Дрэйка тревожиться. — Я только схожу… умоюсь.
— Да, конечно. — Мужчина вернулся в гостиную, а я прошла в ванную комнату.
Привела себя в порядок, стараясь не думать о той несчастной паре, чьи жизни оборвались так глупо и так страшно, о своей возможной участи, о том, что будет дальше. Беван прав: хваленая защита братства оказалась не способна остановить жаждущее крови существо, не способна уберечь супругу и единственную дочь императора. Серьезный удар по репутации.
Я осмотрела перед зеркалом свою шею. Ни следа от синяков, что должны были остаться после попытки задушить. Спустив короткий рукав сорочки с плеча, осторожно сняла повязку. Чистая кожа. Ни раны, ни шрама, ни единого напоминания об укусе.
Разве возможно, чтобы у простого человека все заживало меньше чем за двое суток? Или это влияние яда?
Поправив рукав, я вышла в гостиную. Дрэйк сидел на диване перед камином, наблюдая отстраненно за потрескивающим пламенем. На кофейном столике бокал и хрустальный, пустой на две трети графин то с коньяком, то ли с виски. Мужчина жестом указал на другой стол у стены, на который водружен поднос с тарелками. Все блюда не тронуты.
— Ты не ел?
— Я не голоден.
— Тебе тоже надо поесть, даже бессмертные должны регулярно питаться… — чувствую, что говорю как моя мама, когда она пыталась отвлечь папу от работы или исследований и уделить хоть немного времени необходимому приему пищи.
— Не беспокойся обо мне, Айшель. Ешь сколько захочешь.
Странная привычка отказываться от еды, отдавая предпочтение крепкому алкоголю.
Взяв чистую тарелку и вилку, я положила себе понемногу с разных блюд, опустилась в кресло. Ела неторопливо, пережевывая тщательно каждый кусок. Дрэйк налил в бокал новую порцию и пил редкими глотками, по-прежнему глядя на огонь. Наконец я поставила опустевшую тарелку обратно на поднос.
— У меня уже зажила рана от укуса, — произнесла я негромко, стоя спиной к дивану. — Даже следа не осталось. Так должно быть?
Ответил мужчина не сразу.
— Не знаю, — помолчал и продолжил: — Отмеченные действительно редко болели и раны у них затягивались быстрее, чем у других людей. Но когда керами овладевает жажда крови, они могут за короткий срок иссушить человека практически полностью и шансов выжить у него нет.
Я обернулась.
— Я умирала, — в тот момент я осознавала это с пугающими ясностью, равнодушием.
Сейчас же от одной лишь мысли накатывал страх удушающий, панический.
— Умирала, — голос Дрэйка глух, напряжен. И слышалось что-то беспокоящее. — Каждое бесконечно долгое мгновение я ощущал, как тебя по каплям покидает жизнь. Как твое тело становится холодным. Каждый раз, когда ты впадала в забытье, мне казалось, что в себя ты уже не придешь.
Всего полтора дня минуло и физически я чувствую себя прекрасно, словно ничего и не было, словно я не приближалась к грани, из-за которой нет возврата.
Та тень, тревожная, зыбкая, что слышится мне в голосе мужчины, — вина? Отзвуки боли, новой и застарелой, прятавшейся прежде на самом дне души.
Я подошла к дивану, опустилась на сиденье рядом с Дрэйком. Повернутое к огню лицо непроницаемо, но я вижу в темных глазах эту тень, призрак прошлого, проникший в настоящее.
— Дрэйк, все хорошо. Я жива, и я здесь, — хотя едва могу понять, почему выжила, почему восстановила силы так быстро.
Как яд в моей крови сумел убить керу?
Я осторожно забрала бокал из руки мужчины, поставила на столик. Коснулась тыльной стороны ладони Дрэйка, вдохнула глубоко запах, нахлынувший резко и одновременно кажущийся таким привычным, родным.
Моим.
— Благодаря яду Норда, — возразил мужчина.
— Разве яд во мне способен убить?
— Мне не доводилось слышать, чтобы отмеченные могли отравить кого-то своей кровью. Но они и привязывались иначе.
Значит, парная привязка может сотворить из меня опасное оружие? Но зачем, если, как говорила Лиссет, основное назначение парной привязки — продолжение и сохранение рода? Для защиты потомства? Или дело в самом яде братства?
Аромат кружил голову, не давая сосредоточиться на предположениях, и мысли утекали водой сквозь пальцы, просыпались с песчинками времени. Аромат возрождал в теле трепет, волнение, толкал на безумства. И я, повинуясь ему, коснулась губами чуть колючей щеки. Дрэйк не шелохнулся. Я встала, отметив, что мужчина все же следит за мной краем глаза, и, хмелея от запаха, от собственной смелости, развязала ленты сорочки, спустила рукава с плеч, позволяя белой ткани соскользнуть к моим ногам, оставшись в кружевных трусиках. Шагнула к Дрэйку, наклонилась, поцеловала снова — на сей раз в уголок плотно сжатых губ. Я плохо представляю, что должна делать женщина в случае, когда соблазняет она, а не ее, мне приходится полагаться лишь на свои инстинкты да на слишком маленький опыт. Нордан всегда действовал сам, мне оставалось принимать его ласки, внимание как нечто само собой разумеющееся, не задумываясь, как порой непросто добиться ответа, реакции.
Дрэйк посмотрел наконец на меня прямо, кажется, впервые с момента, как я переступила порог гостиной. Смотрел в лицо, не опуская взгляд ниже, и я вижу удивление и желание возразить, прекратить мое безумство.
— Айшель… — начал мужчина, но я коснулась легко указательным пальцем его губ, останавливая ненужные сейчас слова, оправдания.
— Тише, не надо, — прошептала я, выпрямляясь.
Положила руки на его плечи, надавила несильно, заставляя откинуться на спинку дивана. И осторожно устроилась верхом на мужских коленях, ощущая, как на моей талии сомкнулись ладони, удерживая на месте. Краснея под взглядом пристальным, выжидающим, я начала расстегивать пуговицы на рубашке Дрэйка, неторопливо, старательно. Вытянула полы из-под ремня брюк, распахнула края, повернулась, потянувшись к запястьям, но мужчина выпрямился и, отпустив меня, расстегнул пуговицы на манжетах сам. Снял и отбросил рубашку на подлокотник дивана. Медальон тоже, положив поверх одежды. Вновь обнял меня за талию, не привлекая, тем не менее, вплотную к себе, оставляя небольшое расстояние между нами. Я аккуратно, неспешно, опасаясь сделать что-то не так, провела кончиками пальцев по плечам, груди, изучая, знакомясь, прочерчивая дорожки и узоры на коже, слушая прерывистое дыхание Дрэйка, чувствуя частый, неровный стук сердца под моей рукой, бьющегося в унисон с моим. Вокруг лишь мерное тиканье часов да пение птиц за окном, встречающих рассвет. Я обвела линии подтянутого пресса, опустилась на плоский живот. Плен аромата манит, толкает на безрассудные поступки и я, чуть помедлив, накрыла ладонью твердую выпуклость на брюках. Выдох, резкий, шумный, и мир вдруг перевернулся. В одно мгновение я оказалась лежащей на диване, с обеими руками, прижатыми к подушкам над моей головой. Дрэйк навис надо мной, на одной руке удерживая вес тела, а другой сжав мои запястья. Тяжелый взгляд почерневших глаз впился в мое лицо, обжигая предчувствием надвигающегося пожара, и мужчина поцеловал меня жестко, яростно. Жар прошлых наших поцелуев теперь казался уютным теплом маленького очага, не способный сравниться с тем огнем, что обрушился на меня сейчас. И все же я выгнулась навстречу, стремясь прижаться, ощутить кожей кожу, не противясь сметающему напору. Мне не хватало воздуха, губы болезненно горели, будто опаленные настоящим огнем, но я не могла остановиться. Радовалась пламени его желания, смешивавшимся с моим, тяжести горячего мужского тела, притиснувшего меня к сиденью дивана, ладони, накрывшей властно грудь. Радовалась странному, запретному наслаждению, возникшему на тонкой грани удовольствия и легкой боли.
Губы Дрэйка опустились по подбородку на шею, зубы царапнули кожу. Я откинула чуть голову, хватая ртом воздух, сгорая, словно во сне. Ладонь скользнула вниз по моему телу, нащупала кружевную полоску белья и дернула, срывая одним резким движением. Я вздрогнула, догадавшись неожиданно, что шею царапают не зубы, — клыки. Почувствовала пальцы там, где все жаждало не прикосновений, но большего. Поняла, что уже готова, что не боюсь. Мне это нужно немедленно, с острой приправой укуса, со щепоткой второй дозы яда в крови, с пряным ощущением принадлежности нас обоих друг другу.
И все прекратилось. Отпустив мои запястья, Дрэйк отстранился. Тень растерянности и досады в глазах — на себя, на подчинение инстинктам, на потерю контроля. Я потянулась за мужчиной, обняла за шею, не позволяя отодвинуться дальше. Ему ничего не стоит расцепить слабенький девичий захват, оставить меня наедине с моим пожаром — и остаться со своим, — но Дрэйк медлил, рассматривая мое лицо, ища ответы на вопросы, ведомые лишь ему. Я прижалась к его губам, умоляя мысленно не отталкивать меня сейчас. Только не сейчас.
Ответ на робкий мой поцелуй всколыхнул надежду. Я провела осторожно кончиком языка по зубам, отметив мимолетно, что клыков нет. Что бы ни произошло дальше, мужчина меня уже не укусит. Момент прошел, оставив трепещущие незримые язычки пламени в теле, в сознании, между нами. И в поцелуе нет больше яростного, первобытного желания обладать. Теперь он теплый, нежный, не сжигающий заживо. Будто извиняющийся за несдержанность, за грубость.
Дрэйк отстранился вновь, погладил большим пальцем мою шею, по-прежнему глядя на меня так внимательно, что я смутилась невольно, не до конца понимая значение пристального этого взгляда. Затем встал, снял оставшуюся часть одежды, подхватил меня на руки. В спальню? А спит ли Беван, не услышит ли случайно чего-то неположенного? Час хоть и ранний, но прислуге, например, скоро уже приступать к работе… Мужчина повернулся к камину, уложил меня на пушистый бежевый ковер перед огнем. Опустился следом, накрыл меня своим телом, поцеловал, долго, томительно. Я тянусь навстречу, глажу плечи, спину, продолжая сгорать, только медленнее, мучительнее. Приподнимаю бедра, не скрывая нетерпения, но губы Дрэйка, оставив мои, скользнули ниже, по шее, плечам, все так же неспешно, легко, опаляя чувствительную кожу. На груди задержались, поочередно захватывая в плен каждую вершинку, и мне начинает казаться, что это тоже своеобразный вид пытки, что я не выдержу и растворюсь, развеявшись пеплом. Ладони обвели линии моего тела, остановились на бедрах и пылающем очаге меж ними. Прикосновение осторожно, однако для меня оборачивается ударом, волной, ломающей плотину смущения, неуверенности, стыда. Застонав, я обхватила ладонями лицо Дрэйка, притянула резко к себе, целуя требовательно, жадно. Мужчина отвел мои руки, прижал снова за запястья над головой, утопив в мягком ворсе. Вошел резче, чем я ожидала, но я лишь выгнулась, обхватила Дрэйка ногами, ощущая восторг пьянящий, дикий. Тепло от огня в камине сплеталось с жаром наших соединенных тел, каждое движение, то быстрее, то медленнее, — новый виток обжигающе-сладкой, словно горячее какао, пытки и шаг к свободе, к миру, который станет иным. Совсем чуть-чуть, самую малость, но другим, раскрашенным цветами свежими, прежде мной не виденными.
Едва Дрэйк отпустил мои руки, я обняла мужчину, прижимаясь теснее, ища его губы, отвечая на хаотичные поцелуи и целуя неистово сама. Забывалась, исчезая в лавине, что надвигалась неотвратимо. И в единый миг растворилась, расплавилась в этой волне, тяжелой, густой, увлекающей за собой в небытие.
Я не чувствовала времени, хотя и понимала краешком затуманенного сознания, что оно продолжает свой неумолимый ход. Не чувствовала мира, комнаты вокруг, ощущала только ковер, пламя в камине и как Дрэйк устроился рядом, прижав меня к себе. Я охотно положила голову ему на грудь, не думая ни о чем. Наслаждалась эхом отхлынувшего удовольствия, близким присутствием мужчины — моего мужчины, — тончайшим покровом ароматом и состоянием счастья, странным, необъяснимым, но по-детски безоблачным, безмятежным.
По коридору прошелестели чьи-то быстрые шаги — должно быть, кто-то из прислуги, — и Дрэйк шевельнулся осторожно. Я приподнялась, жалея, что нельзя еще немного полежать вот так просто, в объятиях друг друга, огляделась, ища свою сорочку. Нашла на полу между диваном и кофейным столиком, отвернулась от мужчины, неожиданно смутившись собственной наготы. Встала, приблизилась, подобрала сорочку, и взгляд мой задержался вдруг на медальоне, лежащем на рубашке Дрэйка. Прижав к груди белую ткань, я схватила порывисто медальон, открыла.
Она действительно ничем не походила на меня. Разве что цветом глаз — карие, насколько позволяла судить миниатюра. Лицо юное, прелестное, без экзотических черт. Темно-каштановые волосы, убранные в замысловатую прическу с множеством локонов. Нежная, мечтательная улыбка на губах, длинные ресницы, светлая кожа. Настоящая леди, красивая, изысканная. Сколько бы ни прививали мне манеры в пансионе, сколько бы ни говорили, обращаясь ко мне, «леди», в глубине души я знала, что я леди только понарошку, благодаря папиной семье, происхождению. Что на самом деле я обычная полукровка, немногим лучше признанных отцами бастардов. Дурная кровь.
— Ее звали Дайана. — Я не слышала, как Дрэйк поднялся, как приблизился ко мне со спины. — Леди Дайана Дарро.
— Твоя невеста, — прошептала я. Дайана. Радужная. В честь Даан, посланницы богов.
Я не видела лица стоящего позади мужчины, но почувствовала секундное замешательство.
— Да, мы собирались пожениться. — Дрэйк забрал у меня медальон, закрыл с тихим щелчком. — Дайана погибла. По моей вине.
Я обернулась к мужчине, посмотрела изумленно, непонимающе.
— Как?
— До свадьбы оставалось несколько месяцев, когда появился Рейнхарт с предложением вступить в братство. — Дрэйк крутил рассеянно медальон в руке, глядя в пустоту перед собой, видя прошлое давнее, темное. — Я был молод, глуп и бредил желанием изменить этот мир к лучшему. Рейнхарт уверял, что только в братстве я смогу по-настоящему раскрыть все свои таланты, принять себя таким, каким я был рожден, а не каким мне приходится быть в силу обстоятельств. Что я смогу перестать прятать свою истинную сущность, свою силу и найду ей достойное применение. Паутина красивых обещаний. Существовало почти незначительное условие — я разрываю все связи с прежней жизнью, забываю о близких мне людях. Я отказался. Вопреки моим ожиданиям Рейнхарт не стал переубеждать меня или забирать предложение. Сказал, что я имею право сохранить отношения с самым дорогим мне человеком, но лишь с одним. Я выбрал Дайану. И подписал ей смертный приговор. Я не думал о ней, о нашем будущем, не задумывался даже, что стану бессмертным, а Дайана состарится и умрет. О том, что у нас не может быть детей, я тогда не знал. Полагал, что мы будем вместе, а остальное мелочи, с которыми я обязательно справлюсь. — Мужчина сжал медальон в кулаке. С силой, до побелевших костяшек пальцев. — Две недели спустя Дайана возвращалась ночью с бала в поместье своей семьи и по дороге на нее напали грабители. Остановили экипаж, угрожая оружием, потребовали выйти из кареты и отдать драгоценности. Компаньонка подчинилась, а Дайана нет. Она всегда была отчаянной, безрассудной… Один из грабителей, желая напугать девушку, выстрелил в воздух, и лошади понесли. Накануне был сильный ливень, дорогу размыло, а река, что протекала рядом, разлилась. Скорее всего, на повороте карету занесло, и она упала с обрыва в реку. Экипаж нашли почти сутки спустя. Дайана не смогла из него выбраться.
Несчастный случай? Набор неудачных совпадений, приведших к гибели невесты того, кто готовился вступить в братство?
Упоминание Бевана, что Дрэйк когда-то сжег поселок, где находились люди, причастные к смерти его невесты.
— Ты убил их? — спросила я тихо, комкая тонкую ткань.
— Да, — голос глух, равнодушен. Дрэйк не удивился на сей раз моей осведомленности, а может, и не заметил. — Их даже не пришлось искать долго. Я убил их и сжег притон, в котором они отсиживались, напуганные чем-то или кем-то до полусмерти. И деревеньку, где находился притон, тоже.
— Дрэйк, это был несчастный случай и твоей вины в… произошедшем нет, — я не верю в то, что говорю.
— Братство избавляется от любых связей, способных удержать будущего члена в старой жизни. При следующем наборе братьев я сам в этом убедился. Норду и Бевану повезло, что у них никого не было.
— Так ты знал, что это… не было несчастным случаем, и… ничего не предпринял?
— Я связан с братством узами, над которыми не властна даже смерть, — мужчина посмотрел на перстень, словно внутри скрывался яд. — И когда я потребовал ответа, Рейнхарт сказал, что я сам виноват. Что смерть для Дайаны — избавление от того убогого существования, на которое я в своем эгоистичном порыве ее обрек.
Я шагнула к Дрэйку, не зная, что сказать, что сделать. Утешение мое ему ни к чему и мне не понять потери близкого человека. Пока мне не ведомо, что стало с моими родителями, у меня остается надежда, пусть слабая, пусть иррациональная, но я верю, надеюсь, что увижу маму и папу вновь. Дрэйк же знает, что любимую не вернуть, что она ушла за грань. И винит себя в том, что не защитил, позволил ей погибнуть.
— Прости, что тебе пришлось вспоминать, рассказывать… Я не должна была брать медальон.
— Айшель, перестань просить прощения за каждую мелочь. В этом нет твоей вины. Мне не следовало соглашаться с Валерией и везти тебя сюда, подвергая опасности. — Мужчина погладил меня свободной рукой по волосам, зарылся пальцами в растрепанные черные пряди, коснулся моих губ поцелуем легким, скользящим.
— Ты не знал… никто не знал. — Тело послушно отзывается трепетом, томлением. Желанием прижаться, обнять и никогда не отпускать.
— Кто-то знал. Знал точно, что Катаринна с дочерью и свитой будут в поместье, соответственно, на кого бы ни напала кера, это вызовет больший резонанс.
Стук в дверь вынудил нас отстраниться друг от друга, и я впервые с начала разговора заметила, что мы оба обнажены, не считая сорочки, что я прижимала к груди.
— Голубки, мне жаль прерывать вас на интересном, но у нас тут кое-что требует безотлагательного внимания, — раздался из-за створки голос Бевана.
Смутившись, я надела торопливо сорочку, Дрэйк брюки, положив медальон в карман. Затем мужчина открыл дверь, а я ушла в спальню. Накинула халат и вернулась в гостиную.
— Тут нам повестка пришла, — сообщил Беван, едва Дрэйк закрыл за ним дверь. — Я понимаю, что вам не до того было… — Беван наткнулся на предостерегающий взгляд собрата, кашлянул. — В общем, думаю, содержание у них всех одинаковое. Срочный внеплановый сбор. Судя по скупым опискам Салливана, прецеденты, похожие на наш, произошли еще в двух местах, защита которых так или иначе связана с Тринадцатью. Кстати, когда ты успел отрапортовать обо всем старшим?
— Я с ними еще не связывался. — Дрэйк нахмурился, оглянулся на стол с подносом.
Среди тарелок бумажный квадратик, белый, сложенный, с вензелем, похожим на музыкальную ноту. И я помнила, что раньше его там не было.
— Я подумал, это ты, — добавил Дрэйк.
— Ты здесь старший, а я просто делаю вид, что меня в «Розанну» пригласили исключительно ради моей смазливой и безопасной для наследницы мордашки, — развел руками Беван.
— Значит, Катаринна.
— Скорее всего.
— Что-то… случилось? — решилась спросить я.
— Ну, в какой-то степени, — ответил Беван.
— Все члены братства должны в течение ближайших нескольких дней собраться в месте наших сборов, — объяснил Дрэйк. — Но тебе не о чем беспокоиться. Тебя это не касается, и прежде я отвезу тебя в Эллорану.
— Дрэйк, прости, но… но чем чаще ты говоришь мне, что беспокоиться не о чем, тем сильнее я тревожусь, — возразила я.
— Смотри, девочка успела тебя изучить немного, скоро будет на раз просчитывать, когда ты лжешь, — заметил Беван. — Не сможешь прятать от нее заначку, врать, будто всю ночь работал, а на самом деле…
— Беван, будь добр, оставь нас, — произнес Дрэйк непреклонно.
— Беван, — окликнула я. — А что с Пушком? Он ведь первым набросился на керу… — мне стыдно, что я вспомнила о верном друге Валерии лишь сейчас, в то время как Пушок кинулся мне на выручку, тоже спас.
— Кера его только слегка поцарапала. У этих псин толстая шкура, так что не волнуйся о Пушке, он наверняка уже и позабыл о своем боевом ранении. Пес вместе с наследницей и ее фрейлинами покинули «Розанну» еще вчера утром. — Беван кивнул мне и вышел.
— Дрэйк, я… — начала я.
— Все в порядке, Айшель. Собирай вещи, через час мы уезжаем. — Мужчина взял с подноса бумажку, развернул, не удостоив меня и взглядом.
Наверное, даже если бы Дрэйк ударил меня по лицу сейчас, мне не было бы так больно, обидно. Злость, досада, разочарование, непонимание мешались внутри коктейлем более ядовитым, нежели моя кровь. Рвались на свободу горькими слезами, яростными обвинениями, желанием устроить безобразный скандал.
Я вздохнула глубоко в попытке успокоиться, развернулась и проскользнула в спальню. Но не смогла отказать себе в мелочном проявлении раздирающих меня чувств.
Хлопнула громко дверью в спальню.
Не знаю, чего я ожидала.
Возможно, внимания, нежности, к которым успела привыкнуть с Норданом. Не маски равнодушия на застывшем лице, не вежливо-отстраненного обращения, сухих общих фраз. Словно не было ничего, словно я не растворялась в его объятиях.
Я знала, что мужчины часто отворачиваются от женщин после мгновений близости. Получив свое удовольствие, овладев объектом охоты, теряют к партнерше всякий интерес. И Дрэйк не укусил меня, избежав таким образом привязки со своей стороны. Или, подозреваю, полной инициации привязки, поскольку глупо, поздно отрицать факт ее наличия.
Наверное, возвращение в Эллорану было бы мучительно долгим, тягостным, если бы не Беван. Он рассказывал забавные истории о местах, которые мы проезжали, шутил, и Дрэйк не возражал, не одергивал собрата. И если бы не чувство голода, овладевшее мной вдруг почти сразу после отъезда. Похоже, мой организм не мог восстановиться сам по себе, без какой-либо дополнительной подпитки, и я пожалела, что не поела как следует в поместье.
Дрэйк отвез Бевана в гостиницу, где тот снимал номер, и затем мы поехали домой.
Знакомая улица с оградами особняков по обеим сторонам. Волнение, что накатывало все чаще и сильнее по мере приближения к нашему дому. Я понимала, что Дрэйк сделает вид, будто между нами ничего не было, что он не намекнет на произошедшее ни словом, ни жестом, однако нет во мне уверенности в собственном умении держать лицо. У меня не возникало ощущения, что я поступила неправильно, что я изменила Нордану, хотя это и казалось странным. По сути ведь изменила. Или при второй привязке это не считается изменой?
Створки, как обычно, распахнулись сами, и автомобиль въехал во двор, остановился возле фонтана. Перед колоннами при входе Нордан и, к моему удивлению и облегчению, Лиссет, чуть в стороне Пенелопа и Стюи. Молодой человек первым приблизился к экипажу, открыл мне дверь. Я вышла из салона, встретилась глазами с Норданом и, повинуясь порыву, позабыв о людях вокруг, бросилась к нему. Мужчина шагнул ко мне, поймал в объятия. Я обвила руками его шею, уткнулась лицом в плечо, погрузилась в запах тумана и мха, отчаянно сопротивляясь глупому капризу расплакаться от радости и обиды одновременно.
— С возвращением. Как прошла поездка? — зазвучал позади голос Пенелопы.
— Неожиданно, — ответил Дрэйк.
Просто стоять в объятиях друг друга, слушать стук сердец, чувствовать то, что не можешь, не решаешься еще произнести вслух.
Ничтожная мелочь. И бесценное мгновение.
— Чую, что неожиданно, — заметила Лиссет насмешливо.
Глубокий вдох возле моего уха и Нордан отстранился, вгляделся в мое лицо внимательно, обеспокоенно.
— Что случилось, котенок? — говорит тихо, но я не сомневаюсь, что Дрэйк прекрасно все слышит, да и Лиссет тоже. — Твой запах немного изменился.
Неужели из-за второй привязки? Близость все же повлияла на ее формирование?!
— И в глазах страх, — добавил Нордан хмуро, настороженно.
— Я… — Я улыбнулась через силу. — Я всего лишь… утомилась в дороге и проголодалась.
— И больше ничего ты сказать мне не хочешь?
Я едва не умерла. И соблазнила Дрэйка.
Я опустила взгляд на верхние пуговицы на рубашке Нордана, избегая смотреть в глаза.
— Полагаю, ты, как и мы с Беваном, получил приглашение, — вмешался Дрэйк.
— Сегодня рано утром, — подтвердил Нордан. — И мне даже стало любопытно, что там за беспрецедентные случаи произошли, раз потребовали немедленно всем срываться в этот склеп на краю мира.
— К сожалению, прежде у нас действительно не случалось эксцессов подобного рода.
— Послушать интересно, но я не намерен тащиться на остров на Дирг знает сколько ради лицезрения постных физиономий остальных собратьев и долгих пространных разглагольствований старших.
— Норд, это не приглашение на императорский бал. Им не пренебрегают и не отказываются, ссылаясь на неотложные дела, — я слышу, как Дрэйк поравнялся с нами, понизил голос: — И ты поедешь — хотя бы ради того, чтобы у остальных не возникло желания выяснить, что же держит тебя в Эллоране. Пенни, позаботься, пожалуйста, об обеде для Саи, пусть горничная подаст его, куда Сае будет удобнее. Нам ничего не надо. Спасибо, — удаляющиеся шаги, повелительный оклик от самой двери: — Норд?
Нордан поморщился с досадой, поцеловал меня быстро в губы.
— Позже поговорим, котенок. — Отпустил и ушел вслед за Дрэйком в особняк.
Лиссет приблизилась, встала рядом.
— Не хочу тебя огорчать, но на вас остался характерный запах друг друга, — сказала лисица негромко. — Думать надо, время вы провели с пользой.
— Как считаешь, Норд мог… заметить? — мне страшно. Не из-за измены — я не жалела ни об одной минуте, проведенной в объятиях Дрэйка, — но из-за возможной реакции Нордана.
Заметит ли он вторую привязку? Заметил ли?
— У братства нюх лишь немногим лучше человеческого. Чуять запахи так, как мы, они не могут в принципе, а чувствительность ледышки к твоему запаху обусловлена привязкой. Поэтому успокойся и не дергайся раньше времени.
— Норд сказал, мой запах изменился, — прошептала я.
Лиссет повернула ко мне голову, втянула воздух, нахмурилась.
— Что-то в нем изменилось, тут Нордан прав, но я пока не пойму, что именно, — лисица неожиданно хитро прищурилась. — Почему всякий раз, когда ты говоришь, что у тебя запах изменился, на тебе обнаруживается еще кое-чей? Признавайся, как все было? А то о Дрэйке даже никаких пикантных сплетен не гуляет, нечем потешить свое любопытство…
Я обернулась к Пенелопе. Стюи выгружал из автомобиля наш багаж.
— Пусть обед подадут в мою комнату, если не трудно, — попросила я.
— Да, конечно, — кивнула Пенелопа.
Мы направились в особняк, поднялись в мою спальню. Опустившись на край постели, я рассказала Лиссет, как прошли эти дни в загородной резиденции, не утаив ничего. Стюи принес мою часть багажа, вскоре появилась одна из горничных с обедом. Поставила по моему знаку столик для завтрака на кровать и, присев в быстром реверансе, удалилась.
— Значит, из-за нападения керы братство так засуетилось, — заговорила лисица, когда я закончила рассказ.
— Беван упоминал, что похожие случаи произошли еще в двух местах. — Я передвинулась поближе к столику, принялась за суп.
— То есть на горизонте возник некто, кому до такой степени надоело братство, что он решился в открытую подорвать их репутацию? Рискованно, конечно. Или он там не один.
— Заговор?
— Заговоры, Шель, регулярно плетутся против сильных мира сего, к коим и Тринадцать относятся. Я подозреваю, что попытки имели место практически всю историю существования братства, только менее удачные и потому благополучно забытые. Или специально забытые, чтобы послужной список не портить. В общем, кто бы ни стоял за этими нападениями, он не первый. Станет ли последним? Вопрос хороший, однако спорный пока.
— Значит, Дрэйку и Норду придется уехать?
— Я так понимаю, да. Бевану тоже, разумеется.
— Далеко? — Нордан упоминал остров.
Лиссет пожала плечами.
— У них есть место для тайных встреч, только почти никто не знает, где оно находится. Но, видимо, путь неблизкий.
Мужчины уедут, а я останусь. Одна, в опустевшем резко доме, с прислугой, в чьих взглядах украдкой я замечала все больше непонимания, цепкого любопытства, неприязни. Слуги помнили, что я рабыня, бесправная вещь, лучшая участь которой — стать наложницей кого-то из хозяев, постельной игрушкой на время. Помнили, что, кем бы я ни была рождена, мое положение ныне куда ниже положения даже последней посудомойки в богатом доме. Но Дрэйк заботится обо мне, Нордан не скрывает, что я его женщина. У меня своя уютная комната, пусть и гостевая, красивая одежда, оплаченная Дрэйком, я завтракаю и ужинаю в столовой с хозяевами, как равная. Я не ношу рабского браслета, близко общаюсь с наследницей престола. За короткий срок я поднялась от рабыни без будущего до женщины нечеловеческого происхождения вроде Лиссет, которую не касаются людские условности. В глазах прислуги я теперь безымянная выскочка, получившая почти все лишь за тело, отданное Нордану. Возможно, будь я только его личным капризом, работающие в особняке люди относились бы ко мне проще, но внимание Дрэйка усиливает неприязнь, вызывает недоумение, за что, за какие «ценные» таланты мне достались аж двое мужчин. Лишь Пенелопа и Стюи относились ко мне по-дружески, без зависти. Я старалась пореже обращаться к горничным, обходясь без прически, самостоятельно одеваясь и раздеваясь, но не могла не замечать знакомых с детства взглядов в спину, колючих, с разрастающимся злым непониманием причин моего присутствия здесь и сейчас.
— Лиссет, угощайся, — спохватилась я.
— Ой, нет, благодарю, я не голодна, — отмахнулась лисица. — В «Розанне» плохо кормили или ты потраченную энергию после… хм-м, без пяти минут смерти восполняешь?
— Наверное, последнее. — Я поменяла местами опустевшую суповую тарелку и тарелку с горячим. — Я с самого утра хочу есть. Когда мы приехали в город, мы останавливались и Беван купил мне булочку, правда, толку-то с той булочки.
— И как Дрэйк не бросился на Бевана, видя, как тот без конца крутится возле тебя?
— Дрэйк угрожал Бевану. — Я отправила в рот порцию картофельного пюре. — Думаешь, то, что… было между нами, запах, мое обострившееся влечение, — это действительно привязка? Вторая привязка?
— Скорее всего, да. — Сидя на подоконнике, Лиссет поболтала ногами, бросила через плечо взгляд в окно. — Ты правильно подумала, вторая привязка бывает, только тогда она уже называется не «парная», а «тройная». Как нетрудно догадаться, чаще всего она встречается среди нас, любителей тройных союзов, хотя, как и всякая привязка, может нагрянуть нечаянно, когда такого сюрприза совсем не ждешь.
— Но как?
— Судя по тому, что ты мне рассказала и что я вытрясла по этому вопросу из Мэл, Нордан неосознанно создал привязку с тобой, а ты, в свою очередь, возжелала Дрэйка. Не спрашивай, как ты ухитрилась захомутать нашего неприступного лорда огня, я и сама пока не понимаю, но я так думаю, что, как только вы уехали подальше от ледышки, который занимал твое внимание и время, твои проснувшиеся инстинкты решили заняться охотой на второго самца, раз первый не мельтешит перед носом. Поэтому вожделение так резко и внезапно ударило тебе в голову. Ты попыталась, пользуясь удобной возможностью, завершить привязку.
— Считается ли привязка завершенной без укуса? — уточнила я.
— Не знаю. У оборотней вообще сначала кусают, помечая, потом спариваются, то есть любовью занимаются. А чтобы наоборот… Да и мы только кусаем, никакого яда в кровь не вводится, дальше природа, инстинкты и древняя магия матери-прародительницы берут свое, и все.
— А… Дрэйк?
— Ну да, на страстного влюбленного он не походил. Но распространяться о вашем приключении он не будет, можешь быть уверена.
Я уверена. И чувство это мало радовало. Словно мужчина поддался соблазну и теперь сожалел о собственной минутной слабости, о бездумном порыве. Или действительно сожалеет? Поэтому так холоден со мной, поэтому вернул поскорее Нордану? Будет избегать меня, едва удостаивать словом, а там и вовсе отошлет подальше ради моей безопасности?
Я доела пюре и отбивную, сделала глоток остывшего чая.
— Я не смогу признаться Норду, — произнесла я вдруг. — Он не поймет, не примет… Я сама только-только начала осознавать и мириться с фактом, что меня тянет к обоим, что они оба мне нравятся. Два мужа…
— Да-а, представляю их физиономии, если им сейчас сообщить о таком интригующем раскладе. — Лисица посмотрела на меня внимательно, сочувственно. — Но самодистанцирование Дрэйка проблему не решит, как и собственнические замашки Нордана, вот в чем неувязка. А заставлять тебя выбирать между ними равносильно попытке решить, без какой половины тела ты сможешь прожить: без левой или правой. Кого бы ты ни выбрала, тебе всегда будет не хватать другого.
— У нас ничего не получится втроем, — знала бы бабушка… отреклась бы и от меня. Мало ей сына, теперь еще и внучка навлекает несмываемый позор на почтенный род Ориони.
— Вы уже живете втроем, — напомнила Лиссет.
— В раздельных спальнях.
— Дело поправимое. — Лисица глянула на дверь за моей спиной.
Я обернулась, ожидая с ужасом вторжения Нордана с обвинениями, с яростью, которым мне нечего противопоставить.
В дверь постучали негромко.
— Сая?
Стюи.
Я не сдержала облегченного вздоха.
— Если ты уже поела, то тебя просят зайти в кабинет Дрэйка. И госпожу Элери тоже.
— О как, — хмыкнула Лиссет и спрыгнула с подоконника.
Я взяла с подноса тарелочку с пирожными, и мы с лисицей спустились на второй этаж.
Мне еще не доводилось бывать в кабинете Дрэйка. И у него действительно кабинет, а не библиотека, как у Нордана. Меньше стеллажей и заняты полки не только книгами, но и стопками бумаг. Массивный письменный стол и два черных кожаных кресла друг против друга. Карта Эллорийской империи на свободной стене и короткий диван под ней. Мужчины поднялись, едва мы вошли в кабинет — стучать Лиссет отказалась, заявив, что раз позвали, значит, ждут и реверансы можно не разводить. Взгляды скрестились мгновенно на мне, ощупывая цепко, жадно, подмечая каждую деталь, хотя вряд ли во мне могло что-то измениться за столь незначительный срок. Я даже не переоделась, оставшись в дорожном костюме, и лишь фарфоровая, с розовыми цветочками тарелка с кремовыми пирожными смотрелась, наверное, странно. Я чувствую, как оба взгляда задержались на тарелке в моих руках, и не могу объяснить даже себе, зачем принесла ее.
— Айшель. — Нордан приблизился ко мне стремительно, забрал тарелку, проводил к креслу. Я опустилась на кожаное сиденье, Лиссет проследовала за мной и присела на широкий подлокотник. Дрэйк, посмотрев на меня быстро, обеспокоенно, занял кресло по другую сторону стола. Нордан протянул мне тарелку, и я взяла одно пирожное, надкусила. — Тебя все-таки не кормили? — уточнил вкрадчиво, склонившись ко мне.
— Мы девушки, имеем право заедать стресс сладким, — парировала лисица. — Давайте, мальчики, ближе к телу… ой, то есть к делу.
— Мне и Норду придется покинуть Эллорану и империю на некоторый срок, — заговорил Дрэйк. — Братство требует присутствия всех и срочно. Мы уезжаем завтра утром.
— Завтра? — повторила я. Так скоро?
— И надолго этот ваш слет? — спросила Лиссет.
— Ориентировочно на двенадцать-четырнадцать дней с учетом расстояния между империей и местом сбора и дорогой в обе стороны.
— И ожиданием, пока все опаздывающие собратья соизволят добраться, — добавил Нордан.
Я жевала медленно, не ощущая почти вкуса пирожного. Две недели.
Четырнадцать дней. Не три. И рядом не будет никого.
— Нам не хотелось бы оставлять Айшель в доме одну на такой срок, — продолжил Дрэйк. — Поэтому, Лиссет, если ты не возражаешь, мы предлагаем тебе пожить здесь с Айшель до нашего возвращения.
— Мы? — лисица бросила взгляд на Нордана, чуть насмешливый, наигранно удивленный.
— Да, мы, — подтвердил Нордан натянуто, с раздражением.
— Ну, в таком случае я принимаю ваше приглашение.
— Прекрасно, — одобрил Дрэйк. — Тебе хватит оставшегося времени на сборы необходимого? И завтра с утра подъехать сюда?
— Конечно. Мы с Шель отлично проведем время. Устроим пару-тройку девичников, пригласим стриптизеров…
— Никаких стриптизеров, — прицедил Нордан угрожающе.
— И воздержитесь, пожалуйста, от приема гостей и посещений общественных заведений вроде твоего любимого клуба, — заметил Дрэйк. — Я оставлю все необходимые распоряжения прислуге.
— Ну хоть бар-то ваш ограбить можно? — уточнила Лиссет.
— Нет, — отрезал Нордан.
— Жмот.
Поставив тарелку на край стола, Нордан присел на второй подлокотник, обнял меня за плечи, поцеловал в макушку. Дрэйк отвел от нас взгляд, и я смешалась, чувствуя и смущение, и досаду, и вину перед обоими мужчинами.
Рассказал ли Дрэйк Нордану о нападении керы на меня? Если да, то почему тот так спокоен? Как я признаюсь ему в том, что была близка с Дрэйком? И смогу ли признаться?
Не хватит мне ни сил, ни смелости. Я не смогу.