Наложница огня и льда

Глава 9

Покинуть парк труда не составило. Валерия спряталась на заднем сиденье, пригнувшись так, чтобы девушку не заметили снаружи, но на выезде по-прежнему никого не было, никто не собирался ни проверять уезжающие автомобили, ни останавливать. Мне показалось странным столь легкомысленное отношение к безопасности наследницы престола, однако Валерия заверила, что на прогулках в парке ее всегда сопровождают лишь фрейлины, несколько гвардейцев из личной охраны и Пушок. Кататься девушка предпочитает подолгу, давая псу возможность побегать вволю. Диковатый Южный парк и будний день также выбраны неслучайно — меньше людей, меньше внимания. Наследница и фрейлины в одинаковых костюмах, шляпках с вуалями, скрывающими лица девушек. По словам Валерии, если ее и хватятся, то нескоро — одна из фрейлин должна «подменять» госпожу до возвращения во дворец. Пока рядом Пушок, ни у кого и сомнений не возникнет, что под черной вуалью не наследница, заявила девушка беззаботно.

Уговорить Пушка оставить хозяйку и вернуться как ни в чем не бывало к свите оказалось куда труднее.

Я и Валерия действительно уговаривали пса, словно человека, разъясняли ситуацию, уверяли, что так надо, что ничего плохого не случится, что совсем скоро девушка вернется домой. Обе головы смотрели на нас непонимающе, поскуливали растерянно. Пушок не желал уходить, несмотря на мои просьбы, несмотря на команды Валерии, даже несмотря на угрозы Нордана, которому быстро надоела наша возня с «удвоенной безмозглой псиной». Когда же наконец Пушок медленно, нерешительно, каждую секунду ожидая, что хозяйка позовет обратно, побрел прочь, правая голова оглянулась на нас и в преданных красных глазах я увидела столько тоски, обиды, искреннего недоумения, что у меня защемило сердце. Валерия отвернулась с деланным равнодушием, но я заметила слезы, блеснувшие под опущенными ресницами.

Однако едва автомобиль миновал арку парковых ворот и углубился в переплетения улиц, как девушка села ровно и принялась безмятежно щебетать о том, куда мы едем, вызвав гримасу недовольства на лице Нордана.

А я до самого магазина не могла избавиться от кислого, разъедающего чувства, будто предала Пушка.

Не знаю, от кого Валерия узнала об этом магазинчике. Находился он на окраине Эллораны, маленький, тесный, забитый одеждой по самый потолок, низкий, с облупившейся штукатуркой. Магазин пах пылью, залежавшимися вещами и слабо лавандой. В узких его проходах между стойками с костюмами едва можно разойтись двоим. Вопреки моим ожиданиям и опасениям, девушку не смутили скромность, откровенная непрезентабельность места и впервые попавшим в кондитерскую ребенком она приникла восторженно к ближайшей стойке, зашуршала азартно одеждой. Нордан поморщился, то ли раздраженно, то ли брезгливо, но нам не оставалось ничего другого, кроме как последовать примеру наследницы.

Выбирала я долго. Впрочем, Нордана, похоже, тоже не устраивал предлагаемый магазином ассортимент, я слышала его недовольное ворчание, слышала, как он снимал поочередно со стойки с мужской одеждой костюмы и сразу вешал их обратно. Валерия же, наоборот, бегала в примерочную с каждым, видимо, мало-мальски приглянувшимся костюмом нужного размера. Время от времени она крутилась передо мной в наряде то русалки, то богини, то книжного персонажа и спрашивала моего мнения, однако я только качала неопределенно головой, удивляясь рискованной длине, разрезам за гранью приличий, декольте, из которого, по моим представлениям, грудь выскользнет при легчайшем наклоне вперед. Я не рискнула объяснять Валерии, что настолько откровенные костюмы не уместны для девушки ее лет. Да и для леди старше годами тоже.

Отыскав наконец платье, все-таки прикрывающее тело, а не выставляющее его на всеобщее обозрение, длинное, блестящее, моего любимого цвета ясного неба в летний полдень, я прошла в тесную примерочную кабинку. Переоделась, надеясь искренне, что после возврата одежду хотя бы стирают — продавец, лысеющий толстячок средних лет, с порога сообщил нам, что здесь мы можем как купить костюмы, так и взять их напрокат за меньшую сумму.

Не уверена, что в Феоссии была бы возможна подобная ситуация. Что на моей павшей родине единственная наследница трона смогла бы сбежать на тайное свидание к возлюбленному. Что одна из фрейлин легко подменила бы ее, не вызвав подозрений у охраны. И что будет по возвращению сопровождения Валерии во дворец? Фрейлина продолжит изображать ее? Но как, если только девушки не похожи, словно близнецы? И разве не говорила сама Валерия, что окружение ее ненадежно, что свита обо всем докладывает императору?

И надежен ли сын герцога?

Легкие шаги за цветастой занавеской кабинки, аромат тумана и мха. Я выглянула из-за края ткани, но так, чтобы было видно лишь мое лицо.

— Это самый вменяемый вариант, который нашелся в этом борделе.

Коричневые брюки, светлый жилет с позолоченными пуговицами, белая рубашка с широкими рукавами, старомодным жабо и кружевными манжетами. Сюртук в тон, перекинутый через руку.

— Когда-то нечто подобное было модно, — добавил Нордан, окинув себя хмурым взглядом.

— Мне нравится, — улыбнулась я.

Мужчина из другой эпохи. Знакомый и все же загадочный. Завораживающий. Притягивающий.

— А твой?

Я отодвинула занавеску. Минуту Нордан рассматривал мое платье, кажется, пристальнее, чем накануне для клуба.

— На самом деле оно вовсе не такое открытое, как кажется, — пояснила я торопливо.

Вставки телесного цвета создавали иллюзию откровенности, оставляя ощущение, будто наряд располосован ножом, но даже слишком низкое декольте было закрыто до ключиц. К сожалению, ткань оказалась полупрозрачной, позволяя разглядеть край нижнего белья, однако я готова подписаться под словами мужчины о наиболее вменяемом варианте. Розовая туника богини любви, по сравнению с которой мое платье для клуба выглядело почти целомудренно, прельщала меня куда меньше.

— Ну да, — произнес Нордан и поднял взгляд на мое лицо.

Несколько растрепавшихся каштановых прядей падали на лоб мужчины. Я потянулась поправить непослушные завитки, машинально, не задумываясь, отметив только, что волосы вьются немного. Прежде я и внимания на это не обращала.

Мои пальцы коснулись нечаянно кожи, и я застыла, сообразив, что прикоснулась первой, без острой нужды или хотя бы простой необходимости. Мы оба застыли, лишь глядя друг на друга, ожидая, ища что-то неведомое в глубине глаз, опасаясь вспугнуть замерший яркой бабочкой момент. Я осторожно провела пальцами по лбу под выбившимися прядями, виску, скуле, щеке, уже чуть шершавой. Нордан молчал и только глаза медленно светлели, словно лед под зимним солнцем.

— Надеюсь, у кого-то из вас есть деньги, чтобы заплатить. — Занавеска соседней кабинки открылась резко, звякнув металлическими кольцами, заставив меня вздрогнуть, отдернуть руку и отвернуться от мужчины. — Потому что в противном случае нам придется украсть эти костюмы.

Я заметила, как Нордан поспешно отвел от меня взгляд, обернулся к Валерии.

— В свою очередь надеюсь, что ты, вооруженная опытом своего отца, помнишь, что мы не оказываем услуг безвозмездно, — голос насмешлив, тон непочтительно пренебрежителен.

— Помню. Но мы же не будем обсуждать это сейчас?

— Нет. Однако я делаю пометки, и список растет.

Наверное, даже под пытками я не смогу объяснить, что только что произошло. Будто нам по шестнадцать лет, будто между нами ничего еще не было, кроме разве что робкого поцелуя украдкой, будто каждый взгляд, каждое прикосновение впервые.

Очередной эффект привязки? Но привязка должна действовать иначе!

— Кстати, не уверен, что твой отец одобрил бы этот костюм. Танцовщица из дешевого клуба или представительница древнейшей профессии?

— Фея, вообще-то, — вызов мешался с возмущенными визгливыми нотками. — Переодеваться не будем, поедем в поместье так.

— Тогда накинь что-нибудь. Не хочу, чтобы меня приняли за… владельца феи.

Я забрала свои вещи из кабинки, вышла из тесного закутка.

— А говорила, что оно не настолько открытое. — Нордан коснулся моего бедра, где заканчивался единственный разрез на платье, обнажавший мою левую ногу. Прикосновение, легкое, мимолетное даже, вдруг вызвало причудливую волну тепла и мурашек, породило мучительное желание, чтобы мужчина опустил руку немного ниже, к разрезу в складках юбки, дотронулся до кожи под гладкой тканью.

— Самый вменяемый вариант, — повторила я недавние слова мужчины, опуская глаза, опасаясь, что он догадается о моих мыслях.

— Действительно. — Нордан снял свою одежду, брошенную небрежно охапкой на перекладину стойки, достал из внутреннего кармана куртки несколько купюр и отдал куртку мне. — Надень, пожалуйста.

Забрал мои вещи, оглянулся нетерпеливо на Валерию, натягивающую поверх чего-то маленького и ярко-розового жакет от костюма для верховой езды.

Мы выбрали подходящие маски в большом лотке возле прилавка, мужчина заплатил за костюмы, оформив покупку как прокат. Хотя более чем очевидно, что никто из нас не поедет сюда для возврата.

Но вслух, разумеется, об этом никто не упомянул.

Оставшуюся часть пути мы молчали, даже Валерия только смотрела в окно, кутаясь зябко в жакет. Постепенно дома закончились и вместе с ними, кажется, закончился и город. По обеим сторонам дороги, широкой, пустынной, потянулись поля, лишь иногда вдали появлялись зубцы то макушек деревьев, то крыш. Солнце клонилось к закату, окрашивая светлое небо и облака нежнейшим розовым цветом.

Я связанная. Связующий должен быть в моих мыслях, в моих чувствах. Это объясняло влечение, вихрь пугающих эмоций. Если причиной создания привязки действительно послужило некое неосознанное Норданом полностью желание, то последствия для него тоже вполне естественны — отсутствие интереса к другим женщинам, страсть ко мне, по крайней мере, пока не наступит пресыщение объектом. Запах и стремление защищать связанную не совсем обычны, но речь все-таки не о чистокровных людях, не о человеческой магии.

Однако я искала и не находила логичного объяснения, почему порой мы оба ведем себя словно пара юная, влюбленная, стесняющаяся неловких проявлений первых своих чувств, но тянущаяся друг к другу со всем пылом безрассудной молодости. Почему продолжаем в салоне украдкой поглядывать друг на друга и отворачиваемся торопливо, встретившись случайно глазами. Почему вчера Нордан сделал мне подарок. Почему по мере приближения вечера я все чаще думаю о Дрэйке, о том, что не сказала ему о встрече с Валерией, что он будет беспокоиться.

Или он опять отправится к своей… своей любовнице?

Автомобиль свернул на дорогу поуже, обрамленную деревьями.

— Как вы ухитрились договориться о свидании? — нарушил вдруг Нордан молчание.

Ответила девушка не сразу, неохотно:

— Кое-кто из друзей Эдуарда был на балу в честь моих именин. Через них мы обмениваемся записками. После папиного запрета Эдуард не раз предлагал встретиться на каком-нибудь менее… официальном приеме, но раньше мне не предоставлялась возможность ускользнуть.

— Насколько мне известно, сынок Ройстона практически не вылезает с этих… неофициальных приемов. И не только с них.

— Потому что папа не просто запретил нам встречаться. Он вообще запретил Эдуарду появляться во дворце, мотивировав свое решение тем, что герцог в последнее время слишком уж резко высказывается в адрес возможных союзов с другими странами, а плоды всегда рядом с материнским древом падают.

— Какая-то огненная река в подземном мире потухла? — усмехнулся мужчина. — Октавиан разнообразия ради решил предложить союз, а не задавить сразу военной мощью?

— Не знаю. — Валерия передернула раздраженно плечами. — Я всякий раз обещаю, что найду способ сбежать, и всякий раз ничего не выходит.

— И, разумеется, у Эдуарда кишка тонка поступить как честному молодому человеку и попросить руки вроде как любимой девушки.

— Хоть вы и не бываете толком при дворе, но неужели вы настолько плохо знаете моего папу, чтобы предположить, будто он ответит согласием?

— Не ответит. Я бы тоже не ответил согласием на его месте. Но парень хотя бы заслужил в моих глазах немного уважения за попытку.

— И получил бы ссылку под благовидным предлогом на пару-тройку лет в какую-нибудь глушь и, когда мы увиделись бы вновь, я наверняка уже была бы замужем, а то и с ребенком. Зачем я вообще спорю с куском льда в человеческом обличье? Все равно вы ничего не понимаете. Никто из вашего братства не понимает. Вас ничто не интересует, кроме ваших теневых игр за спинами правителей, и ничто не заботит, кроме личной выгоды. — Валерия поджала губы, отвернулась обратно к окну воплощением собственной правоты, непоколебимой, единственно верной.

— Вот и я удивляюсь, о чем я рассуждаю с безголовой малолеткой в костюме… феи?

Я ожидала продолжения пустой пикировки, но у девушки хватило сообразительности и такта промолчать, проигнорировать провокационное замечание.

Несколько поворотов петляющей дороги и моему взору открылся сам дом. Двухэтажный, каменный, с массивной башней, он больше походил на небольшой замок. Стены, местами увитые темной вязью плюща. Высокие окна, укрывшиеся в кружеве листвы. Просторный двор, заполненный автомобилями.

Едва Нордан остановил экипаж в дальней части двора — перед парадным входом места нет, автомобили теснились черной массой с вкраплением белых и красных пятен, — как Валерия первой покинула салон. Распустила волосы, достала из кармана жакета помаду, накрасила губы перед маленьким боковым зеркалом на автомобиле. И сняла жакет, бросив его на заднее сиденье к остальной одежде.

Я рассмотрела наконец наряд девушки. Мне казалось, что костюм феи должен выглядеть несколько иначе.

Платьице, коротенькое, ярко-розовое. Под полупрозрачным кружевом две полоски более плотной ткани, узкая на груди и пошире — юбочкой вокруг бедер. Ни крыльев, ни чего-либо, их заменяющего.

— Разве это фея? — удивилась я.

— Фея. — Валерия надела серебряную полумаску, взяла палочку с аляповатой звездочкой-навершием и разноцветными ленточками. — Фея Лолиэль из комиксов о приключениях нескольких фей-подруг. Хотя в Феоссии эти комиксы, наверное, не издаются.

Я и Нордан вышли из автомобиля. Куртку снимать я не стала. К вечеру в воздухе разлилась прохлада, пробираясь под одежду, заставляя зябко ежиться, плотнее закутываться в теплую черную кожу, пахнущую туманом.

— Не простудишься, наследница? — спросил Нордан любезно.

— Нет. Вовсе и не холодно, — во взгляде, в каждом слове девушки вызов, упрямый, непримиримый.

— Как знаешь. Простой инструктаж для фей. Что бы ты там ни делала со своим обожаемым Эдуардом, держись так, чтобы я тебя видел. Не уходи ни с ним, ни вообще с кем-либо в другие помещения, не оставайся ни с кем наедине. Потребуется в дамскую комнату — подойдешь к нам. Возникнет любая сомнительная ситуация — кричи, погромче и не стесняясь. — Мужчина надел черную полумаску, повернул перстень символом братства вниз. — На нас откровенно не таращишься, на вопрос, как ускользнула, говори почти правду — сбежала с конной прогулки в компании своей новой фрейлины. И упаси тебя Кара проболтаться, кто еще с тобой. Выпорю лично. Уяснила?

— Вы все одинаковы, что вы, что лорд Дрэйк, что остальные. Правила, правила, предосторожности, мнимые опасности…

— Я не люблю повторять дважды, наследница, — перебил Нордан спокойно, но я слышу в ровном голосе предостережение. Пока лишь предостережение. — То, что я решил тебя отвезти, еще не означает, что мне можно приказывать, как твоей любимой псинке. Не нравится — мы уезжаем, а ты остаешься, и пусть тебя домой транспортирует хоть Эдуард, хоть кто, но не забывай, что бесплатно в этом мире ничего не делается. И поверь, совесть меня мучить не будет, независимо от того, оттрахает тебя здесь один человек или целая компания. На сей раз уяснила?

Меня будет. И уехать, бросив в этом странном месте Валерию, я не смогу. Но я молчу.

Девушка побледнела, однако ничего не сказала. Только кивнула медленно, словно через силу. Я надела синюю маску, и мы направились к парадному входу.

Одна из массивных створок открылась по первому удару старой колотушки. Отворивший дверь лакей почтительно склонился, пропуская нас. Второй жестом пригласил следовать за ним.

Действительно странное место. Лакеи в старомодных черных ливреях, черных полумасках и белых париках. Нас провели через холл, просторный настолько, что, кажется, здесь можно устроить дополнительный бальный зал, затем по длинной широкой галерее, одна стена которой увешана большими картинами в позолоченных рамах, а другая выходила окнами на палисадник, полный пурпурных мальв. В противоположном конце галереи двустворчатая дверь, пара слуг, столь же молчаливых, подобных теням, распахнула перед нами обе ее половинки. Нет, здесь не было, как в клубе, специальной магии, но все же меня не покидало ощущение, что, переступив порог, мы окунулись в иной мир, замкнутый в стенах огромного зала.

Музыка куда более громкая, нежели в клубе. Рассеянный свет, создающий полумрак плотнее, гуще, чем собирался сейчас за пределами дома. Столики вдоль драпированных черной и темно-синей тканью стен, интимный сумрак альковов. Люди, приглашенные и бесшумные лакеи-тени с подносами с напитками. Причудливые костюмы, откровенные платья, парики, сливающиеся в фантасмагорическую карусель. Маски, скрывающие лица, позволяющие притвориться кем-то другим. Танцы, диковатая, экзотическая смесь клубных и светских. Запахи духов, сигарет, разгоряченных человеческих тел.

— А говорила, оргии здесь больше не устраиваются, — громко, перекрывая музыку, обратился Нордан к Валерии. — Как по мне, так за последние полвека ничего не изменилось. Наверняка и кровь по укромным уголкам пускают каким-нибудь счастливчикам.

Девушка обернулась к сопровождавшему нас лакею, произнесла что-то едва слышно. Лакей кивнул и растворился среди гостей. Нордан взял вдруг меня за руку, жестом указал Валерии на один из ближайших свободных столиков. Мы прошли к нему, расселились. Девушка вертела головой, я видела, как сжимались в волнении пальчики на тонкой посеребренной палочке. Неожиданно Валерия улыбнулась, ярко, счастливо, безмятежно. Встала, бросилась навстречу высокому молодому человеку в черном костюме с плащом, обняла.

— Это и есть Эдуард? — спросила я.

— Раз виснет на нем, значит, он. В этих масках сразу не разберешь.

Эдуард склонился к девушке, поцеловал. Страстно поцеловал. Валерия, не стесняясь окружающих, прижалась крепче, ответила с не меньшим пылом на поцелуй.

Смутившись, я отвела глаза от пары, но Нордан продолжил наблюдать за ними с интересом исследовательским, благодушным.

— И когда нынешние детишки успевают этому научиться?

Между мной и наследницей всего пять лет разницы, но я чувствую себя провинциалкой, только-только приехавшей из глубинки, бесконечно далекой от столичной жизни, от жизни высшего света, от жизни богатой, титулованной молодежи. В возрасте Валерии быстрый поцелуй в губы был пределом моих наивных девичьих мечтаний и, сколько бы я ни слушала старших девушек в пансионе, целоваться, как наследница сейчас, мне тогда казалось немного неприличным.

— Сказал же, быть на виду. Ладно, так тоже пока сойдет.

Я проследила за взглядом Нордана. Валерия и Эдуард скрылись в ближайшем алькове за моей спиной, чуть дальше нашего столика. С места сидящего напротив меня мужчины он не просматривался, но по виду все альковы одинаковы: небольшая ниша, полукруглая, затененная, с кушеткой и светильником. Надеюсь, потайного хода там нет.

— По крайней мере, я их худо-бедно слышу, насколько это вообще возможно в таких условиях. — Нордан остановил проходившего мимо лакея. Осмотрел содержимое подноса с бокалами разного вида и наполнения, выбрал один, глянул вопросительно на меня. Я покачала отрицательно головой, и лакей удалился.

— Ты слышишь, о чем они разговаривают?

— Они не разговаривают, — мужчина бросил на меня взгляд быстрый, выразительный и сделал глоток напитка. Похоже на виски, я не разбиралась толком в разновидностях крепкого алкоголя.

— Что же тогда… — неожиданно я поняла. — Они же не собираются… прямо здесь?

Нордан пожал безразлично плечами.

— Мне кажется, это… была не очень хорошая идея.

— Если обойдется без… эксцессов, то девчонка помилуется немного со своим ухажером, потом отвезем ее к дворцу, дальше пусть сама пробирается на территорию, объясняется с родителями и охраной. Это уже будут не мои и тем более не твои проблемы. Если умеет хоть чуть-чуть пользоваться мозгами, то лишнего болтать не станет, потому как у меня может возникнуть внезапное и неодолимое желание засвидетельствовать свое почтение ее отцу.

— Это неправильно, — возразила я упрямо. И тревога, смутная, разрастающаяся, не утихала.

— Котенок, не позволяй людям, независимо от их происхождения, садиться тебе на шею. Если соглашаешься на что-то сомнительное, то лишь на своих условиях либо с оговорками. Выторговывай себе хоть какую-то выгоду. Промямлишь «да» один раз, второй, а на третий тебя уже спрашивать ни о чем не будут, посчитав, что ты и так всегда и на все согласна.

— Нордан, я рабыня, как я могу диктовать кому-либо собственные условия?

— Это ненадолго, — мужчина посмотрел внимательно поверх моего плеча.

Розовая вспышка на краю поля зрения. Повернув голову, я заметила, как Валерия и Эдуард, держась за руки, растворились среди танцующих.

— Дождется пигалица, — пробормотал Нордан недовольно, поднялся из-за стола. — Придется пойти туда за ними.

Я соскользнула со стула. Мужчина протянул мне руку, я приняла. Мы не сразу нашли Валерию и Эдуарда, прижавшихся друг к другу, кружащихся неспешно на одном месте. Мы встали рядом, но ни девушка, ни молодой человек не удостоили нас взглядом, кажется, и вовсе не заметив.

Мелодия медленная, отличающаяся от предыдущей покоем и степенными гитарными переборами. Свободного пространства вокруг мало, пары теснились, не соблюдая почти фигур танца, если вообще придерживались элементов определенных танцев. Нордан обнял меня за талию, я скорее по привычке положила одну ладонь ему на плечо, чувствуя, как мужчина сжал слегка другую.

— Я впечатлена.

— И чем же?

— Ты танцуешь.

— Что тут удивительного?

— Как сказать… с танцами ты почему-то не ассоциируешься.

— Видишь ли, братство же не могло сразу притащить неотесанную деревенщину в моем лице в высшее общество, — усмехнулся Нордан. — Да и не только в моем. И для начала в тех из нас, кому не повезло родиться с серебряной ложкой, попытались вбить какие-то представления о манерах. Правильно себя вести, правильно одеваться. Столовыми приборами пользоваться, не путаясь в вилках и бокалах. Танцы вот. — Мужчина отступил на шаг, развернул меня вокруг собственной оси, притянул обратно. — И бедолага Дрэйк доблестно воспитывал меня и Бевана.

Мне нетрудно представить Дрэйка учителем, строгим, сдержанным, едва заметно хмурящимся от нерадивости учеников.

— И Бевана тоже? Мне казалось, что он… — аристократ по рождению, как и Дрэйк. Только избалованный возможностями, пресыщенный вседозволенностью.

— Беван подкидыш, вырос в приюте. Мать свою он не знал. Потом стал карманником, поэтому не советую подходить к нему слишком близко — может и обчистить по старой памяти.

— По виду и не скажешь, — призналась я.

— Уроки Дрэйка отложились в нем куда лучше, чем во мне. А я уже через неделю возненавидел и вилки, и кружевные рубашки, и изысканную речь с двойным смыслом.

— Но чему-то же научился?

— Пришлось. К счастью — или к несчастью, это как посмотреть, — спустя некоторое количество времени братство с его правилами, планами, театром кукол и прочей ерундой мне надоело, и я перестал ограничивать себя неким подобием джентльмена, которым не являюсь. Признаться, обещают собратья намного больше, чем дают по факту.

— Со слов Лиссет я поняла, что покинуть братство нельзя.

— Только вперед ногами, — новая усмешка резанула вдруг удовлетворением мрачным, неприязненным. — Но теперь они научены горьким опытом и держатся за всех, даже за такую паршивую овцу, как я. Минимальное количество собратьев в круге — двенадцать, соответственно, минимум общей силы, минимум бессмертия, если это вообще можно назвать бессмертием. Меньше, и, считай, братства нет. Без круга мы слабее и возраст хоть и в разы медленнее, чем у обычных людей, но все же оставляет следы. А так, знаешь ли, и помереть от инфаркта или еще чего-то подобного недолго.

Похоже, врут все-таки слухи, пестрящие подробностями кровавыми о жертвоприношениях братства. И силу свою оно получает не благодаря убийству невинных дев, а за счет количества собратьев.

Музыка вокруг нарастала, готовясь сорваться аккордами заключительными, торжественными. И я, охваченная непонятным мне самой порывом, высвободила мягко ладонь, обняла мужчину, прижавшись к партнеру, подобно множеству других танцующих дам в зале. Уткнулась щекой в плечо, ощутив на долю секунды, как напрягся Нордан. Словно не ожидал. Хотя, наверное, действительно не ожидал. Я сама от себя не ожидала.

Лишь объятие, ничего более. Музыка финальными волнами, постепенно затихающая. Наши замедлившиеся движения, обе мужские руки на моей талии под курткой. Туман. Стук сердец. Моего. Нордана.

Опять влияние привязки?

Все равно. Не сегодня. Не сейчас.

Мелодия закончилась. Вздох рядом, и мне слышится в нем разочарование. Понимаю, что вот-вот проснется стыд, заполнит смущение от собственной смелости.

Нордан выругался негромко, и я мгновенно отпрянула. Мужчина снова взял меня за руку, стремительно увлек через гущу танцующих к одной из стен. Только когда мы выбрались из толпы, я заметила розовое пятно, скрывшееся за черной драпировкой.

За тяжелой тканью дверь. К счастью, не заперта. За створкой короткий темный коридор, заканчивающийся второй дверью, не прикрытой полностью, пропускающей несколько капель бледного света и звенящие голоса.

— Ты с ума сошел?!

— Это наш шанс, Лера, другого уже не будет. Разве мы не этого хотели, не об этом мечтали?

— Эдуард, прекрати! Ты хоть представляешь, что с тобой сделает мой папа, когда узнает? Что он со всей твоей семьей сделает? И побег все равно не поможет. Папа найдет нас, где бы мы ни спрятались, аннулирует брак и скажет, что ничего вообще не было. Никто ничего не докажет и не подтвердит.

— Если ты окажешься беременна к этому моменту, даже твой отец ничего не сможет поделать. Не заставит же он собственную дочь делать аборт.

В ответ смешок горький, недетский.

— То, что ты предлагаешь — безумие.

— Разумеется, безумие. Все влюбленные немного безумны, а я влюблен в тебя, Лера, влюблен безумно. С того самого момента, как ты ответила согласием на мое приглашение на танец. Помнишь, на нашем первом балу? И наш первый поцелуй?

Нордан толкнул дверь, распахивая створку шире. По другую сторону порога галерея, похожая на ту, по которой нас вели в зал. Освещена, но пуста, не считая застывшей возле одного из окон пары. Эдуард удерживал Валерию в объятиях, но девушка извивалась в откровенной попытке освободиться. Масок на обоих не было, и я получила возможность рассмотреть лицо сына герцога. Не знаю, что именно подразумевал Нордан под «мордашкой посмазливее», однако не обладал Эдуард ни красотой Бевана, броской, лощеной, ни зрелостью Дрэйка, уверенной, спокойной. Эдуард несколько старше, чем мне представлялось — я ожидала увидеть совсем юношу, ровесника наследницы. Густые каштановые волосы. Светлые глаза. И лицо вполне привлекательное, гармоничное, без изъянов, но мне оно отчего-то неприятно. Мне не нравится злость, мелькнувшая в обращенном на нас взгляде, не нравится недовольство, искривившие губы.

— У нас личный разговор, — произнес Эдуард властно, нетерпеливо.

— Значит, разговор окончен, — ответил Нордан ровно.

Валерия вырвалась из рук молодого человека, отступила к нам.

— Он прав, — согласилась девушка. — Разговор окончен. Мне очень жаль, но… но это слишком. Прости.

— Ты же уверяла, что с тобой только фрейлина. — Эдуард провел ладонью по лицу, огляделся нервно. — Отец меня убьет.

— При чем здесь твой отец? — нахмурилась Валерия.

— При том, Лера, при том.

Пустота галереи вдруг сползла иллюзией. В обоих концах появились люди, одетые как лакеи на этом маскараде, стремительно к нам приближающиеся. Нордан отодвинул меня от двери позади — из темного коридора тоже вышел человек. Лакей? Лишь костюм.

— Эдуард! — в восклицании Валерии непонимание, обида.

— Говорил я ему, что не хочу в это ввязываться, — пробормотал молодой человек, скорее сам себе, нежели обращаясь к кому-то конкретно.

— Трое? Серьезно? — голос Нордана прозвучал насмешливо. Мужчина отпустил мою руку, добавил едва слышно: — Котенок, отойди и… постарайся не смотреть.

Я отступила к девушке, но Эдуард неожиданно метнулся к Валерии, схватил за руку выше локтя.

— Лер, можно же было по-хорошему.

— Ты действительно сошел с ума?!

— Только выполняю папочкино поручение, а то его как-то не вдохновляет перспектива получить консорта-иностранца на имперском престоле. В противном случае добрый папа грозился урезать мне годовое содержание или вовсе в армию отправить. — Молодой человек потянул девушку прочь. — Думаешь, так весело жить без лишнего гроша в кармане? Или болтаться в очередной военной кампании, пусть и в чине офицера?

Я шагнула за ними, отворачиваясь от Нордана, и вовремя, наверное. Звуков ударов я не слышала. Ни единого. Только характерный хруст свернутой шеи.

В храме не учили ничему подобному. Серебряная дарует милость свою для служения ей, для блага нуждающихся, для исцеления. Не для убийств. Не для причинения физического вреда другим. Даже не для самозащиты.

Все же я подняла руку, позволяя сиянию собраться в стиснутом судорожно кулаке.

— Милорд, — окликнула негромко.

Эдуард оглянулся. Я раскрыла ладонь, отпуская на волю стайку звездочек, и они, послушные моей воле, светлячками устремились к молодому человеку, накинулись роем искрящихся ос, вцепились в лицо, в глаза. Коротко вскрикнув, Эдуард разжал пальцы, слепо отмахиваясь от облепившей его напасти, и Валерия отбежала ко мне. Я огляделась торопливо, схватила вазу с ближайшего столика в простенке между окнами и обрушила ее на голову молодого человека. Посыпавшиеся кусочки бело-голубого фарфора, звук удара упавшего на пол тела смешались с человеческим криком позади, жутким, пробирающим морозом по коже, но затихающим постепенно, с хрипами. Секунда-другая тишины, и гулкую галерею наполнили звон и шорох разлетающихся, раскатывающихся по паркету стеклянных осколков.

Мы обе застыли, не смея обернуться, понимая отчетливо, что это не стекло.

— В-вы… вы… вы убили его? — прошептала наконец Валерия.

Эдуард лежал неподвижно, и я отчаянно пыталась собраться с силами, чтобы проверить, жив ли он. Неужели я и впрямь могла убить его?!

Нордан приблизился к телу, наклонился, коснувшись шеи молодого человека.

— Пока жив, но можно исправить, дабы не плодить свидетелей, — предложил мужчина, вытирая испачканную в чем-то руку о жилет резкими, раздраженными движениями.

— Не смейте! — взвизгнула девушка. — Ради богов, что вы натворили?! Вы хоть понимаете, что наделали?!

Голос Валерии все громче, отчаяннее, истеричнее. Девушка оглянулась, вскрикнула, отвернулась поспешно, бледная, с дрожащими губами.

— О боги… Всеблагая Гаала, мать всего сущего на земле, защити детей своих… Что теперь будет, что теперь будет?.. Что вы наделали?! Вы… вы чудовище!

В потемневших глазах Нордана отразилось недовольство, мрачное, чуть-чуть усталое. Недовольство того, в ком срывающиеся обвинения вызывают не чувство стыда, раскаяния в содеянном, но лишь глухую злость. Мужчина выпрямился, однако Валерия отшатнулась от него, указывая трясущимся пальчиком.

— Не подходите ко мне, вы, монстр подземного мира! Чудовище!!

Я обернулась к девушке и молча ударила ее по щеке. Валерия замерла, прижав ладонь к покрасневшей от пощечины коже. Нордан посмотрел на меня удивленно.

Опять не ожидал?

— Если не очухается сейчас от этих воплей, то может считать, что ему крупно повезло. — Мужчина пнул Эдуарда небрежно носком ботинка. — Наследница, ты его предупредила, что будешь сегодня на маскараде?

— Д-да…

— Замечательно. Значит, на стоянке кто-то да есть. Как и по всему дому. Дирг знает, сколько их тут вообще. — Нордан направился к окну, открыл одну створку. — Надеюсь, желающих вернуться на маскарад нет.

Окна первого этажа расположены, к счастью, невысоко. Мужчина спрыгнул на землю первым, затем помог спуститься нам.

Я старалась не смотреть. Действительно старалась. Но не удержалась, скользнула быстрым взглядом. И стиснула зубы, давя вскрик, сглатывая противный вязкий ком.

Одно тело. Другое, с разорванным горлом. И третье, без головы. Кровь. Ледяные осколки, покрывавшие, казалось, пол по всей галерее.

И когда я последней спрыгнула с карниза в руки Нордана, готовые подхватить меня, я заметила на пальцах не вытертую до конца кровь, темные пятна на манжете. Я отвела глаза, но скрыть дрожь не смогла.

— Я же просил, — горечь укора.

— Извини. Но ты не думай, я… видела трупы прежде, — не такие. Принявшие яд жрицы казались даже не умершими — лишь уснувшими на некоторое время, настолько спокойными, умиротворенными были их лица. Син не сопротивлялся толком захватчикам, а когда нас везли в империю, бои уже нигде не шли, павшая Феоссия побитой собакой зализывала раны, не совместимые с прежней жизнью. — Все хорошо. Я не собираюсь закатывать истерику, — я подняла глаза, встречаясь с взглядом напряженным, выжидающим. — Ты сам в порядке?

— Три обычных человека — даже разговаривать не о чем, — взгляд потеплел.

Наверное, я обезумела по-настоящему. Потому что только безумная может в этой странной, страшной ситуации радоваться, что мужчина, на руках которого кровь трех убитых человек, не пострадал.

И лишь Серебряная ведала, сколько еще крови там, во тьме прошлого.

Валерия склонилась над землей возле высоких стрел мальвы. Выпрямилась не сразу, откашлялась, вытерла губы голой рукой. Я попыталась машинально поискать у себя платок, но вспомнила, что он остался в кармане жакета.

Сумерки сгустились, прохлада усилилась, вызывая зябкие мурашки даже у меня в плотной кожаной куртке. Нордан снял сюртук, бросил Валерии. Девушка поймала, надела молча. Держась подальше от падающего из окон света, мы обошли дом. Во дворе перед фасадом горели фонари, среди автомобилей, теснящихся, подобно своим хозяевам в зале, прохаживались два человека в костюмах лакеев. Наш экипаж в стороне от парадного входа, но прежде следовало пересечь открытое, широкое, хорошо освещенное пространство между углом дома и противоположным краем площадки, где тянулся ряд автомобилей.

— По крайней мере, они не рассчитывали, что наследница притащит с собой целый эскорт. Не думаю, что они вообще предполагают, будто будущая императрица откажется от столь ценного кандидата в мужья и сумеет сбежать, — мужчина осмотрел двор, шагнул было вперед, но я коснулась осторожно локтя под белой тканью рубашки.

— Подожди. Если оставить здесь… кучу трупов, то за несчастный случай это никак не сойдет, — возразила я.

— Это уже за него не сойдет. Так что одним больше, одним меньше… И надо бы поторопиться, пока этот несостоявшийся консорт не очнулся.

— Я могу попробовать.

— Попробовать что?

Не ответив, я закрыла глаза, стараясь собраться, сосредоточиться. Мы видели, как делали это старшие жрицы, как наставницы показывали послушницам, готовящимся к посвящению. Мы повторяли тайком, в храмовом саду и ни у одной из нас не получалось как следует, как должно. И все же я хотела попытаться.

Сияние копилось в ладонях и мне не надо смотреть, чтобы знать, как свет на моих пальцах наливается спелыми плодами, разрастается, раскидывая серебристые нити. Как стелятся они по каменному настилу, как переплетаются между собой тончайшей вязью, как тянутся по двору белой паутиной.

Площадь двора велика. Здесь не храмовый сад, уютный, надежно защищенный высокой каменной стеной, рядом не пытливо наблюдающие подруги, готовые подхватить эстафету, и создать надо не клочок не больше носового платка размером. Но я продолжаю упрямо, направляю свет, сама становлюсь белой сетью. Поднимаюсь вместе с ней, тянусь снова и снова. Меня нет, есть молочная пелена, что накрывает, заполняет двор, смазывает очертания дома, автомобилей, подстриженных ровно кустов по периметру площадки, гасит фонари, безмолвно окутывает заволновавшихся, непонимающих людей. Пелена сгущается, уплотняется. Лунный свет умеет изменять, искажать привычное, являя в неверном своем сиянии то, что никогда не предстало бы, не открылось бы в лучах солнцах.

— Все. — Прикосновение к пальцам вырвало вдруг из серебряного омута, заставило ощутить вновь собственное тело, биение сердца, дыхание. — Этого более чем достаточно.

Я открыла глаза. Двор, дом, экипажи, люди — все исчезло в тумане. Ближайшие фонари казались пятнами, расплывчатыми, бледными, словно издалека доносились возбужденно, настороженно перекликающиеся голоса. Нордан взял за руку меня, я нашла и сжала безвольную ладошку Валерии, и мы погрузились в туман, будто в воду. Бегом сквозь пелену, плотную настолько, что ничего не видно даже на расстоянии вытянутой руки. Наш автомобиль — искать не пришлось, мужчина сразу привел к нужному экипажу. Быстрый пасс, уже замеченный мной ранее, на стоянке в парке, и только затем Нордан открыл заднюю дверь, пропустил Валерию в салон. На шум мотора люди ответили громкими резкими окриками, автомобиль выехал из ряда экипажей, развернулся и углубился в туман. Черный смазанный силуэт с бранью едва успел убраться из-под колес. Поворот, и автомобиль покинул тонущий во мгле двор, лишь задев правым боком живую изгородь на выезде.

— И долго эта штука будет действовать?

— Недолго. Должна. Я… не знаю точно. — Я вцепилась в край сиденья, чувствуя, как задрожали предательски руки. — Мы… нас не успели научить созданию Шепота Серебряной.

— Поэтичное название, — Нордан бросил взгляд в боковое зеркало и одной рукой снял маску. — Надоела, зараза. Но ты же сделала.

— Мы видели, как создавали Шепот наставницы… Естественно, мы пытались повторить, но… у нас никогда не получалось… тем более вот так, — дрожь передавалась телу, и я сильнее сжимала пальцы на кожаной обивке кресла, отчаянно стараясь не сорваться подобно Валерии.

— Если бы я тебя не видел в тот момент, то решил бы, что это кто-то из нас.

Смысл сказанного я поймала не сразу.

— Из вас?

— Из братства. Немного неуверенно, но весьма похоже. Ты же не станешь убеждать, что ваша магия сугубо человеческого происхождения?

— Сияние — милость Серебряной, высшая честь, благо и ответственность, которыми наша госпожа может одарить сестер своих, — повторила я одно из изречений храмового устава.

— Знаешь, что такое человеческая магия? Это диргова туча заклинаний на давно устаревших языках, схем, ритуалов со свечами, пентаграммами и призывами ко всем известным и не очень богам, — объяснил мужчина. — То есть далеко не то же самое, что ты сейчас продемонстрировала.

Я обернулась к девушке. Валерия сидела среди нашей перемешавшейся одежды, запахнувшись в сюртук, слишком большой для хрупкой миниатюрной девушки. Растрепанные волосы, бледное лицо, безучастный взгляд затравленного зверя. Я хотела что-то сказать наследнице, утешить, ободрить, но поняла вдруг, что общие фразы на самом деле пусты, бессмысленны, а настоящих слов поддержки, способных помочь раненому сердцу, облегчить боль, нет. И я с грустью отвернулась, тоже сняла порядком утомившую маску.

— Надеюсь, у них хватит мозгов не бросаться в погоню за нами, — заметил Нордан.

Я тоже надеюсь, что преследовать нас не станут. Что мы доберемся благополучно до Эллораны. Что мне удастся этой ночью хоть на минуту остаться в тишине и покое своей спальни, где никто не увидит моего страха, моих слез.

До города мы не доехали.

На полпути закончился бензин.