Наследник криминальной империи

18

Богдан

— Ты сегодня заедешь? — с придыханием спрашивает Ольга в динамике мобильного. — Я тут такое белье красивое прикупила — хочу, чтобы ты оценил.

Взгляд задерживается на Анюте, которая суетится возле плиты, сооружая очередной кулинарный шедевр, и ответ вылетает сам собой:

— Нет, сегодня не жди.

— На этой неделе ты меня совсем без сладкого оставил, — тянет Ольга, делая тон обиженно-детским. Она мне глаза выцарапать готова, но, разумеется, никогда не подаст вида. Знает, что в этом случае полетит на все четыре стороны из моей жизни. — Много работы, да?

— Вроде того. Я позвоню.

Я возвращаю мобильник в карман и направляюсь к Анюте. Надо быть к ней повнимательнее, а то девчонка в последнее время совсем на нервах. Передо мной стальную леди строить пытается, а сама тайком ревет в подушку из-за всяких мелочей.

— Что готовишь, дюймовочка? Пахнет вкусно.

От неожиданности Аня подпрыгивает на месте и таращит на меня огромные голубые глаза. Щеки раскраснелись, то ли от готовки, то ли потому что я близко стою. Грех не залюбоваться. Все-таки не ошибся я, когда тогда в клубе пальцем в нее ткнул. Генофонд у девчонки что надо.

— Это рис с курицей. Почти по-тайски, только приправы одной я в магазине не нашла.

— Была в Таиланде? — спрашиваю из любопытства.

— Нет. Просто рецепт в интернете нашла.

Тут мне в голову приходит неожиданная мысль, что Анюту можно на курорт отправить. Пусть на солнце понежится, фруктов поест, и обо всякой ерунде вроде шакалов из университета забудет. Можно и самому с ней на неделю вырваться, если сложится.

— Настроение у тебя как?

— Нормальное. Хорошее даже.

Она так очаровательно и смущенно улыбается, что хочется потеребить ее за щеку и приласкать. Что я, впрочем, и делаю — глажу пальцем ее нежную кожу. Аня начинает краснеть еще больше, но не отступает. И на поцелуй мой вчерашний она ответила. Целуется Аня робко и застенчиво, но меня это на удивление вставляет. С ней не как с Ольгой или другими девками. Наверное, потому что ребенка моего носит.

— Что делать сегодня планируешь? Выходной же?

Анюта кивает.

— Да, выходной. Не знаю пока. Карина уехала к родителям, а больше у меня подруг нет.

— И куда они все подевались?

— Да я все больше об учебе думала, — опускает глаза. — Мне Карины хватало. Я может быть книжку почитаю.

Видно, что скучно ей. Ладно, надо развлечь мать моего ребенка. Тем более, что с такой моделью как она в свет выйти не зазорно.

— Вот что, Анюта. Рис по-тайски доделывай и иди оденься понаряднее. У тебя же тряпки новые есть? Поедем куда-нибудь пообедаем.

Дюймовочка растерянно хлопает глазами, а потом, крутанувшись волчком, начинает греметь посудой.

— Мне еще минут пятнадцать нужно, чтобы мясо потушилось, — бросает из-за плеча. — Ты подождешь?

Своей бесхитростностью и наивностью она меня подкупает — что не умеет свои эмоции скрывать. Так обрадовалась, что я ее в ресторан выведу, будто я луну ей с неба достал.

Я подхожу к ней вплотную и кладу ладони на талию. Дюймовочка застывает, но не вырывается.

— Ты что-то хотел? — спрашивает застенчиво и голову в мою сторону поворачивает.

Хотел, да. Только у твоего врача нужно уточнить, можно ли этим заниматься в твоем положении.

Я отвожу прядь ее волос за ушко и, наклонившись к нему, говорю:

— Пахнешь обалденно, Анют.

А теперь пора уходить, пока рис в сковородке не пригорел вместе с моими штанами.

Аня

— Значит, ты на экономиста учишься, — говорит Богдан, глядя как уплетаю за обе щеки черничный торт со взбитыми сливками. — И кем собираешься стать?

— Пока мне интересны маркетинговые исследования, а как будет дальше, посмотрим. Экономисты везде нужны, так что не пропаду.

— Ты точно не пропадешь, — посмеивается он, весело щуря зеленые глаза.

Рядом с ним сердце всегда колотится странно, и я стала смущаться как ребенок. Краснею, заикаюсь, двух слов связать не могу. Просто он такой… обаятельный, мужественный и добрый… И так невероятно целуется. Те розы, которые он мен подарил, я бережно поставила на подоконник в своей комнате. Иногда их нюхаю и вспоминаю, как Богдан меня обнимал. Мне льстит, что люди за соседними столами на нас смотрят как на пару. Интересно, мы с Богданом смотримся? Он высокий и красивый. Выходить с ним в свет — одно удовольствие. Сейчас у меня в голове не укладывается, что совсем недавно я хотела избавиться от ребенка. Богдан точно станет заботливым и самым лучшим отцом. Если у нас будет мальчик — пусть он будет похож на него: такой же темноволосый и зеленоглазый.

— А ты на кого учился? — спрашиваю я, но в этот момент у Богдана звонит телефон и он, сделав мне знак подождать, принимает вызов.

— Да, Серег… Да, занят… Где? А он что? Ясно. Скоро буду.

Он стал выглядеть собранным и серьезным. Кажется, ему сообщили не самую радостную новость.

— Что-то случилось?

— Надо уехать мне срочно, Анют. Посиди здесь, ладно? Закажи еще десерт. Казим тебя заберет.

— А мне с тобой нельзя? — осмелев, спрашиваю я. — Я больше ничего не смогу съесть все равно. И Казима жалко дергать.

— Это его работа, — жестко отрезает Богдан, но потом его лицо смягчается. Подумав, он говорит: — Ладно, поедешь со мной. Только посидишь в машине. У меня там дел на полчаса.

Через сорок минут мы подъезжаем к незнакомому двухэтажному зданию. Богдан еще раз берет с меня слово, что я останусь сидеть в салоне, и быстрым шагом идет ко входу.

Я оглядываюсь. Мы на пустой парковке, огороженной шлагбаумом, рядом — два больших внедорожника, похожие на тот, в котором я сижу. Меня переполняет сочувствие к Богдану: все-таки бизнес тяжело вести. Никаких выходных. То ночами нужно куда-то ехать, то посреди обеда бросать все и срываться.

Я сижу в одиночестве двадцать минут, и мне начинает жутко хотеться в туалет. Зря я целый чайник молочного улуна выпила — он меня до добра никогда не доводит. Я ерзаю на кресле и вглядываюсь в лобовое стекло: ну где же Богдан?

Обмочиться прямо в машине мне кажется страшнее, чем накликать на себя гнев Богдана за неповиновение, поэтому промучившись еще пять минут, я выхожу на улицу. Дверь в здание на счастье оказывается не запертой. Изнутри это обычный офис. Шагая на цыпочках, я начинаю поочередно заглядывать в каждую дверь в поисках туалета.

Когда слышу голос Богдана, то невольно останавливаюсь и непонимающе хлопаю глазами. Он ругается матом. При мне он никогда этого не делал. Интуиция кричит мне развернуться и уйти, но я не могу сдвинуться с места. Толкаю дверь и чувствую, как ужас обжигают глаза. Посреди ярко освещенного кабинета стоит стул, а к нему привязан толстый мужчина. Под глазом у него темнеет кровоподтек, губа разбита. Он трясется и плачет. За ним стоит незнакомый мне амбал с пистолетом в руке. А рядом с ним… мой Богдан.