Наследник криминальной империи

38

Аня

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает медсестра, заглядывая ко мне в палату.

— Все хорошо. Спасибо, Марина, — я киваю как заводной болванчик.

Крови уже нет, но я все равно боюсь подниматься. Даже прикасаться к животу страшно, чтобы ненароком не вызвать тонус. Ужас, который я пережила за эти дни ни с чем не сравнится. Лучше поберегусь. Так надежнее.

— Если что-то будет нужно, вы помните, Аня, да? Нужно нажать красную кнопку, и я сразу приду.

Сервис в клинике просто замечательный, но у всех привилегий есть одна обратная сторона. Я хотела заботы не медперсонала, а Богдана, который бывал в последнее время заезжал не чаще раза в день. Мне не хватало его внимания, особенно, когда накрывало паническими атаками, что у меня снова пойдет кровь или после всех кошмаров, в которых я теряла нашего ребенка.

Через три дня Борис Евгеньевич сказал, что с моими анализами все в полном порядке, и меня можно выписать домой. Я и обрадовалась, и растерялась этой новости. Находиться в стенах больницы с детства не могла, а дома… Одной, без медсестер, к вниманию которых уже привыкла за эти дни, было немного страшно.

— Вы уверены? С моим малышом правда все хорошо?

— Да, — он ободряюще улыбается. — В выписке вы найдете все рекомендации. Беречься продолжаем. Ну и никакого интима в течение месяца.

— Спасибо, — выдыхаю я и в это мгновение в палату заходит Богдан.

Он улыбается, хотя и выглядит уставшим. Целует меня в макушку и присаживается на краешек кровати.

— Аню я уже обрадовал, с вами мы поговорили. Берегитесь, — кивает мне. — Если что я на связи круглые сутки.

Врач оставляет нас одних, а я перевожу удивленные глаза на Богдана.

— Я думала, меня здесь продержат еще какое-то время?

— Все опасности позади. Находиться здесь нет больше смысла. Я отвезу тебя домой.

В груди теплится надежда, что теперь мы будем видеться с Богданом чаще и не в силах скрыть своей радости тянусь к нему и заключаю его в объятия. Целую его, но поцелуй долго не длится. Богдан отстраняется и кивает мне на сумку.

— Давай, Анюта. Собирайся. Мне еще сегодня по делам.

На сборы у меня уходит десять минут, мы спускаемся вниз, я сажусь на переднее сиденье. Поговорить с Богданом у нас не получается всю дорогу, потому что он прижимает телефон к уху и ведет беседу с кем-то на повышенных тонах. Мне остается лишь наблюдать за ним и представлять, что вечером он вернется домой, а мы сможем провести время вместе, как и раньше.

Внедорожник Богдана останавливается у дома, он относит мою сумку наверх и направляется к двери.

— Сегодня я буду поздно, — сообщает он. Снова достает телефон и кому-то позвонит.

— Но… — в горле застывает комок, я прочищаю горло, чувствуя, как внутри зреет что-то большое и неприятное похожее на злость или ревность. — Мы и так почти не виделись с тобой эти дни. Да, ты заезжал ненадолго все эти дни, но осмотр врача и тот длится дольше, чем твои визиты. Ты снова отставляешь меня одну на весь вечер? Может быть лучше было не забирать меня из клиники, если разницы нет? Так там хотя бы был медперсонал и обо мне было кому заботиться…

— Дюймовочка, — Богдан разворачивается, убирает телефон в карман брюк. В его взгляде сдержанность и напряженность. Я уже отвыкла от того, что боюсь его такого и инстинктивно отступаю назад. — Не знаю, что ты там придумала в своей юной головке на мой счет. Да, я очень переживаю за тебя, за твое состояние, всю клинику и ее медперсонал поставил на уши. Я сделал все, что в моих силах. Теперь вам с моим ребенком ничего не угрожает. Опасность позади. Сейчас у меня проблемы. Их необходимо решать. Находиться с тобой все время — такого я не обещал.

— Это потому что мне теперь нельзя заниматься сексом, да? — мой голос дрожит, но я стараюсь не показывать вида, как меня задевают его слова и тон.

Я ведь думала, что у нас все серьезно… Думала, что мы семья… Это нормально, когда влюбляешься в человека? Хочется с ним быть, получать его нежность и ласку…

— Это потому что у меня серьезные проблемы. Ложись в кровать, — твердо велит он. — Врач сказал, что выписал тебя домой, но режим хрустальной вазы сохраняется. Катя сейчас дома. Она выполнит любую твою прихоть.

— Моя единственная прихоть, чтобы ты бывал дома чаще! Рядом с нами, — я касаюсь руками живота, давая ему понять, что я не одна его жду.

Вижу, как Богдан сжимает челюсти, вздыхает, прикрывает глаза.

— Я же сказал, Анюта, — теперь его голос звучит мягче. — У меня дела. Ты ведь помнишь, что врач сказал? Будь умницей, дюймовочка. Отдыхай, — кивает на кровать, и выходит из комнаты, а по моим щекам начинают течь слезы.

Не понимаю, что с мной не так, но хочется бежать за ним и кричать ему в спину, что если так ему безразлична, то зачем вообще привез к себе? Только ради ребенка? Неужели так сложно побыть рядом и уделить чуть больше внимания? Разве я о многом прошу?

Успокаиваюсь только спустя полчаса. Обкладываю себя учебниками, чтобы хоть как-то занять голову, но ничего не выходит. Камень на сердце меньше не становится.