Наследник криминальной империи

62

Аня

— Да, Аня, все правильно, — подбадривает меня медсестра, когда видит мои попытки искупать младенца. — Сейчас покажу тебе как делать массаж.

Я пока только привыкаю к новой для себя роли. Надюша такая маленькая, как куколка. И такая же красивая… Мне жутко страшно ненароком ей что-нибудь повредить или сломать. Такое крошечное счастье, а занимает столько места в груди. Просто удивительно! И как я раньше жила без нее?

Спустя полчаса малышка крепко спит у меня на руках, я перекладываю ее в люльку, а сама иду в душ. Возвращаюсь и вижу в палате Богдана. Он стоит у люльки, гладит кончиком пальца носик дочки и тихо что-то говорит. Не слышу, лишь вижу, как двигаются его губы. У меня саднит в груди от этой картины, а сердце начинает биться чаще.

Я все еще не могу поверить, что это не сон, что он рядом. Что поверил мне и пришел. А у меня столько вопросов, столько всего хочется у него спросить. Промокаю влажные волосы на голове и подхожу к ним, дочка спит, а Богдан выглядит счастливым и безмятежным. Почти как Надюша. И все же они очень похожи. И не только глазами.

Валевский поворачивает голову и смотрит мне в лицо долгим и пронзительным взглядом. Глаза спускаются в вырез халата, а я краснею. Господи, я ведь только родила три дня назад, а он заставляет меня смущаться и краснеть до спазмов внизу живота. Или может это матка еще не сократилась после родов?

— Врач сказал, что с вами обеими все в полном порядке. Завтра поедем домой.

— К маме домой? — уточняю ее, облизывая в момент пересохшие губы.

— К нам домой.

— К нам… — эхом повторяю, а сама присаживаюсь на край кровати, чувствуя, как слабнут колени.

— Ну что, дюймовочка, побледнела? Как по следственным изоляторам с животом шастать смелая, а сейчас что же? — усмехается Богдан.

— Спасибо, — выдыхаю я.

На самом деле мне много чего хочется ему сказать, но в горле стоит комок, а я просто счастлива, что он находится рядом, что верит мне, что оказался выше всех недоразумений, которые сыграли с нами злую шутку. Хочется заверить его, что буду самой надежной, преданной, любящей спутницей, но молчу. Мну в руках край простыни, и смотрю на него огромными глазами. Затем не сдерживаюсь и со слезами на глазах бросаюсь ему на шею и крепко обнимаю. Сильно сжимаю его плечи, и вдыхаю любимый аромат.

— Потише, дюймовочка, — шепчет Богдан, обнимая меня в ответ. — Успеем еще за мальчиком сходить. Тебе месяц лучше подальше чуть от меня держаться, — в голосе слышится усмешка, но руки сжимают меня с такой силой, что хочется попросить, чтобы еще крепче обнял. Мне до сих пор не верится, что это не мираж.

Я ловлю губами губы Богдана и жадно целую его. Сама. И сейчас мне плевать на весь мир. Вкладываю всю нежность, всю любовь в этот поцелуй, и тихо дрожу в его руках, когда он мне отвечает.

— Какая все же упертая, — я зарываюсь лицом ему в шею и заставляю себя дышать.

Голова кружится, но это счастья и эйфории.

— Ты ведь больше не вернешься в тюрьму? Ты… — я запинаюсь, натыкаясь на посерьезневший взгляд Богдана, и снова реву, вспоминая тот день, когда пришла к нему в следственный изолятор просить прощения.

— Гормоны что ли у тебя шалят, — он вытирает пальцами мокрую дорожку с моей щеки и улыбается. — К тебе и дочери нашей я вернулся. И это единственное место, где я хочу сейчас быть. Рядом с вами. Со своей семьей.

— Я так боялась… За мной следили, знаешь… Черный внедорожник ездил за мной по пятам.

— Это были мои люди, дюймовочка. Я не мог оставить тебя и Надю без присмотра.

Внутри я ликую. В этом весь Богдан. Заботится даже когда не ждешь.

— А деньги? На кроватку, подгузники и прочее. Это ведь не мама моя случайно разбогатела, да?

— Нужно же мне было завоевать расположение тещи, — ухмыляется Богдан. — Твоя мать во мне теперь души не чает.

— А как ты вышел на свободу… — Я опускаю глаза, потому что мне страшно услышать ответ. Но даже если нам придется бежать из страны — я готова. С Богданом и нашей дочерью — хоть на край света.

— За деньги сейчас можно все, что угодно сделать, дюймовочка. Тем более, когда денег столько, сколько есть у меня. И когда желание настолько сильное. Я готов был стать нищим, чтобы вас увидеть.

— И мы хотим быть с тобой. Очень! Я так переживала за тебя и так корила себя за ту глупость…

— Ну все, Аня. Понял я все на твой счет уже очень давно. Все хорошо у нас будет. Сейчас немного окрепнешь, доучишься и за мальчиком пойдем. За наследником.

Я расплываюсь в улыбке. Хочу сказать, что рожу ему столько наследников, сколько он пожелает, но вместо этого снова тянусь губами к его губам, и целую.

— Я люблю тебя, Богдан, — тихо шепчу ему в рот и снова целую.

— И я, Анюта. Я тоже вас люблю. Мои самые родные… мои девочки.