Наследник криминальной империи

55

Аня

Я бесцельно разглядываю стену своей крошечной спальни в маминой квартире. Книга, которую я начала читать в попытке отвлечься, так и лежит раскрытой на первой странице. Вот уже две недели как мне ничего не хочется, кроме того, как гладить живот и плакать. Я ведь надеялась, что Богдан найдет меня или хотя бы позвонит. Желание сделать ему больно безвозвратно улетучилось, заместившись раздирающей тоской по нему. Сколько раз он снился мне — не сосчитать. Сон всегда заканчивается на одном и том же: как Богдан держит на руках нашего новорожденного малыша, как улыбается ему и перебирает в руке крохотные розовые пальчики. Открыв глаза, я всегда плачу. Во сне — от счастья, а наяву — от отчаяния.

Я ужасно жалею о своем опрометчивом поступке. Богдан сделал мне больно и мне хотелось ударить его еще больнее. Глупо и подло получилось. Что я наделала? Лишила своего не родившегося малыша отца. Пусть Богдан и не смог блюсти мне верность, но папой он бы стал хорошим, в этом я все еще уверена.

Столько раз я мечтала, чтобы он приехал в университет, своим обычным, не терпящем возражения тоном приказал сесть в машину и отвез меня на этот чертов анализ. Тогда бы он понял, что он так и остался моим единственным, и наш малыш конечно его! Для чего мне Славик? Приставучий идиот, который встречается с моей лучшей подругой, а ночами написывает мне сообщения и караулит возле подъезда с цветами? И Карина тоже дурочка… Я сутки терзалась тем, как рассказать ей про Славины сообщения, а когда сказала, она перестала со мной разговаривать. Я же как лучше хотела! Теперь думаю: не буду лезть — видимо, ее все устраивает. У меня своих забот полно, например, купить хорошую кроватку, когда денег в обрез. Когда я жила в доме Богдана, я приглядела одну в «Детском мире». Такая красивая, светленькая, с балдахином. Теперь мне ее не потянуть. У мамы я денег просить не могу и не хочу. Она меня ни в чем не упрекает, но каждый раз вздыхает так, что становится ясно: осуждает. Считает, что я свою жизнь загубила.

Я не пытаюсь возражать: пусть думает, что хочет. Я придумала запасной план. Буду подрабатывать. У моей одногруппницы есть своей интернет-магазин и когда-то она предлагала взять меня моделью. Я отказалась, потому что посчитала, что позировать — это не мое. А вчера она снова позвонила мне и сказала, что ей завезли коллекцию для беременных, и если я захочу, то она с радостью возьмет меня ее рекламировать. По ее словам, я очень фотогеничная. Деньги платят не очень большие, но мне сейчас любые пригодятся. А после того, как малыш появится на свет, я буду вести ее рабочий инстаграм. Со временем наберу пару-тройку клиентов и выйдет полноценная зарплата. Я смогу своего малыша прокормить, раз его отец меня больше знать не хочет.

Я смахиваю катящуюся по щеке слезу и глажу живот, чтобы успокоиться. Как Богдан может спокойно продолжить жить без меня, словно между нами ничего не было? Мы ведь занимались любовью, спали в одной постели, шутили, спорили про пол нашего ребенка! Неужели мужчины настолько бесчувственные? Как я могла обманываться столько времени и воображать себя особенной для него?

Когда я соврала, что отец моего малыша не Богдан, я не думала, что все зайдет настолько далеко. Хотела заставить страдать его, а в итоге страдаю сама и вдобавок лишила ни в чем не повинного ребенка отца. Я ведь мечтала о самом лучшем для него: о лучшей школе, о лучших игрушках, о хорошем образовании. А если у меня родится сын, а не дочь? Смогу ли я заменить ему и мать и отца? Мама как-то упомянула, что мальчиков воспитывать сложнее, чем девочек, и если бы вместо меня у нее появился сын, она бы не справилась.

— Анюта, кушать иди! — выкрикивает мама с кухни.

Я вытираю слезы, чтобы она не видела, насколько я разбита, и выхожу из комнаты. При маме я делаю вид, что у меня все в порядке, и я ни о чем не жалею. А она три дня назад соседского сына в гости пригласила, якобы, вместе чай попить. Понятно, для чего это все, и от этого я раздражаюсь. Мама думает, я настолько боюсь остаться одна, что готова запрыгнуть на первого встречного. А я смотреть ни на кого не могу, все мысли заняты Богданом. Он ведь отец моего ребенка, мой первый мужчина, и с ним связаны самые счастливые моменты моей жизни. Как такое забыть? Я его люблю, а любовь просто так не проходит. У некоторых она вообще на всю жизнь.

Соседский сын как увидел мой живот, так глаза выпучил, что мне смешно стало. Он меня максимум на пару лет старше и явно не готов становится отцом чужого ребенка. Чай допил и сбежал.

Я осторожно опускаюсь на стул, придерживая живот. С каждым днем он все тяжелее становится, и я стала хуже спать. Если бы Богдан был рядом, то наверняка что-нибудь придумал: например, рассказывал бы свои истории и гладил бы меня по голове. С ним рядом мне всегда становилось спокойнее.

Мама выкладывает жареный кусок курицы на тарелку, сверху с горкой кладет картофельное пюре.

— Ешь давай, — говорит строго. — Совсем не поправляешься, все в живот уходит.

Я киваю и беру в руки вилку. Богдан бы тоже так сказал, а после повез бы меня в какой-нибудь ресторан и заказал половину меню.

Мама садится рядом и включает телевизор. Я незаметно закатываю глаза: снова будет смотреть свои дурацкие сериалы.

Засовываю кусок в рот и машинально смотрю в экран. От знакомого, до боли родного лица закашливаюсь, так что из глаз начинают течь слезы.

Это выпуск новостей, зал суда. На скамье подсудимых в черном пиджаке сидит Богдан. Он очень красивый, но выглядит похудевшим и уставшим.

Вилка выпадает из моих рук. Ему зачитывают обвинения. Моего Богдана судят!

— Аня, а это не тот… — из-за шума в ушах я не различаю голос мамы. Вскакиваю, неловко задевая животом край стола, и выбегаю из кухни.

— Аня, ты куда?!! — кричит мне вдогонку мама.

Из-за мокрой пелены перед глазами я плохо вижу, на ощупь нахожу обувь. Моего Богдана судят. Я не могу здесь находится. Мне надо к нему!