Наследник криминальной империи

20

Богдан

Всю дорогу домой дюймовочка сидит, отвернувшись к окну. Злится и напряженно сопит, о чем-то размышляя в своей маленькой головке.

Розовые очки её с треском сломались и взгляду открылась суровая правда обо мне — отце её будущего ребёнка. Плохо, конечно, что она увидела всё собственными глазами и в такой неподходящий момент. Не говорил я ей, потому что пугать не хотел — такую наивную и беременную.

Как только мы оказываемся в доме, она бросается на второй этаж и закрывается в своей комнате. Её упрямость злит невероятно, буквально доводит до крайней точки кипения. Я-то собирался поужинать вместе с ней.

Прошу домработницу накрыть на стол, иду переодеваться и позже спускаюсь в гостиную. Аню предупредили, что я её жду, но кажется дюймовочке плевать. Она по-прежнему сидит в своей комнате.

— Катя, отнеси Ане ужин, — обращаюсь к домработнице устало. — В её спальню.

Я привык, что женщины меня слушаются и подчиняются и при других обстоятельствах я научил бы дюймовочку как нужно себя вести, но она беременна и я уступаю.

Катя возвращается со второго этажа с подносом полным еды.

— Она отказалась, Богдан Олегович. Даже дверь не открыла.

— Ясно… Спасибо, — от злости хочется шарахнуть ладонью по столу. — Я сам разберусь.

Беру в руки чёртов поднос и поднимаюсь с ним на второй этаж. Толкаю дверь — не заперта. Аня сидит на кровати с красными от слёз глазами и, заметив меня, тут же отворачивается к окну.

С грохотом ставлю еду на журнальный столик и подхожу ближе. Беру за подбородок и поворачиваю к себе, чтобы в глаза смотрела. Аня зло мотает головой.

— Не надо.

— Дюймовочка, мы уже разговаривали с тобой на эту тему. Я привык, что меня слушаются. И ты — не исключение.

— А если я стану? Тоже ударишь меня как того мужчину? Разобьешь лицо, чтобы слушалась?!

Она отпихивает мои руки и резко поднимается с кровати, прошмыгивая мимо меня к окну. В крови закипает ярость и мне хочется её хорошенько встряхнуть, чтобы не выделывалась. Надеюсь, она понимает, что других вариантов у неё нет? Нас теперь навсегда связывает общий ребёнок.

— Я не бью женщин, — цежу ей сквозь зубы и стискиваю пальцы в кулаки.

— Как благородно для бандюгана, — шипит Аня, резко поворачиваясь ко мне лицом. — Ты преступник, Богдан. Твои деньги заработаны грязным способом: весь этот дом, машины, роскошь.

Она подходит ближе и тычет указательным пальцем мне в грудь.

— Я ведь спрашивала тебя! Чем ты занимаешься? А ты обманул меня! Трус! Ты трус!

В этот момент внутри будто срывают стоп-кран: глаза наливаются кровью, а пульс разгоняется за считанные секунды до наивысшей отметки. Как эта мелочь смеет так со мной разговаривать? Кем она себя возомнила? Называть меня "трусом"?! Да она в край оборзела.

— Радуйся, что ты от меня ребенка ждешь, Анюта. В противном случае, за свои слова бы как следует ответила. Нравится тебе или нет то, чем я занимаюсь — мне без разницы. Если хочешь — к психологу запишу, чтобы проще было свыкнуться. Моего ребенка голодом морить не смей. Через полчаса приду и проверю. Чтобы поднос был пустым.

Я выхожу в коридор шарахнув дверью и оставляя Аню одну. С силой ударяю кулаком о стену, сбивая костяшки до крови. Мелкая дурочка истеричная. Помогает мало, потому что меня совершенно не отпускает.

Аня

Нервы натянуты как канаты… Ещё чуть-чуть, и я впаду в истерику. Стены почти дрожат от грохота, с которым Богдан захлопывает мои двери. Дрожу и я, но тем не менее похожу к двери, чтобы закрыть её на замок. Никого не хочу видеть… Никого.

В коридоре слышны его твёрдые шаги, а потом голос:

«Ты дома?».

Он кому-то звонит. И напряженно дышит, пока ждёт ответ.

«Скоро приеду», — отвечает несколькими секундами позже.

Во дворе слышится шум мотора и видится свет фар. Я подбегаю к окну и с колотящимся сердцем наблюдаю, как он уезжает. Куда? Вернее: к кому? К женщине? Богдан был слишком зол, а секс — это хороший способ спустить пар…

Всю ночь я не могу сомкнуть глаз. Всё жду, что вернется, но Богдан так и не приезжает.

На следующий день перед университетом я заезжаю в клинику, чтобы сдать анализы. Моё лицо опухло от слез, и приходится старательно прятать глаза. Я плакала всю ночь от безысходности. Делать вид, что все остается, как и прежде, я не могу.

В холле меня приветствуют услужливые администраторы и провожают в манипуляционную. Казим остается ждать там же на диванах.

— Если будет кружиться голова — скажите об этом, — просит медсестра.

Она набирает полный шприц крови и наклеивает разноцветный пластырь на сгиб локтя.

— Всё нормально?

— Тошнит немного, — привираю я. — Где у вас дамская комната?

Она выходит из кабинета и проводит меня в конец коридора. Решение сбежать из-под опеки Богдана я приняла сегодняшней ночью. У меня всё получится. Вернусь пока к маме, а дальше подумаю, что мне делать. Она позлится и покричит, но всё же поймет и примет. Всё же лучше, чем жить с человеком, который калечит людей и нарушает законы.

Закрывшись на щеколду, включаю воду в раковине. Открываю окно и, перекинув одну ногу за другой, выбираюсь на улицу.

Оказавшись стоять на земле, оглядываюсь по сторонам. Автомобиль с водителем остался стоять на противоположной стороне улицы и здесь меня точно не видно. Поглаживая живот и углубившись в свои мысли о будущем, перехожу дорогу, чтобы влиться в толпу людей и потеряться из виду.

— Всё будет хорошо, малыш, — шепчу, едва сдерживая слёзы. — Я справлюсь и выращу тебя честным человеком.

Я останавливаюсь на тротуаре, и тут со мной вдруг происходит то, чего я совсем не ожидаю: рядом тормозит чёрный тонированный микроавтобус и чьи-то грубые руки затаскивают меня внутрь. Липкий ужас проходит по телу, а сердце будто зажимают в тиски… Я не могу понять, что происходит.

Не успеваю издать ни звука, как дверь закрывается, автомобиль трогает с места, а я оказываюсь зажата на заднем сиденье между двух устрашающих амбалов.