Невеста Полоза

Глава 14

— Скрыть, но не снять. Ваш муж, знаете ли, обладает почти неиссякаемым источником магии внутри себя, но тратит ее на всяческую, мягко говоря, ерунду. Со зла браслет зачаровал так, что и мои талантливые подопечные бы всем миром не справились. Обычно волшебной вещи дают как можно более размытые формулировки, но браслету прямо трактат написали на десяти страницах что и как нужно сделать, чтобы брак был признан… — маг вздохнул, посмотрел с тоской на дверь, пожал плечами и налил себе еще вина.

— Не десять страниц, а всего — навсего три печати. В которой из них я не прав? — хмуро поинтересовался Злат, перекатывая между ладоней хрустальный бокал.

— Ну хотя бы в той части где ты говоришь о взаимной любви. Точную формулировку не помню, но было что — то типа "отдать жизнь друг за друга"… — Свет требовательно постучал по дальней стене и выудил оттуда светло — серое платье Есеньи, которое передал девушке.

Взглянул на часы, вздохнул, снова повзаимодействовал со стеной и, весьма довольный собой, поставил на стол пирог с голубями. На кухне опять будут ворчать на господина придворного мага, который как нормальные люди в большом зале не ест, а только с кухни все таскает.

Расположил блюдо в середине небольшого столика, сметая с того в сторону чертежи и книги, показывая, что к его трапезе могут присоединится и продолжил разговор.

— Ты требуешь невозможного: я могу поверить, что до такой степени тебя любит мать, но если девушка…

— Если девушка предпочитает меня мехам и драгоценностям, то я предпочту вообще никогда не жениться. И если что мне, что моей второй половине абсолютно наплевать жить с живым человеком или с трупом, то нет толку вообще пытаться заводить хоть какие отношения. — Злат бросил в сторону Еськи осторожный взгляд, будто поясняя, что разговор ее тоже касается и если желает, то может в нем поучаствовать.

— Ох, боги — предки, Злат, ты это не иначе придумал как после истории с…

— Свет! — жестко прервал мага царевич. — Ты знаешь чудесную поговорку про вилку и глаз?

— Слышал — маг выглядел смущенным, даже жевать пирог перестал, извиняюще глядя на ставшего мрачным друга.

— Я к матери. Если вам хочется, то посплетничайте о моей личной жизни или еще о чем, но без меня. В покои ее тогда сам отведешь. — отрезал царевич, ставя с громким звуком на столик бокал с недопитым вином, недовольно сжал губы, бросил на друга мрачный взгляд и вышел из башни, как следует шарахнув напоследок дверью.

Еся отошла за ширму, на которую указал ей маг. Было, конечно, очень неловко переодеваться здесь, хоть она и понимала, что ее никто не видит, но все же осознание, что двое мужчин находятся сейчас с ней в одной комнате, когда на самой Есенье одно лишь нижнее платье… В общем переодевалась девушка очень поспешно. Впрочем, зато она услышала их разговор. Выйдя же из — за ширмы, натолкнулась на взгляд Злата. И Еся разделала его убеждения. Конечно, сама она, вероятно, раньше согласилась бы и на меньшее, но теперь, узнав, какие бывают мужчины… вернее змеи. А еще вернее, один определенный Полоз.

Она едва заметно тряхнула головой. Даже думать не смей влюбляться в него, Еся, даже думать не смей.

А вот дальнейшая их перепалка и резко изменившееся настроение царевича показалось если не удивительным, то весьма неожиданным и от того интересным.

Она уже присела к столику, есть, правда совсем не хотелось, в таверне, казалось, она наелась на неделю вперед. Поведение же Злата заставило ее неосознанно вжаться в кресло. Таким она его еще не видела. Хотела было окликнуть, но не успела, дверь хлопнула, закрываясь. Как еще побелка с потолка не посыпалась.

Злат, конечно, тот еще молодец. Оставил ее наедине с абсолютно незнакомым мужчиной. Веселость, которая распирала ее изнутри еще пол часа назад, улетучилась бесследно. Она снова сидела кусая губы, да сминая подол платья. Было страшно некомфортно, а еще любопытно, что же такое упомянул этот маг, что так взъярило царевича. Да только спрашивать как — то…

— Неудобно получилось… — выдохнула еле слышно, искоса и почему — то даже виновато поглядывая на Света. В чем только ее вина и сама не понимала, но ощущала себя причастной к тому, что Злат разозлился.

Что же такое она не знает о Злате?

— Очень — буркнул маг, поморщившись от шандарахнувшей о косяк двери.

— Но это я ляпнул, не подумав. Вы впервые во дворце и в Яви, а…кхм… фаворитки нашего мрачного повелителя те еще сте…я хотел сказал шутницы. Если скажут Вам распросить мужа о Раванне, не вздумайте. Я сейчас даже имени не произнес, а реакцию видели… — Свет смущенно почесал нос кончиком пальца. С одной стороны, было бы неплохо посвятить супругу Злата в то, что говорить ему не следует и пару историй рассказать, хотя бы про ту же гадину, которая многим кровь попортила и про браслет. Видно, что супруг девушке нравится, а по Злату никогда ничего не поймешь. Нет, наверное, а то бежал бы от девушки как птенчик от орла. У него одна реакция на тех девушек, которые западают или могут запасть в душу: находиться от них как можно дальше. Лет тридцать уже прошло, а, видимо, так до конца и зажила душевная рана, если друг так реагирует.

— Я в некотором замешательстве — признался Свет, разводя руками. — Не хотелось бы сплетничать, но Вы в очень невыгодном положении, что не знаете истории, которая у нас каждому выползку известна. С другой стороны, если вы мирно со Златом разойдетесь, то зачем Вам что — либо знать? Но, с третьей: вдруг у нас остаться в Яви решите? Опять же, рассказывать про три печати на браслете, если он сам через пять месяцев, даже чуть меньше уже снимется?

Маг с хитрым прищуром, поглядывал на девушку, будто пытаясь угадать только любопытство движет девушкой или лучший психованный друг ей правда нравится.

Со Златом рядом было как — то проще, а вот Света Еся то и не знала совсем, но уж больно любопытно все же было.

— Не хотелось бы, чтобы меня неправильно поняли, — замялась девушка, но все же решилась поглядеть магу в глаза.

— Я честно говоря еще не решила, обратно ли отправляться или же здесь остаться. Златославу то сперва сказала, конечно, что домой хочу, но то было не разобравшись… А сейчас, поди, разве ждут меня там? Похоронили ведь уже. А здесь вроде как не так уж и страшно живется. Понятное дело, что браслет как снимется, уходить… — едва заметная заминка, на которую едва ли кто обратит внимание, да только неприятно кольнуло снова при мысли о том, что спустя время она тут совсем чужой и ненужной станет. Обидно даже, — придется. Но мы договорились ведь, что коли я роль свою сыграю, как положено, мне потом утроиться помогут… А мне много то не надобно, домик бы где, да хозяйство небольшое, чтоб самой потянуть….

Не удержавшись поежилась, что ж так холодно становится при мыслях таких? Вероятно потому, что хотелось бы еще дней таких, как сегодня…

— Но до того дня еще не скоро, — продолжила уже громче, — и придется все равно здесь роль свою тянуть. А потому, коли вам не сложно, господин маг, я бы про браслет хотела бы побольше узнать, а то чем дальше, тем больше недоброжелательниц появляется. Боюсь представить, что станется, когда меня на балу представят. Да и не хотелось бы в неловком положении оказаться. А что о прошлом Злата… Он вроде как сам не против был, чтобы я узнала. — не говорить же напрямую, что она теперь от любопытства усохнет, гадая, что ж такое царевича могло так из себя вывести. Неуж — то любил кого и сердце теперь разбитое. У самой в груди от думы такой защемило.

— А глаза у Вас наверняка темнеют, когда злитесь или переживаете? Не из — за любопытства спрашиваю, а для…кхм. работы — тело девушке, ясное дело, Свет показывать не собирался. Во — первых, прекрасно понимал, что страшновато собственное тело видеть, во — вторых, не до конца то «товарного» вида, в — третьих, глаза придется таки исправлять, а если они цвет меняют, то исправлять это в разы сложнее, чем он думал. Лучше наверное и правда перевести тему на прошлую жизнь друга, правда вот с чего бы начать?

— Вам учителя говорили наверняка, что не очень мы дружны с правителем Загорья, да и вообще царскую ту чету не очень любит кто бы то ни было упоминать. Есть этому причина… — змей вздохнул, пододвигая к себе бутылку. Вот воистину на трезвую голову было сложно рассказывать о делах давно минувших дней.

— Тридцать лет назад постучалась в двери дворца одна девушка: грязная, раненая и едва на ногах стояла. Сказала, мол, мелкая дворянка, ехала с сопровождением, но разбойники всех перебили, а ей едва бежать удалось. Замухрышка замухрышкой казалась, пока ее не отмыли и в порядок привели. Не могу сказать, что она была красавицей: я всегда видел в ней что — то неприятное, но был молод, глуп и решил, что просто ревную лучшего друга — так свободное время мы вместе проводили, а тогда он все больше с ней… Долго рассусоливать не буду, скажу, что от скандала стены чуть не осыпались, когда сообщил наш Злат, что жениться надумал. Ламия уже портреты собирала змеиц из знатных семей, а тут какая — то безродная на сына ее претендует. Уперлась царица, что только через ее труп, но Злат столь же упрям: или на ней женится или не на ком. Опять же считал, что ревность глупая, но не я один замечал: очень плохо эта его любовь на характер влияла. Сроду он жестоким не был, несправедливость терпеть не мог, а теперь стоило хотя бы непочтительно на Раванну взглянуть…

Нас было трое друзей: я, Злат и Мирогнев. Последний уж очень змеицу не любил, пытался все на нее другу глаза открыть. Закончилось все печально: обнаружил их в спальне Мирко. Рава, дело ясное, в слезы: чести девичьей ее злыдень лишил, снасильничал и как она теперь милому Злату в глаза смотреть будет. Вот не было только той чести у нее, ни девичей, ни какой другой. Если Полоз бесится, сила может его выйти из — под контроля… Короче, стал статуей наш Мирко. Раванна, ясное дело, глаза закрыла. Как при таком горе — то не забыла — второй вопрос. Я после этого уже понял, что подозрительно это: да, молодые мы тогда дураки были, но вышли уже из возраста, чтобы понравившуюся девчонку за косы дергать. Если говорил Мирко, что ему Рава не нравилась, то правда она ему не нравилась, а не как та врала, что прохода ей не давал и лапал.

Постепенно эта дама стала избавляться от тех, кто видел ее скрытую гнилую суть. Меня минула чаша сия только потому, что я во дворе не отсвечивал, сидел в башне и о ней особо не распространялся. Прибрала окончательно Злата к рукам, окрутила. Невинность поруганную из себя разыграла так, что даже царица ей поверила, хоть порошок от зачатия ей в питье добавлять и не перестала.

Если коротко, то в первую брачную ночь молодоженов кто — то усыпил стражников и открыл дверь армии Загорья. Ламию — в темницу, Злата чуть сама нежно любимая супруга чуть не заколола. То ли его спасло, что кинжал соскользнул, то ли то, что спит чутко. До последнего, как сейчас говорит, он идиотом был: считая, что враги хотя убить Раванну, заслонить ту пытался, уговорить, чтобы бежала, а та только смеялась. Оказалось, что силой магической та Злату равна, только владеет любовной магией. У нас не в чести она…Не то, чтобы кто — то, если хочет, не сможет ей пользоваться, просто считается…неприличным что ли. С малых лет в голову вкладывают, что или тебя любят каким ты есть или это не твой змей, ищи другого. Ну, и дочка тогдашнего короля, ясное дело, а если дочка, а муж умирает, то наша королева, стало быть…

Не знал, что могу прикинуться, что ей очарован, когда та в башню мою явилась и спросила хочу я новым господам служить или за Златом отправиться в сырые подземелья. Ясное дело, что челяди сказали, что помер Полоз, но они то ли эксперименты какие — то ставить хотели над ними с помощью своих магов, то ли еще чего. Я,честно говоря, так и не понял. Скажу коротко: удушил гадину шелковой подушкой, и не жалею ничуть. Сожалею только, что довольно долго ждать пришлось, чтобы она стыд и осторожность всяческие при мне потеряла. Ну, а дальше, как в каждой авантюрной истории: Злата и Ламию из тюрьмы с верными змеями вытащил, загорцев выкинули из дворца… — Свет поежился, опустив подробности: загорцы пытались ерепениться и требовали дань, чтобы не заявлять права на трон. Злат с потемневшим лицом приказал заказать несколько сосудов, заполнить те розовым маслом, разрубить на части тело Раванны и отправить «дань». Королю же — особый подарок: голову дочери в сосуде, полным змеиного яда.

— Шрам у него внизу, по косой мышце. Чуть ниже бы прицелилась — кастрировала. Он предпочитает его иллюзорными чарами скрывать, чтобы о глупости ничего не напоминало, как сам говорит… — закончил рассказ Свет, опуская подробности кровопролитной войны и то с какой жесткостью и даже жестокостью карал Полоз захватчиков. Сказать было нечего — за горами одно его имя навеивало ужас на сына того самого правителя, да и простого люда. Никто не смел больше к ним сунуться, но по мнению Света эти времена взбаламутили и выплеснули на поверхность души все самое темное, что было в его друге.

— Темнеют? — переспросила Еся, — не знаю… не замечала. — Да и когда заметить — то, не часто на себя в зеркало то глядела. Всегда вовсе думала, что глаза у нее бледно серые. Дома то зеркало было одно и то бронзовый диск полированный. В нем особо глаза то не разглядишь. А в речку глядеться — так там и вовсе цвета то искажались. Уже в замке Еся обнаружила, что глаза у нее все же больше синие, нежели серые, когда платье ей дали померить в цвет…

Но Свет уже перевел тему, и Еся вся во слух обратилась. И чем больше рассказывал господин главный придворный маг, тем сильнее поднимались волосы на затылке.

Конечно, про распри с Загорьем Еся уже знала. Но учитель истории лишь мельком упомянал, что с теми был конфликт в недавнем прошлом, потому и отношения до сих пор мягко говоря натянуты… Но чтоб настолько дела обстояли, Есенья и не думала.

К концу рассказа Светова Есенья сидела перед ним белее полотна. Только губы аллели, искусанные.

Поняв, что рассказ окончен, она потянулась к оставленному прежде бокалу с крепленым вином и выпила его почти что залпом. ЗАкашлялась, от чего на глазах слезы выступили… Как относиться ко всему этому? Сложно осознать… Его предали. Жестоко растоптали сердце и свергли с престола. Сложно было передать словами, в каком ужасе пребывала девушка.

— Честно говоря, я даже и не знаю, что сказать, — все же выдавила Еся, глядя куда — то в пустоту перед собой. — Это все… это все просто ужасно.

Перед глазами так и стояла картина, как Злата и матушку красивую утонченную Ламию в темницы ведут, где сырость, мрак и зловоние. Можно ли разве их в такие условия? Даже в мыслях выглядело до ужасающего странно. Не могла Еся поверить, что такое могло случиться.

— Поэтому он браслет зачаровал? Чтобы больше таких ошибок не случилось? И печати эти наложил с условиями…

Холодок понемногу отступал. В душе стало муторно — пусто и очень захотелось еще вина, после которого в груди разливалось блаженное тепло. Еся даже на бутыль открытую глянула, да вовремя спохватилась. Негоже как — то…

— Поэтому — кивнул маг, подливая девушке вина. Бутылка закончилась, но чтобы во дворце вина не было…такого на своей памяти свет не помнит, тем более, что у него несанкционированный доступ и на кухню и в погреб. Верховный пошарил требовательно рукой в стенке — самобранке и явил государыне земляничный спотыкач. Пилось это коварство как водичка, но вот передвигаться после него было весьма затруднительно. Маг смутился, попробовал отыскать что — то другое, но нащупал только бутыль с крепленым малиновым вином и баранью оленью ногу. Пожал плечами: не пропадать же добру, вытащил из — за пояса охотничий кинжал, отрыл среди свитков тарелку, нарезал оленину тонкими ломтиками.

— Три печати, три условия, три камня драгоценных— кивнул Свет, подозрительно принюхиваясь к земляничной прелести. Посмотрел на девушку, вздохнул и налил той коварной жидкости: если что, дотащит, правда как — то ей пить одной… На крайний случай в змеином крыле дворца переночует. Превращаться не в полнолуние больновато, конечно, но не критично, а Есенью запрет в башне своим магическим ключом.

— Аквамарин — символ чистых помыслов и самопожертвования. Чтобы пара была готова жизнь друг за друга отдать и не на словах, а на деле: первая печать. — маг ткнул в первый арнамент на браслете, в завитушках которого блестел вышепомянутый камешек. Нужно было начинать, пожалуй, с малинового, хотя что с того, что с этого вынесет. С другой стороны, Злату плевать, что он его жену спаивает, а после такой истории не выпить никак нельзя.

— Оленину ешь…те. Без закуски, боюсь, будем вдвоем слюни пускать на стол, кровать… Короче, на любое место, на котором окажемся — махнул рукой маг, слегка поморщившись: ох уж это панибратство с царевичем, которое позволяло ему спокойно называть каждого придворного на «ты» при желании. Чтобы не ломать голову об этикет кого он там ниже, а кого выше так и делал. Наги чуть ли не дым из ушей и пускали и явно хотели прикончить выскочку, но, во — первых, руки коротки, а во — вторых, прикончить означало войти в немилость правителя.

Вторая печать из яшмы. Часто принято украшения с этим камнем друзьям дарить. Жена — не только та, с которой в постели хорошо, но и та, с которой ты можешь забыть о времени просто заболтавшись о какой — нибудь ерунде, а то и вообще сидеть рядышком и молчать. Та, о комфорте и самочувствии которой ты думаешь и та, которая также думает о тебе.

Рубин — камень страстной любви, желания, томления, страсти. Я змей, конечно, абсолютно наглый, но пояснять, думаю, не буду. Снимается третья печать, как уже говорилось неоднократно брачной ночью, но не только ей. Скорее — желанием обладать и отдавать, и не только в плане постели…. — решив, что не стоит смущать девушку, змей отпил из своего бокала и зажевал уже начинающее давать по мозгам вино ломтиком оленятины.

— Три печати, три погасших камня. Ясно дело, что консумация браслет снимет безо всяких печатей, но это…я не знаю Злат то ли с надеждой на то, что такое может быть сделал, то ли наоборот, чтобы уверить всех, что невозможно. Он упрямый…Я бы сказал, что очень даже и после той истории вряд ли согласится, чтобы его жена была рядом с ним без этих условий, да и не верит, что сам уже способен что — либо из этого испытывать.

А вот я себе сейчас напоминаю старую сплетницу, правда начинающую пьянеть, так что все не так страшно — это раз. Желаю для друга счастья — это два, странно ничего не знать о предмете, который полгода будет торчать на руке — это три. — явно ягодный «компотик» пить не стоило, что Свет прочувствовал на все сто, когда попытался встать, чтобы поправить догорающую в подсвечнике свечу.

Тепло мягко разливалось по телу, расслабляя напряженные мышцы. Еся хотела было отказаться от второго бокала, но передумала. Вряд ли здесь ей грозила какая — то опасность. А бедокурить, как другие от алкоголя, она вроде не собиралась. Да и на вкус было очень даже ничего. Подслащенная водичка и ладно. Что страшного может случиться?

История о камнях впечатлила. Есенья даже внимательное пригляделась к браслету, задумчиво обведя пальцем каждый камень. Казалось, в их глубине таится что — то, средоточие магии и наказов создателя… Значит, Злат хочет выполнения вполне определенных условий, чтобы быть уверенным в будущей супруге?

Готовность отдать за мужа жизнь, стать ему настоящим другом и страстно любить при этом… Есенья вздохнула и снова губы закусала, как обычно, когда волновалась. Перед мысленным взором стоял облик царевича, с искрящимися весельем глазами, взлохмаченного после танцев. Она словно ощущала сейчас его запах — словно в лесу после дождя, именно так она его запомнила. Мох, зелень и сырая земля. Логичнее было бы Злата с солнцем ассоциировать, но не был тот сухим и палящим, да и лес после дождика Есе был особенно люб…

Она смотрела на камни, словно завороженная, обводя завитки на браслете кончиками пальцем.

— Смогла бы я… — едва слышно выдохнула, замечтавшись, но тут же спохватилась, что сказала это вслух. Обмерла вся, покраснела до кончиков ушей. — То есть, смогла бы я интересно его сама снять? Вряд ли, да? Раз уж сам царевич не может вместе с главным магом царства, — на лице снова оказалась нарочито — натянутая улыбка, она выпрямилась, вот и в затылке что — то зачесалось от неловкости.

— Что не по зубам магии, то легко и просто для любящего девичьего сердца — тихо отозвался маг, пряча улыбку. Вопрос тут был скорее не в том сможет ли девушка, а захочет ли царственный параноик. С девушками Злат обращался просто: как только одна из любовниц или употребляла слово на букву "л" или начинала вести себя очень нагло, он давал ей от ворот поворот без всяких сожалений. И были же среди его фавориток приятные, скромные девушки. Если царевичу нравился кто из простых, то после его постели жили те весьма неплохо. За время легких, необязывающих ни к чему отношений на памяти Света выкинули девушку из дворца в исподнем только раз. Наглость, конечно, — это второе счастье, но нужно хоть думать иногда что ты творишь и как это может на твоей судьбе сказаться.