Невеста Полоза

Глава 8

Змеиный дворец блестел в рассвете, будто шкатулка с драгоценными камнями. Изящные башенки, высокие стены, раскинувшиеся висячие и наземные сады, беседки и фонтаны. Если честно, Злат не интересовался особенно кто именно строил замок для его прадеда, но толк в изяществе и красоте архитектор явно знал.

Подплыв ко дворцу, царевич подал руку притихшей Весенье, помогая девушке выйти из лодки. Жена, к слову, также как он предпочитала сперва разделаться с неприятными вещами, а потом отдохнуть.

По поводу "отдохнуть", нужно будет и правда вздремнуть как ей, так и ему. Он, пожалуй, в змеином облике почивать отправится на другую сторону дворца.

Даже мать не будет возмущаться сегодня тому, что они по разным спальням: после свадеб все и всё спят.

Букет Полоз поставил в кувшин с водой, справедливо решив, что им позже займутся слуги.

Ламия, впрочем, будто и не ложилась. Изящная стройная дама сидела у туалетного столика и, мурлыкая под нос, наносила на глаза золотистые тени — последний писк этого сезона. В сочетании с отполированным алым хвостом, который отдавал золотом, эффект был что надо. Слава богам, матушка, была в образе человека. Выносить не привычную к виду нагов жену на руках из опочивальни родительницы не хотелось

Царица докрасила левый глаз, довольно кивнула зеркалу и перевела наконец взгляд на визитеров, особым вниманием удостоив недавно приобретенную невестку.

— Ну разве она не прелесть? — от такого вопроса, честно говоря, Полоз опешил: он думал долго и обстоятельно выводить мать на то, что та сделала с браслетом и девушкой, но вместо этого она сама призналась с самого начала, что уже видела жену.

Как говорят в яви, "в зобу дыханье сперло" от такой наглости и великий и ужасный маг мог только ртом воздух ловить.

— Вижу, эта ужасная рана тебя не беспокоит. Как устроилась? — Ламия ослепительно улыбнулась и похлопала по пуфику напротив, приглашая Весенью усесться.

— Ты уж прости мне эту историю с укусом, но тебе так и так недолго осталось. Та весьма вульгарного вида дама явно тебя хотела в болоте утопить. Сама же в этот день пошла на нашу поляну. — царица накрасила губы специальной кисточкой, подвела брови и с интересом уставилась на новое "приобретение".

— Ламия. Можешь, как Злат, матушкой называть. Ну, не при придворных, разумеется. Сын, надеюсь, ты разъяснил девушке этикет? Дорогой, хватит сверкать на меня своими красивыми глазами. Признайся, что она прелестна! А эти глаза…Готова поспорить, что в минуты гнева они темнеют, словно хмурое небо перед ливнем. Ну, не буду вас задерживать. Вам нужно отдохнуть после вчерашних событий. Печать, если что, на месте? — получив мрачный кивок от сына, царица помахала ручкой, возвращаясь к своим пуховкам.

Злат же взял девушку за руку и повел ее по коридорам. На темно-зеленом платье, которая придворная швея предлагала четвертым по счету, он отрубился.

Воспорял ото сна на громоздком платье на бал, который решительно отверг.

— Она хрупкая, нежная, в этом как одуванчик в кирпичной стене смотрится. И что-то легкое нужно, под голубые бриллианты… — все девушки-мастерицы и швея заахали: голубые бриллианты были весьма редкими камнями, так что некоторые из них стали весьма изумленно на девицу посматривать.

Известное дело, что царевич платиновых блондинок любит, с чего ему о жене внезапной так заботится.

Ночнужки, нижнее белье, халатики, чулки, перчатки и шляпки Полоз отдал уже на откуп самой Весенье, стараясь не отрубиться второй раз на столь "интересном" процессе.

Последним в списке дел был ювелир, который пришел в восторг от необычного заказа, предлагая ту или иную форму венцов, корон или диадем. Вышел оттуда полоз выжатый, как сотня лимонов для сангии.

— Предлагаю нам хоть немного поспать. Думаю, что день был тяжелым для нас двоих. Я на змеиную сторону пойду. Тебя только доведу до комнаты: тут с непривычки заблудиться можно. Хотя, подожди…завтрак мы пропустили, обеда еще нет. Как вариант в комнате перекусить чего-нибудь перед тем как спать улечься? — спать хотелось дико, есть — не так сильно, но это ему, он вчера на свадьбах весь день ел, а у девушки несколько конфет и пару фруктов во рту только были.

Вид дворца и правда впечатлял. Настолько, что Веша на миг даже забыла, что с ней происходит. Просто залюбовалась невероятным сиянием, отражением рассветного солнца на гладких камнях. Было даже чуточку жаль, что пора возвращаться. В поле было спокойно, почти умиротворенно… Ну по крайней мере пока они не заговорили о том, что будет дальше.

Вздохнув, Веша выбралась из лодки, не без помощи царевича. И вернулась с небес на землю…

С каждым шагом, что приближал их к покоям матери-царицы, Вешка ощущала тяжесть в груди все сильнее. Потому к тому моменту, когда они вошли в покои Ламии, лицо Вешки было белее снега, а сама она нервно мяла подол. Что заставляло ее нервничать сильнее? Осознание того, что именно эта женщина, скажем прямо, добила ее и привела ее в этот мир или то, что она является той самой матерью, того самого царевича — ее мужа..? Кто б знал.

Только вот представ пред царские очи, Весенья опешила не меньше, чем царевич. Ламия была красивой женщиной, ухоженной и молодой. Как она может быть матерью Злата, если они выглядят примерно на один возраст? Ну, быть может, Ламия несколько старше… Пришлось напоминать себе, что взрослеют, а значит и стареют, змии иначе, чем люди…

При упоминании укуса, Веша непроизвольно потерла шею, благо, следа там уже не оставалось, спасибо местным целительницам.

А вот упоминание о мачехе неприятно кольнуло. До сих пор Весенья старалась не задумываться, как именно началась вся эта история. Ведь выходит, от нее и правда решили вот так вот безжалостно избавиться. А Вешка ведь никогда мачехе зла не желала, даже благодарна ей была, что пришла в их семью, да отцу помогла.

— Спасибо, все в порядке. Как скажете… матушка, — девушка слегка качнулась.

Так вот и познакомились. Коротко и ясно. Хотя что тут ясного, когда все, что Вешке понятно — она просто попала в чью-то игру и стала чем-то вроде разменной монетки… Или племенной кобылки. Да хотя какая из нее племенная… Так, что было то и подобрали. Даже снова обидно стало.

Но грустить долго не пришлось. Ворох цветных тканей, щебечущие кругом швейки-мастерицы быстро отогнали от девушки меланхолию.

Никогда прежде не приходилось ей выбирать наряды. Сперва Веша просто робко соглашалась с тем, что ей предлагают, но после, когда даже царевич, кажется, задремал, главная из мастериц аккуратно подметила, что царевной то ей быть, а не швейкам, и выбирать наряды надобно все же самой…

Тогда Веша стала чуть смелее и даже отказалась от некоторых слишком уж откровенных платьев, чем вызвала одобрительную улыбку главной портнихи.

Дальше дело пошло споро. Признаться, Веша уже порядком устала, но на украшениях у нее будто второе дыхание открылось. Такая красота, столь тонкая и искусная работа, что голова закружилась.

День пролетел незаметно. Суматошно, тяжело и столь непривычно… Когда они вышли от ювелира, Весенья чувствовала себя ничуть не лучше Злата.

Когда супружник заговорил о еде, Веша едва удержалась, чтоб не закивать вовсю. В желудке давно посасывало, но сказать кому об этом девушка стеснялась. Все же другим делом заняты были, немаловажным.

— Да, было бы славно, — вздохнула девушка. Да видно глубоковато вздохнула.

Голова закружилась, в ушах зашумело. Бывало с Вешкой такое прежде, когда маменька в назидание на хлеб и воду сажала, да работать пуще прежнего заставляла, потому поспешно заискала, за чтоб ухватиться, пока мушки серые совсем взор не застили…

Называть…как? Только выйдя из покоев матери, Полоз повторно будто по голове пыльным мешком получил: «матушкой» называть — это сильно.

Из сего складывалось впечатление, что мать возьмется за его брак всерьез. Не грубо и прямо, конечно, а хитростью. К примеру, перед полнолунием им романтичные ситуации с молодой женой устраивать. Кровь у змеев при полной луне кипит и облик свой невозможно человеческий удерживать, за неделю с ума сходить начинают, все им ласки да тепла подавай.

Некоторые вообще из кроватей с любовниками не вылазят, едят и пьют прямо там же. Кстати, когда там его накрывать начнет в следующий раз? Где-то недели через три, недавно совсем крыло, прямо перед змеиными свадьбами.

Интересно, сколько змеиных пар, когда их отпустило, поняли, что с браком поспешили, и что только Луна в смене статуса виновата? Ну и веселье его ждет через месяц от матушки. Впрочем, может хотя бы месяца три она даст молодоженам покоя?

Впрочем, будет он так молодую жену гонять, и покой только его нарушаться будет. Судя по белому цвета лица девушки, та была в шаге от того, чтобы не отполировать новым нарядом и так натертые до блеска половицы дворца. Полоз вздохнул, прикинул прилетит ли ему по лицу, пожал плечами (ну прилетит, так значит прилетит) и подхватил девушку на руки. Встречаемые по пути слуги только головой крутили, пытаясь рассмотреть с кем это Государь в палатах своих уединиться решил. Завтра же или на край послезавтра придется оглашение и показ супруги делать.

Можно ему на месте прямо сейчас застрелиться или пульсаром себя поджарить? Нельзя? Почему? Очень же хочется. И это, к слову, жена еще без корсета.

Впрочем, зачем ей корсет, если беднягу и кормили-то, скорее всего только теми крохами, которые ей позволяли поддерживать жизнь, чтоб работать могла. Ладно, тогда не стоит, наверное, что-то жирное на ужин заказывать от греха.

Зачарованные двери сами собой открылись перед хозяином, который прошел в комнату и уложил девушку на кровать. Подошел к столу, писал что-то аккуратным почерком, после чего подкинул листочек вверх. Бумага подернулась языками пламени, вспыхнула и исчезла.

Ждать пришлось недолго: уже минут через пятнадцать гости внесли две тарелки с омлетом, чайник с заваркой, сосуд кипятка, который напоминал собой скорее жилище джинна, чем славянский самовар, нарезанный хлеб, творог, топленое масло, мармелад, мед и различные пирожки и булочки. Как говориться, все, что душеньке угодно. Девушки поклонились, прикрыли за собой дверь и были таковы.

— Еду принесли. Ты как там? — поинтересовался Полоз, намазывая на хлеб топленое масло и поливая сверху данное «пирожное» медом.

Темновато уже становилось, так что ужин при свечах они сами себе устроили в этот рад без участия целеустремленной Ламии.

Найти опору вовремя не сумела, потому как опора сама себя сыскала. Сильные руки лихо подхватили. У Вешки аж снова дыхание перехватило. И от дурноты и от необычности происходящего. В жизни ее на руках никто не носил, младенчиком разве что.

Она бы воспротивилась, попросила бы поставить, да язык словно к небу присох, ворочаться вовсе не желал. Ноги и руки и вовсе словно ватные сделались.

А голове так легко стало на чужом теплом плече, что глаза просто сами собой и прикрылись. Нет, она не уснула вовсе и даже еще сделала попытку трепыхнуться, но царевич то вряд ли вовсе заметил. Вот уж подкосило так подкосило.

Да и мудрено ли? Умерла, женой стала, со свекровушкой познакомилась, гардероб целый подобрала, да все это за один единственный день. Да все это без толковой еды, да отдыху.

Ее, кажется, положили на что-то мягкое, да дурнота все не проходила. РАзлеживаться, впрочем, тоже не хотелось, неудобственно это было как-то. Решит еще, что малохольная. Неприятно.

О том, что побывала в мужских руках и вовсе думать не хотела, в груди сразу тесно становилось, странно так, словно под воду нырнула.

Голос Злата выманил ее из волны дурноты, да еще запахи съестного дошли до чуть вздернутого носика. Глаза, наконец, соизволили открыться. Она подняла сперва голову, осоловело поглядела на него, а после и сесть сумела.

— Уже лучше, спасибо, — она проморгалась и, наконец, посмотрела на него более осознанно. — И что упасть не дал, спасибо… Сморило меня что-то, день непростой выдался, прости пожалуйста. Похоже, я одни неудобства создаю.

Ей и правда было неловко, взгляд вот отвела, не в силах глядеть на него. Необыкновенного такого, особенно теперь — в отсвете свечей. Интересно, сам то он знает, как выглядит? Как на девушек действует такая вот картинка? Волосы золотые, по плечам расползшиеся, глаза того же драгоценного оттенка, да еще и всполохи свечные во всем этом отражаются, добавляя.

Нет, Вешка, это он просто тебя на руках потаскал, вот ты и поплыла с непривычки. Ему-то царевичу так и должно было поступить, некрасиво бы вышло, коли его жена бы посреди коридора кулем валялась бы..

— Ну так ты не была в нашем мире. Для только вчера ночью сюда попавшей еще замечательно держишься — отозвался змей, ковыряясь вилкой в омлете.

Больше всего хотелось спать, чем есть, но девушке нужно хотя бы по первым временам составить компанию.

В дальнейшем пусть она, если желает, найдет себе фаворита, только не прямо сразу — Ламия же голову отгрызет. Нужно будет, пожалуй, ее предупредить про полнолуния, но чуть позже. Как-то вряд ли ей понравится разговор от едва знакомого человека по типу «Дорогая, ты знаешь, что недельки через три я начну постепенно превращаться в того, кто будет желать возлечь со всем, что движется и более менее симпатично? Нет? Ну, теперь знаешь».

Ей завтра еще знакомиться хотя бы с некоторыми придворными и тем же верховным магом. С

последним, так стопроцентно — может друг детства сообразит как этот чертов браслет снять. Тогда глаза матери не будут так хитро мерцать при взгляде на его жену.

Он слишком хорошо знал Ламию, чтобы поверить в то, что царица скажет «Вы взрослые, сами разберетесь».

Нет, вернее сказать-то она скажет, а вот что будет исподтишка всячески стараться свести «детишек»…

В лунную неделю нужно быть особенно осторожным. Не похожа девушка на тех, кто по кустам бегает лет с четырнадцати с деревенскими парнями.

— Как любой человек, попавший в незнакомый мир и в незнакомое место. Завтра тебя в руки дворецкого вручу, пусть тебе дворец покажет. Боюсь, что если я и завтра будут филонить от государственных обязанностей и все на матушку спихивать, то послы обидятся, да и за время свадеб дел накопилось… Если что, в моем кабинете меня найдешь скорее всего или в башне магов. Тебе покажут где это, не переживай. Чем тебя занять-то можно за время моего отсутствия? Если хочешь, можешь в город сходить, но возьми кого-нибудь обязательно с собой из стражников. Я там люблю инкогнито бывать, а то не особенно жизнь подданных посмотришь, когда каждый змей тебе в ноги падает…

О том, что при вылазках он еще и внешность меняет говорить не стал. Слишком его золотые глаза известные, не видел ни разу он таких ни у кого ни из местных ни из дальних краев приезжающих. Ламия говорила, что глазами в отца вышел, что вполне вероятно.

Весенья перебралась к столу и тоже взялась за еду. Голод разбушевался ужасно, потому она больше ела, да слушала.

Постепенно в голове прояснилось и лишь теперь Веша поняла, что ей не нужно будет теперь работать с утра до ночи. Это открытие странно удивило девушку. И что же она делать будет? Сколько себя помнит, все время занята чем-то была.

— Что ты! — виновато откликнулась, снова отводя взгляд, вот не могла она прямо на него смотреть. Да и забота такая была непривычна. Да кажется в этом дворце вообще все было непривычно. — Ты и так столько заботы проявил, не выгнал, да супротив воли не стал требовать всмаделишной женой тебе становиться. Разве гоже мне еще развлечений требовать? — Вешка и правда чувствовала себя этакой нахлебницей, что внезапно свалилась на голову царевича со своими проблемами. Мало что ли и так государю Нави дел, так теперь еще и с ней возиться обязан? Не нравилось Весенье такое.

Хотя, признаться, город бы она посмотрела, даже губу прикусила, чтоб не сболтнуть лишнего, но как представила, как она, как настоящая знатная дама, в таких-то нарядах, как сегодня они понабрали, да еще и со стражей, по рядам пойдет… не сдержалась, прыснула в чашку с чаем, да быстро сумела улыбку спрятать. Вот смехота.

— И чего, она хоть симпатичная? — Горисвет оставил в покое свои железяки и уставился на лучшего друга, ожидая более подробную характеристику супруги.

Хоть главный маг и не был сплетником, но как тут жить будешь, если все только о женитьбе царевича и говорят.

Тот на людях вроде с супругой весьма мил, вот только шило в мешке не утоишь: сплетничают что он один в покоях спит, что предпочитает время с любовницами проводить, а на прошлой лунной неделе вообще молодую супругу своей личностью не жаловал, только сухо кивая издалека.

Вроде как и с почтением к ней относится, а поступками своими всю почтительность в придворных убивает.

Одно дело, когда супруга выбранная, богами данная, а другое совсем — не любимая, только браслетом связанная, который на руке новобрачной огнем горит.

— Нормальная — пожал плечами Злат, который, честно говоря, в таком разрезе к девушке не присматривался: не выносит ему мозг, и то хлеб, наряды да драгоценности не требует — честь ей за это и хвала.

Что он еще может сказать: ему жениться совсем не хотелось, а у Весеньи вообще остался жених сверху.

Они друг другу как кость в горле, но ближайшие пять месяцев хотят того или нет, но будут хотя бы приличия соблюдать и улыбаться друг другу в обществе.

— Охрененная информация, Злат! «Нормальная» это какая? Ты жену в покоях что ли запер, что ее только ты и матушка твоя видели? Не хорошо это: уже Агидель и Ерга друг другу волосы рвут кого ты после своей неудачной женитьбы из них потом в жены возьмешь. Сроду такого не было, чтобы при живой жене две любовницы…

Маг слегка осекся, увидев как глаза друга стали напоминать черные озера: чернота затопила и белки глаз и радужку, что означало, что Полоз может откусить тебе голову, если ты не будешь столь любезен и не заткнешься.

— Агидель и Ерга прекрасно знают, что фаворитка и жена — это две разные вещи. Пусть они друг друга хоть поубивают. Мне дела нет: не они, так будут другие. Девушка не знатного рода, стесняется сама да и в платьях и этикете пока путается, что лошадь-однолетка под седлом. Ты представляешь ее в придворное общество выпустить: сожрут и не подавяться, даже под патронажем матери. Стройная, глаза серые, волосы темные, не урод. Без одежды, уж прости, я ее не видел, так что не могу удовлетворить полностью твое любопытство? Надеюсь, это все, что ты хотел знать или господин придворный маг будет меня жизни учить? — в голосе Полоза в последней фразе прорезалась злость, делая из мягкого и прекрасного молодого змея сурового и жесткого правителя, который терпеть не может, когда кто-либо оспаривает его решения.

— Да не лезь ты в осиное гнездо… Кто ж тебе говорит, что тебе делать. Просто правда не хорошо: ты ей обещал обратно отправить. Я работаю над этим, разумеется, но пока кроме иллюзии ничего придумать не могу. Ты представляешь ее тело за месяц во что превратилось.

— Восстановишь. Не говори, что ты душу вернуть не сможешь, все равно не поверю. Давно бы уже эти делом занялся. Кожу восстановить не так и сложно…

— Да кто ж спорит то, вот глазные яблоки — это уже проблема. А ты представляешь ее в мире живых с дырами вместо глаз? Вольется как масло в кашу в общество, не так ли? — маг горестно вздохнул и подошел к стене.

Что-то нажал, покрутил и из стены выехало замотанное в тряпки тело. Судя по запаху, пропитанное каким-то восстанавливающим составом. Запашок был тот еще, и даже обычно спокойно относящися к трупам, тлению и другим столь же «аппетитным» темам Злат прижал к носу носовой платок, закашлялся и замахал руками.

— Все не так и плохо, болото все-таки рядом. Тело восстановил почти, с лицом уже хуже. И ты сам понимаешь: не любит явь и навь пересекаться. Я ее восстановлю и подумать надо куда спрятать в определенной жидкости до того как понадобится. Возможно, на то же дно болота? Все, все, я понял: покажу уже когда полностью буду готов. Не надо на меня так смотреть!

Свет поднял руки вверх, словно защищаясь и делая вид, что не слышит тихой реплики «Некромант хренов».

— А что по поводу бала на следующей неделе? — судя по всему, голову ему таки откусят, потому что царский отпрыск замер над колбой с жидким огнем, едва не уронил, спалив к чертовой матери весь дворец, а потом плюхнулся обратно в кресло и застонал.

— Уже на следующей неделе?! — Злат мог только надеяться на то, что матушка и ее учителя пообтесали за этот месяц слегка женушку, но не превратили ее в нечто тупоголовое и мечтающее о шелках и поцелуях. Впрочем, даже если и превратили, то не страшно: дворец большой, в нем можно и вообще не пересекаться, если постараться.

— Да, кстати…Наверняка драгоценности уже готовы. Пойду вручу ей по давней традиции — вздохнул Полоз, поднимаясь с кресла и кивая своему другу.

Тот как-то странно посмотрел другу вслед и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумал и просто махнул рукой вслед удаляющейся из башни фигуре.

Царевич деликатно постучался в свои бывшие покои и тихо вздохнул: желание отгрызть матушке голову стало почти постоянным в этот месяц, но он мужественно терпел.

Видимо, терпеть будет недолго, потому что уже ловил на себе и девушке задумчивые взгляды Ламии. Пожалуй, мать была одна из тех, кто терпеть не мог его двух любовниц, предпочитая разговаривать с теми весьма резко, либо делать вид, что вообще не слышит о чем те ее спрашивают. И относилась к змеям она так еще до этой аферы с браслетом.

— Как ты сегодня? — вот Злату честно хотелось смотаться в город, потому что все будто с ума сошли с темой свадьбы, не поздравил его только ленивый, все намекали на халявную выпивку и еду в виде бала и обещали чествовать молодоженов.

Жених улыбался при поздравлениях как при зубной боли, честно стараясь ничего не ляпнуть, но при очередном «Правильно! А когда молодую супругу нам представите?» ему хотелось запустить пульсаром по толпе придворных и слегка проредить количество поздавляющих.

— Это голубые бриллианты. Примерь, пожалуйста. Думаю, они тебе пойдут. — он ничего не мог поделать с собой: когда злился начинал говорить всегда в телеграфном стиле. И плохо, что злится сейчас он не на жену, а паршивое настроение перепадает ей. Впрочем, он на нее не шипит и даже клыки не показывает, просто довольно сухо общается. То ли потому что правда зол, то ли потому что дико устал за это месяц, а впереди еще бал. Интересно, матушка научила его жену хотя бы тот же вальс танцевать? Им все-таки бал открывать. Он может, конечно, тупо поставить ее на свои ноги и сам все протанцевать, но не очень, честно говоря, хочется.

Оглядываясь назад, Еся с уверенностью могла сказать, что быть царевной вовсе не сладко. А то, как она жила прежде и вовсе казалось ей теперь настоящим раем.

Раньше все было просто и понятно. Встала с рассветом, косу заплела, умылась холодной водицей, да пошла делами заниматься. Простыми, да понятными. Тут — подмети, там вскопай, здесь курей накорми, к завтраку кашу запарь. И так день ото дня. Бывало, что с девчонками деревенскими в праздники через костер прыгали, да на суженых гадали. Редко, конечно, маменька все старалась домой загнать, мол, работы много…

Здесь же… После первой встречи со Златом Есенья подумала было, что не все так плохо складывается. Он показался ей довольно отзывчивым и обходительным… Но то было лишь по первости. После же у царевича оказалось полным полно дел. Почти каждый день они виделись во дворце, но почти не разговаривали, а если и пересекались, то диалоги велись такие официозные, что Есе тошно делалось.

Ее, конечно, обучили, что и как говорить… Матушка Златова так взялась за ее учебу, что первую неделю у Еси голова буквально раскалывалась. Но стоило признать, относилась та к ней довольно тепло. Да только Есенья побаивалась и сблизиться им особливо так и не удалось. Сама Ламия будто понимала все, что невестка боится ее, да и вообще многих в этом месте, потому и не напирала. Вела с ней беседы в свободное от учебы время, рассказывала о жизни во дворце, познакомила с некоторыми дамами… Те, конечно, сперва интерес проявили, но разглядев в Есе простолюдинку, практически высмеяли девочку… Только присутсвие Ламии оградило от прямых оскорблений.

Спустя пару недель Еся сорвалась в первый раз. Дождалась, когда слуги закончат ее вечерний туалет и уйдут, залезла на свою огромную постель и разревелась. От души так, почти навзрыд, уткнувшись в подушки.

Она запуталась, устала и чувствовала себя как никогда одиноко в этом месте. Дома у нее хоть курочки были, козочки, да коровка славная. Собак вот держали. Да отец все же участие проявлял… Хоть какое — то тепло получала… Даром, что мачеха убить в итоге ее решилась… Вот и об этом думы лезли всякие. Больно делалось. Сердце ее, казалось, на куски покромсано… Кузнецов сын уж наверняка успел в жены сестрицу ее взять, коль уж к свадьбе готовились. Не одну, так другую. Тешить себя надеждами, что он именно ее любил, Еся не стала, они ведь и не знали особо друг друга, какая там любовь. Семья ее зажиточной в деревне считалась. Хозяйство держали большое, да всегда чисто и урожай хороший… Так что тут не за невестой шли, а скорее в семью, за старшей дочерью. Так что и возвращаться ей некуда, видать, да не к кому. А здесь что? Здесь чужие все… Учителя вот ругаются тихонько. Думают, она не слышит, да не видит, да только Есенья хоть и не знала Навской географии, да правил этикету, а глупой то не была, даже читать — считать обучена была, сама и выучилась. И пусть вида не показывала да знала все, что про нее говорят, а чего сама не слышала, так догадывалась. Вот и больно сердечку было. И вырваться отсюдова хочется, да рваться — то некуда.

Еще и Злат своим отношением масла в огонь ох как подливал. Нет, ей самой, конечно, он ничего не должен, да только все равно обидно становилось, когда идешь себе с занятия, а тебе вслед перешептываются, что мол, жена в библиотеке сидит, когда царевич с полюбовницами в постельке кувыркается. В браслет этот ее чертов тыркают, что на ней он до сих пор.

Есенья только нос посильнее задирала, да уходила в свои комнаты. Слуг выгонит, да и сидит… Лишь бы только эти пол года быстрее прошли. И уедет отсюда.

Про себя Есенья решила, что все равно куда — в Навь, в Явь, только пусть уж подарки при ней останутся. Коли Злат с маменькой в эту авантюру втянули, может ведь она хотя бы подаренное себе оставить? Еся уже продумала все. Ей от продажи украшений этих вполне хватит на тихую жизнь где — нибудь. Домик себе купит, хозяйство небольшое заведет, да будет поживать себе без этих змиев под боком. А змии они змии и есть, все время вслед шипят.