Невеста Полоза

Глава 23

Были ли столь неприличные и смелые мысли в голове девушки ещё месяц тому назад? Да она даже представить себе смущалась, что будет со Златом чем-то подобным заниматься! И что теперь? Бесстыже плавилась в его руках, позволяла гладить столь неприлично, сама отзывалась на эти движения и жаждала большего.

Даже учитывая, что в голове сейчас не было толковых мыслей, намёк царевича в его реакции на ее прикосновение девушка уловила. И уже немного смелее провела сперва пальчиками по затылку, перебирая волосы, путаясь в них, немного выпуская коготки и сходя с ума от того, как Злат при том ее целовал. Оставалось надеяться, что она все делает правильно.

Более откровенные ласки немного напугали, все же есть на девичьем теле места, кои она и прислужницам во дворце касаться не давала (а те наглые, вечно норовили ее всю целиком намылить) а тут умелые и весьма смелые мужские руки на собственную грудь положить позволила, да не только положить, она сейчас что угодно готова была ему позволить. Не дернулась даже прочь, только теснее прижалась, да в плечи супружника вцепилась. Стоять больше не было сил, ноги вконец ослабели, она покачнулась назад и потянула его следом, хватаясь за полы его рубахи, но уже в следующий миг запуская под эту самую рубаху собственные ладошки. Раз ему можно дальше заходить, то почему ей нельзя? Не все же трусить и как истукан только и делать, что млеть… нет, ей тоже хотелось касаться его. Пусть и не смело, пусть ее трясло всю и от страха и от других ощущений, но отказать себе в том, чтоб не ощутить под пальцами напряженные мышцы и гладкую кожу, не сумела. Из-за перемены позы поцелуй прервался и теперь она и сама глаза распахнула и смотрела на него огромными своими серыми глазами, испуганными, ожидающими, с поволокой. Сама глядит, а ладошками вверх ведёт, от пояса по напряженному животу, к бокам и дальше, за спину.

Хорошо, что на животе любопытство женских ладоней заканчивалось: как-то не хотелось первый же раз опозориться, он и так к позору близок как никогда, то ли из-за отсутствия почти в жизни чувственных наслаждений, то ли от того, о чем думать страшно. Забавный у них, наверное, первый раз выходит: она боится физической стороны вопроса, а он — духовной, но при этом явно так жаждут друг друга, что дыхание перехватывает, руки трясутся, разум машет рукой и берет себе билет в другие миры до утра как минимум, а глаза в глаза, будто что она, что он не могут наглядеться друг на друга.

В голове все отчетливее звучал вопрос: сможет ли он сдержаться как хотел, показать ей чувственную сторону отношений, позаботившись сперва об утолении страсти девушки, а потом уже и о своей? Возможно, стоило что-то сечас что-то сказать, как-то успокоить, но казалось, что звук голоса отменит царившую между ними страсть, вспугнет идиллию, снова запихнет в собственные страхи, из которых и так удалось выбраться с большим трудом.

Злат окончательно сбросил с себя одежду, улыбнулся и поцеловал жену в стройную шею. Следовало, так сказать, "проторить дорожку", как бы пОшло это не звучало, потому что явно невинная девушка не станет выпрыгивать с кровати с воплями "Возьми меня полностью!", когда твои пальцы или губы опустятся туда, куда явно доступа до этого никому не было.

Мужчина чмокнул дивное сознание в нос, улыбнулся уж более тепло, открыто, но как-то хитро, погладил девичьи бедра и начинал заниматься расцелованием девичьего живота. Как говорится, увидим, запутаем, придем и победим.

Главное не опускать взгляд и не пялиться. Ну или хотя бы не глазеть так откровенно, как то получалось. Никогда прежде она не видела мужчину полностью обнаженным. А Злат и вовсе напоминал ей божество во плоти. Подтянутый, поджарый. В нем не было горы мускул, но сила и какая-то хищность ощущались в каждом движении, в каждом вожделеющем взгляде, что он бросал на неё. Его золотые глаза, казалось горели сейчас, словно раскаленное солнце и Есенья вовсе не прочь была и сама сгореть до тла рядом с ним.

Рубашка уже оказалась расстегнута и горячие поцелую переместились на чувствительную кожу живота. Еся запрокинула голову, лёжа уже на спине. Волосы волной разметались по постели. Задышала порывисто, выдыхая в такт его поцелуям. Но при этом непроизвольно сжала колени. Ткань шерстяных брюк вдруг показалась очень плотной и колючей, но в то же время сей предмет одежды был словно последним рубежом и окажись она без них, дороги назад уже не будет. Да только нужна ли ей та дорога? Стыдно было даже самой себе признаться, но если Злат остановится, если сбежит сейчас (куда только он мог тут сбежать?) то она его точно догонит, свяжет и… дальше фантазия пока не работала.

Змей подцепил женский локон и коварно пощекотал кончиком девичий живот. Просто чтобы супруга расслабилась и не зажималась. Всем страшно, как бы забавно это не казалось со стороны. Со стороны Есеньи достаточно только согласия и эмпатии, ему же нужно не испортить девочке первый раз, не сдохнуть от вожделения и не развеять звание хорошего любовника, словно пепел на ветру. Вот и кому скажите нужно волноваться после этого?

Прошептав что-то ласковое, змей-искуситель потерся своим носом о нос девушки. Если бы сейчас их пришли вызволять, то в спасателей полетел первый попавшийся предмет мебели, ибо, как говорится, нечего тут.

Он решительно щелкнул пряжкой женского ремня, стягивая брюки со стройных женских ног. Отвлекать женщину страстными поцелуями — любит, умеет, практикует, правда разум выл и намекал всячески, что такими темпами покинет черепную коробку.

Гладящая девичьи ягодицы наглая мужская рука переступила все приличные границы, устремляясь туда, куда давно хотела устремиться слегка иная часть тела. Чтобы иметь полный доступ доступ к ласкам правда пришлось шептать еще ласковые глупости и поглаживать свободной рукой, которую не зажали между ног, девушку по щеке. Терпение и труд, как известно, дают самые лучшие результаты, так что со временем Злат снова перешел к поцелуям живота, медленно, но верно двигаясь вниз.

Сложно пересилить в себе страх, даже если от желания при том все внутри уже не просто банально пылает, а плавится, растекается горячим воском. Но как легко девушку распалить, так легко можно и потерять это доверие… благо, Злат знал, что делать и уверенно, как по крайней мере казалось Есенье, вёл её этой чувственной тропой.

Сложно было заставить себя расслабиться. Почти невозможно. Но под ласковым натиском, под его нежными руками, под тем взглядом, каким он смотрел на неё, словно она — величайшая драгоценность, заставлять себя и не пришлось.

Все было так правильно, так чувственно и горячо, что даже не верилось. Теперь то Есенья понимала, почему придворные девицы в очередь встраивается на роль фавориток. Только вот теперь никто из них его не получит. Этот царевич теперь только её. И она сама была готова раствориться в нем без остатка.

Только вот совсем не ожидала Еся, сколь интересно Злат умеет делать девушкам приятно.

Она забеспокоилась уже тогда, когда его рука оказалась зажата у неё между ног, пустить его к самому интимному пока не расхрабрилась, но и не держала коленки уже так крепко, как сначала. А тут и вовсе как он так то ли погладил, то ли надавил, что ножки пришлось развести и царевич аккурат между ними оказался.

Есенья уже готова была и отползти. Стыдно то как, он ведь сейчас её всю там увидит. Ухватила нага за плечи,

— Злат, что ты? — теперь вместе с возбужденным на лице горел снова и румянец смущенный.

Это он её прямо там целовать будет? — немой вопрос отразился во взгляде (ред.)

— Что я? — нахально улыбнулся змей, будто улыбкой отвечая на немой вопрос в девичьих глазах.

— Я просто хочу, чтобы ты расслабилась. Это приятно. Не нужно так зажиматься, я же сказал, что не хочу сделать больно. Боже, Еська, хватит на меня смотреть своими глазищами, я же не железный, — явно не ниже пояса, там можно поспорить с этим утверждением.

— Я буду целовать свою жену… — прямо таки промурлыкал змей, касаясь губами внутренней стороны бедра.

— …там, где захочу. Не нужно стыдиться, ты везде прекрасна. — пришлось слегка побыть коварной змеюкой и расположиться между девичьих ног, надеясь на то, что голову ему не открутят.

— И да: определенно целовать буду, и именно там, — коварный царевич подмигнул краснеющей Есенье и приступил от угроз к делу.

Это было… жестоко с его стороны. После таких ласк разве хоть когда-то сможет она посмотреть ему в глаза? И о каком возможном разводе говорил этот наглый змей искуситель? Да она и подумать ни о ком больше в жизни своей не сможет. Все эти мысли пронеслись в голове за доли секунды, пока сознание не унеслось куда-то, откуда, похоже, возврата нет.

Пришлось прикусить за край собственную ладонь, чтоб тотчас не вскрикнуть. Ощущение обрушились невероятно стремительно, да Злат и не сдерживал, похоже, этой мучительной ласки. Если ей прежде казалось, что он делает ей невозможно приятно своими касаниями, то теперь это как было назвать?

Ухватилась пальцами за смятую уже простынь, заметалась. Тихие стоны все же срывались с раскрытых искусанных губ. Напряжение внутри нарастало, грозя перейти в нечто ещё более грандиозное…

Змеи не зря имеют раздвоенный и подвижный язык. Говорят, что они льстивые и приспособлены как никакая раса различных миров к торговле. Возможно, его вторая сторона сказывается на некоторых навыках стороны человеческой.

Если бы кто недавно сказал Злату, что можно испытывать наслаждение от удовольствия другого человека, тот бы только фыркнул или усмехнулся, а сейчас лежит и улыбка была бы до ушей, если б рот не был занят куда более интересным делом.

Стоны показывали те места, на которых стоило сосредоточить ласки, а халтурно работать Злат не любил, поэтому, завершив разведку, принялся со всем пылом и умением вести девушку по дороге чувственных наслаждений. И даже если у них до "нормального" секса дело не дойдет, он будет доволен тем, что девушка получит удовольствие. А умыться потом можно холодненькой водичкой. Хорошего, как говорится, понемножку, да и впереди у них весьма длинная ночь, а потом еще день…

Ненормальный. Этот змей просто ненормальный. И ощущения, которые ей открыл тоже ненормальные. Казалось, это больше, чем она может вынести, ещё немного и остановится сердце от невозможного порочного наслаждения. Собственные стоны все ещё вызывали чувство стыдливости, но сдерживать их сил не было. И когда показалось, что дальше уже просто невозможно, будто стоишь на краю пропасти, а перед тобой беснующееся море, что-то внутри оборвалось. Пара резкий вдохов, протяжный не то стон, не то крик, и она словно срывается с края и летит в пропасть. Все тело пронзает судорогой, она выгибается в его руках, чтобы после обмякнуть.

Частое дыхание, алый румянец, взгляд, направленный в пустоту и абсолютное потрясение на лице. Казалось, Есенья находится сейчас скорее в бессознательном состоянии, чем в осознанном. Девушка пребывала в шоке. Никогда прежде ей и в голову не приходило, что её тело может выдать такие ощущения в руках умелого мастера. А Злат оказался умелым…

Если бы змеи могли мурлыкать, то явно бы сейчас на груди Есеньи блестел глазами рыжий кот, довольный ей, собой и всем миром в целом.

Чмокнул девушку в щеку, улыбнулся, устраивая ее голову на собственном плече. Горящая внутри страсть размывалась нежностью к девушке. Той нежностью, которую он уже не ожидал и боялся чувствовать. Мужчина вздохнул, перебирая пальцами каштановые пряди и усмехаясь сам себе: а Вы, Высочество, собственник: достаточно того, чтобы девушка всем своим видом показывала, что млеет в его объятиях, чтобы даже похоть корректно кашлянула, водрузила на нос очки и голосом педанта нудно перечислила неотложные на завтра дела такие как похороны бедняг "соседей" и поиски волчьих капканов. У "соседей" еще погребок был, но не хотелось сдвигать вбок два скелета, сидевших точно на люке. Тфу ты, пропасть, про скелеты думать, когда у него в объятиях красивая и любящая девушка и…любимая?

Змей снова слегка нахмурился, пытаясь разобраться в горящих ярким пламенем в груди чувствах. Явно ему не все равно до льнувшей к нему девушки, сказать что они друзья — погрешить против действительности, друзей ТАК не целуют, но и сказать, что она интересует его только как сексуальный объект нельзя. Странные какие-то чувства, даже к той самой, которую каждый в царстве вспоминать боится, они были иными, не было такой нежности и желания защитить.

Есенья тем временем была далека от дум царевичьих. Её головку занимали мысли несколько иного толку.

Как теперь себя вести с ним? А ежели они тут надолго застряли? А дальше что-то будет или они спать лягут? Злат вон вроде доволен, она украдкой покосилась вверх, на его лицо, заметила улыбку на губах. Но она ведь ничего не сделала…

Зажмурилась, прячась у мужа на плече, представляя, что она что-то такое же для него делает…

А браслет то все ещё на ней.

Подняла руку перед собой, разглядывая украшение, стараясь отвлечься от таких пошлых мыслей Потянулась за рукой царевича, сравнивая узоры и в раздумьях выводя их контур кончиком пальца по змеевой коже.

И это выходит…

— я, получается… все ещё девственница… — Не то вопрос, не то мысли вслух. Хотя, скорее, второе. Потому как от звука своего голоса сама же и вздрогнула.

— Получается, что так, — отозвался Злат, который находил своего рода расслабление в том, чтобы перебирать ее волосы.

— Холодно тут, когда помощи ждать не понятно, а…кхм…ты же знаешь от чего бывают дети, да? Упаси боги всех рас забеременнеть в таком климате… — прикрыв глаза, Полоз покрепче прижал к себе девушку.

— Я бы очень сильно погрешил против действительности, если бы сказал, что не хочу тебя ее лишить, но… — уши нага ограсились багрянцем, — хотел бы чтобы это было…как-то особенно что ли, как-то красиво.

Кто бы назвал его романтиком, смеялся бы долго и обстоятельно, а тут готов к такому идиотизму как секс на поле ромашек или ободрать сотню-вторую лепестков роз и застелить ими супружеское ложе.

— Попал, — почему-то как-то весело констатировало сознание.

— Красиво? — наивно переспросила Есенья, пребывая сейчас в каком-то не слишком адекватном состоянии.

Откуда берутся дети Еся представляла. Да и если подумать, к беременности готова сейчас не была вовсе.

— Но… а как же… ведь фаворитки твои… у тебя ведь нет бастардов? — от такого даже подскочила и взгляд ровно в его глаза направила. Растрепанная, обнанная, сейчас убиралась ладонями в его плечи, щекоча кончиками волос мужскую грудь и живот.

— Ну…романтично. Цветы, свечи. Вот для тебя чего романтично? — стоило заранее поинтересоваться, а то страсть такое дело…если она сейчас довольно щурится в глубине сознания, то может нагрянуть как максимум завтра, а как минимум и этой ночью: стоит девушке на него посмотреть ласково или чуть закусить губы, так пиши пропало и вызывай пожарных. Второй раз оральными ласками дело явно не огрначится.

— Если и есть, то я ничего не знаю о их существовании. Фаворитки пьют специальные элексиры, чтобы не беременнеть. — змеицы мало того, что сами пили, так еще им и в пищи подливали на кухне, а то найдется какая ретивая аристократка, с ума сойдешь от ее притязаний на собственную свободу отмахиваться.

— Не соблазняй меня, — мягко попросил Злат, закутывая растрепанное чудо в одеяло.

— Тем более, что я и сам рад соблазниться, — подмигнул змей, спрашивая себя сколько времени прошло с их исчезновения, что Свет до сих пару не нашел. Свои скрытые желания долго подавлять — это он так мозгом поедет.

Не соблазнять? Она удивлённо поглядела на его руки, кутающие её в одеяло… но он ведь и так её уже всю разглядел, да в таких подробностях…

Хотя смущение до конца так и не ушло. И так наверное и правда лучше. Готова ли Еська пойти до конца? Дойти до полного единения? Ещё несколько минут назад, пожалуй, сказала бы "да", теперь же… снова возвратились смущение и неуверенность.

Только вот и иное чувство тоже.

— А… как же ты? — вот как произнесла, так такой глупой себя ощутила. Ты уж если беспокоишься, так делай что-то, а не в одеяло прячься! Как неправильно выходило. Она благодаря ему такое ощутила, а он что же?

Снова кусая губы Еська обвела взглядом все ещё нагого супруга, вовремя, впрочем, остановившись. Ниже пояса глядеть было стыдно.

— Я… я не знаю… что… — что делать и как, чтобы сделать мужчине приятно, хотелось сказать, но никак не выходило. Наверное в процессе под действием страсти и бушуюших гормонов и не задумываясь бы по наитию нашла бы, что и как. А если он теперь захочет, что б она так де ему, как он ей? Испуганный взгляд все же опустился туда, куда порядочным девицам смотреть стыдно. Глаза ещё сильнее округлились, посмотреть то там было на что. И как это…. что с этим вообще делают?

В душе глупой девчонки отголосками зазвучала паника. (ред.)

— Чего я? — изумился царевич, чьи благородные помыслы про холодный дождь и снег были прерваны самым неприличным образом.

— Эй, ты чего? — то ли он шокировал девушку своими умениями, то ли некоторой частью тела. Вот не общался с приличными девушками, ломай теперь голову что, почему и как.

— А… — кажется, мозг начал возвращаться в черепную коробку: то ли кровь обратно прилила к нему, то ли совесть пробудилась и всячески намекала, что хватит быть тупым похотливым варваром.

— Не нужно знать, нужно чувствовать. Вынужден предупредить… — прикрывший глаза Злат усмехнулся и покрепче прижал к себе притихшую жену, — Я уже на грани, так что если ты хочешь озаботиться моим удовольствием, то я пойду до конца и браслет мы этой ночью таки снимем. И ты при этом станешь моей женой окончательно и бесповоротно.

Было ли все ещё страшно? Да.

Хотелось ли получить больше? Ещё бы…

Быть его женой? Быть с ним еще долго-долго?

Еська замерла ненадолго. Несколько мгновений потребовалось, чтоб поджечь мосты и отвернуться от них.

Подняла взгляд. В потемневших глазах отразилась решимость… вперемешку со страхом, любопытством и какой-то отчаянной тягой.

Она шевельнулась, стягивая с плеч одеяло. Привстала, оперевшись на локоть. Их лица снова оказались близко близко. Она вся снова едва заметно задрожала, кончиками пальцев легко коснулась его плеча, скользнула ладонью по щеке, заставляя его повернуть к себе голову и ответить на взгляд.

А после, ничего не говоря, легко, едва ощутимо, коснулась его губ своими, все так же не разрывая взгляда. Будто приглашая, будто бы молча давая ему свое одобрение.

Вопросы по поводу обмана с ее стороны рушились, будто карточные домики, стоило только посмотреть в темно-серые глаза, увидеть в них ответы, к которым он не был готов, но к которым отчаянно стремился. Почему если ты пережил предательство, то нужно искать его среди всех, кто к тебе приближен? Неужели он доверял только двоим нагам в своей жизни, а одного взгляда человеческой девочки хватило, чтобы те двое потеснились в его сердце? Безумие? Но что такое любые отношения, если не безумие? Его стихия — огонь, который он сдерживал, заковывал в ледяные оковы, напоминал сам себе, что привязываться к кому-либо больно, неправильно и грозит разочарованием. Он не верил почти никому и остался сейчас обнаженным во всех смыслах перед этим неискушенным сознанием, открывающим ему свою душу и тело. Она верила в него настолько, насколько он сам в себя не верил, а скромностью и комплексами наг отродясь не страдал: пострадай тут, когда с детских лет тебя все окружающие купают в обожании, он с неприятием своей личности только во взрослом возрасте столкнулся.

Слова кажутся сейчас фальшивыми, разве может он ответить что-то на решимость, любовь и веру в этих глазах? Только может целовать чуть мягче, нежнее, будто призывая к тому, чтобы девушка не боялась.

Смешно, если подумать: он только и делал, что убегал от своей жены, только и думал о том, что браслет не снимет никогда, ни за какие сокровища мира, а стоило им оказаться вдвоем…

Женское тело — послушный инструмент, если умеешь дарить наслаждение, тем более после первого раза "болевые точки" жены он запомнил.

Прелюдия никогда не бывает одинаковой, но всегда — волнующей, дает скинуть оковы стеснения, изучить получше тела друг друга.

Меньше всего ему хочется мучать девушку, поэтому он входит в нее одним движением, останавливается, давая привыкнуть к ощущению "инородного предмета". "Предмет", к слову, обладай бы голосом, выл бы сейчас как голодный зверь и посылал хозяина матом, но неужели он до такой степени подонок, что ему плевать на Есенью?

Не двигаться было подобно смерти, Злат сцепил зубы, успокаивая дыхание, которое было таким, будто он бегал на длинные дистанции.

— Весюшка, ты как? — разумеется, умом и оригинальностью вопрос не блистал, но что вы хотите от мужчины, который держится на чистом адреналине, чтобы не взирая на возможную боль партнерши плюнуть и наконец расслабиться?

Все было ровно так, как должно. Мечтала ли она о чем-то подобном? О столь нежных касаниях, о поцелуях столь чувственных, о той буре эмоций, что разбудит в ней его близость? Не мечтала она о таком. Супружескую жизнь не принято было обсуждать. Все это было некой тайной за семью печатями. Чем-то запретным, порочным. Чем-то, что необходимо перетерпеть, потому что так нужно. Обязанность женщины перед мужчиной, ведущая к появлению детей. Сейчас же это было проявлением любви, доверия и возможностью, наконец, рассказать о собственных чувствах без слов. Она доверилась ему, не говоря более ничего, позволила просто вести ее. И мыслей не было теперь о том, чтобы передумать.

Ощутив его в себе, Есенья замерла. Говорили, что это больно, что молчать надобно, но никакой боли девушка не ощутила. Только жар, что скручивался сейчас внизу живота, выламывая душу в жгучем желании большего.

Она подняла взгляд, утопая в его обеспокоенном взгляде, растворяясь от нежности и тревоги, что сейчас бушевали в нем. Под ее ладонями, что лежали сейчас на его лопатках, ощущалось напряжение будто стальных сейчас мышц, сам он весь словно застыл, не двигаясь, позволяя ей… привыкнуть? Но ей хотелось движения. Потянулась к любимым губам, интуитивно поднимая ноги выше и обхватывая Злата за поясницу. И двинулась сама, от чего он проник ещё глубже. Ее заполнило изнутри до предела. До сиплого вздоха прямо в губы. Разрешение. Дозволение. Просьба… (ред.)

Змей улыбнулся уже привычной, чуть хищной улыбкой, тихо застонал, когда эта невозможная женщина сплавила его желание быть более нежным, словно воск. Как говорится, «кто не спрятался, я не виноват», она и так долго дразнила его сперва тем, что видел в саркофаге в белых сапогах он свадьбу и все, что к ней относилось, а потом осознанием того, что лучший друг вполне может в нее влюбиться. Да кто, черт возьми, не может?! Он и сам ощущал в душе что-то странное, пробивающее каменную кладку вокруг сердца, будто глупый, нежный трепетный росток тянется к солнцу, невзирая на обступившие его хмурые каменные джунгли. Желание тепла и самой жизни превозмогает суровое окружение, делает камень податливым…

Интересно, когда же его либидо уже успокоится и успокоится ли с таким горячим откликом молодой жены? Все разумные предостережения и мысли вымывались из головы стоило только ей потянуться к нему, коснуться. Охохо, выпустил он зря наружу страсть? Если они во дворец вернутся, то как ему приличным змеям в глаза смотреть при молодой жене, если только один взгляд способен щеки опалить и мысли увести далеко от дворцовых интриг, дел и вопросов. Как вообще соображать даже на уровне «дважды два — четыре» можно, если теперь эта ночь будет вставать перед глазами, мешая работе тому, что между ушами и давая силу тому, что между ногами. Как известно, тем, что между ногами, государственные дела не делаются, по крайней мере у него.

Злат выдохнул, будто не веря, оставил горячий поцелуй на девичьей шее и начал двигаться, чувствуя что от девичьих стонов фраза про крышу, которая едет не спеша к нему будет применима сейчас, но только наполовину: крыша уезжала стремительно, будто на ковре-самолете, помахивая на прощание кисточками на концах и напевая что-то веселенько-боевое. Впрочем, что во дворце, что тут можно силу своей страсти не сдерживать: тем стены каменные — тебя убивать будут не услышит никто, а тут если только только у крыс психологическая травма и раннее половое воспитание.

Как говаривала матушка, «мой Златушка — змей воспитанный», поэтому к пику удовольствия царевич привел сперва даму. К слову сказать, привел на секунду-две раньше, потому что сдерживать бушующее в груди пламя и не сойти с ума было больше невозможно.

Устроив голову девушки на своем плече и чмокнув жену в макушку, он задумался: этот секс явно нельзя было ставить в один ряд с сексом с теми же фаворитками, но сознаваться себе в чувствах на букву «л» было страшно. Забавно, что Великий Полоз, который, как говорят, ничего не боится, боялся приятного и невозможного, созидающего и разрушительного одновременно чувства, которое будило в его груди обычная человеческая девушка. Узнал бы кто — долго и обстоятельно смеялся. Ровно до того момента, как получил бы пульсаром по темечку: смеяться над своей женой змей никому не позволит.

Осторожно снял с девичьей руки браслет, который сам собой будто расширился и едва держался на хрупком запястье. Если бы мозгов и внимания было побольше, то маг понял, что артефакт знает хозяина получше его самого: все три камня на украшении погасли.

Конец первой книги.

Больше книг на сайте — Knigoed.net