Невеста Полоза

Глава 17

Наклониться чуть ниже и коснуться нежной девичьей кожи, почувствовать под своими губами бьющийся пульс. Интересно, а при страсти ее глаза темнеют? Становятся насыщенного, темно-серого оттенка, будто клубы тумана после дождя?

— Это просто завтра начинается неделя полнолуния, Злат, — тихо шепнул внутренний голос. — Не делай ошибок. Перебесишься, переспишь с кем из девочек. Не стоит начинать то, что плохо закончится либо вообще сдохнет на излете. Тебе поиграть, а девчонку жалко. Слишком чистая она для дворца, слишком неискушенная. Не думаешь ли в самом деле, что способен и правда влюбиться? Нет, конечно! А значит перехочешь, мало ли чего или кого ты в жизни хотел. Сейчас танец, вино и это яркое платье, которое делают ее глаза ярче, сама атмосфера праздника и лунная неделя на горизонте. Не поддавайся влечению, это путь в никуда для вас двоих. Ты и так ведешь себя с ней наедине куда более теплее, чем следует.

Он чуть кланяется, благодаря ща танец. Одно хорошо — ненужные мысли выветрили из головы сон, будто того и не было. Оставалось только лениво улыбаться на льстивые слова придворных, борясь с желанием чем-нибудь в них запустить. Разобравшийся с подарками-магикалиями Свет внезапно подергал царевича за рукав и поинтересовался с какого времени его любовница дружит с женой.

Полоз приподнял светлую бровку: вот чего он никак не мог ожидать, так это то, что эти две девушки подружатся. Есенья и Агидель были не похожи совсем, у них и тем-то для разговора быть не могло.

— Может ты закончишь задницу протирать и посмотришь что твоей любовнице понадобилось от законной супруги? — негромко поинтересовался верховный маг, играясь цепочкой с магическим медальоном.

Полоз пожал плечами, но послушно встал на ноги: народ уже все равно напился и мало на что внимание обращал, так что если они с супругой извинятся и исчезнут с этого праздника жизни мало кто заметит.

Царевич аккуратно подергал за ручку запертой двери одной из комнат, которая нашлась спустя два поворота, а потом, ни чуточку не смущаясь, прильнул ухом к запертой двери. Впору записывать драму, которая там разыгрывалась и ставить в театрах. Все валом попрут на такой накал страстей, вот только стоять в виде стороннего наблюдателя не очень хотелось. Сейчас они пытаются опорочить его жену, завтра — мать, а послезавтра решат, что власть вообще ничего не стоит.

Дверь вылетела эффектно, спору нет. Зайдя внутрь, Злат щелкнул пальцами, заставляя всех замереть на своих местах. Он хотел знать лично тех, кто стоял в этой комнате. Жажда крови бурлила с такой силой, что царевич как следует шандарахнул рукой по стеклянной дверце одного из шкафчиков. Честно говоря, кипевшую внутри ярость победить не удалось, но желающая накрыть все помещение магия немного успокоилась, на нее удалось накинуть ошейник и обуздать.

— Далеко с-с-собралис-сь? — Злат был в ярости и не пытался скрыть шипение покашливанием или мрачным молчанием. Все, кто собрались в этой комнате заплатят, и явно будут не рады тому, что их понесло вообще на этот бал, не говоря о комнате.

Первый "ухажер" получил в лицо. Тяжелое кольцо с печаткой раскроило нагу бровь, тот упал и вырубился. Впору второму было брать ноги в руки и бежать, но заклятье Полоза прочно приклеило беднягу к полу. Скоро тот лежал рядом со своим "другом".

— Гос-с-спода и дамы, Вы сейчас берете хвос-сты в руки и удаляетесь из моего дома. Я не желаю видеть вас-с при дворе. Через полчаса пропущ-щу через ваши комнаты языки адссского пламени. Кто не с-спрятался, я не виноват. — змей махнул рукой, придворные разбежались как тараканы, но бывшую любовницу Злат успел схватить за руку, не заботясь о том, что сжал крепко, оставляя на женской коже синяки.

— Куда собралась, прелес-с-сть моя? — Аги, которая привыкла видеть любовника в виде нежно мурлыкающего мужчины вздрогнула и попыталась освободиться.

— Уходиш-ш-шь из моего дворца в чем есть. Я не ж-желаю видеть тебя не то, что во дворце, но даж-же в городе… — Полоз чуть сильнее сжал пальцы. Красивый небесно-голубой шелк под ними плавился, запахло паленой змеиной кожей.

— Если ошлушаешьс-ся…из тебя выйдет прекрас-с-сная статуя. В саду, в том закутке рядом с бес-седками. Как считаешь? — он с видимым сожалением разжал пальцы. Жажда крови внутри шептала, что нужно разорвать, уничтожить, сжечь заживо, не довольствуясь ожогом не щеке.

— А так ты с-сможешь зарабатывать тем, что тебе больше всего удается. На больш-шее нет ни ума, ни изящества ни скромности. Передавай привет в с-своем родном городе пос-сетителям борделя! Пош-шла вон! — змеицу Злат отшвырнул в коридор, молча кивнул появившимся на ментальный зов слугам на две туши на полу, отошел к окну и постарался хоть немного успокоиться: не хотелось пугать бедную супругу вертикальным зрачком и прорезавшимися клыками. Его трясло от ярости, и если бы кто знал как тяжко себя загонять в обычные рамки, не рвануть вокруг чистой магией, выплескивая негативные эмоции.

Десны дико болели: клыки не любили, когда их убирали насильно, против воли. Злат сделал еще один глубокий вдох и шагнул вперед, накидывая на девушку пиджак: та была покрыта гусиной кожей то ли от страха, то ли реагируя так не пережитый недавно стресс.

— Ты зачем с ней пошла, глупая?! — сейчас теплые объятия — это не что-то необходимое. Чтобы не сойти с ума нужно человеческое тепло рядом: и ей и ему, чтобы успокоиться.

— Прикройся — мягко попросил Злат, который сейчас жалел, что двух тел в комнате нет: увидел бы раньше, что платье порвали, пытаясь добраться до груди, убил бы на месте. Плюнув на все, змей сделал первый раз за сегодняшний день то, чего он и правда хотел: сел на кресло, усадил на колени девушку и сжал ее в объятиях. Не крепких, будто боясь, что окончательно доломает хрупкую девушку.

— Тише, тише — черпанув из стоявшей на столе чаши с шампанским немного льда, змей осторожно прислонил лед к подбородку девушки, на котором начал проступать след мужской пятерни.

— Надо было их все-таки убить — вздохнул Полоз, давая ментальные распоряжения Свету по запусканию адского пламени и засовыванию бывшей любовницы в тюрьму, если та мозги свои таки потеряла и не поспешила исчезнуть.

Змеица еще что-то вещала, весьма нелицеприятное, а после и вовсе посмеивалась, только вот Есе было не до того. Держали ее крепко, нахальные губы прошлись по шее, вызывая тошноту. Было мерзко, Есенья ощущала себя грязной, как никогда прежде. А еще страх, липкий всепоглощающий ужас. Зачем она пошла сюда? Почему не развернулась и не ушла сразу?

От слез все было мутное перед глазами, руки уже болели, от того с какой силой ей их вывернули, не говоря уж о сжатом в крепких пальцах лице.

— Не трепыхайся, пташка — лицо отпустили, перехватили за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову. И в то же время рванули вниз лиф платья. Послышался треск ткани.

И в тот же момент дверь сорвало с петель. Еся не видела, как та разлетелась в щепки, но ощутила, как пальцы на ее теле сжались сильнее. То ли от неожиданности, то ли от испуга.

Заслышав шипящий голос, Есенья не сразу поняла, что то был Злат, но только это осознание коснулось мыслей, как она вся едва не обмякла. Она все ждала, что ее отпустят, но хватка не ослабевала. Впрочем, ее пленители вовсе замерли, вывернув ее в весьма неудобной и нелицеприятной позе. Послышался звон разбитого стекла. Ее супруг что-то говорил, но Еся не понимала одного — почему ее все еще держат?

Несколько секунд растянулись для нее в целую вечность, когда, наконец, ее отпустили. Хотелось свалиться без чувств, но Еся лишь сжала разодранное на груди платье и отступила за стоявшее кресло. Хотелось реветь и биться в истерике, но она стояла беззвучно. Только трясло невероятно. Губы побелели от того, как сжала сильно, пальцы, сжавшиеся на ткани на груди, тоже белее мела были.

Утащили несостоявшихся насильников. Они остались здесь вдвоем. Есенья не знала, что делать теперь. В душе плескался ужас, не желая отпускать после пережитого. Но вот царевич шагнул к ней. Во взгляде его бушевали еще отголоски ярости. И хоть и понимала, что нет ее вины в случившемся, но вдруг…

Ухватил ее, накрыл своим пиджаком, теплым… снова ощутила Есенья запах леса, от которого стало чуточку спокойнее, но до успокоения было еще ох, как далеко.

Оказавшись же в мужских объятиях, да еще и столь фривольно рассевшись на коленях мужа, Еся заелозила. Страшно вновь стало, хоть и знала, что он-то не навредит… Успокоил, обнял едва ощутимо… От прикосновения льда до кожи вздрогнула. Подняла на него глаза. Сухие абсолютно, но полные пережитого ужаса, темно-серые, почти до черноты.

Хотела рассказать, как глупо попалась, но горло сжал спазм. Не смогла царевна и звука вымолвить.

Только пальцами тонкими за его рубашку ухватилась, словно то последнее было, что ее в жизни держало, да уткнулась лицом ему в шею, будто от всего мира прячась. Сжалась вся, дрожащая, не давая себе заплакать сейчас. Не при нем. Его любовницы ее не сломают.

— Свет, вторая комната, третий поворот. Портал в комнату Есеньи — если нужно, Полоз может быть очень неприятным, особенно если день назад сказал, что трогать друга не будет на этой неделе. Маг тихо вздохнул, но коснулся медальона, будто поправляя тот на груди. Открывшийся магический переход засветился теплым светом. Злат бросил взгляд на жену, пригревшуюся в его объятиях, вздохнул, взял девушку на руки и зашел в схлопнувшийся за ним «перенос», как звали упрощенно данный магический объект маги старой школы.

— Я скажу, что тебе плохо стало. Не думай сейчас ни о чем. Они тебя напугали? — пальцы девушки явно не хотели отпускать его рубашку, поэтому присел Полоз на кровать, уже привычно за нахождение в комнате располагая девушку на своих коленях. Левая рука ласково погладила Есенью по волосам. Как ни странно, разбитое стекло не принесло вреда. Впрочем, при ярости и не такое бывало. При войне с загорцами большинство ударов било мимо из-за внутренней защиты, внушая ужас в стан врагов. Все шрамы заживали на нагах быстро, кроме одного, нанесенной той, о которой сейчас Злат хотел думать в последнюю очередь: то ли магичка зачарованным кинжалом пользовалась, то ли каким-то веществом, нанесенным на клинок.

— Эй, все хорошо, слышишь? — нужно явно решать что-то с этим чертовым браслетом и вести себя на людях с девушкой в разы теплее. Он будто снова ступает в то болото, в которое поклялся сроду не влезать. Логично же, то нужно при людях держаться с большей нежностью, а наедине холодно, а у него черти что получается.

Вопрос прозвучал странно. Напугали ее? Да она до сих пор в шоке пребывает. Ни слова вымолвить не может от ужаса. Вот и на вопрос ответить не смогла, прижалась только теснее.

Ее куда-то перенесли, Злат держал ее в руках надежно. И это ощущение защищенности Еся не променяла бы ни на что другое в целом мире. Пальцы на его рубашке никак не хотели размыкаться. Отголосками разума Еся вроде как и понимала, что надо бы отпустить царевича. Ничего же в конечном счете не произошло? Ну потрепали ее немного, но начатое не довели… До чего? Лучше и не думать.

Все хорошо? Что уж тут хорошего, хотелось спросить? Да только отмерев и заглянув в золотые очи, заприметив там беспокойство, даже пристыдилась.

Кивнула, не разрывая взгляда. Так близко сейчас к нему была, лица их разделяли считанные сантиметры. Так и замерла, словно кролик перед удавом. Глаза огромные, лихорадочный румянец на щеках, растрепанная, сердечко бьется быстро-быстро, и на его фоне, в кольце мужских рук, выглядела совсем тоненькой, такой хрупкой, что надвое переломить можно и не заметить.

Да только другая бы на ее месте в истерике бы билась, целый концерт закатила бы, а Еся… молчала. Искала только в его глазах что-то, самой не ясно, что именно.

Ой, весело будет сегодня на балу… Как только Злат убедится, что с девушкой все более-менее нормально, он туда вернется. Нагам проще, чем славянам: можно развестись спустя сколько хочешь времени. Хотели они бешеного Полоза? Получат бешенего Полоза.

При объявлении того, что ты берешь того или иного человека в семью, тот может вообще не присутствовать. Свет вон чуть ли не матерился, когда узнал, что на одном из балов друг его назвал братом.

Отшучивался: ты, упаси боги, помрешь, а мне что с царством делать? Я на такое не подписывался! Упорствовал до такой степени, что даже пришлось закон принять, что наследие идет по кровным узам. Маг только тогда спокойно выдохнул. Что касается Есеньи, то ей все равно с утра слуги расскажут или тот же Свет, перед которым, пока он сидел и поглаживал супругу по спине, был поставлен вопрос ребром: завтра приходишь с утра и браслет маскируешь так, чтобы никто не догадался, что тот существует. Вырванный из флирта маг попробовал возмутиться, но, услышав в голосе Злата железные нотки, препочел не связываться, буркнул "Угу" и чисто из вредности поставил блок на ментальный доступ. Царевич усмехнулся, но комментировать данное нарушение субординации никак не стал.

— Больше тебя никто не посмеет тронуть, я тебя обещаю. — главным делом было обещать это себе, поэтому что раскрасневшаяся девушка на его коленях была очаровательна. Сердце билось в груди как-то странно, больно, урывками. Он отвык от этого чувства, отвык от того, что можно утонуть в чьих-то глазах.

— Лунная неделя — напомнил внутренний голос тоном педанта. Змей слегка поморщился, наклонил голову, касаясь своим лбом лба девушки. Откуда это идиотское желание ее защищать? Ведь твердил себе, что сама пусть разбирается, что видел в тростниковых сапогах он эту привязанность, которая не оканчивается ничем хорошим.

От его прикосновения, столь невинного, но в то же время интимного, из груди вырвался судорожный выдох, опаляющий собственные губы. Прикрыла глаза, заставляя себя расслабиться и унять, наконец, дрожь. Под его пальцами, что так ласково поглаживали по спине, это все же удалось.

— Спасибо, — пришлось приложить немалое усилие, чтобы разжать пальцы, но Еся все же сумела. Неосознанно разгладила смятую ткань, ощутив под пальцами сквозь рубашку тепло его тела. Смутилась, заерзала немного, устраиваясь поудобнее,

Так близко он был, так хорошо и спокойно. Болело в затылке, где за волосы держали, ныл подбородок, но все это уходило куда-то на десятый план. Дышать бы так его запахом, наслаждаться надежными руками, и чтобы никто не трогал больше… Она бы, пожалуй, согласилась бы еще в какую беду попасть, если за этим такое спасение последует. Только вот Злату от того нехорошо будет. Переживает ведь, беспокоится. Злится.

— Мороки со мной, — попыталась отшутиться, начиная ощущать неловкость от такой близости. Немного отстранилась. Отпустит сам? Хотелось, чтобы не отпускал.

Кого она будет обманывать?

Нравится ей царевич. Плевать ей на статусы или богатство его, но вот за улыбку, за те разговоры ни о чем, за поле цветов и танцы, что подарил ей, и вот это ощущение покоя с ним рядом, что граничит с чем-то невероятно волнительным, многое бы отдала, если не все. Глупая, влюбилась в того, кому того не надобно. Неправильно это. Только теперь, когда точно узнала, что не все равно ему, сможет ли сама руки опустить и смириться..? Еся хоть и смирной и тихой была, да при том упорной, когда то надобно. И не надобно. Навязываться, ясное дело, не станет, но ведь и Свет сказал тогда, что бороться придется… Разберется. Потом.

А сейчас так не нравилась ей его хмурость на переносице, что брови светлые сминала, не удержалась, робко, едва решаясь, подняла руку, провела от лба хмурого кончиками пальцев вниз, желая стереть его беспокойство, разгладить эти морщинки. И как так получается, что ей самой бы здесь слезы лить в три ручья от случившегося, все же на честь девичью посягнули, а она о том думает, что не хочет, чтоб он хмурился.