Глава 12

«Ваша стихия вас всегда согреет…»

Оцепеневшая от ужаса встречи, я умудрилась позабыть о собственном огне. Который хоть и вяло, но еще потрескивал где-то в глубине.

Братья и сестры этих бледных искорок сейчас полыхали на макушках сторожевых башен. И в алтарной чаше, и в молельне, и в стенных нишах замка… Раздуваемые северным ветром по сложной системе канавок и желобков.

Я вошла в нижние покои и плотно затворила за собой дверь. Огляделась в полумраке: никто не додумался распахнуть шторы на окнах.

Эйдан, бледный и все такой же Красивый, застывшей скульптурой возлежал на узком диване. Лекарь запретил перемещать раненого, пока тот не сможет встать сам. Даже замыть кровь с обивки не дозволил.

— Сир Эйдан, — опустилась рядом с диваном, утопив обмякшие колени в ворсе ковра. — Вы хотели меня…

— Хотел. Как же хотел, Эллайна! У нас был уговор, а ты не пришла, — проворчал мой супруг, с хриплым стоном поворачивая голову набок.

— Ох, могла ли я… да и нужно ли теперь? — пробормотала, путаясь в мыслях. — А вы… вы зачем… на охоту?

В груди жалобно всколыхнулось обвинение, но потухло, стоило взглянуть на измученное лицо младшего герцога. Такое же белое, как свежий снег на горах Ташера. Мертвый лес вытянул из мужчины почти всю жизнь.

— Подай, — он брезгливо кивнул на искусно выточенную трость, что стояла у изголовья. И я спешно сунула костяную рукоять в подрагивающие пальцы. — Это отцовская…

— Не думаю, что вам уже можно вставать, — прошептала неуверенно, пока Эйдан неловко тыкал наконечником в ковер и пытался придать телу вертикальное положение.

— На мне… долг Севера, — просипел муж, ловя меня в фокус покрасневших глаз. Вяло улыбнулся, найдя свою супругу все еще привлекательной. — Я должен прийти в себя до третьей Великой ночи.

Упрямо сжимая трость в кулаке и подбадривая себя потоками легкомысленного ветра, Эйдан криво уселся на диване. С тяжелым выдохом откинулся затылком на мягкую спинку и замер.

— Как до третьей? — я не сразу сообразила, о чем он толкует.

— Я был глуп… как же глуп… — не открывая глаз, Эйдан протянул руку и погладил мою похолодевшую щеку. Коснулся высокого шерстяного ворота, медленно пересчитал жемчужины-пуговицы. — Ты прекрасна даже на ощупь, Эллайна. Жена моя. А я… немощен, как древний старец! Ох, какой идиот! Но ты не печалься, не печалься, все будет.

— Что все? — я вскочила с ковра, прикусывая губы.

— Лекарь обещал поставить меня на ноги за неделю. А при должном усердии — и за пару-тройку дней, — он открыл глаза, нашел меня взглядом и подманил пальцем. — Я буду очень, очень усерден в тренировках. И к моменту, когда объявят третью ночь, я дойду туда сам.

— Куда туда? — я попятилась от него, ошалело хлопая ресницами.

Кто-то из нас двоих точно безумен. Не удивлюсь, что я. Да, точно! Я спятила еще там, в саду, на варховом камне.

— К алтарю, моя дражайшая, — грустно улыбнулся Эйдан, с трудом удерживая костяную рукоять в трясущихся пальцах. — Теперь, обещаю, я буду терпелив. Никаких больше статуй «снежного рыцаря» и смертельных охот.

Ему не сообщили? Ни лекарь, ни леди Кет? Никто не снял этого бремени с моих хрупких плеч?

Но разве не понял он сам, еще на рассвете предыдущего дня, что в Ташер пришло последнее тепло? Что север стоит на пороге зимы?

Впрочем, да… Мертвый лес холоден, что склеп, темен и неуютен. В нем трудно отыскать свет и тепло — так рассказывал Браксаард.

— Она… Она уже была, — выдавила из себя, пятясь все дальше от граксова дивана. — Третья Великая ночь.

— Не говори глупостей, Эллайна. Я потомственный северянин. Я бы знал, я бы понял, — Эйдан помотал головой, рассыпая по плечам слипшиеся серебряные пряди. — Я бы…

Он часто сглатывал, окрашивая лицо то неверием, то скорбной догадкой, пока я бежала к окну. И зажмурился яростно, когда распахнула шторы.

Оттуда, из-за расчерченного изысканной железной клеткой стекла, на нас смотрела зима. И яркие вершины пылающих охранных башен.

— Снег… и огонь… — просипел младший герцог. — Откуда там снег, Эль? И откуда… огонь?

Тошнота рванула к горлу так резко, что я порывисто склонилась над медным тазиком для умывания. Исторгла из себя и северный завтрак, и остатки искорок. Вытерла лицо полотенцем, зажмурилась, не в силах смотреть в глаза своему мужу. И, шатаясь, на ватных ногах выбежала в замковый коридор.

— Почему? — уткнулась бешеным взглядом в благородное лицо леди Кетрисс.

— Эллайна…

— Боги севера, почему? Почему вы ему не рассказали? — голос сорвался на крик. Я растерла докрасна щеки, взлохматила волосы. Ослабила удушающе тугой ворот платья, сорвав пару пуговиц. — Зачем оставили это унижение для меня?

Я скатилась по каменной стенке на пол, сжалась в тугой комок, оцепенела, заморозилась накрепко… Нет, мой огонь меня сейчас совсем не грел.

* * *

Нетфорд

Проскоблив спиной стену, ланта Экарте сжалась у его ног и замерла. С высоты герцогского роста она напоминала небольшой валун, обернутый серо-голубой шерстяной тканью. С огненно-золотой вершинкой замотанных в узелок волос. Девушку било дрожью, тонкие пальцы вздрагивали, изо рта доносился тихий поскуливающий присвист.

— Эллайна, тебе нужно встать, — Кетрисс склонилась над южанкой, пытаясь разогнуть, расправить этот комок. Но девушка не двигалась: лишь присвист стал громче, и к нему прибавилось характерное хлюпанье.

— Зачем вы со мной так? Я разве виновата в чем-то перед Севером? — Эллайна подняла мокрое лицо, сверкнула огромными глазами, полными слез.

Смотрела ровно так, как вчера в саду. Диким затравленным зверьком, отправленным на заклание. Поскуливала жалобно, согнувшись под неподъемной ношей.

Если бы мог, он бы снял ее с хрупких девичьих плеч. Перекинул бы на свои — крепкие и к тяжести долга давно привыкшие.

— Нет, нет, дитя… Ты спасла крепость, щедро одарив огнем, какая в том вина?

Жена Эрфорда, заменившая братьям мать, обеспокоенно поджала губы. Она была женщиной спокойной, доброй, исполненной благородства. Но при нужде обретала твердость духа и истинно северную крепость, не всякому ташерцу доступную. Иногда казалось, что на леди Кет, а не на старшем герцоге держится граксова крепость.

— Вы хотели долг Юга, я его отдала… Исполнила все, что обещал вам дядя. А вы меня… туда!

— Эйдан отказывался кого-либо принимать, — Кетрисс сочувственно сжала трясущееся плечо. — Хотел видеть только жену, даже лекаря не слушал. Нэд, да скажи хоть ты?

Слов в горле не обнаружилось. От голубого взгляда, полного обиды и невысказанной боли, Нетфорд позабыл родную речь. Исправить содеянного он уже не мог и понимал, что бремя придется разделить поровну. Еще неизвестно, кто согнется до земли первым.

Внутренности жгло чужим огнем. Их еще вчера ошпарило, и кожа на ладонях до сих пор горела, словно Нэд необдуманно коснулся раскаленного лезвия.

Кетрисс понимала. Не могла не понимать, какого рода жертву принесли они в том саду. Жена дяди хоть и слаба магически, но умом не обделена и в Ташере живет с рождения.

— Я поговорю с Эйданом. Объясню все… в деталях, — нахмурился Нэд и без всякой охоты покосился на дверь, за которой лежал раненый брат. — Вам лучше вернуться в свои покои, ланта Эллайна.

Узел плаща, неудачно свернувшийся на шее, сдавливал горло и никак не желал ослабляться. Нетфорд с большим бы энтузиазмом прошелся ночью по Мертвому лесу, чем сейчас — по коридору, ведущему к нижним покоям.

* * *

Окно, зарешеченное от вторжений «ташек» — мелких северных птичек, питающихся садовой мошкарой, — было открыто. Будто из клетки, Нэд наблюдал знакомый заснеженный пейзаж.

— Откуда там огонь, брат? — с болью в голосе протянул Эйдан.

— Наш дядя хорошо осведомлен о древних законах и брачных ритуалах Ташера. Ланту Эллайну познакомил с родовой магией другой Эквенор, — уклончиво буркнул Нэд и резко задернул штору. Огонь, танцующий на вершинах башен, резал глаза жутковатой истиной.

Вчера он действительно сделал это. Соединил свою магию с даром чужой жены. В третью Великую ночь, завершив чужой брачный ритуал… Не имея на то никаких прав, кроме одного — самого древнего и весьма дурацкого. И не в праве поступить иначе.

Дядя Эрфорд вчера позабыл упомянуть, что единение магии необратимо. Сколько бы Эйдан теперь ни скреплял брак с «дражайшей невестой», его ветру уже не заполучить этих искр. Все они послушным клубком роились в животе Нэда и не желали оставлять его в покое.

— П-познакомил? — лицо Эйдана дернулось в пугающей догадке. — ДругойЭквенор? Моюжену?

— Ты бы не потянул подъем в горы. И до алтаря бы не дошел. Гракс, ты бредил, Эйд, и растекался по замку лужей крови! — Нетфорд зажал лицо брата в ладонях и покрутил из стороны в сторону, выискивая признаки улучшения. Эйдан был кошмарно бледен, Мертвый лес оставил в нем слишком много следов. — Ты знаешь, как велика цена ошибки…

— И ты знаешь тоже, — Эйд смахнул его руки, поморщился, пытаясь придать телу более ровное положение. Отцовская трость с костяным набалдашником вывалилась из белых пальцев и упала на ковер.

— И я, верно.

Скорбно хмыкнул: Нэд даже не знал настоящего имени своей жены. Он и то, которым представилась фальшивка, запомнил с трудом… Хоть и был помолвлен с наследницей Южного предела многие годы. Даже забыть об этом успел — тот контракт уж плесенью на чердаке покрылся.

Отец берег искру матери. Не хотел заменять ее «молодой кровью», пока был в состоянии раздувать драгоценное жертвенное пламя. Его хватало для защиты все эти годы.

Мать, утраченная братьями в детстве, грела их своим огнем долгими зимами. Но с уходом отца Нэд лишился и ее последней искры. Словно разом потерял обоих.

Родители ушли вместе, одновременно, хоть мать и опередила отца на два десятка лет… Такой вот магический парадокс. И с их уходом стало так холодно, что к Нетфорду зима пришла на месяц раньше, чем в остальной Ташер.

— И кто заменил меня на алтаре? — с вызовом уточнил Эйдан, кривя дрожащие белые губы. — Дядя?

— Я. По праву старшего и… ради защиты Предела.

— Ради защиты! — растекся едкостью младший брат.

Эйдан был дурен здоровьем и пока паршиво соображал. Брата мучила боль, раздражала непривычная слабость, удручало бессилие. И потому все виделось ему в самом отвратном свете.

— И что, тебе хотя бы понравилось? — цедил он. — Исполнять долгстаршегогерцога?

Нетфорда передернуло от желчи, сочившейся из колких слов. Он обещал себе сдерживаться и не обвинять слабого брата в легкомыслии. Но снежная лавина обрушилась внезапно, словно кто-то подорвал ее изнутри. Холод обернулся пожаром.

— А ты помнил о долгемладшего, когда ехал ночью на охоту? — прошипел Нэд и в сердцах пнул трость. — Когда бросил целый Север на волю случая? Когда заманивал молодую жену в свои покои, намереваясь нарушить закон?

— Она и это рассказала?!

— Сам догадался! — яростно саданул кулаком по невинной шторе. Та вздыбилась волной и оборвалась с карниза, вновь открыв ледяной пейзаж. — Твой ветреный порыв чуть не стоил нам крепости и половины жизней! Гракс знает, скольким бы удалось осилить подъем в горы и переход изнанкой… Всякий принес свою жертву. Ты свою, я — свою.

— Не похоже, что ты чем-то жертвовал, — язвительно процедил Эйд. — Скорее, напротив, получил то, что тебе не причиталось!

— Это просто формальность. Право первой ночи… и последней, — Нетфорд отвернулся к окну, подставив колючему взгляду спину. — Я не претендую на твою жену. Эллайна будет тебе достойной супругой и…

— Варховы небеса! — вскрикнул Эйдан, заставляя обернуться. Брат выпучил глаза так, что те собралась вывалиться и укатиться на ковер. — Не ты ли сам сказал, что все ее достоинство осталось там, в саду, на алтаре?

— Убежден, все достоинства остались при ней, — устало прохрипел Нэд.

— Которая из добродетелей? Верность мужу? Непорочность и чистота? Не ты ли забрал их, брат?

— Эйдан, не веди себя как…

— Как кто?

— Как маленький мальчишка, лишившийся сладкой конфеты! — фыркнул, раздраженно поведя плечом. И не прекращая попыток ослабить узел на горле. — Тебя и так достаточно долго оберегали от дрянной реальности и обязанностей Эквенора.

— Я бы предпочел… пробовать свою конфету… сам…

— А что на этот счет говорит целитель?

— Что мне о близости пока не стоит и помышлять, — уныло проворчал младший Эквенор.

Нетфорд прикрыл глаза в надежде оградить себя от… лишнего. Как всякий заледеневший северянин, он был обделен фантазией. И ее пробуждение было бы весьма некстати.

Рано или поздно ураган уляжется. Ташер привыкнет к зиме, сердца людей адаптируются к холоду. Эйдан смирится с необходимой жертвой, сблизится со своей голубоглазой женой. Они скрепят брак, как и положено, их супружеские татуировки сменят серебро на золото. И спустя месяцы о «праве первого», потребованном у богов в страшный час, никто не вспомнит.

— Судя по тому, что родовая магия напитана огнем под завязку, ты себя не сдерживал, да? — горько хмыкнул брат, окидывая плывущим взглядом макушки башен.

Те и впрямь пылали непривычно ярко, не так, как в предыдущие зимы. Свежий крепкий дар, молодая кровь, сила его обезумевшего ветра, раздувшего целый пожар на варховом алтаре… Воспоминания до сих пор поджигали изнутри — хоть сосулькой заедай.

— Я взрослый здоровый мужчина, — ответил равнодушным хрипом. — Интерес к обнаженной женщине, зажатой между тобой и камнем, вполне естественен. Чего ты от меня ждешь?

— Что ты скажешь, что это было неприятно! Гадко. Отвратительно. Вам обоим! — Эйдан обиженно выпятил нижнюю губу, как делал в детстве. Всегда из матери веревки вил, заставляя потакать любым капризам.

Герцогини давно не стало, но ее «миссию» возложили на свои плечи Нэд с отцом. Светлый взгляд Эйдана, добродушный и открытый, его легкий нрав, щедрость и веселость… Все это подкупало. Хотелось, чтобы хоть в ком-то оно осталось.

— Ланта Эллайна лишилась чувств, когда дядя предложил мне тебя заменить, — в горле горчило от каждого слова. — До середины ночи ревела и тряслась в бреду. Не удивлюсь, если южанку стошнило от одной мысли, что ее первым мужчиной стану я.

— А после?

Пошатнувшись, Эйдан подался вперед, губкой впитывая признания. Словно этот яд был ему во благо. Облегчал страдания и снимал тревоги.

— Не знаю, как Кетрисс удалось ее убедить, — Нэд пожал плечами, отворачиваясь к окну. — Я не был уверен, что южанка придет. Час прождал. К алтарю Эллайна добрела вся в слезах, дрожа, как новорожденная вирра. Скуля, будто ее бросили на съедение демонам изнанки. Ты доволен? Это хотел услышать? Наслаждайся.

— Но как мне теперь делить с ней ложе, зная, что она… уже?

— Так же, как ей с тобой. Она-то у тебя явно не первая, брат? — из груди рвался злорадный смешок. Когда Эйд, облазивший все гиблые места Ташера в поисках приключений, вдруг стал поборником чистоты? — От твоих бурных похождений кровати в партэлях еще не остыли…

— Но я не трогал ее сестру!

— Ну так поезжай в Эшер, отомсти. Это ведь ланта Экарте испортила тебе первую брачную ночь, а не ты ей, верно?

Внутри все залило равнодушием, но знакомый холод вновь сменился пожаром. Словно кто-то кидал Нетфорда то в ледяную прорубь, то в кипящую купель. Не давая и секунды, чтобы привыкнуть.

— Ей следовало прийти ко мне, как обещала. Меня… Меня чуть не разорвало от желания, когда увидел Эллайну в том коридоре, мокрую и горячую! — признался брат, и в его глазах впервые за утро появился голодный блеск. — Как можно это вынести? Как ты выносил со своей женой?

— Не помню, — дернул плечом.

Нэд действительно не помнил, как он выносил. Не знал даже, что что-то выносить положено… После церемонии просто ждал, когда объявят ритуал в саду. Ни разу не навестил крыло лже-невесты и не изволил предложить самозванке прогулку.

Побеседуй он с ней хоть немного — наверняка почуял бы подлог. Понял бы по речи, что она не благородных кровей… Может, даже вспомнил бы истинное лицо перепуганной девчонки, подпалившей скатерть в день помолвки?

— Дрянные суеверия, традиции… Я не приспособлен к столь длительному ожиданию, — страдальчески скривился Эйд. — Приди она ко мне той ночью, я бы…

— Испортил все еще сильнее, — договорил холодно за разгоряченного брата. — Поезжай, поезжай в Эшер, успокой свою уязвленную гордость… Азара придется тебе по вкусу. Темно-рыжая, статная, гордая, все как ты любишь. Ты без труда соблазнишь графскую дочку.

Нетфорд раздражался все сильнее, вспыхивал все ярче. Чужой огонь, обжегший его изнутри, распалял эмоции.

— Что ж ты ее не привез? Эту Азару? — обиженно протянул брат. — Будто себе жену выбирал!

— Я выбирал сильный дар. Это наш долг и наша жертва.

— Жертва!

— Ты хоть на секунду задумался о том, что испытала твоя жена?

— А должен? — взгляд Эйдана помутнел, подернулся серым туманом.

— Утром объявили Великую ночь, вечером Лир притащил ее раненого супруга. А после девчонку вытолкнули в сад — к чужому, неприятному, пугающему мужчине. Она спасла весь Ташер, но боится глядеть в глаза собственному мужу…

Силы вдруг оставили Эйда, и он камнем завалился на подушку. Простонал что-то о невыносимой слабости и дрянных прогнозах лекаря. О желанной близости, о которой и грезить пока не стоит.

Нэд вернул штору на окно, задернул плотнее, защищая младшего брата от слепящего снега. И колючей правды.

— Хоть скажи, какая она на вкус. Скажи, какая… — потребовал шепотом Эйдан, вновь начиная бредить.

Сладкая, как вархово благословение. Пахнущая молодостью, свежестью, морем и дикими ягодами. С бархатной светлой кожей и голубыми льдинками глаз, с ямочками у вкусных губ, в чем-то южном, ажурном, золотом…

Дурманящая робостью и невинностью, пьянящая внезапным доверием, восторгающая нежданной храбростью. Искрящая, жаркая, перепуганная… Такая теплая, что снег таял, не долетая до алтаря. Спасение севера. И его погибель.

— Я не запомнил, — сухо бросил Нэд, отходя к двери. — Это просто обряд, брат. Я не задумывался ни о чем, кроме долга. Пробовать свою жену на вкус ты будешь сам… когда окрепнешь.

Загрузка...