«Ты придешь завтра?»— стучало в голове в ритме моих быстрых шагов.
«Это «да»? Это «нет»? Это «я не знаю»?»
Тук, тук, тук… Я поспешно удалялась от герцогских покоев, на ходу застегивая пуговицы на спине. Без прислужницы выходило неловко, пальцы едва доставали до петель. Но не просить же едва живого Нетфорда меня одеть?
«Эллайна, я не узнаю, что завтра наступило, пока ты не придешь…»
Опять ответственность. Слишком много ее для меня одной… Разве готова я отвечать за чужое «завтра»?
Вопросы продолжали меня пытать, хоть я уже прилично отбежала от спальни владыки Предела. Ярко освещенный коридор, безлюдный в этот час, привел меня в супружеские покои. Тут я смогу спрятаться под одеялом и вволю напридумывать о себе всяких заковыристых гадостей.
За окнами собирался рассвет, седое ташерское небо просачивалось сквозь голубые шторы. На обледенелом подоконнике сидела крохотная ташка, жалобно заглядывая в спальню. Я отворила, впустила замерзшую птичку внутрь.
На этот раз гостья не принесла никаких записок. Похоже, запомнила путь и рассчитывала вновь угоститься печеньем. Мошкары в саду уже не осталось, так что теперь ташку ждали лишь холод и голод.
— Держи, — я раскрошила сухарик на подоконник.
Ташка склевала все крошки, полетала над кроватью и устроилась на спинке кресла — поближе к горящей чаше.
— Вот и мне нужно было совсем немного тепла, — призналась я в своем преступлении. — И ему тоже нужно было… согреться.
Птичка тихонько присвистнула и нахохлила серые перья.
— Удивительное дело! — я нашла в ее лице благодарного слушателя. — Сколько ни отдаю долгов, а они все множатся и множатся. Копятся и копятся. И я отдаю, отдаю… не оставляя ничего для себя.
Сонно охнув, разморенная в тепле ташка лениво осмотрелась. Весь ее птичий вид недоумевал: чем этаким благородная леди недовольна?
— Если хочешь, можешь остаться в этой клетке. Тут есть огонь и печенье, — хмыкнула я с горечью. — А бежать все равно некуда.
Вот и Нетфорд ныне заключен в клетку. В тюрьму из собственного тела. В бесполезные мышцы, в плоть, в ограниченность чувств… Минуты тянутся как часы, часы — как дни. И он не узнает, что завтра наступило, если я не сожму его ладонь.
Но разве могу я прийти туда снова? Упасть в эту пропасть еще ниже, предать еще больше?
За ночь я сомкнула глаза совсем ненадолго, распластавшись на чужой кровати под горячим телом. Но сейчас спать не хотелось. За окнами зачинался новый день, обещающий свежую порцию мук и сомнений.
Я разделась и спрятала измятое платье в корзине для стирки. Оно пахло страстью, чувственным дурманом, магическим притяжением. Позором и стыдом.
Как это произошло? Почему я позволила этому случиться? Боги, Эль Экарте, да что с тобой?!
Я с силой растерла щеки, снежно-белые и хранящие следы поцелуев. Благородная южанка, да что вы говорите!
Пришла под покровом ночи в покои к обнаженному мужчине, измотанному лихорадкой, отравленному мраком. Быть может, даже бредящему… Да в себе ли герцог? И понимает ли, что творит? И не убьет ли меня одним взглядом, когда очнется по-настоящему?
Заглушив стон рукавом халата, я в сердцах ухватила флакон с парфюмированной водой и бросила туда же. К платью в корзину. Хватит!
Я больше к нему не пойду. Не пойду. Не пойду…
— Не пойду! — сообщила птичке, вернувшись с завтрака.
Кислая физиономия Эйдана Красивого испортила аппетит даже сильнее, чем копошившаяся в животе вина. Если я и дальше буду питаться крошками, то скоро сама стану размером с ташку.
— Не пойду, не пойду… — убежденно помахала пальчиком перед птичьим носом, когда за окном начали сгущаться сумерки и Фенора пригласила меня к ужину. — Заставлю себя поесть. Вернусь, умоюсь. И сразу лягу спать.
Недоверчиво щелкнув красным клювом, птичка перемахнула на другое кресло.
«Сиру Нетфорду стало лучше, — довольно подбоченился сир Эверхар, застав за ужином весьма мрачную компанию северян. — Я же говорил, что для ухудшения нет причин!»
Стало лучше — это хорошо…
Но как Нетфорд узнает, что завтра наступило?
— Не пойду, — фыркнула, вернувшись вечером в супружеские покои.
Придирчиво оглядела пустую корзину для белья: горничная уже забрала все в стирку. Тем и лучше! Меньше соблазна уткнуться носом в грязное платье, скомкать его, обнять, улегшись на подушку… И, жалея себя, всю ночь дышать запахом целовавшего меня мужчины.
Морозные узоры оплели окно до самого верха, стекло покрылось толстой корочкой. Я прижалась носом к холодной раме и сощурилась, пытаясь разглядеть огонь на сторожевой башне. Сказочная красавица в ледяном дворце. Одна, совсем одна. Так давно одна…
— Схожу, — разбудила дикую пташку робким поглаживанием, когда за окном стало совсем черно. — Но лишь затем, чтобы сжать ладонь его светлости. И сообщить, что завтра уже пришло. И скоро опять уйдет…
Не меняя простого домашнего платья, в котором спускалась к ужину, я осторожно вышла из спальни и побрела к герцогскому крылу. Яркий свет стенных чаш, отбрасывавших оранжевые всполохи на пол и потолок, вгонял в краску. Будто даже стены знали, куда я иду! И зачем.
В покоях Нетфорда было темно: огонь в нишах опять погасили. Нырнув из светлого коридора в черноту, я несколько мгновений привыкала. Моргала, жмурилась, мысленно отгоняя странные тени, что начали вдруг мерещиться.
Казалось, будто бы на постели герцога кто-то есть. Будто этот кто-то одет в светлое шелковое платье… Хотя нет: скорее раздет, чем одет!
Будто этот кто-то имеет длинную гриву темных волос, которую с таким азартом наматывает на кулак сир Нетфорд… И длинную шею, которую сир Нетфорд покрывает жадными поцелуями… И тонкие дамские пальчики, страстно впивающиеся в шею сира Нетфорда…
Все это могло мне померещиться. Игра теней, света и буйного воображения. Но я пока не лишилась слуха… и отчетливо слышала все эти охи, вздохи, щекотные хрипы и порочные стоны!
Нетфорд
Нэд по колено ушел в ту дрянь, что разлилась вокруг древнего разлома. Нахлебался мрака, борясь со стихией, что тащила герцога на дно. Отплевался, снова увяз в черной мерзости… Но это было не вчера, не сегодня. Какой-то из прошлых ночей.
А вчера в его сны, граничащие с явью, приходила голубоглазая южанка. И после ее ухода время размазалось, застыло. Бытие стало небытием. Завтра уже наступило? Нет?
Он сдернул с лица ненавистную повязку и осторожно ощупал лицо. То казалось знакомым, прежним — ни кровящих ран, ни липкости целебных мазей.
Нетфорд попытался поморгать и будто бы даже разглядел несколько неявных рыжих пятен перед собой. Огни чаш в его спальне. Мутные, призрачные, то выплывающие из темноты фонтанами света, то снова прячущиеся в тени.
— Стой… Стой! — прохрипел пламени, что упрямо ускользало от пробуждающегося зрения.
Бездна! Нэд снова ни гхаррова зада не видел.
И не слышал.
Тело трясло лихорадкой, пот скатывался с висков на подушку. Чужой огонь, забытый в его чреве прошлой ночью, лишь подогревал граксов жар.
Голова гудела огромным колоколом. Хрясь, бум, хрясь… Кто-то внутри проламывал себе путь сотней железных орудий. Мысли расплавлялись, будто в затылок вогнали раскаленное лезвие.
— С-с-с… — вдохнул с шумным присвистом, едва на его плечо опустилась холодная мокрая тряпка.
Что-то происходило с его телом. Нежные, ласковые руки омывали кожу водой. И от пальцев ощутимо пахло нимфейрой и дикими ягодами.
— Эль…
Ресницы задрожали, пытаясь нащупать образ. Мираж. Ярко-рыжее пламя взметнулось у стены, осветив кусок светлой ткани, и тут же потухло.
На глаза опустилась сброшенная повязка, сладкие пальцы коснулись губ. Так и «слышал», как она игриво прошептала: «Не шуми!»
Он не будет. Сегодня он безвольный кусок плоти, неспособный бороться со своими желаниями и помнить о долге. Очень послушный мальчик, готовый Граксу душу заложить за каплю целебной ласки.
Воздушная стихия заметалась по комнате, пытаясь нащупать южанку и толкнуть в его объятия. Но, дезориентированная потерей чувств, упрямо натыкалась на стены и чаши. Это не тот огонь, не тот… Ему нужны другие искорки. Те, что живут у южанки в бешено скачущем сердечке.
Комнату залило мраком, повязка заглушила «световые пятна», заставляя прислушаться к ощущениям. Ткань скользила по его телу, и руки, управлявшие ей, пахли так явственно, так ярко, что не осталось сомнений. Ланта Экарте вызвалась поухаживать за ним.
Голубоглазая жемчужинка Юга. Храбрая девочка, втянутая в жестокий северный кошмар. В мир темных монстров, мертвой изнанки и ледяных мечей.
Воображение тут же дорисовало образ. И рыже-золотые завитки над вздернутым носом, и прозрачные хрусталики водных глаз, глядящие с укором на хворого и уязвимого… Он знал, что не имеет права таким быть. Слабым и безвольным.
В измотанном теле не осталось сил бороться с искушением. С притяжением. С молотом, разбивающим грудь от одного взгляда на миловидное точеное лицо. С припухшими губами, блестящими зрачками и ямочками на щеках.
Взгляда!
Нэд выгнулся, зарычал исступленно. О, северные боги услышали молитвы дурака. И тут же вняли им, злорадно потирая когтистые лапы…
У него всего-то и было отрады, что видеть ее и слышать! А теперь забрали и это.
Нэд почти услышал хруст знакомой ткани под своими грубыми пальцами. Вчера он изучил это платье до последней пуговки на спине, оно до сих пор хранило запах их страсти. Герцог вполне мог представить его цвет — или серый, или голубой… Так тонко подчеркивающий необычную красоту яркой девушки с Юга.
В какой момент он пропал? На алтаре или раньше? Может, еще в тот день, когда намокшая в озере девица запрыгнула на черногривого жеребца? Когда, задрав край сорочки, поставила теплую исколотую пятку на его мозолистую ладонь?
Наваждение! Запах духов был настолько сильным, что у Нэда сводило зубы. А она все медлила, все не решалась поймать его губы поцелуем. Удивительная выдержка. Если вчера был не сон, то Эль уже знала, как прекрасно все может быть. Как невозможно, как сладко до боли.
Ланта Эллайна никогда раньше не носила духи так ярко. Обычно они тянулись с ее кожи еле ощутимой, мучительно притягательной струйкой, обволакивали тонкой лентой… Но нынче заливали волной. Она хотела быть узнанной сразу, еще с порога.
Желания накатили дурманом, голову разбил колокольный набат. Будто не меньше года минуло с прошлой ночи! Нэд жадно схватил девчонку, потянул к себе. Она сжалась послушным комком в его руках, позволила сорвать платье с плеч.
Нетфорд хорошо запомнил, где какие застежки… Ему не нужны были глаза, чтобы расправиться с дрянной тряпкой, что мешала напиться из огненного источника.
Ее горло напряглось, в ушах померещилось «Ах!»… Венка на нежной шее пульсировала, сердечко колотилось. Она соскучилась по нему не меньше.
Нэд провел шершавым пальцем по губам. Те шевелились, она бормотала что-то… Но, будь он проклят, он ни гхарра не слышал!
— Эллайна… Эль… — хрипел в ее губы, которые будто бы кривились от муки.
Разве успел он сделать ей больно? Он едва сдерживал себя, чтобы быть осторожным и не пугать маленькую южанку.
Она могла принадлежать ему… При каком-то из сотни других раскладов — могла бы!
Если бы проверил свою фальшивую невесту, если бы вовремя остановил свадебный ритуал, если бы устроил новый смотр огненных дев… Не для Эйдана — для себя.
Если бы не спешил покончить с формальностями и отдаться трауру по отцу, если бы не был так равнодушен к своей предопределенной судьбе старшего сына. Так много «если» отделяли его от желанного. Накрепко, навсегда.
Он уткнулся лбом в ее голое плечо, надсадно хрипя. Если бы, если бы… Но этому не бывать. И он просто вор, истерзанный лихорадкой. Просто дрянной брат, забывший о долге, чести и целом Пределе.
Холодные губы нашли его горячий висок, прижались крепко, разнося по коже прохладу и облегчение.
Нэд рывком подмял жемчужинку под себя и принялся жадно повторять носом вчерашний путь. Маленькое ушко, длинная шея, нимфейра, лесные ягоды… Быстрее, быстрее! Пока он ни Гракса не соображает и готов нырнуть в черный омут с головой.
Нет, что-то было не так. На вкус кожа была другой — приторной, пряной. И запах за духами удивлял неприятной «мыльностью». И этот рот — слишком алчущий, напористый, дерзкий…
Откинув от себя девицу, Нетфорд уставился в черноту. Боги прокляли его, точно прокляли.
Это была не Эль. Ее грубая копия, залитая знакомыми духами! Кто-то обманывал его, издеваясь над герцогской слабостью.
— Пошла вон… Пошла вон! — рявкнул в темную ночь. Не слыша ничего и не видя.