Как в тумане я брела из домика за конюшней к черной громаде Эквенорского замка. Мокрый снег шлепался на лоб, морозил кожу, лип к волосам, пробирался за воротник…
Неуютный, холодный, негостеприимный север будто бы пытался меня отторгнуть. Прогнать домой, на юг. При этом сам привязал накрепко к мерзлой земле — магией, брачными клятвами, запретными чувствами.
Быть владыкой Предела — это не про любовь. Быть женой Эквенора — видимо, тоже.
Поцелуй — какой-то из тех, последних — до сих пор жег губы. Тело неуклюже пошатывалось, ноги скользили по заледеневшей снежной корке. Лопатками я ощущала тяжелый взгляд, которым провожал меня хозяин дома за конюшней.
Будь во мне немногим больше смелости и понимания, что наутро я смогу с этим справиться, я бы осталась. Не из необходимости, не из страха потерять дорогого мужчину… А потому, что сама этого желала. Быть с ним, принадлежать ему — во всех известных богам смыслах. Засыпать в его руках и просыпаться в них же.
Но здесь, в Ташере, это было решительно невозможно. Не было тут тропы, что соединила бы замерзший юг и отогревшийся север…
Нетфорд, конечно, мог бы воспользоваться правом владыки и запретить говорить обо мне дурное… Но разве могла я, чужая жена, оставаться ночами в домике за конюшней, а наутро завтракать с леди Кетрисс и сиром Эрфордом? Смотреть в глаза Эйдану, обсуждать гуляния с Хари?
Кто-то другой, наверное, мог бы… Но не я. Меня стыд и унижение с потрохами сожрут в первое же утро!
Но сегодня, будь смелее, я бы осталась… На одну ночь. Чтобы пальцы запомнили, как под ними наливаются силой тугие мышцы. Как перекатываются, когда тело герцога нависает над моим. Как разогревается его кожа, стоит коснуться ее ладонями…
Я судорожно сжала кулачки и сунула в карманы плаща. Пальцы и сейчас все помнили. Все, что нынче осталось при мне — это память. И еще огненный клубок чувств, превращающий сердце в уголь.
Вряд ли я смогу когда-нибудь так же сильно полюбить Эйдана. Пока даже симпатию к мужу обнаружить в себе не получалось!
Свяжи нас магия, все было бы проще. С первой минуты единения стихий мы бы уже не видели ничего, кроме друг друга… И не пришлось бы темной ночью возвращаться в пустую спальню, в которой меня никто не ждет.
Леди Кет понимала, как сильно все запутается, если стихии свяжут меня не с тем Эквенором. Но ее, как всякую хранительницу Предела, больше заботило благополучие крепости. И подступающая к границам Ташера ледяная ночь…
Сонливость, вызванная холодом, магической опустошенностью и усталостью, немного притупляла отчаяние. Кое-как переставляя ноги, я добралась до своего крыла и открыла дверь спальни. И тут же поняла, как крепко ошиблась: меня тут ждали.
— Дражайшая? — лениво поднялся с подушек Эйдан и отдернул балдахин, частично скрывавший бледную фигуру.
Мой настоящий муж, не мираж, вызванный горячкой! Лежащий на постели в одних светлых подштанниках! Остальные его одежды были аккуратно сложены на спинке кресла.
От огненной чаши в стене шел сильный жар, и я невольно устремила взгляд туда. Узнала шелковую ткань, которую с аппетитом поедало пламя. Судя по серебристой вышивке, там догорало мое серое платье.
Не на такую чистку я рассчитывала, кидая наряд в корзинку для белья…
— Ваша светлость? — я ухватилась за дверной косяк, повисла на теплой деревяшке, не решаясь сделать шаг внутрь. К моему слишком настоящему супругу, который лучше бы оказался видением.
Эйдан сощурился, разглядывая мой взволнованный вид. Так сразу и не понять, что раздосадовало его больше — слишком поздний визит, помятое лицо, мокрые щеки или платье в снежных разводах и копоти. Но знакомая брезгливость вновь тронула красивые полные губы.
— Я был в покоях брата. Надеялся застать «владыку Предела», но он изволил сбежать… Зато я совершил интереснейшее открытие.
— Какое? — я сделала шаг вперед, и дверь за спиной тихо затворилась.
— Вся его постель насквозь провоняла духами моей жены.
Равнодушно поведя плечом, Эйдан потянулся к прикроватному столику и схватил с него стеклянный флакон. Сковырнул серебряную заглушку, приник к сосуду носом. Поморщился, словно парфюмированная вода пахла болотной тиной и гнилыми тушами.
— Да, верно, это твои…
— Вы так хорошо разбираетесь в дамских парфюмах, ваша светлость, — пробубнила неприязненно, обходя постель на безопасном расстоянии.
— Тонкий флер водяных лилий… и чего-то ягодного… — младший герцог задумчиво поднял брови домиком и уставился на потолок. — Так пахла ты тем утром, когда сообщила мне о том, что третья Великая ночь минула.
— Я выбросила флакон в корзину для стирки, — сообщила супругу, недовольно хмуря брови.
Кто принес эту воду обратно? И зачем? В качестве извинений за воровство или чтобы нанести еще больший вред?
— Что ж, его тебе вернули…
— А перед тем забрали. Какое непостоянство, — нервной походкой я расчертила свои покои.
Визит Эйдана раздражал, внутри взрывались искры. Я рассчитывала забраться под одеяло, закутаться в свое отчаяние, закопаться в уныние и дать волю слезам… Хотелось потребовать, чтобы супруг покинул нашу спальню. Немедленно! Чтобы забрал свои аккуратно сложенные рубашки и халаты и выметался туда, где коротал предыдущие ночи…
Но можно было представить, как он издевательски рассмеется в ответ. Весь расслабленный вид мужчины кричал, что Эйдан не планирует уходить. «Его светлость» наконец опустилась до общения со своей супругой.
— Ты зря пропустила семейный ужин, Эллайна. Хари как раз рассказывала занимательную историю, как видела в покоях Нэда девушку. В платье, очень похожем на твое…
— Неужели? — изумилась я картинно.
Не помню, чтобы в той спальне был зеркальный потолок, в котором Хари могла уловить собственное отражение…
— В зимнем саду она пыталась образумить моего брата. Предотвратить беду. Но Нэд остался глух.
— Какая отвага… Какое самопожертвование… — я подавила в себе нервный смешок, лишь выдохнула с присвистом. — Хорошо, что вы сожгли это платье, сир Эйдан. Я не планировала его больше носить. Раз Хари так нравятся вещи, что были пошиты для меня, можете набрать ей еще барахла из этого шкафа. И духи… духи тоже верните. Ей нужнее. Без них она пахнет собой.
Некрасиво икнув от горечи, заполнившей горло, я махнула рукой в сторону гардеробной. Пусть он хоть все заберет и передаст аскарке! А меня оставит в покое. В моей боли и печали.
— Нужнее, потому что твой запах и твои наряды кому-то особо по вкусу, верно, дражайшая? — вкрадчиво уточнил Эйдан, поднимаясь с кровати. — Что до меня… Пожалуй, нет. Этот аромат мне кажется излишне девичьим, невинным, неуклюжим. Я подберу для тебя новые духи, те, которые понравятся мне. Твоему супругу, дражайшая.
Младший герцог ловко закинул флакон в чашу, и красное пламя поднялось столбом чуть не до потолка.
Эйдан качнулся на повороте, ухватился за деревянный столб, растер щеки… Варх прибери! Мой муж был весьма и весьма нетрезв.
— Лекарь разрешил мне насладиться наконец супружеством, — его губы тронула нахальная улыбка. — И я буду им наслаждаться… моя дражайшая жена.
— Сегодня не лучшая ночь для этого, ваша светлость, — прошептала, сдвигаясь к окну.
Муж упрямо шел на меня и, достигнув цели, ухватил за ворот плаща. Потянул за шнуровку, распахнул тяжелую промокшую ткань, подбитую мехом.
— Ты давала клятвы. Остальное я решу сам, — сообщил он строго. — Я герцог Эквенор, Гракс тебя задери! Я стерпел, когда мне нашли жену, не спросив мнения… Даже с ассортиментом не ознакомили! Затем меня лишили Великой ночи под Звездносводом. Чудесного единения стихий. Первой пробы моей невесты…
Он пошатнулся и по привычке схватился за живот. Раны еще беспокоили Эйдана, но распитые за ужином напитки заставляли забыть о боли.
— Вы сами лишили себя «чудесного единения», отправившись на ту охоту, — напомнила ему, нехотя позволяя освободить плечи от плаща.
— Мне нужно было выпустить пар, — поведал вкрадчиво Эйдан, придирчиво осматривая мое мятое одеяние. — Решил, что будет не слишком культурно вот так сразу заявиться в партэль…
— Да лучше бы заявились, — выдохнула, ощущая, как горло сжимает судорогой.
Паника накрывала сознание. Сбегая от старшего герцога, последнее, что я планировала, — оказаться в постели с младшим!
— Я видел, откудаты шла, — неприязненно поджав губы, Эйдан кивнул на черное окно.
— Я читала Талии сказки.
— А теперь читаешь мне, да? — он рассмеялся. Жестко, обвиняюще.
Поймал мою замерзшую руку, покрутил перед собой, разглядывая серебряную вязь. Брачная татуировка должна была стать золотой, но пока оставалась такой же, как в день свадьбы.
— Пожалуйста, сир Эйдан… Не сегодня. Не сейчас, — я зажмурилась, пытаясь сдержать дрожь, в которую меня бросало от каждого его прикосновения. — Я уже отдала… долг юга…
— Так, может, отдашь теперь долг порядочной жены? Или ты думаешь, леди Эль, что вот это, — он потряс тыльной стороной ладони перед моим носом, — на нас просто так нарисовано? К следующей зиме ты должна родить.
— Еще одна ташерская традиция?
— Именно так. Хочешь ты или нет, а нам придется над этим поработать.
К следующей зиме! Дварфова пропасть… Чернота встала перед глазами и не желала рассеиваться.
— Что такое, Эллайна? — муж ухватил за подбородок, заставляя смотреть прямо.
В его зрачках растекался колючий холод, а ведь когда-то в них было тепло. Пусть не в первую нашу встречу, зато во вторую… И притяжение между нами вполне могло тогда случиться.
Удивительно, что Эйдан, мужчина легкий и переменчивый, так глубоко ранен случившимся на алтаре. Раньше он менял спутниц чаще, чем брюки. Но его самого, видимо, не меняли никогда. Может, это даже изменило его немного… Да только в лучшую ли сторону?
— Я не хочу, — сообщила ему шепотом. — Этого… с вами… не хочу.
— Я и сам не в восторге, дражайшая. За что боги так со мной? — он резко убрал ладонь от моего лица, заставив пошатнуться. — Зачем заставили жениться против воли на той, которую я уже не смогу полюбить? Что мне делать с тобой, Эллайна?
— Отпустите, — взмолилась тихо, комкая вспотевшими ладонями юбку. — Отпустите меня, пока еще не поздно, пока возможно, пока союз не скреплен и…
— Не могу. Не могу отпустить твой огонь.
И этот не может!
Такие всесильные, такие храбрые, такие величественные… И ни гхарра не могут.
Ташерцы! Герцоги! Варховы Эквеноры! За что судьба так крепко связала меня с этими братьями?
— Скажи мне честно, Эллайна, — с легкой брезгливостью муж принялся дергать застежки на платье. — Это продолжается, да? Той ночью на алтаре все не закончилось?
Я обреченно прикрыла отяжелевшие веки. Уже сейчас понимала, что пытка продлится до утра. И не факт, что я перенесу все акты отвратительной пьесы.
— Всякий в Ташере знает… как мучительна стихийная связь… — прохрипела я, не в состоянии отпираться.
— Сейчас ты скажешь, что не могла сдержать порыва? Ах, магия, ах, она толкнула! — Эйдан отпихнул меня к постели, но тут же сам остановил. Развернул к себе, закрутив усталое тело. — Да ты просто маленькая… лживая… дурно воспитанная…
На каком-то из поворотов, наполнявших горло горькой мутью, я уловила размашистое движение его ладони. Даже закрываться не стала, только сжалась вся, дожидаясь удара.
Которого не последовало. Пальцы Эйдана собрались в кулак и с тихим выдохом владельца спрятались за герцогскую спину.
Никогда, ни разу — ни отец, ни дядя, ни леди Беатрис — не шлепали меня по лицу. Но у главной графской поварихи рука была тяжелая, и я видела, как это бывает, на примере Фанни. Стоило подруге отвлечься и дать соусу прикипеть, как девушка получала сочную затрещину. Даже не ойкала — привыкла.
Я ощупала нетронутую щеку и с вялым интересом поглядела на мужа.
— Почему не ударили?
В голове звенело. Я успела и испугаться, и нафантазировать себе грядущие синяки, с которыми утром спущусь к семейному завтраку. Безмолвную жалость леди Кет, мстительную ухмылку Хари, серую мрачность сира Нетфорда…
— Что это изменит? Моя жена перестанет желать моего брата? Третья Великая ночь сотрется из памяти? Ложись, Эллайна, — Эйдан холодно указал на примятые подушки. — Ташеру нужен наследник.
Я захлебнулась обидой и унижением. В этом равнодушном жесте сквозило все, что думает обо мне муж. Намекало на то, какое место с этих пор я буду занимать в жизни Эйдана.
Особенно больно было оттого, что я заслужила его неприязнь. Еще тогда, когда шла ночью в покои «не того Эквенора», я знала, что падаю в пропасть окончательно. И обратного пути из нее не будет.
— Ты отвратительна мне, Эллайна. С ритуала в Погибшем саду отвратительна. И мне плевать, что толкало тебя на это — магия, долг, договор или что еще…
— Боги севера, а что вас толкало на ту охоту? А к дверям моей спальни за день до третьей ночи? — всхлипнула, трясясь под уничтожающим взглядом. — И, видимо, еще долго будет толкать во все ташерские партэли!
— Я мужчина, — сообщил он сухо, упрямо тыкая пальцем в кровать. — Традиции севера таковы: на муже защита Предела, на жене — верность и честь.
— Традиции, бесконечные традиции… Вы правы, сир Эйдан. Я виновата перед вами, — прошептала, распрямляя плечи. — Но и вы виноваты передо мной. А теперь… теперь уж без разницы, с кого это все началось…
Без сил я уселась на краешек кровати, скомкала пальцами простыню. Северу нужна моя магия, мой огонь, мой возможный ребенок, наследующий бремя ответственности… Не нужна только я сама.
В висок настойчивой, больно жалящей мухой колотилась мысль: мне стоило остаться в доме за конюшней. Наплевать на все традиции и порядки, на доводы разума и сомнения… И остаться. Потому что то, что вот-вот должно было случиться в супружеских покоях, не укладывалось в голове.
Мне всегда казалось, что у меня будет лишь один мужчина. Тот, что первый, он же и последний. С самого начала супружества все пошло гхарру под хвост, но теперь… теперь это ощущение снова крепло. Не хотелось, чтобы ко мне прикасался кто-то другой, кроме первого.
Нетфорд обещал защиту. Что никто меня не обидит и слова дурного не скажет… Но здесь его не было. А Эйдан говорил много, очень много дурных слов! И явно собирался не раз обидеть.
— Все эти дни вы и смотреть на меня не желали, — сообщила ему негромко, провожая взглядом кувшин. — Не помнили, чья я жена.
Мой истинный муж, дарованный богами и законами, встал у стола. Нацедил в свой бокал очередную порцию, оценил на свету насыщенный пурпур напитка.
Видит Варх, Эйдану было уже достаточно. С каждым новым глотком губы на красивом лице кривились все неприятнее.
— Так сколько раз у вас было после алтаря? — отвернулся он от кувшина.
Младший герцог качнулся, приблизился, встал надо мной. Одной рукой рисовал в воздухе узоры наполненным бокалом, другой крепко держал меня за плечо.
— Сколько чего? — заморгала ресницами, теряя связь с реальностью.
— Ну же, говори… Хочу услышать признание из твоего хорошенького лживого ротика, Эллайна, — он рывком поднял меня к себе, поставил перед сопящим носом. — Вчера? И сегодня? И когда еще?
Муж словно обезумел. Принялся вдруг трясти меня во все стороны, отрывая кружево от рукавов. С запястий посыпались бледные искры, но их после тренировки осталось немного. Резерв не восстановился, лишь равнодушный ветер завывал внутри.
— Говори!
Я упрямо молчала, сжимая зубы. Это мое бремя, только мне его нести.
— Хорошо. Сегодня мы будем аккуратны, — пообещал Эйдан, дергая шнурок на брюках. Он выпустил меня, но не бокал. Позволил рухнуть в постель. — А завтра тебя снова проверит целитель. Надо убедиться, что при появлении наследника я не буду воспитывать чьего-то бастарда.
— Ваша светлость… — я разыскивала милосердие в его колючих светлых глазах.
— Ложись, дражайшая. Или я уложу тебя силой.
Муж больше не касался меня руками, но прибивал бешеным взглядом. В нем было столько всего намешано! От ярости и раздражения до пренебрежения и какого-то болезненного желания.
Нет, милосердия там не имелось…
Шумно отхлебнув, Эйдан отбросил бокал на ковер, залив голубую шерсть алыми брызгами. Порывисто нагнулся и впился губами в мой рот. На язык потекла терпкая жидкость, которую герцог не успел проглотить. Наполнила тело слабостью и жгучим отвращением.
— Если дело только в наследнике, почему не подождать осмотра? — пробулькала, вынужденно сглатывая крепкий напиток. Горло разодрало, я чуть не захлебнулась. — К чему эта… «аккуратность», сир? Вы пьяны и еле на ногах стоите…
Заметив новый маневр, я увернулась от его губ. Скривилась в ужасе.
— Поэтому тороплюсь прилечь, дражайшая. В своих покоях. Это ведь мои, я не спутал? — муж небрежно пихнул меня в плечо, заставляя завалиться на подушку.
Мышцы размягчило апатией. Я вяло отползла подальше, опасаясь, что Эйдан с минуты на минуту рухнет сверху.
— Мне нехорошо, — потерла лоб запястьем.
Похоже, я промерзла на том пустыре до костей. Тело начинало ломить приближающейся лихорадкой, но это была не главная моя проблема.
Юбка вдруг задралась порывом ветра, и Эйдан с любопытством оглядел кружево нижней сорочки. Смущенная наглым рассматриванием, я попыталась подняться. Но граксов воздух настойчиво прижал меня к подушке, не давая шелохнуться.
— Ты права, Эллайна: дело не только в нашем с тобой долге. Я заслужил право попробовать собственную жену. И я должен напомнитьвсем, чья ты, южанка, — прохрипел он с неприязнью. Словно роль дегустатора была ему противна, но и тут был какой-то долг, который необходимо отдать.
Его бледное тело, пропитанное насквозь крепкой дрянью, и секунды не стояло ровно. Колыхалось, точно плакучая гава на осеннем ветру. Эйдан морщился при каждом развороте, все еще ощущая тяжесть ранений.
Я могла попробовать справиться с ним. Пожалуй, хрупкая обессилевшая южанка и нетрезвый северянин, мучающийся болями, — примерно в одной боевой категории. Но изменит ли это хоть что-то?
Не сегодня, так завтра младший герцог явится в наши покои за наследником Севера. И примется брезгливо, но усердно исполнять долг «всякого сына Эквеноров».
— Не бойся, дражайшая. Я не намерен причинять тебе боль.
— Не намерены?
А по желчи, что стекала с его языка при каждом слове, казалось, что это единственное, о чем мыслит муж. О том, чтобы наказать и меня, и Нэда за свою ошибку. За свою невоздержанность, легкомыслие и глупость.
— Я искусен, обходителен, умел… Тебе разве не говорили? — он разгладил морщинку на светлом лбу и стряхнул серебристые волосы с плеча. — Я обязан узнать, какого ты вкуса. Ятвой муж.
— Дело в Нетфорде, да? Вы его ненавидите?
— Ненавижу? Нет. Он мой брат. И владыка Предела. Всегда знает, как правильнее, как лучше для севера… Руководит судьбами других, как фигурками на игровой доске. Смотрит с укором на тех, кто смеет думать и о своих желаниях…
Едва я отвлеклась на беседу, Эйдан упал в кровать. Вмял меня в простыни, чуть не переломав кости. Продолжил сдавленно:
— Старший сын своего отца… Долг, долг, долг! Но знаешь, чего он не может?
— Чего? — прохрипела, пытаясь отползти к самому изголовью.
Эйдан оказался не таким легким, как его нрав и ветерок.
— Забратьмоюжену. Нэд слишком чтит традиции, слишком верен долгу… Он слишком Эквенор, — Эйдан погладил меня по губам, улыбнулся хитро. — Он никогда не нарушит правил.
— Вы жестоки, — я растерянно покачала головой.
— Брату полезно почувствовать себя уязвимым. Не всемогущим. Он так хотел, чтобы я нес бремя ответственности, чтобы исполнял долг Эквеноров? Так вот, дражайшая, я здесь, чтобы его исполнить, — кружево под моим платьем обиженно затрещало. — И принять, наконец, невесту, которую так заботливо подыскал для меня старший брат. Нэд сам велел мне делать наследника… Ведь «это я умею лучше всего»!
— Жестоки, мстительны и пьяны… — покивала своим мыслям, во все глаза глядя на супруга. — Ворчите так, будто у его светлости есть все, чего он пожелает. Что «все»? Серый пейзаж за окном и бремя долга, которое никто с ним не спешит разделить? Клеймо вдовства и случайное дитя без права на имя? А вы… Вы всю жизнь ведете себя, как блудливый гхарр! Словно никому ничего не должны, кроме как мять чужие юбки!
— И вел бы дальше, если бы не Нэд… — устало профыркал Эйдан и с треском рванул на мне шнуровку. Переход от слов к делу вышел столь внезапным, что я вся съежилась.
Никакие ташерские традиции и законы не могли меня сейчас убедить, что происходящее — правильно. И нормально. И вообще — что именно за этим меня дядюшка и отдал северянам!
— Пустите, — прошипела зло, упираясь ладонями в голые плечи. Его кожа была холодной и чуть серебрящейся в полумраке спальни.
— Тетка Кетрисс так старалась, убеждая меня, какая чистенькая, невинная, ни на кого не похожая невеста мне досталась. Я почти поверил, почти разглядел «свое счастье» за этими красными щеками и перепуганными глазами…
Он целовал меня. Целовал!
И каждое прикосновение губ к коже ощущалось уколом лезвия. Будто Эйдан оставлял невидимые ранки — на шее, на щеке, на ключице. Горло сводило судорожными позывами. Еще пара таких поцелуев — и мне понадобится тазик для умывания!
Боги все напутали. Этот мужчина не мог быть моим будущим. Возможно, он был чьей-то чужой судьбой… Но не моей.
Иначе как объяснить, что огонь внутри рвался его кусать, жалить? Бить пламенной плетью, словно тренировочного манекена? Дар не принимал этого человека, не хотел его рядом со мной. Не истрать я магию на пустыре, Эйдану бы крепко не поздоровилось.
— Кетрисс говорила, что после ритуала единения ты станешь для меня чем-то особенным. Что ж, она не обманула… Ты стала. Моей головной болью, моим наказанием. Мы с тобой… вечное мучение друг для друга, — Эйдан дрожал надо мной, локти едва держали его израненное тело на весу. — С этой ночи ты больше не будешь бродить по замку одна. Я приставлю к тебе неллу. С братом будешь видеться лишь в моем присутствии. Завтра я торжественно объявлю, что скрепил брак и приступил к священной обязанности продолжать род Эквеноров…
— Хватит. Не смейте. Вы не имеете права так со мной…
— Имею, имею, дражайшая. Лежи тихонько, я сегодня не в том состоянии, чтобы бороться.
Ненавидя себя за то, что собираюсь сотворить, я с силой вдавила кулак Эйдану под ребро. Герцог охнул надсадно, дернулся, отстранился от меня. Зыркнул сердито, и через секунду порывистый ветер вбил меня в простыню — не продохнуть.
Дварфова пропасть!
— Я любил бы тебя, Эллайна… Любил бы, — прошептал Эйдан с обиженным надрывом. С упреком, с каким щекастый карапуз ругает сломавшуюся в его руках игрушку. — Но, очнувшись после ранения и узнав про алтарь, понял, что не смогу. Больше не смогу. Я мужчина. Я Эквенор! У меня есть гордость.
— Я бы тоже постаралась полюбить вас, — зажмурилась, угасая, растворяясь в лихорадочном жаре. — Со всеми вашими грехами и дурными привычками. Если бы вы мне хоть немного помогли в этом, если бы подошли, протянули руку… Но теперь уж не смогу. Я женщина. Я Экарте. И у меня тоже есть гордость.
— К концу ташерской зимы от нее не останется и следа, дражайшая, — тряхнул серебряными прядями мой «обходительный» супруг и потянулся к брюкам.
Я часто заморгала. Взмолилась, глядя в белый потолок, украшенный дорогой лепниной. Боги, боги… Происходило что-то неправильное, невозможное. Я и доли нынешнего ужаса не испытывала на алтаре в Погибшем саду!
А сейчас твердо поняла, что эта ночь будет такой же непоправимой, как и та — третья, Великая. И она, эта граксова ночь, навсегда отрежет меня от сердца Нетфорда.
Завтра… Завтра за завтраком Эйдан объявит, что вспомнил о своей жене. Дражайшей и со всех сторон желанной. И намерен продолжить род Эквеноров… После тщательного обследования целителем своей неверной, грязной супруги, разумеется.
Я забилась под воздушным прессом, вжимавшим меня в кровать, истошно хрипя и молясь всем богам Междумирья. Как несправедливы они, как жестоки! Разве не могут хоть они отпустить меня? Такие могучие, такие великие…
— Дон-н-н! Дон-н-н! Дон-н-н! — разнеслось снаружи так громко, что даже накрепко закрытые окна не заглушили тревожный звон.
Эйдан резко подскочил с меня, затянул шнурок на штанах. Шатаясь, подбежал к окну и распахнул шторы.
— Демоны! Демоны изнанки! — весь Ташер заполнялся паникой. — Они всюду! Мрак у порога!
Я поднялась на кровати и устремила взгляд в раскрытое окно. Со сторожевых башен без остановки сыпались огненные стрелы. Туда, в черноту, что неумолимо надвигалась на крепость.
— Слишком много… — пробормотал Эйдан, сердито растирая лицо. — Никогда не было так много. Безумие!
Запахнув платье, я сползла с постели и нервно прижалась лицом к стеклу. Отсюда едва получалось разглядеть, как от северных ворот навстречу тьме стремительно двигался конный отряд.
Ташерские воины вышли на защиту крепости, обнажив сияющие мечи. А перед ними сверкал лоснящейся шерстью вороной конь с плечистым наездником в черном плаще.
— Зачем? Зачем они туда? — я в исступлении схватилась за голубую штору и уставилась на горе-супруга. — Там же мрак! Не безопаснее ли остаться внутри стен? Ведь есть огонь, есть…
— Нэд, брат… какого гхарра ты творишь? — не видя меня и не слыша, пробормотал Эйдан.
А затем, сбросив с себя оцепенение, быстро натянул рубашку на размякшее тело. Скрутил ладонью воздушный ком, швырнул к ногам… и ветер побежал впереди него, разыскивая воинов младшего Эквенора. Сквозящим шепотом приказывая тем седлать коней.
Накинув плащ прямо так, на порванное платье, я поспешила за второй «светлостью». Они одновременно спятили, так? Это что-то наследственное?
Гул на улице стоял невообразимый. Оседланные жеребцы нетерпеливо ржали, северяне забористо бранились. «Дон-н-н… Дон-н-н…» — разносилось тревожное с охранной башни.
— Да куда вы собрались в таком состоянии?! — мой жалкий вопль потонул в гуле голосов.
Шатающийся Эквенор, младший, но упертый, лихо вскочил на Лира и припустил вперед. Прямо в открытые северные ворота. Злость будто бы отрезвила его, придала сил. Второй отряд поскакал следом, взбив снег в мокрую пену и подняв пар над ташерской землей.
Жемчужно-белый зад скакуна отдалялся от меня так быстро, что через мгновение стал размером с некрупный альта-цитрон. Серебристая грива Лира сплеталась с разлохмаченной копной Эйдана и тонула в снежных сугробах, подсвеченных огнями выпущенных стрел.
Варх Всемогущий, когда просила освобождения, я не имела в виду, что желаю немедленно овдоветь!