Лолита
Прежде, чем идти к отчиму, я поднимаюсь в свою комнату переодеться. Топ и легинсы кажутся неуместно легкомысленными для общения с Олегом.
Мобильный отбрасываю на кровать, включив авиарежим. Он вдруг начинает выглядеть в собственных же глазах орудием преступления.
Я знаю, что в переписке с понравившимся мужчиной нет ничего криминального. Любой другой девушке можно баловаться и не бояться сверх меры. Но чертов протокол безопасности Яровея прочно сидит в голове.
Незнакомца мне никто не одобрял. И не одобрит.
Наспех приведя себя в порядок, стучусь в кабинет и опускаю ручку на глухом «входи».
За все года я бывала в просторном кабинете может быть раз тридцать. Без Олега в жизни не рискнула бы войти. Впрочем, как и без его приглашения. А тем для задушевных разговоров тет-а-тет у нас не так и много.
Вместе со мной в его кабинет заходит скованность и неловкость.
Нас объединяет в первую очередь любовь к маме. Ради нее мы принимаем существование друг друга в одном пространстве. Мы ни разу не были в длительной откровенной конфронтации, но и переходить невидимую черту, играть в отцы и дочери не стали.
В памяти иногда всплывают моменты, как Олег таскал меня на шее лет в пять, как на руках нес в машину, когда у меня случилась жестокая горячка и мама не знала, выживу ли. Он тоже тогда волновался. Все волновались. А мне было всё равно.
В восемь Олег казался мне лучшим другом. А ближе к тринадцати я пошла на отдаление. Он не пытался удержать.
Сожалею ли я? Вряд ли. Возможно, именно то расстояние, на котором мы с ним находимся, самое комфортное для нашего сожительства.
Мы не враждуем. Не соревнуемся. И, положа руку на сердце, в свои двадцать два я прекрасно понимаю, чем этот мужчина привлек маму. Но это не делает мое нахождение с ним наедине более комфортным. Необходимость подчиняться не воспринимается более органично.
Время ревности и соперничества за ее внимание давно прошло. Я с треском все ему проиграла и приняла.
— Привет.
Олег смотрит на меня от окна, его руки сложены на груди. На лбу — выраженные горизонтальные полосы-следствия его многочасовых размышлений, ни одно из которых не увенчалось многословностью. Он… Довольно молчалив.
Олег Яровей не громкий и никогда не был таким, но его присутствие заполняет комнату до потолка.
Широкоплечий, с тяжелой, почти осязаемой энергетикой, он включает подсознательные механизмы, отвечающие за желание соответствовать. Моя осанка никогда не бывает настолько же ровной, как во время общения с ним.
Я ощущаю его как безопасную для меня, но всё равно опасность. Не могу расслабиться.
Олегу сорок восемь. Он старше мамы, но у меня язык не повернулся бы назвать его стареющим или дряблым. Он мощный, здоровый и очень сильный мужчина. Короткая стрижка подчеркивает резкие и крупные черты лица. Скулы острые, подбородок жесткий, губы с чуть дерзким изгибом.
Строгий костюм совсем не похож на спортивную одежду с наших совместных фото из моего детства, но только подтверждает: жизнь Яровея — это даже не скоростной автобан, а взлетная полоса. Он несется по ней самоуверенно и неотвратимо, как борт Эмирейтс.
А я невпопад вспоминаю, что у Яровея тоже есть татуировки. Не сорок две, как у Незнакомца, но точно на груди был большой рисунок какого-то животного. В памяти всплывает, как я рычала на него в детстве. Мама с Олегом смеялись. Но какого…
Удивительно, но я ни разу не пыталась рассмотреть. Мне не было интересно. А с Русланом…
Образ Незнакомца снова сливается на секунду с образом отчима. Это меня тревожит. По маминым стопам я не хочу.
— Присаживайся, — Олег приглашает даже мягко, указывая на кресло. Я гашу в себе глупый протест. Сейчас он во всем: я не хочу ни садиться, ни разговаривать.
Только и отношения портить тоже не хочу.
Стараюсь занять расслабленную позу на кресле, хоть и понимаю, что Олег, скорее всего, неплохо меня читает. Кто я для него? Сопля, похожая на маму в те годы, когда они только встретились?
Насколько его раздражает необходимость заботиться и обо мне тоже?
— Вика сказала, ты утром на спорте была?
Улыбаюсь с иронией. В нашем треугольнике у каждого своя роль и свои цели. Мама боится, что я буду выглядеть в глазах Олега легкомысленной, хотя нам вполне понятно: высоких требований ко мне отчимом и не выставляет. Я — просто обстоятельство в жизни его жены.
Почему они с мамой не завели второго ребенка — не знаю. Спросить не рискнула. Но и на роль дочери не претендую.
Утром я занималась мажорской чушью в городском парке, а мама подала это Олегу как ответственное "спорт".
— Паппи-йогой. Слышал когда-то?
Олег ожидаемо мотает головой и даже, кажется, немного улыбается. Я тоже легонько. В ответ.
Кто бы сомневался. И Руслан не слышал.
— Это йога со щенками.
Олег изгибает губы в уважительной гримасе, которая явно не имеет ничего общего с уважением.
— Круто. Наверное.
И вступительная часть на этом закончена.
Развернувшись всем телом, отчим подходит к столу и кладет кисть на высокую спинку своего кресла. Интересно, мама греет уши за дверью или просто ждет внизу? Я уверена, он ей потом всё расскажет.
И о чем поговорить хочет я тоже не обманываюсь.
— Щенки — это хорошо. Детеныши — это всегда мило.
Меня током прошивает почти дословное повторение слов человека из моей тайной переписки. Скорее всего волнение отражается во взгляде, но я убеждаю себя не паниковать. Он не читает мой телефон. Я уверена, что не читает. Просто… Мыслят они с Русланом немного похоже. Я уже это заметила.
— Как твои дела, Лолита? Костя шутит, Артур чуть ли не сватов засылать к нам будет. Не слышала ничего?
Вопрос сформулирован очень легко. Я могла бы даже улыбнуться саркастично. Но не могу.
Прокашлявшись, тяну ткань платья пониже на колено. И, собравшись за несколько долей секунды, возвращаюсь взглядом от столешницы к Олегу.
Неужели я выгляжу настолько дурочкой, что мне надо врать про шутки Константина Зернова, а не спросить напрямую: ты Артуру-то дашь? Нам выгодно…
— Дядя Костя торопится. Мы только на свидание сходили.
Этого Олегу достаточно. Он склоняет голову. Взгляд становится более пристальным. Моя спина сильнее напрягается.
Я не помню, чтобы он кричал на меня. Ни разу не бил. Но ощущение абсолютного подчинения и легкого страха мне не победить.
— И как тебе свидание? Артур как?
Я считаю про себя до пяти в надежде справиться с дикой неловкостью. Потом понимаю: не получится. Исход предопределен: сейчас мне в уши залью пожелания и я восприму их как инструкцию к действиям. Потому что так всегда. Потому что я не хочу разочаровать Олега и расстроить маму.
Только есть нюанс, отличающий происходящего от того, как меня продавливали раньше.
Незнакомец.
Пожимаю плечами.
— Свидание как свидание, Артура я с детства люблю. Он мой друг.
Яровей прекрасно считывает подтекст ответа. Усмехается.
Откатив кресло, садится и подается ближе, очень условно создавая более доверительную атмосферу.
Он знает обо мне почти всё. Но это не потому, что я рассказала. И не потому, что ему интересно. Я — точка контроля. Вот и всё.
— Главное в семье это дружба, Лол. Поверь.
Молчу, смотря в глаза мужчине, который выбрал мою маму точно не потому, что дружить с ней хорошо.
Смаргиваю.
Я знаю, что они любят друг друга очень сильно и страстно. Ругаются так, что дом дрожит. И жить друг без друга не могут.
Это. Не. Дружба.
Не надо мне… Пиздеть.
— А я думала, секс.
Меня чуть-чуть заносит и виной тому тоже Незнакомец. С ним я привыкла, что можно остро. С Яровеем нет.
Если Олег и удивляется, виду не подает. Ему скорее забавно. Губы подрагивают.
— Дочка выросла.
Я не дочка.
— Мне двадцать два.
— Я помню, Лолита.
Вот так мы обычно и ссоримся. Вежливо. Деликатно. Незаметно. Внутри меня бурлит протест, а Яровею всё равно.
— Секс тоже важен. Но я больше о том, что между людьми не всегда вспыхивает в один момент.
А что, если с другим у меня уже вспыхнуло? В момент. На первом взгляде.
— Ты хочешь сказать, что вы с мамой настоятельно советуете мне присмотреться к Артуру?
— Да. Именно это.
В комнате повисает молчание.
Абсолютно спокойный диалог прошивает дыры в моем хрупком равновесии. Вы хотите, а я не хочу.
Озвучь последствия…
Я колеблюсь между привычным принятием и упрямым нежеланием. Дело не в Артуре, он хороший. Но меня даже подташнивает от мысли, что нужно смириться с волей Яровея и Зернова.
Свобода пугает, Незнакомец прав. Но ее невозможно получить без усилий.
Я снова поднимаю взгляд. Мне не страшно, но адреналин шурует.
— Я бы хотела, чтобы моя личная жизнь была личной, а не темой для семейного совета. Это возможно?
Под вежливой оболочкой кроется прекрасно понятное Яровею требование отъебаться.
Соплячки, которая живет за его деньги. В его доме. Под его защитой.
И пусть напрямую мне этим никогда не попрекали, но я сама не глупая.
Температура в комнате немного снижается. Это последствие захода разговора не в ту сторону.
А после новой паузы я слышу вполне закономерное:
— К сожалению, нет, Лолита. Мы с твоей матерью беспокоимся о твоем будущем. Тебе двадцать.
— Двадцать два.
— И всё же. Нам тоже было двадцать…
— И вы вели себя, как хотели.
Я пытаюсь бороться, а Яровей опять еле-еле улыбается. Я для него — зарвавшаяся малолетка, которую он по привычке и без напряга прогнет. Решил, кем я буду. Сам определил толщину прутьев в моей клетке. Теперь решит, с кем мне спать.
— И наделали кучу ошибок.
— Я тоже наделаю. Свои. Это неизбежно.
По взгляду Олега читаю: избежно. И он избежит, хочу я того или нет. За меня уже решили.
Чтобы не зарычать, я отворачиваюсь и пытаюсь успокоиться. Помню, как гадко чувствовала себя после ссоры без причин. Лучше молчать, Лола… Лучше молчать.
— Тебя никто не заставляет идти за Артура замуж, Лолита. Но присмотреться друг к другу…
Мой молчаливый обет длится всего одну реплику. Я возвращаюсь взглядом к Яровею и выпаливаю:
— Вы все так не верите в Артура? Вам не противно его унижать? Вы думаете, он сам не разберется? Если я ему нравлюсь…
— Ты упрямая максималистка. В маму вся. Мы это знаем.
Фыркаю. Снова отворачиваюсь.
Изнутри клокочу.
— Не лезьте. Пожалуйста, — то ли прошу, то ли требую.
Но Яровею всё равно. Он продолжает гнуть свое:
— Витя сказал, Артур пригласил тебя на какую-то презентацию. У тебя планы на тот день?
Да. У меня планы. Не идти.
— Сделай нам с мамой одолжение, Лолита. Пожалуйста. Сходи.
Просьба Яровея звучит мягко, а всё равно в ней приказ.
— А если не сделаю?
В ответ — тишина. Видимо, такой вариант не рассматривается.
И мне лучше его не рассматривать.
В голове крутится сразу несколько радикальных действий. Я хочу съехать. Отделиться. Вдохнуть. Но господи, насколько же самой понятно, что это всё выльется в очередной скандал и обернется ничем.
— То летние планы придется подкорректировать.
В моменте мне уже и на Миконос ни черта не хочется. Мне хочется только отстоять себя, но сердце всё равно ухает в пятки.
Да, он не отец, но его авторитет всё равно давит к земле.
Встаю с кресла и складываю руки на груди в защитно-беззащитном жесте.
— Так может сразу сдашь меня на две недели в какую-то пыточную, чтобы меня там к силе приучили? С щенками же работает…
Я знаю, что возвращаюсь к уже вроде как решенному конфликту очень не вовремя. Но в этом вся правда. Я ничего не могу сделать не по алгоритму Яровея. Я даже щенка завести не могу, потому что воспитывать его будут так, как скажет Яровей.
Взгляд Олега поднимает вслед за мной. Скулы становятся тверже и более выраженными. Чем дальше — тем сложнее нам ладить. Нам тесно. Мы не соответствуем ожиданиям друг от друга. Наши конфликты не сглаживаются, а копятся.
— Я желаю тебе добра, Лолита, а ты ведешь себя, как избалованный ребенок.
— Я принимаю все твои требования. Ваши с мамой. Всего лишь прошу не лезть ко мне в личную жизнь.
— Мы лезем туда, куда считаем нужным, Лолита. Прими.
Последнее слово звучит приговором.
Прими, Лолита. Тебе никто не предлагал выбирать.
Резко развернувшись, выхожу из кабинета, поистине по-детски хлопнув дверью.
Это была ссора? Нам снова придется мириться? Мне — извиняться?
Я не хочу.
Но хотя бы в трусы мне можно не лезть? Хотя бы там можно обойтись без визы от начбеза?
Хлопнув ещё одной дверью — уже в свою спальню, закрываюсь и мечусь. Я сама чувствую, как гулко сердце бьется за ребрами. И я как никогда четко осознаю себя птицей в золотой клетке. Мне никто не виноват, что я в ней оказалась. Я годами принимала все положенные птице подношения. Только глупостью объясняется надежда, что рано или поздно за блага не придется платить послушанием.
Мимо двери со стуком каблуков быстро проходит мама. Она уже по хлопкам дверей определила, что разговор прошел не гладко. И идет она к Олегу, не ко мне.
Метнувшись к кровати, хватаю телефон.
Я хочу свободы, Незнакомец. Моя свобода — это ты.
Пальцы подрагивают. Отключаю авиарежим и, не читая последнее сообщение, влетаю в диалог со своим: «Ты будешь на презентации Порше?»
Незнакомец: «Меня не будет в городе»
Черт, нет. Нет. Нет. Нет.
Лолита: «Пожалуйста, приди»