Незнакомцы (СИ)

Глава 26

Руслан

Ложь — это просто инструмент достижения цели. Не хуже и не лучше других.

Я давно пользуюсь им дозировано и умело. Не помню, чтобы возникали проблемы. С угрызениями совести я в принципе сто лет назад раззнакомился.

А что же теперь?

Не знаю. Но что-то внутри неуклюже ворочается.

Нежность во мне тоже абсолютно атрофирована. Возможно, её не было даже в базовой прошивке. Как не было любви. Семьи. Защиты и поддержки.

А сейчас по плечам скользят осторожные тонкие пальцы и у меня волосы дыбом от непривычного удовольствия. Хочется и дернуться, и вжаться в голый живот сильнее. Совсем расслабиться. Замереть, а то и просто сдохнуть.

Голая Лола обнимает торс ногами и изучает плечи пальцами. Я вдыхаю её — она пахнет сразу и сексом, и отголосками девственности. А я урчать готов от удовольствия.

Пальцы едут по узорам. Ладонь ведет вверх по затылку против роста волос.

Я поглаживаю её бедра, поощряя действия, в которых, вроде бы, не нуждаюсь.

Я секс люблю. Яркий и местами грубый. Но и так, оказывается, тоже прикольно.

Вживую намного лучше, чем было в телефоне. Пиздеж с горячим телом не сравнится.

Наедине с ней в безопасной от прослушек квартире я позволяю себе больше, чем где бы то ни было. И с кем.

Прижимаюсь губами к животу. Скольжу выше.

Лола хихикает — ей щекотно, но не отталкивает, как и я не отталкиваю её.

Ей интересно знакомиться с моим телом. Мне — с её чувствами.

Давлю за бедра, подтягиваю ниже под себя. Она съезжает.

Улыбается, а когда смотрю в глаза — они покрыты поволокой. Губы красные и припухшие. Кожа бархатистая и мягкая.

Мажорка сегодня чуть-чуть пила. Позволила раздеть себя медленно и сладко выебать. Первый заход избавил от скованности, которая, бывает, всё же проскальзывает.

Может интуиция ей подсказывает, что со мной нельзя совсем уж доверять, но я борюсь с интуицией. И пока побеждаю.

Уложив под себя, трогаю губами губы. Спускаюсь ниже. Она вытягивает шею, как бы давая понять, что с каждым сантиметром нужно хорошо поработать, но меня больше интересует то, что ниже. Дохнув на нежно-розовый упругий сосок, втягиваю в рот и посасываю. Лола охает и прогибается.

Между стройных, плотно обхвативших мои бока, ног, я уверен, призывно-влажно. И я сегодня не раз ещё свое возьму.

Но в этих стенах время не несется. И мне тоже не очень хочется спешить.

А мажорка, судя по всему, ко всему привыкает. Потому что когда-то розовела и смотреть боялась. А теперь — с интересом, как я играю с сосками. Покусывает улыбающиеся губы, непроизвольно напоминая, как сосала.

На самом деле, точно лучше, чем я играл в теннис. "На троечку" — это я пиздел. Она пиздеж прощает.

А я переключаюсь на другую грудь.

Лола расслабляется, откидываясь обратно на подушку.

Я пальцами плотно сжимаю тонкую талию. Она хрупкая, изящная, будто фарфоровая. Красивая кукла в мире грязных бабок. Моя сладкая конфета.

Целую ребра, дую в пупок, она берется за затылок и толкает ниже. Я даю, что просит.

Немного ласки. Соблюдя дозировки — напора.

Но хуй слишком сильно просится в нее. И отказать себе я не могу.

Меняю позу — усаживаю сверху. Она принимает, туго обхватывая член стенками. Упирается в мои плечи и начинает двигаться.

Тянется к губам — целуемся.

Пока — без слов, которые кажутся ненужными. Под сердцебиения и звуки очень разных дыханий, которыми я вытравливаю из головы лишние мысли.

Лолита сама задает темп. Сама ускоряется. Впивается ногтями в мою кожу. Я концентрируюсь взглядом на ее лице и получаю от этого отдельную дозу удовольствия. Ей так хорошо, что кажется даже лихорадит. Спускаюсь ниже — грудь покачивается. Я сжимаю её ладонями, она накрывает мою руку сверху и стискивает сильнее. Снова тянется к губам и отвечаю.

На мое крайне дружелюбное:

— Помочь? — она быстро кивает. И я чувствую себя ебаным рыцарем.

Прижимаю спиной к матрасу. Она любит, когда руки сверху. Чувствовать себя подчиненной и даже немного подавленной.

Это нормально для женщины. Инстинкты. Она хочет кончать под сильным. Только в её случае между нормой и возможной жестокостью тех же действия — тонкая-тонкая грань.

Прогибается, стонет, сжимает член до того туго, что уже у меня из глаз валят искры. Разжигает во мне страшную жадность. У меня же тоже, сука, инстинкты. В отличие от чувств их учить меня не надо было с детства. Лола извивается и стонет протяжно, а я оттягиваю толчок за толчком. Хочу… В нее.

Сдерживаюсь.

Выхожу, оттолкнувшись. Сжимаю головку. У нее в глазах туман. Руки подрагивают, но между нами столько животного, что сдержаться, бывает, не можем вдвоем.

Она сбивает мой кулак и накрывает член пальцами. Мои зарываются в светлые волосы, давлю. По члену скользят те самые сладкие губы.

Сука, это слишком хорошо. Срывает стопы.

Толкаюсь глубоко и спускаю в горло.

Дальше — падаем. Она дрожит. Ей, может, слишком даже с учетом того, что сама предложила.

А я всё так же не умею правильно с принцессами.

Пытаюсь, как кажется, но я по жизни волчара, а не вот это всё.

Трогаю губами лицо. Шею. Ключицы. Развернув, лопатки и спускаюсь вдоль позвоночника. Она уже смеется.

Дышит ровнее. Оглядывается.

— Ты вкусный, — даже если пиздит, делает это искусно. Вызывает улыбку в ответ. Прикусываю за упругую задницу и держу несколько секунд, пока мажорка, настойчиво выбравшись, не убегает в ванную.

А вернувшись, выглядит счастливой, легкой, молочно-розовой. Перебрасывает ногу и садится верхом. Холодными из-за воды пальцами снова водит по коже.

И снова по чернилам. Любит она. Нравится ей перебирать камни на моей душе…

А я думаю: был ли вообще какой-то переломный момент? Когда приоритеты сместились? Когда трахать ее стало так же желанно, как шаг за шагом стремиться к свободе?

Не помню его. Зато помню навязчивые мысли фоном, которые толкали все глубже и глубже в неё и эгоистичные поступки.

Возможно, нормальные люди так строят отношения, но я не тешу себя верой в свою нормальность.

— Неужели на тебе нет ни одной бабы? Ты до меня тоже был девственник? — Лола спрашивает игриво, скрывая под легкомысленностью смущение.

Мне, может, по большему кайфу было бы обсудить, как охуенно кончать ей в рот. Но это слишком.

Улыбаюсь и смотрю, склонив голову. Смущаю. Не стыдно.

— Секс это просто секс, Лолита. Никогда не хотелось набить на себе вещи, с ним связанные.

— А с людьми? — Она пытается имитировать обычное светское любопытство, но я же понимаю, к чему клонит.

Ей важно быть важной. Особенной.

Ей важно то, что я ей не дам.

— Тут всё связано с людьми, — отвечаю спокойно, а в зеленых глазах зажигаются искры. Она в тысячный раз проезжается взглядом по моему телу. Напоминает военачальника, изучающего карту будущего наступления.

Уже лучше меня помнит, что там и где.

А я лучше ее знаю, как читается её красивое лицо и как вести себя с её красивым телом. Если бы моим заданием была чисто она — я его уже исполнил.

Она давно сдалась.

Я могу поманить её пальцем и хитростью заставить сделать что угодно.

Хотите рассорить Яровея с ближайшим окружением? Не вопрос, я знаю, как организовать.

Лола не засомневается.

С ней мне не сложно добиваться желаемого.

Не сложно, но и не хочется.

Смотрю на Лолу, она в ответ. Ей всё же неловко. Может быть из-за того, что мой взгляд черствеет. Ладно, похуй. Про дела позже.

Отмираю. Заставляю себя улыбнуться. Ей хватает такого сигнала: она тянется к губам, целует много-много-много раз. Гладит затылок. Поливает засохшее сто лет назад растение ебучими удобрениями. Здоровое из меня уже вряд ли вырастет, но что-то во мне точно растет.

Нацеловавшись, мажорка опять скользит ладонями по моим плечам и рукам. Обводит отдельные рисунки. Трогает мышцы. Живот под ее пальцами подрагивает. Хуй тоже был бы рад ласке, но он не забитый, так что сейчас Лолу не интересует.

Вскинув взгляд, она с тихим восторгом шепчет:

— Я очень люблю путешествовать. Ты был везде где я мечтаю побывать. Сложно тебе не завидовать.

Это ты зря, мажорка. Завидовать нечему.

Склонив голову, слежу за ней. Ловлю непривычный дзен от ее красоты и прозрачности. Может быть это уже накрут, но я правда не помню, чтобы кому-то так сильно шел белый цвет, а ещё чтобы в ком-то так сбалансировано сочетались дерзость и нежность.

В чем-то Яровей даже неплох: вырастил белую лилию в кровавом саду. Как у него получилось? Не знаю. Ну или дело не в нем.

А мне нельзя искать там хорошее. Лучше не забывать, сколько жизней загублено.

— Ты побываешь. — Обещаю то, что пообещать в принципе не могу. Лолита улыбается мягко. Тоже склоняет голову к плечу и совершает маленькое храброе наступление:

— Когда? Когда мы летим на Мадагаскар? — И она, и я знаем, что никогда. Наш Мадагаскар был в кабинете какого-то клерка из автосалона. А то, что у нас нет будущего, даже не обсуждается. Просто нет и всё.

Ни в её мире, ни в моем.

Но это не мешает делать вид, что всё немного сложнее.

— М-м-м… Весной? — Спрашиваю, потирая подбородок. Лола тоже думает, сощурившись.

— Там диплом и сессия. Вряд ли, — разводит руками, я вздыхаю. Мол, как жаль…

— Видишь, я пытался…

Фыркает. Небольно бьет в плечо, а потом гладит. Я накрываю руку своей. Как-то незаметно-синхронно спускаемся ниже. Замираем на груди там, где за ребрами бьется сердце.

Не знаю, что она хочет услышать. А я не буду врать, что ноет. Тянется ли к ней? Да не знаю.

Когда ты зачерствел до сухаря, что-то кажется просто непонятным и нет желания разбираться.

А у Лолы в голове свои процессы:

— Тебе никогда не хотелось жениться? Даже просто по-приколу?

Задумавшись на секунду, хмыкаю. Тут врать не придется. Спускаю ладонь ниже. Она вредничает: высвобождает и обеими руками упирается мне в ребра, наклоняясь ближе.

Требует:

— Не балуйся.

Улыбает жутко. Ну ок.

— Я не семейный человек. Думаю, с этим не сложится. А ты замуж хочешь?

Кривится. Снова выравнивается и смахивает волосы с плеч. Каждое ее движение украшено особой грацией.

Она и танцует так, что ствол дымится. И в теннис играет. Улыбается. Смеется. Волосы поправляет. Принимает член.

Я на секунду думаю, что если её мать в двадцать была такой же — понимаю Яровея. Может тоже убил бы… По чувствам. Правда Виктория и сейчас красотка.

У него не одна лилия, а небольшой цветник.

— По любви хочу. А без — нет. Так как пробы человек, которого я в теории полюблю, скорее всего, не пройдет, ничего хорошего мне не светит.

Лола отвечает буднично и вполне трезво, разводя руки. Я киваю и молчу о том, что эра проб скоро закончится. За падением Яровея вряд ли последует её свобода. Скорее — беззащитность. Перед чем?

Волоски на загривке снова поднимаются. Не надо, Рус. Не закапывайся.

А Лола тем временем все бегает и бегает по телу. Глазами и пальцами.

— Какая была первой?

— Татуировка?

— Да.

Смотрит в лицо. Ей очень важно получить ответ. Не знаю, зачем.

Я не хочу пиздеть о себе, но благодарен… За нежность. И не сложно чуть-чуть себя же перешагнуть.

Правда, самому бы вспомнить. Хотя кому я вру.

Перехватываю тонкие пальцы и тяну сначала к губам. Не знаю, зачем. Просто хочется. Так же делают, да? Нормальные люди.

Лола застенчиво улыбается и почти не дышит. Искренность, кажется, для неё важнее, чем секс.

Прохладная ладошка скользит по моей груди вниз. Я знаю, что можно слиться. Полушутя положить всё же на член и предложить подрочить. Она не будет настаивать, а мне так будет легче.

Я не люблю свое прошлое. Свое настоящее тоже.

Я ни с кем ни то, ни то не обсуждаю.

Минуя верхние ребра ныряю под них. Место для первого тату я выбрал не потому, что оно казалось мне эстетичным.

Я перекрывал оставленный ножом шрам.

Вжимаю пальцы Лолы себе в бок и отпускаю. Она смотрит вниз. Чувствует неровность. Гладит ее. Обводит знак.

— Это руна?

— Да.

— Какая?

— Гебо.

— А что значит? — Зеленые глаза поднимаются к моему лицу. Она спрашивает жадно. Жадно хочет меня знать. Зря ты это, мажорка.

— Она символизирует сделку.

— С дьяволом? — Улыбается. И я бы тоже в ответ улыбнулся, но… Почти.

Заставляю губы дернуться вверх, а её внимание снова привлекают расплывшиеся давно чернила.

— Это сделка, по которой я себя продал.

Сам понимаю, что звучит жестоко. Испуганный взгляд взлетает вверх. Я верю в её искренность, страх и сожаление, но Лола даже не подозревает, какая между нами пропасть.

Лучше бы ты послала меня нахуй во второй раз и осталась со своим мажором. А вдруг у него получилось бы распетляться? А вдруг он и тебя с собой взял бы? Я даже не против…

— Как это "продал"?

Теперь я улыбаюсь уже легче. В её розовом мире честного непонимания отлично жить. Жаль, что он совсем недолговечный.

— Я из неблагополучной семьи. Из очень неблагополучной. Мать пила. Отец сначала сидел, потом умер. У матери менялись ебари. Бывали такие, кто её лупил. Они вместе пили, дрались. Я сбегал. Возвращался. Снова сбегал. Учился хуево. Было вообще не до школы. В пятнадцать ушел с концами. Чтобы жрать нужны были бабки. Легально получать их у меня не получилось бы…

— Что ты делал? — Я все жду, когда в её глазах появится осуждение или брезгливость. Но нет. Она хмурится. Растеряна. Вот сейчас наконец-то осознает, что нихуя обо мне не знает. Ладонь прижимается к руне, её закрывая. Мне кажется, кожа горит.

Меня тогда пырнули ножом. Все в рассыпную, а я не смог убежать.

За грудиной — поднявшая голову старая злость, которую я спрятал под безразличным фатализмом.

— Я делал всё для одной банды. Таскал сумки, пакеты, конверты, и мне было похуй, что там. Передавал приветы, поджигая тачки и разбивая окна кирпичами. Для развлечения тех, кто в иерархии выше, участвовал в боях. Я был расходником. Мне никто не обещал защиту.

— И тебя поймали?

— Меня слили.

Спальня продолжает пахнуть нами, моей похотью и её чувствами. Но я сам прекрасно понимаю, что атмосфера меняется. Воздух вокруг меня электризуется. Лоле страшно. Она силой заставляет себя держать руку на месте, а я чувствую легкое ебучее отмщение.

Сквозь безразличие просачиваются хотя бы злость. Сука. Нельзя.

— За тебя не вступились?

Мотаю головой. Вступиться — это слово из вашего, благополучного, мира. А на меня повесили всё, что можно было повесить. Мне светило пятнадцать ебаных лет, из которых я успел "наработать" может быть на пять. Ко мне никто не пришел. От меня открестились.

"Зло" меня не приняло.

А "добро" предложило сделку.

— Как у тебя получилось не сесть? — Лола спрашивает хрипло. А я, честно говоря, даже знать не хочу, насколько ей важно, что её первый — безнаказанный преступник.

Это то, что нормальные люди оговаривают на берегу?

— Повезло.

— Тебя отпустили в обмен на… Одолжение?

— Типа того.

Я и сам вижу, как у Лолы по рукам бегут мурашки. Вот сейчас ты уже можешь о чем-то догадаться, малыш. Можешь. А хочешь ли?

Кажется, нет.

Но это честнее: я знаю о тебе всё. Ты обо мне — чуть больше.

Лолита живет импульсами. Её изнутри разрывает простое человеческое. И я этим простым человеческим который месяц уже питаюсь.

Так и сейчас, стряхнув морок сложных разговоров, Лола тянется ко мне. Трогает губами подбородок, шею, грудь. Гладит шрам, прижимается к нему губами.

Если бы я умел быть полноценно благодарным, вот сейчас меня, возможно, разорвало бы на куски. Но всё, что я умею — это грубить и трахаться.

Подминаю её под себя и спускаю агрессию, настойчиво раскрыв рот и целуя глубоко до перспективы задохнуться. Вместо того, чтобы успокаиваться, наоборот разгораюсь с каждым толчком языка. Оторвавшись, с рыком припадаю к шее. Втягиваю кожу, усиливая дрожь тела под собой. Прикусываю ключицу и держу несколько секунд. След будет. Нельзя, но похуй.

— Спрячешь.

— Да. Хорошо.

Она согласна. На всё всегда согласна.

Гладит по голове и отдает тело. В какой-то момент я чувствую, как по моему пробегается холодок. Не знаю, что это. Внутри у меня тоже необычно. По-новому. Я ей по-прежнему мало в чем пизжу.

Нависнув, смотрю в лицо. Читаю в глазах, что Лола собирает кубик Рубика. Она не вникает в дела отчима, я уже понял это, но вполне может возникнуть вопрос: а чьей шестеркой я был. Кто меня слил?

Она не спросит. Я не отвечу.

Но да, малыш, твою золотую клетку и мою тюрьму построил один человек.

Красивые губы складываются в опрометчивом:

— Я тоже хочу себе что-то набить… О нас.

Взгляд горит решительностью. А меня… Отпускает. Выдыхаю улыбку и снова трогаю её губы.

Не пизди, мажорка. Ты хочешь остаться на моей коже. Хочешь быть самой большой и важной картиной. Это будет тешить твое самолюбие после того, как наши пути разойдутся.

Но я больше боюсь, что из-под кожи потом тебя не вытравишь.

— Тебе не надо себя пачкать. Я запрещаю.

Лолита

Я переполнена адреналином и это состояние почему-то не проходит. Голова, бывает, пухнет от мыслей, которые я отгоняю. Ночами сплю плохо, но нехватки сна не чувствую.

Моя жизнь никогда не была такой красочной, и ещё она полноценно вертится вокруг мужчины, ставшего любовником.

Я часто возвращаюсь к той ночи. Часто прокручиваю те слова.

А ещё свои… Тупые.

Господи, Лола, ну это же надо было додуматься спрашивать его о браке! Зачем? Просто, блядь, зачем?

Ты что, замуж за него собралась, дура?

Нет же.

Нет.

Нет.

Нет.

Повторяю раз за разом и непроизвольно улыбаюсь. Я по уши. Всё, как хотела. Думать о возможном финале физически не способна. Я слишком счастлива в моменте. Сейчас мне кажется, эта эйфория никогда не закончится.

Кожа на ключице ноет и чуточку жжется.

Руслан снова пропал на неделю, но я не боюсь. Объявится. Расул снова меня к нему привезет.

А пока я поднимаюсь в свою спальню, промямлив маме что-то там про домашку. Но, бросив сумку на кровать, не сажусь заниматься, а приближаюсь к зеркалу. Аккуратно снимаю лонгслив и изучаю то, что сделала.

Ты запретил, я не послушала. Да и белый ведь не может испачкать.

И ещё мне всё равно, что ты делал когда-то ужасные вещи. Мир жесток. С тобой он был очень жестоким. А я тебя прощаю.

Снимаю пленку и трогаю пальцами воздух над первым тату в ямке над ключицей.

Я набила здесь спящего волка, который бережно прячет от невзгод маленького цыпленка. Трогать нельзя, но я все равно прижимаюсь к горячей коже пальцами. Это… Больно. И это уже навсегда.

Как навсегда со мной и первое чувство, которое мы спрятали у всех на виду.