Незнакомцы (СИ)

Глава 34

Руслан

Меня невозможно любить, да и не за что.

Это истина, отныне покрытая болезненными трещинами.

Не надо было больше к ней лезть. Руслан блядь, ты же знал, что не надо.

У нее своя реальность, у тебя своя. Пусть уебывает в Лондон и живет свою беззаботную жизнь.

Ты желаешь ей добра, как умеешь.

Но в последний ебучий момент, когда и сам весь пропах кровью и висишь на волоске, лезешь надышаться ещё один раз, зная, что не надышишься, а сделаешь только хуже.

Но в моменте тебе похуй. Хочется её. А ей до сих пор хочется тебя. И ты читаешь это ещё до секса — по глазам. Точно так же, как прочел впервые.

Ты изначально знал, что сделаешь ей очень больно. Ты изначально должен был ее влюбить и использовать. Только, в отличие от изначального, теперь тебе не всё равно. И это твой косяк, Руслан.

Судьба Олега Яровея и его свиты решена. Я его уже победил. Часть крыс сбежала с корабля. Это случилось за одну ночь. Кто-то слил. И я даже знаю, кто, только на себя тыкать пальцем как-то неловко, но мне надо было, чтобы Яровей засуетился немного раньше, чем мы начнем.

Ебучий Лондон сначала затянулся, а потом сорвался. Возможно, по вине самой Лолиты и косвенно моей. Она не хочет быть с Зерновым. Она саботирует и всё еще на что-то надеется.

Но уже похуй. Я просто хочу, чтобы он успел вывезти её прежде, чем начнется облава.

В жизни Яровея нет ничего важнее жены-Виктории. Он впервые убил ради нее. И умрет тоже за неё. Но у Виктории есть дочка, и в первую машину посадить должны её.

Вокруг меня — люди с рациями. Все на нервах. На адреналине. Мы работали над этим больше года. Мы до последнего не знали, дадут нам накрыть его или отмашку отменят.

Сегодня ночью вереницу фур Яровея с контейнерами, набитыми совсем не тканями, а драгметаллами, стопанули. Это не штатная ситуация, которую можно распетлять. Это понимаем мы. Это понимает он.

И с нескольких точек окружающих его особняк домов в данный момент следим за экстренными сборами всесильного Яровея. Сегодня ему предъявят всё: от мокрух и до хищений. Где-то беснуется ставший лютым врагом Развал, а все хотя бы немного связанные с Яровеем мрази замерли в непонимании, насколько всем прилетит.

Яровея невозможно было поймать врасплох. У него продуман десяток вариантов быстрого отступления, но сегодня ни один не сработает. Наши люди были глубоко внутри. Мы все сломали.

Я напряженно смотрю на экран, а в голове крутится одно. Не триумф. Не облегчение. Не планы.

После этого задания я свободен, а по ощущениям — как будто мертв.

Вяземский общается по рации. Вокруг нас еще с десяток кабинетных безопасников в ожидании грядущих наград и премий. Несколько групп захвата ждут отмашки.

Вяз садится рядом и откидывается в кресле, расслабленно выдыхая. У кого сегодня жизненно-важная победа — так это у него.

Поворачивает голову и долго смотрит на меня, а мне смотреть в ответ не хочется. Все мое внимание на экране. Мысли тоже не особо здесь…

— Расул рвался в группу. Лично хотел повязать.

Он много чего лично хотел, но мне похуй. Расул в моей жизни испарится уже к вечеру. Пожимаю плечами, а Вяз продолжает на меня смотреть.

— Ты точно не передумаешь? Нам хорошо же работается…

Эмоций не вызывает даже подкатившая к горлу тошнота. Перевожу на Вяземского тяжелый взгляд и всё им честно говорю.

Это тебе хорошо со мной работается. Но дальше ты будешь работать с такими долбоебами, как Расул. Наслаждайся. Рано или поздно уже вы наебнетесь и мне будет настолько вас не жаль, как сейчас не жаль Яровея.

— Я себя выкупил, — произношу прямо. Вяземский, после паузы, кивает. У него нет рычагов, через которые можно было бы надавить. И я бы хотел сказать, что ни у кого в этом мире нет, но…

Рация в руке у Вяземского оживает неприятным дребезжанием. Мы вдвоем смотрим на нее. Визуально я спокоен, но сердце работает быстро.

— База, прием. Первая машина выезжает.

Я перевожу взгляд на один из экранов с хуевым изображением. Делаю это медленно, а не резко, как хочется. Я нихуя не рассмотрю, могу только надеяться, что в первую машину они засунут Лолу.

После паузы Вяземский в рацию отвечает:

— Пять минут и заходим.

— Услышал.

Машина катится по идеально гладкому асфальту элитного поселка, а я все же вздрагиваю, чувствуя, как на плечо приземляется рука успевшего встать Вяземского.

— Спасибо за труд, Руслан. Всё, как и договорились. Первую выпустили.

Мне похуй до благодарностей. Вяземский отходит, я опускаю взгляд и смотрю на экран своего уже ненужного телефона.

Нашей с ней переписки больше нет в природе. Нас с ней тоже вроде как не существовало.

Обычно после каждой операции я ощущаю внутреннюю пустоту, которую приходится заполнять острыми и яркими эмоциями.

Сейчас пустота засосала с концами.

Я открываю перечень чатов, но даже не ищу ее в ленте, потому что сам и удалил, а бездумно листаю, оживляя те буквы, строчки и эмоции, которые связали двух незнакомцев, и из памяти нихуя не стерлись.

Прости, мажорка, но это — мой максимум.

Я не умею любить.

Лолита

Пальцы дрожат. Я с шелестом разворачиваю огромный лист и пытаюсь вчитаться в инструкцию теста на беременность.

Купила два. Мне надо сделать их прежде, чем я уеду из дома, который считала крепостью, возможно, навсегда.

В дверь ванной громко стучат. Я слышу голос Олега:

— Лолита, готовность пять минут.

— Да. Я помню.

Отчим уходит. В моих ушах всё еще стоит мамин плач. Его шепот. Момент их разорвавшего мне сердца на клочья прощания.

Всё пошло по одному месту как-то резко и неожиданно.

Видимо, это особенность коллапса, который мы всё ещё пытаемся избежать.

Мама уехала на первой машине пять минут назад.

Я поднялась к себе в комнату, пока люди в костюмах и с оружием загружают какие-то вещи в четыре другие машины.

На следующей поеду я.

Олег — на последней.

Нас будут везти по разным маршрутам. Мы встретимся только через несколько недель в точке назначения, которую даже я сама не знаю.

Но я не знаю почти ничего.

Строительство ТЦ Виктория-Плаза заморожено. Как и ещё куча проектов, которыми занимался отчим.

Артура нет в стране. Он уехал ночью. И это, я думаю, уже предательство. Старший Зернов сначала увез своих, потом сказал нам.

Я рада за Катю с Артуром, и мне, если честно, в то же время абсолютно плевать.

Утром я зашла в перечень диалогов. Нашей переписки с Русланом там больше нет. Он удалил диалог для двоих. Уничтожил нас друг для друга.

Я даже не знаю, из-за чего меня захлестывает отчаянье. Из-за того, что нас, кажется, все предали. Или из-за того, что у меня ебучая задержка.

Мама очень плакала и не хотела уезжать. Олегу и мне стоило огромных усилий уговорить её сесть в первую машину. В ней должна была ехать я, но мне надо было подняться и узнать: беременность есть или нет.

Очередная попытка вчитаться в строки инструкции заканчивается ничем, я сминаю лист с хрустом и бросаю его в урну.

— Господи, похуй.

Я же знаю, что надо опустить тесты в мочу и ждать. Так и делаю.

На второй этаж снова кто-то поднимается. Я по шагам узнаю, что это Борис. Он тоже стучится в мою ванную, когда таймер отсчитывает вторую минуту из необходимых пяти.

Я наматываю по ней круги и молюсь богу, в которого не больно-то верю, чтобы пронесло.

— Лолита Александровна, пора.

— Две минуты. Пожалуйста.

— Лолита Александровна, мы не можем ждать.

— Минуту, хорошо?

Пауза, после которой Борис, вздохнув, хрипло просит:

— Заканчиваете и спускайтесь. Это не шутки. Всё очень серьезно.

— Хорошо. И спасибо.

Он и охрана Яровея — единственные люди, которые нас не бросили, а остальные…

Я приваливаюсь к двери и смотрю в потолок, пытаясь не плакать.

Мне страшно. Мне очень-очень страшно.

Я не понимаю, что происходит вокруг, но и что происходит внутри я тоже не понимаю.

Мы столько раз занимались сексом без защиты, но Руслан в меня не кончал, во всяком случае, мне так казалось, а дурная интуиция криком кричит, что не пронесет… И что делать?

После той ночи в клубе я не смогла врать Артуру. У нас с ним нет шансов.

Я не ждала от Руслана ответных признаний в любви. Мне даже не было больно, что он снова исчез. Испарился. Я смирилась, что Незнакомец — всего лишь первый и самый яркий в моей жизни опыт. Только сегодня осознала, что это очередной самообман. Из всех предателей он сделал так больно, как не смог бы никто другой.

Из уважения ко всем Зерновым я попросила у Артура расстаться. Возможно, именно это надломило отношение между Константином и отчимом, а может быть дело вовсе не во мне.

Телефон орет как не в себе. Я подпрыгиваю из-за перенапряжения и, оттолкнувшись от двери, подхожу к разложенным на краю раковины тестам.

Смотрю на оба и пытаюсь обуздать бешено разогнавшееся сердце. Под коленками — слабость. Я цепляюсь за мрамор и вроде как выдыхаю.

Полоска одна.

На обоих — одна полоска. И это прекрасно. Это значит, что пронесло.

Выключаю орущий мобильный и сгребаю доказательства своих сомнений. Теперь можно спускаться, сесть в машину и уезжать.

Всё будет хорошо. Олег миллион раз выходит из передряг. Сам выходил и нас с мамой выносил на руках.

Любовь Яровея к своей Вике разрывает мне сердце. Он ее не бросил бы ни за что и никогда.

Он не удалил бы ее из жизни, как проходной кусок.

— Лола, блядь! — Олег кричит, стоя под лестницей.

Я ускоряюсь.

Дергаю ручку, и случайно выпускаю из рук один из тестов. Он летит на пол и приземляется, а вместе с ней приземляется мое только начавшее успокаиваться сердце.

На дно.

На самое, блядь, дно.

Перед глазами плывет. К горлу подступает тошнота, которая сопровождает мои пробуждения вот уже неделю с небольшим.

Я смотрю вниз и не хочу верить глазам, потому что на упавшем тесте полоски уже две.

Присев, сгребаю его дрожащими пальцами. Взгляд туманят слезы, но ни думать, ни страдать мне некогда.

Я проверяю первый тест: там всё ещё одна. Господи, легче не стало!!! Кто из вас врет?!

Вылетаю из спальни и начинаю спускаться по лестнице, на полпути меня под локоть прихватывает Борис, но до машины дойти мы не успеваем.

До ушей первыми начинаю доноситься хлопки, которые я уже намного позже осознаю, как выстрелы.

Дальше — топот ног, звон стекла разбивающихся со всех сторон окон, движение людей и крики.

Громкие. Требовательные. Сносящие всё и подавляющие волю.

— Лицом в по-о-о-ол!!!

В дом влетают вооруженные люди в черной форме. Я вроде бы всё понимаю, но справиться с собой всё равно не могу: кричу от страха. Борис достает пистолет из-за пазухи, но выстрелить не успевает. Секунда — и его относит от меня назад.

— Дура, в пол легла!!!

Кажется, что с ума сошел или мир, или я. Трясет от адреналина, с которым организм не справляется.

Паникой накрывает непонимание: где мама, что с Олегом. Что будет со мной сейчас интересует в последнюю очередь.

Меня задержали. Даже зачитали какие-то права и увезли не на комфортной машине Яровея в безопасное место, а погрузив в багажник-клетку. Главное, что я усвоила: не сопротивляться и не перечить.

Сейчас меня за локоть ведут вдоль металлических дверей в какую-то комнату. Не церемонясь и не спрашивая, не жмут ли наручники. Они жмут, но всем вокруг плевать.

Грубо дернув, надзиратель усаживает меня на хилый стул рядом с обшарпанным столом. Я завороженно смотрю на графин с водой. Хочу пить, но попросить нет смелости.

Происходящее не может быть правдой. Как не могут быть правдой и брызги крови, которые запеклись у меня на одежде.

Наверное, меня привели на допрос. Наверное, надо настроиться его пройти. Хотя бы спросить, что с моими родителями. Но… Как?

За спиной щелкает замок. Здесь каждую дверь обязательно закрывают: или снаружи, или изнутри, я уже поняла. Тут свой протокол безопасности.

Мне стоило бы оглянуться, проявить любопытство, но я продолжаю смотреть на графин, испытываю лютую жажду, пока сзади раздаются шаги.

Вальяжные. Неспешные.

Нос щекочет запах, который я принимаю за галлюцинации. Вдох за вдохом мираж не проходит, а усиливается. Это ужасная издевка вспомнить о нем вот сейчас…

По коже распространяется мороз, волосы на затылке и руках поднимаются торчком. Мне становится сложно дышать ещё раньше, чем зашедший обойдет меня и остановится возле стола.

Мужская рука упирается в облущенное дерево за графином, а время замедляется. Я отмираю клетка за клеткой, эпицентр катастрофы расположен в груди.

Еду взглядом вверх от кисти со знаком Tiwaz по забитому татуировками предплечью. Обтянутым черной тканью футболки плечу и широкой груди. На шее вижу те же пики, которые множество раз трогала губами. Что я здесь только губами не трогала…

Глаза против воли наполняются слезами. Боли становится больше, чем я способна пережить.

Поднимаю обе руки, потому что от наручников меня никто не освобождал, смахиваю капли и смотрю в синие глаза.

Я откуда-то точно знаю, что он — не адвокат, приехавший меня спасти. Нет смысла верить в лучшее.

Руслан смотрит в ответ, спокойно изучая. Сморгнув — становится неповторимо легким, довольным… И полным энтузиазма. Возможно, вот сейчас настоящим.

Кажется, у него что-то получилось.

Кажется, это я дала ему шанс нас уничтожить.

— Привет, мажорка. Давно не виделись, да?

Да. Очень давно.

Я по-прежнему не могу ответить. Поверить и принять. Но ядом по венам разносится самое жестокое понимание, которое вряд ли удастся пережить.

Я так хотела быть запечатленной чернилами на его теле. Хотя бы в чем-то, где-то, по касательной.

Там же нет случайных знаков, чувств, событий. Каждый узор на его коже — символ важной победы или поражения, которое он пережил. Желание быть для него достаточно значимой в какой-то момент стало походить на манию.

Но и грезила, и мучилась я, выходит, зря.

Ведь всё это время там была.

Я — это цыпленок под ногой у безразличного слона.

Одна из тысяч растерзанных волком овец-идиоток, просто потому что он хищник, а хищнику нужна еда.

TIWAZ. Та самая допустимая потеря для достижения высшей цели.

— Воды тебе налить? И давай, что ли, знакомиться.

По щеке скатывается непослушная слеза. Я закрываю глаза и мотаю головой.

Нет, не надо.

Единственное, чего я правда хочу: тебя забыть.