Незнакомцы (СИ)

Глава 29

Руслан

Я свой. Для них всех я уже свой. Несколько проверок, каждая из которых оставляла достаточно следов, чтобы я не сомневался: она проходит. Несколько таких же негласных, но понятных для меня, экзаменов на определение реакций.

Я прохожу каждый, потому что больше десяти лет живу лишь для того, чтобы их проходить.

Осторожность, хладнокровие, бесчувственность — три кита, на которых моя жизнь до сих пор стоит.

Или стояла до недавних пор.

Яровей — во многом консерватор. В его дом вхожи только самые близкие. Попасть сюда впервые мне было очень важно. А потом… К успехам привыкаешь быстро. Особенно, когда внутри при этом настолько пусто. Совсем по-новому.

Его дом защищен от прослушек. Оснащен камерами по периметру и нафарширован вооруженной охраной.

Все вокруг знают, что их сосед — уголовник, который оброс достаточным количеством связей и заимел такие рычаги, что трогать его не станут.

Его эра кажется вечной, его путь — гладкой взлеткой, только вот загвоздка: эту бесконечность решили прервать. В частности, моими руками.

— Развал ещё обижается? — я поднимаю взгляд от пальцев, не переставая водить по подушечкам с нажимом, и смотрю на профиль Олега Яровея.

Когда мы давным-давно были с ним условно знакомы (он — главарь отбитой банды, я — шестерка в ней), Олег выглядел сильно иначе. Был моложе и даже визуально лишенным тормозов.

Сейчас это поджарый солидный мужик при костюме и с выдержкой, как у летящего в самолете с кучей ебучих цыплят слона. Давит он их целенаправленно и осознанно. Нужных.

Его главный безопасник — Борис — смотрит на шефа и, поджав губы, мотает головой.

Олег выплевывает:

— Сука злопамятная.

Начбез пожимает плечами.

Они вдвоем пытаются рассчитать все риски и предостеречь себя же от возможных проебов. Похвально, что затыкают дыры. Правда не те, точнее не ту.

Тогда, в квартире, я дал Лолите карт-бланш. Хочешь — облегчи душу. Слей меня. Они раскрутят. Всё поймут. В моменте казалось, может так было бы даже лучше. Я тоже устал от всего этого дерьма.

Я знаю, что рано или поздно встретится скала, с которой я нахуй сорвусь. Почему не эта?

А выбор в моей голове всё чаще упирается в тупик: я или она. Дурочка, набившая белого волка и оседлавшего его цыпленка.

Идиотская идея. Дебильный, детский символизм. Хуй знает, почему в ней все так сильно пронимает, почему с ней всё так искренне.

— Ты же сам понимаешь, что мы пережали, — Борис произносит спокойно, Яровей обводит взглядом присутствующих.

Нас в комнате семь человек. Семь дорогих гостей-подельников. Впереди очень важное дело: Яровей решил наладить свой коридор нелегальных поставок драгоценных металлов. Логистическая компания даже не поймет, что она участвует. В ней завербован крот. Я получил пломбы на контейнеры и провел по базам номера. Всё продуманно до мелочей. Всё сорвется не потому, что кто-то налажал.

Про конфликт Яровея с Развалом не слышал только ленивый. Я тоже в курсе. Когда взгляд Олега замирает на моем лице, в ответ смотрю спокойно. Он мог бы не тратить время, но объясняет:

— Мои пацаны пережали. Племяху ему испортили. Он злится.

Я, блядь, помню. Все вы твари. Но Руслан, с которым я сжился, которого играю (а может быть тот, которым я истинно есть), не способен оплакивать горе отдельно взятой девки.

Вроде бы.

Не дожидаясь реакции (да и какой она может быть?), Олег переводит взгляд на ещё одного участника встречи — старшего Зернова:

— Подумай ещё, чем мы можем его задобрить. Я ругаться не хочу. Сильно.

— Он чет никак не остынет. Око за око хочет.

Челюсти Яровея сжимаются. Он бросает взгляд за спину. Куда смотрит — знаю. Что за окном — тоже.

— Я выйду покурю, хорошо? — Спрашиваю, сжимая ручки кресла и отталкиваясь.

— Давай. Я тоже сейчас выйду.

Кивнув, направляюсь в сторону балкона без спешки. Я не должен выглядеть человеком, который вслушивается в каждое слово и боится их пропустить.

Да, я прошел все проверки, но даже сейчас пёс-Борис провожает меня задумчивым взглядом. Может быть чуйка у него. Школа старая. Опыт жизненный. Его есть, за что уважать. Он — профи. А я — большой проеб.

Не делаю вид, что не замечаю. Открыв дверь, оглядываюсь и смотрю в ответ. Улыбаюсь.

Он тоже.

Уверен, говорил с Яровеем, что не надо меня близко подпускать. Но Яровей решил здесь сам.

Выхожу на балкон и смотрю на охуенный бандитский сад с цветником.

Всё, как и думал.

Затяжная осень делает его волшебным. Здесь доцветают поздние розы и разукрашивают кровавую жизнь в светские краски оплаченные грязными бабками шедевры ландшафтного искусства.

А ещё отсюда хорошо видно качели, на которых любит посидеть с книгой или с телефоном самый очевидный вариант взять око за око.

Лолита Александровна. Не дочь, но слабое звено.

И только я знаю, насколько оно слабое.

До ушей доносятся обрывки слов в кабинете, но я уже не вслушиваюсь. Достаю сигарету, зажигалку и закуриваю.

Лола сидит спиной к балкону. Знает, что я здесь, но вряд ли прямо-таки специально выставляет себя напоказ.

Она таким не балуется.

Тем более, ей правда сложно.

В ее чистом мире посреди океана дерьма время этических дилемм.

Когда мы приехали — вычитывала за что-то пиздюка-Расула. Увидев меня — только нахуй не послала и не залепила по роже, а так… Не оттаяла, скажем. Может и правильно.

Сидит, согнув колени, и смотрит в телефон. Что ты там ищешь? Переписываешься с кем?

Мне не отвечаешь, а я только прозрел, что привык уже к этой хуйне. Вроде бесило, а вроде и нравилось…

Она не сказала мне «да», «нет» я не принял. Между нами — непонятно и шатко. Контакт слабый. Почти отсутствует. Мы больше не встречались. Я пока не настаиваю.

Наверное, сейчас так лучше.

Сливов через нее не будет. Возможно, и секса у нас тоже.

Лола меняет позу, поправляет светлые волосы. Отбрасывает их. Это невозможно, но мне в ноздри забивается знакомый запах. Какая она наощупь я тоже отлично помню.

И как на меня воздействует.

Будит внутри несвойственную импульсивность. Делает жадным, дурным, рискованным.

А ещё рушит мои же установки, оказавшиеся самообманом: рано или поздно это кончится больно, но я не дал соскочить легко, хотя должен был.

Тяну за собой. Дальше и глубже. На самое ебучее дно.

По дорожке пружинистым шагом к ней идет младший Зернов. Старший его взял для участия в той части разговора, где ещё больше про бизнес, чем про криминал. Потом под видом важности срочного звонка мальца спровадили из кабинета.

Ревнует ли он отца и несостоявшегося тестя ко мне? Да вряд ли. Он гибкий. Максимально гибкий.

И на Лолку тоже зла не держит. Ну ебет ее другой, подумаешь. Наебется. Перебесится.

Не знает, правда, что ебет не простодушный Эд, а я.

Подходит к моей Лолите, окликает. Она, вздрогнув, поворачивает голову и спускает ноги на землю. Я прислушиваюсь к себе и с внутренним хищным прищуром запечатляю в памяти её реакции.

Телефон блокирует и кладет экраном вниз. Спину держит ровно-ровно. Щеки розовеют. Сжимает колени пальцами.

Улыбается Зернову. А я… Ревную, если честно.

Он тоже улыбается и, склонив голову к плечу, лепечет ей там что-то… И, блядь, я бы многое отдал, чтобы там слышать, а не тут.

Дергаю головой, когда сзади снова открывается дверь. Яровей заходит, оставив обсуждающих в кабинете.

На ходу достает сигарету и поджигает. Мы вдвоем останавливаемся у перил. Он смотрит на Лолу с Артуром неприкрыто.

Я — на него. И даже как-то завидую.

Ее же можно украсть и заставить. Зачем эти танцы? Можно всё закончить и взять как трофей. Мне разрешат. Сам чувствую, как волоски на загривке поднимаются от возбуждения.

Волчара, угомонись.

— Знаком с моей дочкой?

— Да. Немного.

Усмехается. Дочкой её зовет. Хотя, мне кажется, в этом мы понимаем жизнь одинаково: есть люди, которым не надо размножаться и чувствовать безусловную любовь. Нехуй продлевать свой род. Это я. И это он.

— Лолита хорошая, но дурочка, как все двадцатилетние.

— Почему дурочка?

Снова смотрю на нее. Она улыбается и щебечет с Артуром. Сам я ее дурочкой давно не считаю. Она классная. Самая классная из всех, кого знаю.

По выстрелившему в нашу сторону взгляду, понимаю, что наблюдение уже засекла. Теперь… Наказывает.

Получается хорошо. В груди вибрирует рык. Мне не нравится смотреть, как она улыбается другим.

Зернов смотрит на нас прямо. Блестя зубами, машет рукой. Я завидую его умению сохранять абсолютную светскость и создавать иллюзию чистоты с учетом участия в таких мутках, что на здоровую голову не налезет.

— Ты не поймешь. Детей же нет? А это… Ебучие личные границы, — Яровей улыбается как-то слишком по человечески. Как будто правда просто батя. — Ей безопасно было бы меня слушаться, а у нее одна любовь в башке. Драма. Переписки с додиком. Выбрала ещё такого… Дурочка, потому что не думает о защите.

— Вы — её защита.

Яровей усмехается и снова затягивается. Смотрит на меня мельком.

— Мы с Костей думали поженить их, — кивает на Лолу и Артура. — И отправить вдвоем учиться в Лондон. Года на три, чтобы тут не отсвечивали. Пусть ебутся, гуляют. Сейчас напряжение такое, только о них я не переживал…

В груди по-странному ноет и рвется. Зверь. Так хуй ли ты не настоял-то?

План хороший. Сука. План хороший.

И я его сломал.

— Отправьте одну, — произношу так спокойно, как только могу. Но именно сейчас приходится сильнее контролировать голос, чем в кабинете.

Яровей снова усмехается.

— Она сбежит оттуда. В ней характер начал пробиваться. Я прямо вижу это. Хитрость бабская. Настойчивость, как у мужика. При других обстоятельствах я бы может даже в дело её ввел бы. Она умная, хоть и дурочка.

— Виктория не против?

— Вика мне доверяет. И мы не вечные. Я особенно. А это всё ей и останется. Ло. Ли. Те.

Он обводит рукой будто не свой огромный сад, а целый город, в котором собаки столбы метят только с его разрешения, задумчиво прокатывая на языке имя девушки, ставшей почти что дочкой. Ее отца он убил. Для её матери — смысл жизни. Для неё… Я так и не понял, кто он для неё. Ей рядом с ним душно и тесно. Но насколько больно будет, когда…

Смаргиваю.

Меня не поражают его слова. Я и сам живу с пониманием, что последним может стать любой день. Но Лола услышать это не готова.

Она не готова ни к чему из предстоящего.

— Ее на этом пацане как заклинило. Я так и не понял, что она в нем нашла.

— Вам не двадцать. И вы не девка.

Яровей смотрит на меня с задержавшейся на губах улыбкой. После задумчивой паузы протягивает:

— Тоже верно. Я не девка…

А она нашла не в нем.

Я долго думал, что сам создаю условия, в которых её должно в меня затянуть, а теперь, что дохуя самонадеян. Я не верю в судьбу и фатум, но ночами спать мешает что-то большее, чем совесть.

— Артур хорошую схему предложил: дать девке иллюзия свободы, а водила этот пусть следит. Вике так спокойней. Мне тоже.

И мне так хорошо. Не поверите.

Только Лола, которая снова бросает взгляд на балкон, будто выпускает залп стрел, сейчас кажется особенно хрупкой и беззащитной.

А еще кончики пальцев продолжают обжигать воспоминания о ней.

Никого из нас она не слушает. Ни вас, ни меня. Хочет жить свою свободную жизнь, не думая, что никто ей жить не даст.

— Вы может быть с ней настойчивее. Предложите Лондон. Не с Артуром, так самой. Как только с хахалем будет разлад. Я бы, на вашем месте, молодую девку рядом со злым Развалом не держал.

Олег кивает.

— Да. Я подумаю.

У меня ускоряется сердце. Хорошо подумай, Яровей. Хорошо, блядь, подумай.

А ещё лучше спрячь. Понял меня?

Пусть это будет твое последнее хорошее дело.

Хотя, может быть, последнее мое.