Незнакомцы (СИ)

Глава 2

Лолита

«Ты поговорила с Олегом?» — сидя на заднем сиденье одной из десятка дорогущих машин отчима, несколько секунд пялюсь на экран мобильного, перечитывая сообщение от мамы.

Я нахожу в словах волнение. И требовательность.

Внутри меня — дискомфорт. Хочется взбрыкнуть и не отвечать. Хотя бы в этом устроить протест.

Но это бессмысленно.

Взяв себя в руки, печатаю:

«Да. Я извинилась. Олег сказал, что не злится»

Мама читает моментально, а у меня по плечам бегут мурашки из-за того, что она заставила возвращаться к произошедшему.

Мне неловко. Я злюсь. Я поэтому сегодня и сбежала вечером в клуб. Хочу сбросить с себя прилипшую к коже неловкость и пережить конфликт с отчимом.

«Умница. Отдыхай, дочка»

Блокирую мобильный и откладываю, чтобы уткнуться взглядом в плывущий мимо вечерний город.

Наша с отчимом стычка произошла на ровном месте. Даже не знаю, почему мы вдвоем так завелись.

Обсуждали абсолютно безобидную тему за завтраком. Я показывала видео со щенком, которого завели родители Кати — моей лучшей подруги ещё со школьных времен.

Я знаю, что мама к собакам равнодушна. Олег тоже. Но о чем-то ведь нужно было говорить.

Отчим, видимо, был не в лучшем расположении духа. Просто так заметил, что собака невоспитанная. Надо отлупить, чтобы знала, кто тут власть.

Я понимала, что это всего лишь слова. Что просто. Надо. Молчать. Но не смогла.

Для меня это слишком. Мне кажется недопустимым, что некоторые люди считают силу и принуждение — отличной альтернативой усилиям, прилагать которые лень. А нужно объяснять. Воспитывать. Стараться.

Мы сцепились так, будто речь не о чужом щенке, которого пальцем никто не тронет, а лично о нас.

Я ушла, со звоном отбросив приборы.

Мы с Олегом не разговаривали до вечера. В пять я постучалась к нему в кабинет, чтобы извиниться за резкость.

Он тоже сказал, что был груб. Не хотел.

Дергано поцеловал меня в лоб и отпустил. Я ушла, чувствуя облегчение, но внутри всё равно неприятно тянет.

Поэтому когда Катя напомнила про открытие нового ночного клуба — согласилась.

Как обычно, согласовала поездку с Борисом. Это не мой отец. Своего отца я не знаю. Это начальник безопасности отчима.

Олег Яровей… Богатый. Очень-очень богатый человек. Я живу в его доме вот уже восемнадцать лет из моих двадцати двух. Но чем он занимается так до конца и не поняла.

Интуиция подсказывает: незнание к лучшему. Для нас с мамой он хороший человек. Мама его ужасно любит. Просто ужасно сильно.

Я благодарна за жизнь, которую живу. Безбедную. Полную перспектив и возможностей.

Материально отчим ни в чем мне не отказывает. И щенком, которого учат силой, я тоже не была.

Это уже много.

Машина подъезжает к зданию клуба. Я вижу Катюню издалека. Она стоит немного в стороне от входа, перетаптываясь с ноги на ногу. Подруга — в ультра-коротком переливающемся блеском платье и открытых босоножках. На ее плечи так и просится мужской пиджак, особенно в секунду, когда длинные волосы поднимает порыв холодного ветра, но познакомиться, а уж тем более что-то куда-то набросить, с нами сложно.

Я не вылетаю навстречу, а дожидаюсь, пока Марк — мой водитель — выйдет из машины. Обойдя, он сам открывает мою дверь и подает руку.

Я иду навстречу Кате, делая вид, что он за мной не следует.

Постоянное присутствие где-то поблизости вооруженного человека — реальность, к которой я привыкла с детства. Иногда, если вокруг Яровея сгущаются тучи, охраны становится больше.

Помню, были особенно напряженные месяцы, когда мне в принципе запрещено было выходить из особняка. Трижды отчим отправлял нас с мамой на месяц-два заграницу.

Маму в те поездки я тоже помню отлично. Для меня это было приключение. Мне было кайфово. А у нее губы то белые, то искусанные. Глаза часто красные.

Наши возвращения я помню особенно красочно. Как мама бежала навстречу, висла на шее. Как плакала. А грубый Олег ей на ухо шептал:

— Всё уже хорошо, мась. Всё хорошо, иначе я бы тебя не вернул.

Ну… И меня тоже.

Стряхиваю головой и обнимаю успевшую поостыть Катюшу.

— Идем внутрь.

Мы входим в здание за руку. Охранник-Марк и тут следует за нами.

Нет смысла предлагать ему пить, есть, танцевать или сидеть с нами за столиком. Я поняла это ещё шесть охранников назад. У него смена.

И о его присутствии даже можно забыть.

Мы поднимаемся на второй ярус и плюхаемся на свой диванчик. Я оглядываю помещение и остаюсь не то, чтобы в восторге, но приятно удивленной.

Это место «запустил» родной брат Кати. Уверена, он сегодня к нам подойдет. И я от души похвалю.

А пока здороваюсь с остальными девочками.

Катя, положив свою холодную руку мне на колено, подается ближе и на ухо довольно громко сообщает:

— Эдик тоже здесь. — Кивает подбородком в сторону, и я тут же туда смотрю. Блин.

Эдуард — это моя личная липучка. Ему двадцать семь. Он занимается какой-то чушью, называя это деловитым «крипта».

Из общего: мы с ним вдвоем играем в падел-теннис. К сожалению, так получается, что наше время почти всегда совпадает. Случайно или намеренно — не знаю. Знаю, что шансов пробиться к моему сердцу сквозь все степени безопасности Яровея у него нет. Хотя дело тут даже не в безопасности.

Парень ловит мой взгляд и салютует бокалом пива через решетку балкона, расположенного напротив нашего.

Я дергаю уголки губ вверх и отворачиваюсь.

Иди нахрен.

Нам приносят коктейли. Взяв бокалы за ножки — чокаемся и пьем.

Я делаю сразу несколько глотков, чтобы облегчить голову от мыслей, и невпопад вспоминаю периоды, когда и просто взять бокал со стола я не могла. Сначала его обнюхать и попробовать должен был охранник. Сейчас не так.

Мы с мамой в безопасности.

Заказанный Катюней коктейль оказывается очень вкусным. Я хвалю его и подруга гордо расправляет грудь. Скольжу взглядом по людям на первом ярусе и нахожу Артура — ее старшего брата. Он смотрит в ответ — улыбаемся друг другу.

Он хороший. И нравится мне. Но… Как будто недостаточно.

Девочки, перекрикивая музыку, обсуждают планы на лето, а я быстро понимаю, что сидеть наверху не хочу.

Ловко поднявшись с диванчика, тяну вниз по бедрам ткань платья-футляра и служащую вторым слоем сетку, усыпанную кристаллами.

Я купила это платье спонтанно на Лазурке за необоснованно большие деньги. Хранила для особенного случая, а надела сегодня. В нем я выгляжу взрослой, сексуальной, дерзкой. Так и не скажешь, что весь мой «взрослый» опыт сводится к редким свиданиям со скучными, зато согласованными начбезом отчима, парнями.

— Идешь, Кать?

Подруга быстро залпом допивает свой коктейль и встает.

Мы вдвоем спускаемся на танцпол. Я боковым зрением отмечаю, как мой охранник перемещается следом. Спускается по лестнице и тормозит под ней.

Если бедный Эдя решил подойти ко мне и пристроиться сзади — его ждет неприятный сюрприз. А я чуть ли не впервые рада, что для отваживания кавалеров у меня существует специальный человек.

Только дело не в защите моей чести, а в том, что к Яровею не должны подобраться через падчерицу.

Спускаясь по лестнице, я чувствую легкий зуд на шее и щеке. Не знаю, что это, но уже на танцполе он перемещается в зону лопаток.

Мои волосы собраны в гладкий хвост. На спине — вырез до копчика. Я уверена, что вид подтянутой и проработанной с персональным тренером женской спины и ягодиц способен привлекать мужское внимание. Но не помню, чтобы хотя бы когда-то я так ясно ощущала чужой взгляд.

Стараюсь отключиться. Не буду оглядываться. Вливаюсь в толпу и ловлю ритм музыки. Поднимаю руки. Покачиваю бедрами, закрывая глаза.

А зуд тем временем превращается в жар. Он одновременно ползет по ногам и разрастается в грудной клетке. Я злюсь, глубже ухожу на танцполе и стараюсь не думать об этом.

Это, скорее всего, Эдик. Он мне не нужен.

По моей спустившейся вдоль тела руке пробегаются нежные пальчики. Я открываю глаза и ловлю искристый взгляд Кати. Она сжимает мои руки и в лицо выдыхает немного пахнущие миндальным ликером слова:

— Сейчас медленно поверни голову и посмотри вверх на крайний левый балкон.

— Там Эдя? Не хочу на него смотреть. Он решит, что можно подойти.

Катя сжимает губы и мотает головой.

— Нет. Там не Эдя. Там… Тебе понравится.

Сердце реагирует сбоем в ритме ударов. Я пропускаю несколько вдохов и оглядываюсь, легкомысленно забив на аккуратность.

На крайнем левом балконе, упершись руками о перилла, стоит мужчина. И я его не знаю.

Он старше. В полумраке, разбавленном проблесками ярких прожекторов, возраст определить мне сложно, но ему точно больше тридцати. Заматеревший. Плечи шире, чем у моих сверстников. И он без стеснения смотрит теперь уже мне в лицо. Кожу шпарит кипятком.

Ему всё равно. И мне должно быть.

Незнакомец изучает меня, не скрываясь. Я делаю то же самое в ответ.

Коротко выстриженные виски и спадающая на лоб челка. Словно выточенные из камня черты. Грубоватые. И привлекательные. Густые, слегка сведенные, брови. Ровный нос. Широкие скулы. Волевой подбородок. Тонкие губы. Их легкий изгиб…

Сложнее всего тормозить на глазах. Я успеваю проехаться по мощным плечам, «задеть» выступающий кадык, изучить лежащие на периллах руки. На правой кисти у него тату. Думаю, далеко не единственное на теле. Только почему я вообще об этом думаю? И почему мне жаль, что предплечья скрыты одеждой?

Сделав вдох, сбрасываю оцепенение. Поднимаюсь к ярко-голубым глазам и смотрю в них без страха.

Пусть я не родная дочка Яровея, но и трусихой меня не назовешь. Да и чего мне бояться?

Выражение на мужском лице не меняется. На моем тоже. Только бровь приподнимаю. Мол, чего ты пялишься?

В ухо, словно сквозь слой ваты, попадают Катины слова.

— Господи, он сейчас спустится к тебе и трахнет. Такой… А можно меня трахнуть?

Не могу оторваться от незнакомца даже чтобы шикнуть Катьке: дурочка, тихо!

Не спустится он. И не трахнет.

Глаза сломает, вот и всё.

Понимание, что «засмущать» его у меня не получится, не расстраивает, а наоборот усиливает азарт.

Поднимаю руки и делаю несколько движений бедрами. Он «оживает». Немного меняет позу и смотрит внимательно. Скользит зрачками по ногам и бедрам. А вместе с его взглядом по моему телу скользит жар.

Замерев, продолжаю смотреть в глаза. Слегка киваю подбородком. А дальше что?

И снова нет ответа. Только полупрозрачный, и слишком насыщенный для этого цвета, взгляд врезается в мои глаза.

Рука с татуировкой поднимается в воздухе. Он покачивает ею и я, после короткой паузы, делаю так же бедрами.

Дрожащие в ответ на это губы впечатываются в память. Все правильно, да?

Мы продолжаем. Незнакомец лениво рисует круг указательным пальцем. Я медленно оборачиваюсь, четко исполняя инструкцию.

Катя улыбается и цокает языком.

Вернувшись к нему взглядом, глазами спрашиваю: «а дальше?».

Рука опускается на перилла, пальцы перебирают, как будто на гитаре играют.

Хочется язык показать и отвернуться, но вместо этого я так же, как он, перебираю пальцами сетку, оголяя бедра сильнее. Он следит. Ему нравится моя покладистость, сообразительность и мои ноги. Только с первым это он зря.

Резко отпустив подол и без того достаточно короткого платья, пальцем маню взгляд к моему лицу. Читаю по красивым мужским губам: «тан-цуй».

Мысленно шлю его к черту, отворачиваюсь и делаю вид, что тут же забыла о существовании.

А ты как думаешь, я не танцевать сюда вышла?

Дурак какой-то…

Никогда не понимала, что взрослым мужчинам делать в клубах. Меня не склеишь. Отдыхай.

Отдаюсь музыке. Запоздало осознаю, что на время совсем забыла обо всём: ссоре с отчимом. Извинениях. Саднящем чувстве неудовлетворенности в груди.

Оглядываться не надо. Ещё раз на него смотреть — не заслужил.

Но я продолжаю чувствовать жжение и не сдерживаюсь. Бросаю быстрый взгляд через плечо. Он ловит.

Складываю губы во внятном: «Пошел. Нахуй».

Ничего не боюсь, потому что мне ничего за это не будет. Но он и не злится. Улыбается. Качнув головой, смотрит в ответ. На месте злости в его глазах тот же азарт, что во мне.

Незнакомец ведет по волосам, убирая челку, и кивком снова отправляет меня танцевать.

Какое-то время следит. Я это чувствую. Чувствую… Чувствую…

А потом, оттолкнувшись от перилла, отворачивается и уходит. Мне не нужны его инструкции. Я их не просила. И знакомиться с ним не хочу. Но вместе с его вниманием уходит и будоражащее жжение.

Только на губах ещё долго играет улыбка.