В какой-то момент в глубине души проснулась гордыня. Не гордость, а именно высокомерное несогласие с происходящим - какого хрена я должна бежать за ним по тропинке с крутого берега, цепляя дурацким балахоном крапиву и срезанные ветки кустов, а он даже не предложил мне руку? Будто это я тут сильно жаждала обряда крещения, а не ему приспичило...
Притормозила у берега, с открытым ртом наблюдая за тем, как Лука... ступил в реку прямо так, в своей белоснежной ризе, мгновенно вымочив тяжёлые длинные одежды. Не сбавляя шаг, прошёл около двадцати метров, оказавшись в воде почти по пояс... Приблизился к торчащей со дна железной табуретке, сваренной из кусков арматуры, остановился, резко повернулся лицом к храму, принялся привычным жестом подбирать подол фелони, закрепляя его где-то на груди...
Только сейчас до меня дошло, что это не табуретка, а что-то вроде престола - на него Лука уверенно уложил какую-то книгу, большой крест, что-то ещё...
Он реально собирается крестить меня прямо в воде?!
- Ну чего встала? - запыхавшаяся баб Маша потрясла меня за рукав. - Раздевайся!
Тупо хлопнула глазами, бросив взгляд вверх, на церковь - там копошились какие-то люди, переставляли длинные столы...
Нет, я могу и раздеться, конечно, но...
- Давай-давай, ну! - Мария Михайловна сама потянула меня с меня балахон, не оставляя сомнений. - Лука тоже, конечно, удумал чего... Мог бы обойтись... - она ворчала сама с собой, помогая мне избавиться от одежды. - Крестик сыми! Он сам потом на тебя наденет...
Ветер, до этого момента казавшийся слабым и по-летнему тёплым, вдруг стал студёным и влажным - обнажённая кожа покрылась мурашками, тело передёрнуло дрожью...
- Я что, голая пойду? - я машинально прижала руки к груди, почему-то невольно вспоминая прогретый салон своей Киа и дорогу домой...
- Зачем голая? - баб Маша безжалостно расстегнула мне лифчик. - Вот, в простыночку завернись! - она выудила из своей сумы тонкую ситцевую тряпку. Встряхнула её, огораживая меня от возможных чужих глаз. - Вот так хорошо будет...
Руки тряслись. Замотать эту пелёнку на груди на манер полотенца получилось не сразу. Как и расстегнуть золотую цепочку с крестиком...
Что-то мне подсказывало, что - да, Лука мог обойтись без этого цирка. Мог прямо в церкви совершить какое-нибудь помазание и отпустить меня с миром. Но он решил идти по самому сложному пути... Зачем? Чтобы испугать меня? Пфффф. Сам быстрее отступится. Но точно не я... Уже просто из принципа.
- Ну всё, - баб Маша мельком перекрестила меня, под нос прошептала какое-то благословение. - Ступай к нему, ступай! - она развернула меня к реке, подтолкнула за плечи...
Подняла взгляд вперёд.
Лука стоял как недвижимая скала среди мелких речных волн. Что-то негромко и монотонно читал по своей книжке...
С такого расстояния я не могла в деталях увидеть выражение его лица, но почему-то отчётливо ощутила энергетическую силу, исходящую от этого человека. Опасную, надрывную, не негативную, нет, скорее решительную и уверенную в своей непогрешимости и правоте...
В этот момент поняла - он не отступится. И если сейчас отступлюсь я - он только рассмеётся мне в лицо, навсегда низвергнув меня в ранг "бесовского отродья"...
Но я не собиралась отступать.
Единственное, что меня смущало - это холодная вода, внезапно нахлынувшая на мои босые ноги, утопающие в прибрежной жидкой грязи...
- Ну иди! Не бойся! - ворчливый голос бабы Маши выдернул меня из морока.
Закусила губу, придерживая простынь на груди. Ступила в реку, осторожно прощупывая скользкое илистое дно...
Идти было нормально, пока вода не стала подниматься выше колен. Дальше волны стали сильнее, температура ниже, неровное каменистое дно ненадолго превратилось в монолитную плиту, потом и вовсе стало песчаным, и ступнями я то и дело натыкалась на острые осколки ракушек...
- Лука Тихонович, не морозь девку! - баб Маша явно волновалась там, на берегу. - Ей ещё рожать, может...
Нудная молитва на миг стихла. Лука вскинул недовольный взгляд, и сейчас я прекрасно разглядела, как по его щекам прокатились желваки... Снова опустил голову, принялся читать дальше. Но почти сразу дважды перевернул страницу - наверное, правда решил последовать совету и сократить обряд...
Когда вода коснулась ягодиц, я едва не выпрыгнула из реки - холодно до дрожи. А дальше и вовсе простынь окончательно намокла, и меня знобило уже всю..
Я даже не знала, куда мне встать. Молча повиновалась жесту Луки и остановилась чуть в стороне, на почтительном расстоянии от его импровизированного престола. Тоже повернулась лицом к берегу...
- ...Крещается раба Божия... - сильный певучий голос внезапно оказался направлен в мою сторону. На секунду замолчал... - ...Хеония, - Лука решительно шагнул ко мне, протянул руку... - Во имя Отца...
Я даже не успела испугаться - его широкая горячая ладонь внезапно сдавила мою шею, с беспощадной силой пригибая меня к земле... То есть к воде, тёмной, лениво плещущейся вокруг... И неожиданно зачем-то приближающейся к моему лицу с какой-то запредельной скоростью...
От ужаса происходящего зашлось сердце. Хотела заорать, но в этот момент ушла с головой под толщу ледяного течения, даже не сообразив закрыть глаза и лишь хаотично размахивая руками в надежде уцепиться хоть за что-нибудь...
В ушах беспрерывно нарастал шум, паника за доли секунды достигла апогея...
Впервые в жизни я ощутила страх. Не то муторное состояние, когда ушёл Глеб, и я боялась собственной тени, не тягостную робость, когда нужно решиться на что-нибудь, а настоящий животный СТРАХ за собственную жизнь...
Резкий рывок, и я вынырнула на поверхность...
Будто оглушённая хватала ртом воздух, отплёвываясь от воды...
С берега что-то кричала баб Маша, но я слышала только жуткий голос рядом:
- ...И Сына...
Снова против воли ушла под воду, чувствуя резь в глазах и дикое, нереальное сопротивление в мышцах - оказывается, я пыталась бороться, старалась вырваться, хоть и безрезультатно...
Вновь вынырнула, жадно глотая влажный пар реки и беспомощно смахивая с лица воду...
Простыня давно размоталась и плавала рядом, но сейчас меня меньше всего беспокоила собственная нагота.
Окружающий пейзаж будто исказился - за тот миг, что я успела увидеть прибрежный храм, он показался мне огромным, а небо будто ярче, синее, выше...
- ... И Святого Духа, аминь...
В третий раз ушла под воду. Чувствовала, как слабеет тело от пережитого кошмара, как холод проникает под кожу, как ноги безвольно топчутся по чужим огромным ботинкам... Но всё равно пыталась спихнуть со своих плеч тяжёлые мужские ладони, избавиться от этого чудовищного давления. Благо на этот раз я успела немного задержать дыхание, но разрывающиеся от нехватки кислорода лёгкие уже горели огнём...
Наконец Лука сжалился - мощным рывком выдернул меня на поверхность. Продолжил что-то торопливо говорить, удерживая моё ватное тело почти на весу. Быстро дотронулся чем-то до моего лица, но я оттолкнула его настойчивую руку...
Уши заложило намертво. Сердце трепыхалось как чумное, и я неистовыми урывками хватала спасительный воздух то ртом, то носом, не в силах надышаться - впервые в жизни я поняла, как сильно хочу жить...
- Тащи уже сюда, ирод! - баб Маша голосила с берега так, что расслышала даже я. - Бога побойся, окаянный...
Лука не обращал на неё внимания. Прижал меня к своему плечу одной рукой, сгрёб с табуретки барахло, поволок прочь отсюда...
Мария Михайловна встретила меня распростёртым полотенцем. Замотала в него, усадила на траву, причитая по делу и без дела...
Лука не отвечал ей. Только сейчас взял в руки мой крестик, наклонился совсем близко... Так, что я видела каждую волосинку в его бороде, длинные выгоревшие ресницы, сведённые к переносице брови, напряжённые морщины на лбу, сжатые в тонкую линию губы... Сосредоточенно задышал, опаляя тёплым воздухом кожу груди. Легко и привычно застегнул застёжку на моей шее, возвращая прохладное украшение на законное место. Отступил...
- Оденешь её и приведёшь, - раздражённо бросил в сторону бабы Маши. Сам размашисто зашагал вверх по тропинке...
***
От холода трясло так, что зуб на зуб не попадал. Согреть не мог ни просторный балахон, ни накинутая поверх него баб Машина кофта. И дико, просто зверски хотелось курить...
Чувствовала себя фееричной идиоткой, пока Мария Михайловна, усадив меня на какой-то низенький стульчик в закрытом закутке храма, вытирала и пыталась разодрать мои спутавшиеся после речного купания волосы. Я бы и сама могла расчесаться, но почему-то не решалась сказать об этом вслух...
С удовольствием выпила полчашки тёплого разбавленного вина, предложенного одной из женщин, молча крутившихся рядом - стало теплее и как-то... спокойнее.
Я зачем-то постоянно пыталась поймать взгляд кого-нибудь из присутствующих - подсознательно надеялась прочитать по глазам истинное отношение этих людей к себе. Ждала увидеть насмешку, презрение, удивление, жалость, негатив... Но женщины, закутанные в тёмные одежды, будто были не от мира сего - по их лицам вообще невозможно было что-то прочесть, настолько умиротворённо-равнодушными они казались. Будто их замечательный непогрешимый Лука женится не на чужачке какой-то, а на невинной деве, вполне одобренной всей общиной. И это тоже почему-то раздражало - ну они же наверняка в курсе, как жених на самом деле относится к будущей жене, то есть ко мне...
Мне хотелось остаться наедине с бабой Машей, расспросить её о... да обо всём! Особенно о том, если ли у меня ещё шанс передумать и свалить отсюда подобру-поздорову... Но я молчала. Только зябко натягивала на плечи то и дело сползающую кофту, пытаясь отогреться.
Впрочем, Мария Михайловна и без того говорила без умолку - рассказывала, как буквально после Пасхи венчались тут Семён, что с южной улицы, и Дарья, которая вот недалече отсюда жила в девичестве, как эти двое ждали свадьбу почти год, как прошло венчание, как теперь им хорошо живётся вместе - уже огород вспахали, хоть и поздно, а Дашка, у родителей к огороду не особо приученная, балованная, нынче картошку сама посадила...
От этих россказней росло напряжение и болела голова. Складывалось навязчивое впечатление, что здесь венчаются и создают семью с одной целью - рожать детей и совместно их растить. А как же счастье?! Вот то личное, безбрежное счастье, которое я испытывала так долго, находясь в браке? Когда точно знаешь, что муж - твоя опора и поддержка, когда ты для него - ласковая Снежа или вредный Снежиныч... Когда он смотрит на тебя полным обожания взглядом, когда на его скупую нелепую ласку хочется отдать в миллион раз больше, когда самые заветные минуты - это просто обнять его, устроиться на плече, уткнуться в шею и так лежать долго-долго, пока он пересказывает нудные последние новости с работы или просмотренные накануне передачи...
Всхлипнула, вытирая побежавшие по щекам слёзы широким рукавом белого платья. Наверное, заголосила бы, разревевшись, но присутствие посторонних остановило...
Так как же без всего этого?! Только дети, огороды, посадки, скотина, сено в промышленных масштабах...
Нет, от Луки мне и не нужно ничего такого, вообще не вопрос. Но если двое влюблены, то как же...
- ...Всё, подбирай сопли-то! - баб Маша сердито шикнула на меня, повязывая на моей голове платок. - Пора... Пошли!
Сердце забилось как-то совсем надрывно.
Поднялась со стула, покосилась на себя в отражение застеклённого шкафчика с какими-то склянками внутри...
Да, не так я планировала свою вторую свадьбу. Не в чужом наряде с косынкой вместо фаты, не в старообрядческой церкви, не с таким мужланом, как Лука, не с перспективой жизни в деревне... Это должно было быть пышное торжество на зависть Глебу, а главное его Оксанке, шикарный лимузин, платье за баснословную сумму, жених с обложки журнала, кричащие фотографии во всех соцсетях наших общих знакомых...
А не вот это всё... Боже...
Машинально поправила платочек, перекосившийся на одну сторону. Пальцем заправила под него выбившуюся прядку волос...
Я совсем дура, да, Господи?!
Но ведь и вариантов особо больше нету... Да и поздно уже, наверное, сожалеть - сама виновата...
Опустив голову, вышла из каморки. Послушно встала рядом с Лукой, ожидавшим меня почти у входа. Сквозь слёзы бросила на так называемого жениха быстрый взгляд...
Его лицо стало ещё смурнее. Он снял всю служебную одежду, остался в тёмно-серых брюках и какой-то белой старинной рубахе наподобие моего балахона, но короткой. На меня не смотрел, только на древние образа впереди, украшавшие стены иконостаса...
Народу в церкви осталось совсем мало - всё те же женщины, какая-то бабуля в два раза древнее бабы Маши, несколько мужчин в простеньких рясах...
Отец Ануфрий оказался добродушным, но тщедушным старичком ростом ниже меня с добрыми прозрачно-голубыми глазами. Он видел меня впервые в жизни, но с таким отеческим задорным добродушием посмотрел мне в лицо и зачем-то дотронулся до моей руки, что я на миг почувствовала себя счастливой и всё, абсолютно всё в своей жизни делающей правильно... А что неправильно - то непременно простится и образуется... А что не образуется, то и не нужное, значит...
- Готовы? - батюшка попытался также заглянуть в глаза Луке, но тот только отвёл взгляд с высоты своего роста, упрямо не желая никого допускать к себе в душу. Ануфрий не стал настаивать, отступил на шаг, теперь уже пристально оглядывая нас двоих вместе. - Пусть всё случится по воле Бога, - произнёс тихо, будто убеждая самого себя. Помолчал немного, грустно улыбнулся, пока нам раздавали свечи. - Миром Господу помолимся... - он начал обряд, неторопливо читая нужные слова мелодичным мягким голосом...
Наверное, я должна была чувствовать хоть что-то, хоть какой-то отклик в душе на происходящее, но его не было. Будто я до сих пор ощущала себя под толщей реки, а в ушах стоял гул течения воды. Единственное, что против воли вызывало во мне какую-то реакцию и неосязаемый восторг - это переливы оконных витражей, играющихся лучами солнца...
Я не ощущала тяжести венца, водружённого мне на голову, больше не испытывала холода, не чувствовала запаха ладана из кадила, не задумывалась о том, зачем надо целовать икону. Даже желание покурить стало не таким осязаемым, оно просто отложилось на потом. И как бы я ни старалась подумать о Глебе или о будущем - мысли в голове будто приобрели текстуру ваты, не давая сосредоточиться ни на чём конкретном...